Приют отверженных

– НЕТ, – забыв о пистолете, Антонов вытащил нож, и, вскочив на ноги, бросился на зверя. Тварь, чуя опасности, отшатнулась от добычи, и прыгнула на нападающего человека. Глеб увильнул вправо, и оставшись стоять на ногах, резко рванул к постройке. За пару секунд добрался до дома, проскочил полуразрушенное крыльцо, забежал и закрыл дверной засов. В тот же миг, когда ржавая задвижка оказалась в двери, Антонов ощутил мощный удар, от которого затрясся дом, но деревянная, полусгнившая дверь устояла.

Большие когти скребли древесину, мощные лапы пытались подцепить дверь снизу и открыть, но она была не преступной, зверь злился, метался, рычал, но оставался по ту сторону. Антонов понимал, это ненадолго, вытащив пистолет, направил дуло в проем, и стал ждать, когда зверь вынесет преграду, отделяющую его от жертвы.

Резко стихло. Несколько минут человек стоял неподвижно ничего не слыша вокруг, кроме собственного дыхания и бешеного стука сердца. Не убирая оружия, Антонов медленно подошел к двери, и прислонился ухом и чрез пару минут убедился, что зверь ушел.

Антонов повернулся спиной к двери и медленно сполз вниз. Дозарядив пистолет, убрал оружие под телогрейку, вынул из кармана грязную тряпку и вытер лицо от пота. Его взгляд за секунду оглядел не большое помещение, и резко становился на стенном проеме, через которое он видел ночное небо.

– Окно, – сглатывая сухую слюну прохрипел Антонов, видя, как в узкой прорези медленно появляется страшная, окровавленная морда зверя. Увидев человека тварь с рыком рванула вперед, но не смогла протиснуться в оконный проем. Когтями и зубами, рыча и хрипя, псина вгрызалась в гнилые доски, быстро расширяя себе проход к добыче.

Не думая, Антонов вскочил на ноги, и, с криком бросился на зверя с ножом. Одним ударом вогнал лезвие в морду, пронзая верхнюю челюсть насквозь. Тварь взвизгнула, начала метаться и скулить, силясь вытащить жалящую сталь. Узкое окно зажало здоровое тело, не отпуская назад. С большей силой она начала рвать дерево медленно пролезая вперед. Тихо пятясь назад, Антонов нащупал рукоять своего пистолета, вытащив его, взвел курок и направил на цель. Выстрелы один за другим прогремели без осечки. Семь пуль вошли в тушу, оставляя рваные кровавые следы на шерсти. Мертвое тело зверя, хрипя, повисло в оконном проеме, наполовину выходя наружу.

Тихие шаги неизвестного осторожно прошлись по поляне. Огибая трупы, человек остановился у мертвого, с разорванным горлом мужчины, не много постоял, и затем подошел в плотную к запертой двери дома. Дуло ружья уперлось в деревянную преграду, слегка надавливая, скользнуло вниз и уперлось в пол сгнившего крыльца. Антонов вжался в угол и осел, держа перед собой пустой револьвер. Видя, как длинный и широкий нож, медленно входит в узкую щель между дверью и стеной, пытаясь отжать замок.

– У меня еще есть патроны, стреляю, – закричал Антонов, взводя курок и топнув сапогом по полу. – Уходи, хватит на сегодня смертей.

Нож быстро исчез в темноте за дверью, и тихи шаги, скрипнув досками под ногами, скользнули за угол дома. Старая бледная рука, с грязными длинными ногтями показалась в проеме окна. С нежностью погладила окровавленную шерсть зверя, почесав за ухом, и исчезла. Опустив револьвер, Антонов еще долго смотрел на мертвую тушу, висящую в окне, и не мог поверить в произошедшее. Бросив оружие, он посмотрел на очертание своих рук, закрыл лицо и тихо заплакал.

2.

Высокий человек, в длинном брезентовом плаще, вглядывался в ночную темноту, внимательно изучая округу. Он стоял на смотровой деревянной вышке, в плотную примыкающей к трехметровой стене из вкопанных вертикально в землю толстых еловых бревен, заострённых вверх. Худые длинные пальцы, еле слышно барабанили по бревенчатым перилам. Уставшие глаза медленно блуждали по ночной округе, но не находили желаемое. Каждый шорох куста или ветки дерева молниеносно притягивали его внимание, но через мгновение мужчина понимал, что это был всего лишь ветер.

Человек запрокинул капюшон от плаща на голову прячась от мелкого, неприятного дождя. От напряжения, глаза начали уставать и заболела голова. Зажмурившись, он влажной рукой потер свой лоб и правый висок, давая отдых глазам.

Постояв еще немного, мужчина на вышке тяжело вздохнул, и уже собирался спускаться, когда услышал за спиной тяжелые и медленные шаги, поднимающиеся по ступеням вверх. Пожилой мужчина, слегка сгорбленный, с трудом поднялся и встал у края лестницы тяжело дыша. Невысокий и плотный, с седыми волосами и бородой, он укрывался от холода в выцветшую зеленую телогрейку, сильно большую в длине и рукавах. Отдышавшись старик подошел к человеку в плаще по-отечески похлопав рукой по плечу.

– Все ждешь, друг мой? – тихим, скрипучим голосом спросил старик, доставая из кармана потрёпанный алюминиевый портсигар и спички. – Поздно уже, он не придет.

– Должен, – не поворачивая голову произнес человек в плаще. – Филин человек обязательный.

– От него целый месяц вестей не было, – проговорил старик, протягивая собеседнику папироску. – Могло случиться многое.

– Если и произошло, то со всей группой, а иначе кто-нибудь из них уже прибежал, – ответил высокий, беря папиросу в руки. – Не хочу верить, что с ними приключилась беда, но поганые мысли сами лезут в голову. Филин должен был прийти еще пять часов назад, как по-твоему Палыч где он?

– Да откуда же мне знать, – ответил старик, пожимая плечами и прикуривая. – Я очень надеюсь, что ничего страшного не произошло, и они все живы.

– И я верю в это, но если к утру Филин не появиться, то выбора не остается, пойдем с тем что осталось.

– Я за этим к тебе и пришел, – кривыми морщинистыми пальцами старик медленно залез во внутренний карман своей телогрейки и извлек маленький предмет передавая собеседнику и тяжело вздыхая. – Вот и дожили Люгер, у нас остался последний кусочек золота.

– Мы знали, что однажды так произойдет, – Люгер осторожно забрал небольшой, размером с ноготь, слиток золота тускло-желтого цвета, и спрятал его в пустой спичечный коробок. – Что обменять на него, патроны, медицину или еду?

– Чего не коснись, все нужно, – вздохнул старик, опускаясь на узкую лавку. – Многое на исходе. Из медикаментов пара бинтов и осталась, патроны, сам знаешь, как орешки щелкаются, а про еду я просто молчу. У нас двадцать с лишним ртов, и чем их кормить не представляю.

– Тогда еда в приоритете, – кивнул Люгер. – Завтра потратим остатки, а что потом? Золото у нас больше нет и не будет. Стандартные пайки от военных уходят меньше чем за неделю, а вторую просто голодаем. Патронов не то что бы мало, их катастрофически не хватает. С тем что имеем сейчас даже на охоту сходить не можем, я уж не говорю про защиту лагеря. Да и как охотиться, если на нас самих капканы поставили.

– И не говори, весну и лето спокойно прожили, а тут за две недели троих ребят убили, – Палыч глубоко вздохнув доставая из кармана тряпочку и вытирая мокрые глаза. – Жалко вас молодых, все мне как сыновья.

– Понимаю, самому погано, – ответил Люгер. – Двоих охотников ни за что подстрелили, засаду устроили, стреляли в спину. Рыбака нашего, Витька, утопили, твари трусливые.

– Хорошо хоть Сырник выжил, услышал головорезов раньше, чем его увидели и спрятался в высокой траве.

– Молодец, на рожон не полез, а то бы последнего хорошего рыбака лишились. Трусость иногда спасает.

– Все так, сейчас за стены лишний раз боюсь ребят посылать, даже за водой, мало ли эти отморозки засели неподалеку, – Палыч затушил окурок, выкинув в консервную банку, стоящую на лавке. – Их видели на днях. Славка, дозорным стоял на западной вышке, наблюдал вдалеке, как сквозь кусты перебирались. Говорит, что пятерых насчитал, но кажется их все же больше. Не спроста так близко к стенам подходят, я уверен, что они замыслили гадость устроить.

– Уже устроили, троих убили, живых напугали, моральных дух подавили, – скрепя зубами сказал Люгер, круча папиросу в руках. – Рано или поздно, мы встретимся, тогда они за все ответят.

– Я хотел еще кое-что сказать, – признался Палыч, немного помолчав. – Ко всем прочим проблемам добавились еще одни.

– Это какие же?

– Ко мне приходят ребята с жалобами. Говорят, у них пропадают вещи, а именно патроны, разных калибров, ножи и консервы.

– Только крысы нам в лагере не хватало, – покачал головой Люгер. – Скольких обворовали?

– Ко мне семеро подошло, но думаю пострадавших больше.

– Не кажется ли тебе Палыч, что все это неспроста, – после не долгих раздумий произнес Люгер посмотрел на старика в упор. – Эти кражи, нападения и убийства. Нас не трогали пять с половиной месяцев, и вот резко все началось, за пару недель столько событий, это не случайно.

– Не знаю, друг мой, – старик покачал головой, размышляя. – Убийства это одно, а кражи совсем другое. Скорее всего, еду ворует тот, кто не доедает. У нас ведь сейчас паек на человека маленький, вот кто-то и начал с голода таскать у других, не брезгуя и патронами. Давай не будем играть в шпионов и диверсантов, их просто нет в лагере. Я здесь каждому, как тебе верю, правда воришку изловить все же надо.

– А я иначе все вижу, – дослушав старика, ответил Люгер. – Тогда, прошлой весной, мы были сильными, ели досыта и у каждого ворох патрон для своего обреза. Помнишь, как люди Маркграфа, налетели на наши стены, надеясь на легкую победу, и как они обломались, потеряв не мало людей. Вспомни, как мы радовались той свободе что обрели, особенно после указа Монарха оставить нас в покое. Но теперь мы на грани. Все меньше припасов, нам не на что торговать, а впереди зима, к которой мы не готовы. Людей убивают, а ряды наши не восполняются. Я боюсь, что холод и голод в будущем, нам не страшны, мы до них просто не доживем.

– Все сказанное тобой имеет смысл, что очень грустно, если задуматься. Не далеко то время, когда свои стены будем камнями и деревянными копьями защищать, – тяжело вздохнул Палыч. – Нужно было сказать тебе раньше про воровство, извини.

– Нормально, – Люгер покрутил в руке так и не прикуренную сигарету и протянул ее старику. – Забери, я же бросить пытаюсь, неделю назад в боку колоть стало и дышать труднее, а не дымлю и вроде легче.

– Это правильно, – ответил Палыч, аккуратно убирая мятую сигарету в свой портсигар. – А я даже пытаться не буду бросить, пятьдесят четыре года непрерывного курения, это большой срок, я же курю лет так с семи примерно. Как говорила моя мама – все дети букварь прочли, а мой сынок его скурил.

– Я когда-то похожее слышал от своего деда, – Люгер слегка ухмыльнулся, переведя взгляд в ночной лес. – Знаешь, не могу отвязаться от дурного предчувствия что случилось плохое, не мог Филин подвести, такой он человек.

– Успокоиться не можешь? – кряхтя, старик поднялся с лавки, и подошел к Люгеру. – Я уверен, что с нашим другом все в порядке. А ты лучше направь свои мысли на что-то хорошее и позитивное, и не придумывай всякого, чего не знаешь. Если он не придет утром, значит так тому и быть, пойдешь с тем что у тебя есть. Конечно лучше бы тебе со своими парнями выйти пораньше, засветло, и пойти северной тропой, чтобы с этими шакалами не столкнуться случайно.

– Ты прав Палыч, до пристани путь не близкий, и сейчас особенно нужно быть внимательными в пути, вглядываясь в каждый кустик. Пойдем тихо, приключения на задние точки искать не будем. Дойдем до берега, отоваримся на все, и так же по-тихому вернемся обратно.

– Вот и хорошо, – ответил старик, соглашаясь. – Пока будем придерживаться этого плана, а там посмотрим.

Оба ненадолго задумались. Несколько минут простояли молча, вглядываясь в темные очертания леса на десятки метров.

– Иди отдыхать, да и парням своим вели на боковую ложиться, – Палыч достал еще одну папироску и прикурил. – А утром глядишь, и Филин нарисуется.

– Позитивный ты человек, твоими бы устами да мед пить, – Люгер задумался, потирая руки. – А я бы и сам выпил бы какой-нибудь гадости от нервов, да и согреться тоже не мешает.

– Хорошая идея, – оживился старик, улыбаясь другу и почесывая морщинистые руки. – Пойдем, есть у меня одна штука, градусов шестьдесят не меньше, мигом согреет и успокоит.

– Подожди, – Люгер резко остановил старика, начинавшего спускаться по лестнице, схватив за рукав.

– Что такое? – испуганно ответил старик. – Филин идет?

– Не думаю, – тихо произнес Люгер, пристально всматриваясь в темноту, – Я видел тени, только что, думал показалось, но нет. Вот сейчас, видишь справа у леса?

– Куда там, с моим то зрением, – тихо ответил Палыч, потирая глаза пальцами, – Сколько их?

– Четверых насчитал, наверное, наши отморозки вернулись. Близко подошли, совсем страх потеряли.

Силуэты людей на секунду показались и быстро скрылись в ночной чаще. Не прошло и пяти минут как все пространство вокруг лагеря наполнилось пронзительным и звонким свистом. Несколько человек с громким гоготом выскочили из леса, выкрикивая ругань и мать, показывая жесты и быстро удаляясь обратно в лес.

– Они здесь, – закричал дозорный на соседней от Люгера вышке. Молодой человек поднял обрез карабина Мосина, быстро передернул болтовой затвор, и направил оружие в темноту. Не видя цели, не понимая куда и в кого стрелять, дозорный стоял на одном месте, водя обрезом в разные стороны.

Громкий низкий голос, доносимый из леса одним криком, дал команду на огонь, и ночную тишину разорвал залп из нескольких стволов одновременно. Люгер быстро схватил старика, повалив вниз. Пули просвистели в воздухе над головами, а другие врезались в массивные бревна вышки, застревая в ней. Дозорный, стоявший во весь рост, открыл ответный огонь, от волнения его руки тряслись, но он старался как можно скорее дослать патрон и стрелять почти не целясь.

– Пригнись парень, – крикнул Палыч, но из-за шума парень дозорный ничего не слышал. Еще залп, и молодой человек отшатнулся, резко развернувшись назад. Руки дернулись и вытянулись вперед, а обрез карабина вылетел из рук, скользнул по перилам вышки и упал на землю. С глубоким и отчаянным вздохом молодой человек бросился за оружием, но ноги подкосились, и все тело упало на край вышки. Дрожащими руками, он хотел дотянулся до карабина, лежавшее внизу, пытаясь перелезть через бревенчатый борт, не понимая, что может упасть с трехметровой высоты. Еще одна пуля настигла, ударив в спину. Парень замер на секунду, издал жалостливый тихий стон, обмяк, и медленно сполз по бортику.

С других вышек, немедленно открыли ответный огонь, стараясь бить прицельно, экономя патроны, но стрельба быстро прекратилась.

Из леса послышался смех и ликующая злоба.

– Мы вас всех передавим, шавки, – кричал писклявый голос. – Головы отрежем и посадим на пики.

– Сожжём дотла этот курятник, – подхватили другие. – Или рабами сделаем, прислугой, в шахтах пускай гниют, и там все передохнут.

– Заткнулись, – прогремел громогласный низкий голос. – Что Люгер, патронов нет, нечем отплевываться? Можешь не отвечать, знаю, что я прав, ваш ответный обстрел подтвердил. Хочу сказать вам девочки, вам всем конец, теперь мы перещелкаем каждого как орешки. Патронов у нас много, а у вас осталось только что бы застрелиться.

– И на тебя урод найдется, – сквозь зубы, прошипел Люгер, извлекая и кожаной кобуры однозарядный обрез ружья двенадцатого калибра, перезаряжая патронами с крупной дробью. – Давай тварь, еще покричи что бы я прицелился.

– Ну чего замолчали бабы? – продолжал кричать низкий голос. – Ответ будет?

– Я же говорил, у них кишка тонка бодаться с нами, – крикнул писклявый. – Спекся Люгер со своими девочками, и сидят теперь они за стеночками. Дрожат от страха, словно мышки, по кучке навалив в штанишки.

Под одобрительных смех и свист других, писклявым продолжал что-то кричать, но Люгеру это было только на руку. Ориентируясь на звук, он немного поднялся над деревянными перегородками вышки, и не целясь, нажал на спусковой крючок обреза. Сдавленный и истошный крик от боли в мгновение разлетелся по округе. Ликование прекратилось, сменившись руганью и матом. Очередной залп из нескольких видов оружия прошелся по стенам лагеря, и над головами обитателей.

– Уходим, – скомандовал низкий голос. – Бегом обратно в лес.

В зарослях началось движение, бандиты засуетились и через минуту вопли раненого, крики и ругань потихоньку стали угасать, удаляясь в глубь леса, пока совсем не пропали.

Посидев пару минут, Люгер понял, что выждал достаточно. Быстро спустившись вниз, направился к соседней вышке, где лежал труп убитого. Палыч отправился вслед, не поспевая за широким шагом Люгера. Тело уже спустили, и дозорный лежал на земле с открытыми глазами, удивленно и печально смотрящих в ночное небо, а из открытого рта медленно стекала тонкая струйка крови. Его старый обрез карабина Мосина лежал рядом, с открытым, так и не взведенным до конца затвором.

Глядя на столпившихся вокруг людей, освященных факелами, Люгер видел в лицах одновременную скорбь, перемешанную со злостью и страхом. Он и сам чувствовал это. Внутри все кипело, бурлило от ненависти и жажды мщения. Хотелось взять валяющийся на земле обрез, и бежать в лес что бы найти и наказать отморозков.

Молодой человек со светлыми грязными волосами, сидел перед убитым осматривая раны на теле. Расстегнув стеганку, он аккуратно перевернул тело, обнажив окровавленную спину.

– Бес шансов, – дал заключение парень, переворачивая тело обратно. – Спереди от Макарова. Ушла не глубоко, возможно спасли бы. Но в спину попала пуля мощнее, прямо в сердце, наверное, там и осталась.

– Славка, хороший парень, верный, порядочный, честный и добрый. Как несправедлива эта реальность, – Палыч достал платок из кармана и вытер свои глаза, махнул рукой всхлипывая, повернулся в сторону домов и зашагал вперед, – Это мне, старику, давно пора представиться, – кричал он, сокрушаясь. – А он все вас, глупых, к себе забирает.

– Кумай, – произнес Люгер, грустно глядя в спину уходящему старику.

– Да шеф, – произнес молодой человек, осматривавший труп. – Слушаю.

– Тело к стене оттащите, накройте и обложите камнями, за ночь ему ничего не будет, – Люгер замолчал, боль и обида, словно застрявший в горле ком, мешали говорить. – Часовым скажи, чтобы утром на тело посматривали, мало ли птицы налетят. О похоронах Палыч завтра распорядиться, сейчас пусть отдыхает. На прощании со Славкой нас уже не будет, так что ты и Серб, сейчас идёте спать. А завтра, в шесть утра мы должны выйти.

– Понял шеф, – кивнул головой Кумай, поднимаясь с земли и отряхаясь. – Сделаем.

– Люгер, – послышался из темноты грустный голос Палыча. – Мы с тобой хотели посидеть и поговорить, помнишь? Так вот теперь и мне нервы успокоить надо, так что пойдем друг мой, погреемся у огня.

Присев у небольшого костра, на длинной лавочке, и выпив по несколько глотков из горла стеклянной бутылки, оба молча закурили. Просидев пару минут молча, Люгер выкинул огарок папиросы, так и ни разу не затянувшись.

– Нужно срочно все менять, – сказал Люгер, сделав глубокий вдох. – Этот ублюдок из леса прав, нам скоро придет конец, и эти гады об этом позаботятся. Они как волки, чуя раненого зверя, идут вслед, чтобы добить. Я уверен, у них приказ на уничтожение всех, и плевать они хотели на указания Монарха о нашей неприкосновенности. Мы ослаблены, измучены, вечно голодные, не живем, а выживаем, не зная, как прожить следующий день, думая, что кто-нибудь может умереть сегодня. Нас загнали в угол, и отступать нам просто некуда, обложили со всех сторон. Эти твари, как акулы, кружат вокруг, и убивают каждого. Матерые и подготовленные упыри, с хорошим арсеналом и большим боезапасом. А вдобавок еще и крыса завелась, размером с корову, жирная скотина, сдавшая все о нас врагу.

– Что же ты предлагаешь, друг мой? – старик поднял уставшие глаза, и посмотрел в упор на Люгера.

– Если уже некуда отступать, то остается только нападать. – ответил Люгер, сжимая кулаки.

– Я этого и боялся, – покачал сединой Палыч. – Хоть и понимаю, что выбора нам не оставляют.

– Сколько мы еще так за стеной просидим, вернее сказать, сколько нам позволят сидеть.

– Считаешь, что конец уже близок?

– Уверен в этом, – Люгер взглянул на старика, кивнув головой. – Правда до этой ночи еще сомневался. Ты сам слышал, кто мы для них, и что он хотят сделать с нами. Нам ничего не остается, кроме как решительно действовать

– Чем я могу тебе помочь? – спросил старик, глубоко затянувшись папиросой. – Правда ты сам знаешь о всех наших проблемах, так что я не могу дать тебе лишнего бойца или гроздь патронов двенадцатого калибра, у меня их просто нет.

– Ничего этого не нужно, только найди крысу, – ответил Люгер. – Если мы завтра не вернемся, постарайся отыскать эту тварь и наказать, большего не прошу.

– Постараюсь, – немного уныло вздохнул старик. – Хоть и не уверен в существовании подлеца.

– Поверь, предатель есть. Главное будь осторожен и внимательно смотри по сторонам.

– С моим то зрением, только осторожно слушать, – хихикнул старик.

– Найди помощников, – задумчиво добавил Люгер. – Правда теперь и не знаешь кому верить.

– Доверюсь голосу разума, этот друг меня еще не подводил, – улыбнулся приятелю Палыч, но резко изменился в лице. – Люгер, пожалуйста, не натвори глупостей.

– Глупостей не обещаю, но проблем неприятелю по возможности устрою.

– Как раз этого я и боюсь, – покачал головой старик. – Лучше придерживайся нашего плана.

– Посмотрим, – ответил Люгер, соскочив с лавки и отряхнувшись направился к своему дому. – Не пробрали меня твои шестьдесят градусов, не успокоили, но может хоть поспать получится.

– Отдыхай, – тихо произнес Палыч, вслед уходящему другу, перекрестив его бледной, трясущейся рукой. – Все проблемы подождут до завтра.

3.

Тяжелые и мрачные мысли не оставляли всю ночь, мучали и терзали. Произошедшее на кануне не давало покоя, и воспоминания раз за разом прокручивались в голове. Люгер не смог заснуть, дождавшись первого утреннего света, ворвавшегося в маленькую комнатку с низким потолком, через узкое не плотно закрытое окно, прикрытое старой серой тканью.

Лежа неподвижно, на маленьком соломенном ватнике, под старой медвежьей шкурой, Люгер неотрывно смотрел в одну точку на стене следя за маленьким пауком, медленно ползущим вверх по паутине. Слышал, как скребется легкий ветер, раздувая кусок оконной ткани, наполняя комнату свежим и бодрящим воздухом, а также шум и крики людей в голове.

Большое серое полотно, закрывающее дверной проем резко распахнулось, и в комнату зашел Кумай, нагибаясь над низкими потолками. Пройдя к середине, сел на один из двух стоявших рядом пней, расстегнул три ремня на черном пальто, заменяющих пуговицы и молча уставился на Люгера. Подумав немного, таращась на приятеля, щелкнул пальцами, и повозившись, вытащил из наплечной сумки две жестяные банки, поставил обе на соседнем пень. Живое лицо молодого человека улыбалось, светлые глаза играючи бегали, следя за собственными движениями, когда он на скорую руку вытащил штык-нож и быстро, скрепя жестью, открыл обе банки.

Люгер поднялся, прижавшись спиной к бревенчатой стене, поднял с пола флягу и быстрым движение отвинтил крышку. Сделав несколько глотков, плеснул немного воды на себя и свободной рукой протер лицо.

– Закончились процедуры? – спросил Кумай обтирая штык-нож об тряпку. – Как насчет перекуса?

– Не против, – ответил Люгер, принимая открытую банку. Достав свой маленький складной нож, подчерпнул им немного мяса из жестянки, принюхался и отшатнулся.

– Воняет? Значит опять просрочка, вояки перестали нормальные пайки присылать, сволочи, – Кумай взял банку у Люгера, обнюхивая содержимое. – Видать меняют списанные на свежак, свои склады обновляют, а нам эту хрень везут, даже в обмен на золото. Моя вроде бы нормальная, давай одну на двоих съедим, а тухлую потом пережарим.

– Ешь первый, – предложил Люгер, отмахиваясь от предложенной банки.

– Тогда погрызи пока это, – Кумай извлек из сумки сверток газеты и развернул ее. – Я сухариков насушил, ничего такие, есть можно если плесенью не брезгуешь? У меня тут на выбор: хрустящий Рокфор, ржаной Дорблю и пикантная Горгондзола, что первым отведаешь?

– А нашего сыра случайно нет?

– Не, ну это уже роскошь, откуда у нас такие деликатесы. Я вот сухарики в тушенку макаю, и вкусно и зеленцы на хлебушке не видно, красота.

– Я, пожалуй, по старинке, мясо ножиком поддевать буду.

– А это уж как изволите, барин, – улыбаясь, произнес Кумай, протягивая банку. – Смотрю не спал совсем, рожа бледная, мятая, словно постирали при шестидесяти градусах с дополнительным полосканием.

– Поспишь тут, мысли как иглы в голове сидят, и одна другой больней. У этих отморозков патронов как навоза в свинарнике, только лопатой маши, и на нас жалеть не будут. Скоро выходить вот и думаю, как пройти тихо и незаметно.

– Да пойдем как обычно, чего прятаться. Все равно выходим спозаранку, да и маршрут у нас мудреный.