Ногайские предания и легенды

– Нет, – прошептала Мейлек-хан.

– Как же не помнишь? – вспылил Аман-Гиреи. – Мирзабек не раз бывал в нашем доме и всегда одаривал тебя гостинцами!

– Ну-ну, – попытался успокоить его Мирзабек. – Я уже давно не бывал в вашем доме… И потом, здесь бывает столько людей, что всех и не упомнишь.

– Всех и не надо… но ты – один из почтеннейших наших кунаков, – недовольно проговорил Аман-Гирей.

Мирзабек смиренно склонил голову и страстно, как юноша, взглянул на Мейлек-хан. Девушка содрогнулась, заметив этот алчущий взгляд.

– Дочь моя! – ласково проговорил Аман-Гирей. – Называю тебя дочерью, хотя и зарёкся называть тебя так. Послушай же меня. Прошло уже два года, а от твоего Джелалдина нет никаких вестей. И он, как видно, не совершил никаких славных дел, ведь, прославь он своё имя, мы узнали бы об этом. К тому же наш гость, уважаемый Мирзабек, видел его с черкесом Джан-кой, и люди говорят, что они хотят породниться.

Мирзабек кивнул головой, подтверждая слова князя. А Аман-Гирей продолжил:

– Поэтому-то я и думаю, что Джелалдин отказался от тебя. Не каждому по силам жизнь на чужбине.

– Не говори так, отец! Джелалдин не мог отказаться от меня. И он сделает всё, чтобы его имя стало знаменитым! – сказав так, Мейлек-хан выбежала из гостиной.

– Настоящая пэри! Гурия! Какой прекрасный цветок растёт в твоём саду, князь! – и Мирзабек едва не захлебнулся от восторга.

– Она запятнала меня позором, связавшись с этим нищим, – печалясь проговорил Аман-Гирей.

– Послушай, что я скажу, князь. Я, конечно, уже не молод, но ты знаешь, как славен и богат род Ураков. Только что проку в богатстве и славе, если ты так одинок и стены родного дома холодят душу.

Аман-Гирей поначалу не поверил своим ушам: так ли понял он Мирзабека?

Но намёки гостя были так прозрачны и так заманчивы, Что князь просто расцвёл, представив себе возможный родственный союз…

– Что и говорить, Мирзабек, я, как и все, почитаю род Ураков. Да и сам ты всегда был опорой в наших общих делах. И. кто же не знает о твоём огромном богатстве и храбрых кольчужниках? Но у тебя, князь, взрослые сыновья, не решат ли они, что их отец чернит память матери?

Мирзабек ухмыльнулся:

– Князь знает, что я давно разделил своё имение между сыновьями, и, выросшие в послушании, они и теперь не перечат своему отцу, хотя уже давно выросли и стали сами отцами. Да и шариат не запрещает мне жениться. Ведь уже прошёл год со дня смерти моей жены.

– Я рад этому, Мирзабек, но мы всё же не сможем договориться, если не разорвём прежнее обязательство.

– Это я беру на себя! – Мирзабек, улыбаясь, протянул князю руку. И, довольные друг другом, старые кунаки скрепили свой договор рукопожатием.

* * *

Вечерело. Две девушки в сопровождении вооружённого карагула шли по долине.

– Пусть навеки погаснет свет в моих глазах, если я забыта Джелалдином! – вытирая слезы, произнесла Мейлек-хаи. – Как видно, правду сказал Мирзабек: он полюбил другую и потому не даёт знать о себе. Не только дружба связывает его с черкесским узденем…

– Люди завидуют тебе, моя несравненная, ведь о такой любви слагаются песни! – успокаивала подругу Кумис.

Мейлек-хан сорвала два тюльпана: один – Джелалдин, другой – она, Мейлек-хан, и ударила их друг друга. От двух-трёх соприкосновений лепестки цветков осыпались.

Мейлек-хан показала подруге голые стебли и безутешно зарыдала.

– Не надо искушать судьбу, – утешала её Кумис, – ханым недавно гадала, и эти цветки сказали ей, что джигит не разлюбит её до самой смерти и сама ханым не переживёт своей любви…

– Нет, дорогая Кумис. Любить джигита, не сдержавшего своего слова – то же самое, что любить труса…

– Прости мне эту дерзость, сестра моя, но Джелалдин не трус. Угрюмый ветер доносит его дыхание. А любовь, Мейлек-хан, сильна надеждой. Надейся же – и всё будет хорошо!

– Ах, ветер! Принеси мне надежду! – Мейлек-хан посмотрела вдаль и увидела среди цветов развевающиеся одежды Балыш.

– Безумная Балыш поёт свою песню! – со страхом зашептала Мейлек-хан.

Девушки укрылись в объятиях друг друга. А по долине разносилась скорбная песня безумной Балыш…

* * *

Ночь. Тишину разрывает бесконечный лай собак. У дверей сакли стоит женщина в белеющем тастаре.

– Кто это? – раздался мужской голос.

– Это я, – чуть слышно отвечала женщина.

– Кого это носит в такое время?

– Это я, почтенный Ат-Чапар…

– Ат-Чапар… Нетрудно затвердить моё имя. Но назови сначала своё, – приоткрыл дверь аульский ювелир.

Хозяин раздул огонь в горне, зажёг светильник и, увидев посетительницу, отпрянул назад.

– Что это значит? – растерянно произнёс старик. – С каких это пор наши стыдливые женщины стали разгуливать по ночам? Прежде они, помнится мне, не междудворничали…

– У меня к тебе весьма важное и неотложное дело, почтенный Ат-Чапар, – отвечала незнакомка, стараясь изменить свой голос, хотя ей это, видимо, не удалось. – Дело, – повторила посетительница, – которое ты должен немедленно сделать…

– Что я слышу? – воскликнул старик, узнав этот голос и не веря ушам своим, – у меня в гостях высокородная княжна… И как же мне не узнать голос госпожи, которую я нянчил ещё ребёнком?.. Но возможно ли это? Может быть, слух изменяет мне?

– Ты не ошибаешься, мой верный слуга… – Незнакомка откинула с лица покрывало – и предстала перед удивлённым добряком во всём блеске своей красоты… Ат-Чапар засуетился, усадил красавицу на самую мягкую из своих подушек и стал от неё в почтительном отдалении, у двери.

– Что прикажет моя славная госпожа? – спросил он раболепно, подойдя к ней и поцеловав край её атласного архалука.

– Я тайно пришла к Ат-Чапару, – был ответ, – чтобы он сделал пулю из этих монет…

Девушка развязала шёлковый платок и подала ювелиру три золотые монеты. Тот взял их, повертел в руках, осмотрел с видом знатока и на минуту задумался.

– Где-то я уже видел эти монеты… Ах, да, – вспомнил он, – но для чего ты принесла их мне? За работу этого слишком много!

– Ат-Чапар должен отлить из этого золота пулю. Займись этим сейчас же. Я тороплюсь – уже поздно…

– Ханым шутит? – недоверчиво спросил ювелир.

– Ханым сказала тебе, чтобы ты немедленно сделал пулю вот к этому пистолету.

Девушка отцепила от своего пояса небольшой пистолет, украшенный алмазами и золотом, и подала его обескураженному ювелиру,

– Так это не шутка? – спросил он, смотря на блестящее дуло.

– Я и не думала шутить, старый чудак! Изволь поторопиться, потому что твои рассуждения занимают слишком много времени.

– Величина небольшая, – пробормотал ювелир, вложив указательный палец в дуло. – Достаточно и двух монет…

– Я же сказала тебе, что ты должен отлить пулю из всех трёх… из всех трёх… непременно… слышишь ли ты меня?..

– Уже тридцать лет я занимаюсь ювелирным ремеслом, но чтобы изводить золото на пули! – Старик покачал головой и вопросительно взглянул на гостью. – Для кого же предназначена эта золотая смерть? И разве свинец хуже?.. Неужели же кто-то думает, что от золотой пули умереть приятнее? Золотая пуля… Может быть, её хотят проглотить?..

Княжна, потеряв терпение, опустила руку в карман архалука и подала старому ювелиру горсть серебряных монет.

– Это что же, тоже на пули? – испуганно спросил добряк.

– Это за работу, старик. Но повторяю тебе, надо поторопиться…

Старик покачал головой, что означало: будь по-твоему и, встав с места, принялся за дело.

Через час пуля была готова – сверкающая, гладкая. Княжна ловко вкатила её в дуло пистолета, как будто весь свой век обращалась с оружием, и, тщательно завернув в тот же платок, достала ещё одну горсть серебра, которую теперь уже с жадностью принял благодарный мастер.

– Ат-Чапар никому не расскажет об этом, – произнесла девушка, смотря ему в глаза, – и, что бы ни случилось, он должен быть нем.

– Ат-Чапар клянётся, ханым! Даже если ему будут угрожать – он не скажет ни слова… Не проводить ли ханым?

– Не нужно, Ат-Чапар! Спи спокойно! – С этими словами девушка накинула тастар и, выпорхнув из сакли, скрылась в ночной темноте…

* * *

Два всадника спускались с горы в широкую долину. Быстроногие кони гарцевали по узкой тропе, внизу шумела Кубань. Весело шелестели листья деревьев, по небу катились облака. В пронзительной тишине отчётливо слышались голоса.

– Как часто ты выручал меня, друг Джанка! Ты сделал всё, чтобы осуществилась моя мечта, и я хотел бы помочь тебе отомстить ненавистному Адамею…

– Для меня дружба превыше всего, Джелалдин. А Адамей и так заплатит за всё. Когда ты соединишься со своей любимой и предашься мирной жизни – дай Аллах тебе благополучия! – горы загремят о деяниях Джанки. Я уничтожу всю родню князя Адамея, оставлю ему только одного из шестерых сыновей, и буду ждать в Красной крепости, когда он приползёт к моим ногам и станет молить о жизни единственного наследника… И я не хочу, чтобы люди сказали, будто всё это сделано не моими руками.

– Но я не могу оставить тебя одного, ведь Адамей хитёр, как лис, и ты не справишься с ним в одиночку.

– Большего горя, чем потеря сестры, для меня нет. Этот лис отнял её у меня, когда я был мал. Но Аллах дал мне руки и ноги не для того, чтобы я, как зверь, карабкался по этим скалам. Одна женщина дала нам с сестрой жизнь, и одна материнская грудь питала нас молоком. Пусть же оно станет ядом, если я не отомщу за сестру! Отец научил меня держать в руках кинжал. Но какой же я защитник, если позволю безнаказанно похитить дочь своего отца? Князь Адамей запятнал память об отце и матери. И я должен отомстить!

Дорога сузилась, и Джанка пропустил вперёд Джелалдина.

– Ты помог мне, и я хочу быть полезным в твоём деле, ведь мы с тобой поклялись в верности. А Адамей силён не только хитростью – у него много людей.

– Посмотри, как тесна эта дорога нашим скакунам – я боюсь, что и нам будет тесно на тропе мести.

В глубокой котловине показался аул. Сизые струйки дыма текли из очагов. Копошились люди, кажущиеся на расстоянии едва заметными точками.

– Родной аул! – вздохнул растревоженный Джанка. И друзья обнялись на прощанье.

– Если что случится – дай знать, и Джелалдин придёт на помощь!

– Я знаю – ты верный друг! И когда исполнится все, что я задумал, я дам тебе знать. Прощай!

Ещё раз обнявшись, друзья сели на коней. Джанка стал спускаться в аул, а Джелалдин пустил коня обратной дорогой. Расстояние между ними выросло вдвое, втрое и… цокот коней смолк. Но раздался выстрел, и эхо разнесло его по склонам. Конь Джелалдина взметнулся и вместе со всадником полетел в пропасть, в клубившиеся волны Кубани.

Затаившийся в кустах убийца, закутанный в чёрный башлык, вывел коня из леса и поскакал прочь.

Что есть сил мчался Джанка по дороге, но в лесу уже никого не было. Тогда он взглянул вниз и увидел плывшее по волнам тело друга. Обезумевший от ярости, он кинулся на поиски убийцы, но вскоре оставил эту затею – не найти ветра в поле! – и поскакал к реке.

Джанка преклонил колени у тела друга и, не сдержавшись, зарыдал… Вокруг них собрались люди. Подошёл старик в белой чалме, приложил ухо к его груди – рука молодца была бесчувственной, и старик покачал головой. Сердце Джелалдина не билось – и старик сокрушённо взглянул на Джанку…

* * *

В комнате Мейлек-хан сидели плакальщицы, и голоса их, не умолкая, звучали то глуше, то сильнее. Княжну, утонувшую в слезах, поддерживали подруги – она была безутешна.

По двору беспокойно сновал князь Аман-Гирей. Он не сводил глаз с окон комнаты, откуда доносился плач. По его лицу блуждала улыбка и, с неохотой отрываясь от своих сладких дум, он отдавал распоряжения суетливым работникам.

* * *

Догорал костёр, и небо начинало светлеть. Показались развалины аула. Белобородый старик, набив свою трубку, закурил. Землемер, не отрываясь, смотрел на развалины.

– Может, я утомил кунака этим долгим рассказом? – спросил старик.

– Совсем нет. Но мне непонятно: кто убил Джелалдина?

– Постой, постой. Сабур бол (будь терпеливым)! – проговорил рассказчик и посмотрел на чабана. – Приготовь-ка гостю чай!

Чай вскоре был готов, и, глубоко затянувшись, старик продолжил свой рассказ. Стрелял в Джелалдина искусный убийца, подосланный Мирзабеком. Князья, надо сказать, не могли обойтись без этих арамзаде – убийц – и не скупились на их содержание. Арамзаде могли проникнуть в любой дом и придушить даже ребёнка, заколоть даже старика – они не знали жалости. Таким арамзаде был и тот, что стрелял в Джелалдина. Да только не убил он Джелалдина – ранил.

Поначалу и Джанка поверил в его смерть. Но старый мудрец из аула Адамея не был, по счастью, так легковерен: он приложил к устам Джелалдина блестящий клинок – и увидел на нём едва заметный след. Джигит был жив!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Тостуйме – застёжки (ногайск.).

2

Кешене – мавзолей (ногайск.).

3

Кебене – куртка, одежда бедняка (ногайск.).

4

Кош – временное жилище пастуха.

5

Использовано ногайское предание «Золотая пуля», опубликованное в прошлом веке А. Архиповым в журнале «Москвитянин». – (Прим. авт.).

6

Султан в данном случае – титул князя (ногайск.).

7

Шамхал – князь (кумыкск.).

8

Акай – в данном случае – дедушка (ногайск.).

9

Выражение восклицания.

10

Тамга – герб, тавро (ногайск.).

11

Молодец! – высшая похвала.

12

Нукер – человек из княжеской свиты.

13

Сёк – национальное блюдо из жареного проса в сметане (ногайск.).

14

Баурсаки – жаренные в масле лепёшки.

15

Енге – жена старшего брата, по обычаю ухаживающая за невестой.

16

Карагул – букв. «чёрный раб» (ногайск.), слуга по дому.

17

Арбачи – извозчик (ногайск.).

18

Джаным – душечка.

19

Моя ханша, госпожа.

20

Перевод Н. Гребнева.

21

Азраил – ангел смерти (мусульманок.).