bannerbanner
Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны
Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Полная версия

Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
11 из 17

Следовательно, демонстрируя до сих пор свой дружеский, предупредительный стиль, Брежнев просто ломился в открытую дверь. Искренние слова председателя Днепропетровского совета дают редкую возможность познакомиться с душевным состоянием партийных работников и управленцев в условиях позднего сталинизма: они страдали от окриков, угроз и унижений, которые, в конечном счете, были только выражением беспомощности и страха первого секретаря обкома перед требованиями Сталина. Но в то время как одни, вроде Найденова, от беспомощности использовали угрозы, секретарям парторганизаций, подобно Брежневу, удавалось не передавать дальше давление из Москвы и Киева в виде угроз, а с помощью дружеского, но твердого предостережения и требования сформировать чувство «мы», которое хорошо мотивировало кадры возможно лучше справиться с заданием. Иными словами, отказ от сталинских методов был единственной возможностью обрести шанс хотя бы приблизиться к выполнению сталинских плановых заданий и показателей. Секретарь Днепропетровского горкома Соболев вспоминает: «Леонид Ильич требовал от нас, первых секретарей городских и районных комитетов, уважительного и внимательного отношения к кадрам, мы не должны были допускать ни грубости, ни равнодушия. Нам следовало по мере возможности убеждать, по-товарищески критиковать, строить наши отношения с сотрудниками на основе коммунистического доверия, быть примером для окружающих. Сам он всегда именно так и относился к кадрам»559. Поэтому подлинным вызовом для Брежнева в Днепропетровске, было, видимо, не катастрофическое положение в сельском хозяйстве, все еще страдавшем от засухи 1946 г., или восстановление промышленности, а положение в местных партийных организациях. В полном соответствии со своим стилем он начал новый этап деятельности поездкой по всем сельским районам Днепропетровской области и, как представляется, был действительно потрясен состоянием парторганизаций, о чем он 1 марта 1948 г. и сообщал пленуму обкома снова в словах, шедших от сердца: «Очень серьезный недостаток, я должен сказать свое личное мнение, большая запущенность в отдельных звеньях аппарата. Это непорядок, если завотделом обкома приезжает в район, заявляет, что он будет действовать как член бюро и заявляет, что будет исключать из партии и т. д. Разве это хороший тон? Дело не только в личности этого товарища, a надо глубже смотреть – значит есть такой стиль. Или такие шуточные разговоры, когда поздравляют с выговором и прочие вещи, o которых рассказывалось в кулуарах. Я считаю, что это элементы известной распущенности и нам очень серьезно следует подтянуть аппарат»560. Брежневу пришлось прямо-таки втолковывать своим товарищам по партии, что он рассматривал сталинскую заповедь «критики и самокритики» не как инструмент для того, чтобы карать других и щадить самого себя, а считал ее средством, позволяющим вместе оценить и улучшить выполненную работу. Иными словами, имело место, очевидно, большое разочарование ввиду расхождения между требованиями и наличествующими средствами, с одной стороны, и угрозами наказаний и возможностями действовать – с другой. Проявляя, очевидно, непоколебимый оптимизм, пусть даже казенный, Брежнев пытался довести до понимания партработников в Днепропетровске, что критика и самокритика не были фарсом, а действительно могли бы явиться инструментом мобилизации. По свидетельству очевидца, присутствовавшего на этом пленуме, Брежнев объявил перерыв, чтобы секретари парторганизаций в это время заново написали свои речи и добавили критических замечаний, воспринимаемых достаточно всерьез. При этом он парафразировал слова Сталина: «Если Вы хотите погубить хорошего товарища, перестаньте его критиковать»561. На собрании экспертов по сельскому хозяйству первый секретарь обкома требовал: «Критика как воздух нужна, без критики мы не могли бы двигаться, и в партии критика является основной движущей силой»562. Брежнев не только требовал, чтобы его коллеги оживили критику и самокритику. Он призвал почти 100 только что избранных членов обкома по-новому осмыслить свою работу. Недостаточно, по его словам, присутствовать на пленумах, они должны ездить по всей области, посещать райкомы и горкомы, ставить вопросы, всматриваться, передавать свои наблюдения и помогать: «Я бы хотел просить, чтобы каждый член пленума ставил перед собой вопрос: a какое участие я внес, какую лепту я внес в этот пленум, что я могу по вопросу этому сказать, какие у меня есть наблюдения по этому поводу, помог я сегодня пленуму или не помог»563.

О деталях позиционных войн и арьергардных боев, происходивших в Днепропетровской парторганизации, можно только догадываться и обнаружить между строк протоколов заседаний. Так, многие делегаты февральского пленума 1948 г. высказали необычно много критики в адрес отчетного доклада Брежнева, который он должен был представить на следующей партконференции. Почти ни одного параграфа они не оставили в таком виде, как его представил Брежнев. Брежнев со всем согласился, принял все пожелания о внесении изменений и поставил все пункты на открытое голосование564. Кроме того, критика, уже прозвучавшая в адрес Брежнева на партийной конференции в конце февраля 1948 г., перешла рамки обычного. Он реагировал на нее такими словами: «Многое из того, что было сказано в адрес бюро и областного комитета партии и его секретарей, в значительной мере относится ко мне лично как секретарю обкома партии. Я бы сказал, что голос конференции, критика делегатов прозвучала как призыв к вновь избранному областному комитету партии поднять партийную работу на новый более высокий уровень»565. Последующее обсуждение кандидатур 71 члена и 23 кандидатов в члены обкома происходило необычно оживленно и с использованием откровенных и резких слов, которые отчасти привели к выдвижению альтернативных кандидатур. Брежнев по одному оглашал имена кандидатов, и присутствовавшие в полной мере воспользовались этим, приводя аргументы, почему тот или иной был непригоден для выдвижения и его следовало вычеркнуть из списка. Отчасти критика оказалась столь уничтожающей, что Брежнев, который вел прения, оказался вынужденным вмешаться и взять под защиту кандидатов, которых он сам хотел сохранить. Когда прозвучало требование вычеркнуть из списка секретаря по пропаганде Дунаева, так как он не понимает критики, адресованной ему, Брежнев защитил его: «Он, безусловно, как секретарь виноват, его правильно здесь критиковали и правильная дана оценка его работе. Но сказать, что он не заслуживает нашего доверия, будучи членом партии с 1925 г., если мне память не изменяет. Я думаю, что вряд ли так нужно воспитывать»566. Делегаты оставались со своими аргументами в рамках заданного дискурса и обращали внимание на недостатки, невыполнение плана и отсутствие понимания критики и самокритики. Правда, из стенограмм не видно, имели ли они в виду спасти собственные сетевые структуры или главным образом избавиться от «маленьких Сталиных» и деспотов. Насколько велико было недовольство, можно понять из результатов выборов: во времена, когда привычным было полное единогласие, оказалось необычным, что некоторые кандидаты получили только, например, 392 из 413 голосов567. Годом позже, в январе 1949 г., успокоение, казалось, все еще не наступило. Конфликт заключался в том, что были кандидаты, на которых опирался Брежнев, но которых, очевидно, не принимали партийные низы. И это давало себя знать еще сильнее, чем год назад, когда Брежнев только несколько месяцев находился в должности. Таких случаев было немного, но необычность ситуации заключалась в том, что вообще имело место резкое столкновение вокруг некоторых кандидатур. В частности, речь шла о секретаре обкома Л. Е. Лукиче, ответственном за восстановление промышленности. После оживленных прений о приемлемости его кандидатуры Брежнев произнес решающее слово: «Действительно, на участке, которым руководит тов. Лукич, я в своем докладе об этом говорил, и выступающие товарищи отмечали наибольшее количество недостатков. Но это и очень тяжелый участок, вряд ли можно говорить, что от одного Лукичa абсолютно все зависит. Я считаю, что бюро тут во многом повинно. Некоторые вопросы бюро, очевидно, не могло решить до конца. Поэтому такое обвинение, что вот видите, промышленность не восстановлена, и в этом виноват именно Лукич, я считаю, ему нельзя предъявить»568. Своим вмешательством Брежнев спас кандидатуру Лукича, но уже в ходе выборов был наказан тремя голосами против569. Во время этих выборов в обком никто не получил больше трех голосов против, столкновения в Днепропетровском горкоме были несравнимо жестче570, о чем свидетельствует количество голосов против. Здесь Брежнев в феврале 1948 г., когда проработал только три месяца, получил два голоса против, в то время как другие получили до 19 голосов против571. Несмотря на необычно острую критику, с которой Брежневу пришлось смириться, он оценивал ее как «совершенно оправданную»572. В этом смысле он остался верен своему обещанию не прибегать к угрозам, предупреждениям и исключениям из партии, а считать критику продуктивной. Правда, в его «мемуарах» говорится: «Тяжело воспринимал, да иначе, наверное, и быть не может. Критика не шоколад, чтобы ее любить»573.

Сельское хозяйство

Итак, Брежневу пришлось сильнее, чем в Запорожье, бороться за доверие партии и добиваться того, чтобы на критику и самокритику реагировали, не впадая в цинизм, а засучив рукава. Он требовал добиться «пафоса мирного строительства», подобного самоотдаче, существовавшей во время Великой Отечественной войны574. Положение в сельском хозяйстве было столь же катастрофическим, как и в Запорожье. Последствия голода были еще не преодолены, а из Москвы шли новые директивы о необходимости увеличивать площади под кукурузой для концентрированного корма скота. Вместо 140 тыс. га кукурузы, засеянных в 1947 г., при этом посевы всходили очень плохо, теперь надлежало засеять 170 тыс., что составляло 40 % ярового клина. Вопрос о том, удастся ли это, полностью зависел от них самих, предупреждал Брежнев, сам пребывая в громадном напряжении: «Пока что мужички считают важным пшеницу и ячмень, а не кукурузу. Мы должны 200 тыс. колхозников переубедить и воспитать в таком понимании, чтобы они видели. Вот почему у меня внутренняя тревога насчет кукурузы… Я хотел бы, чтобы агрономы уделили особое внимание делу кукурузы»575. Чтобы руководить агрономами, которым предстояло обучать колхозников, Брежнев пригласил на собрание сельскохозяйственных экспертов даже известного агронома и биолога Трофима Лысенко, правда, имевшего сомнительную репутацию576. Несмотря на все экспертизы, стало ясно, что проблема заключалась в другом, а именно в недостатке посевного материала и машин. Из-за последствий войны недоставало 100 тыс. лошадей. Теперь накануне сева вся надежда возлагалась на 350–400 новых тракторов, которые обещала Москва577. Правда, на пленумах Брежневу пришлось прибегать к сталинской риторике, согласно которой выполнение плана на одном только человеческом факторе и держится. Как почти каждая отрасль, возделывание кукурузы обрело своего социалистического героя, достигавшего легендарных урожаев и служившего для всех образцом, – Марка Озерного. Брежнев принимал близко к сердцу то обстоятельство, что, несмотря на результаты Озерного, благодаря особому скрещиванию, увеличившему урожайность кукурузы до более чем 200 ц/га, все еще оставались местности и колхозы, в которых методы мастера не применяются578. Таково было пространство для маневра, которым обладал Брежнев: с одной стороны, ему пришлось объявить, что ЦК ВКП(б) и «лично Сталин» помогли посевным материалом, сельскохозяйственной техникой и топливом. Теперь зависит от самих колхозников оказаться достойными этой помощи и обеспечить требуемые урожаи. С другой стороны, он говорил словами, очевидно идущими от сердца, страстно, был полон воодушевления и пытался в очередной раз довести смысл этой деятельности до сознания своих товарищей: «Мы должны сейчас политически осветить путь, которым должны идти и в этом году. Мы должны раскрыть перспективу перед каждым человеком, вселить в него уверенность, бодрость, чтобы человек видел перспективу своего района, своей области, своего колхоза и на фоне этой общей гос. перспективы – свою личную перспективу»579.

Мы не знаем, что происходило в душе Брежнева, какие меры он сам считал целесообразными и какие реализовал, потому что был обязан делать это. Возможно, он считал правильным заставлять колхозы регулярно проводить собрания, как это решил ЦК в Киеве, чтобы познакомить колхозников с новыми методами возделывания сельскохозяйственных культур, а также и с идеологией партии580. Так или иначе, осуществляя мобилизацию кадров, он приобрел хороший опыт и, может быть, верил, что и крестьяне с пониманием отнесутся к его деятельности. К тому же Брежнев в 1948 и 1949 гг. подписал для колхозов Днепропетровской области договор, согласно которому они в «социалистическом соревновании» с Запорожской областью обязывались повысить продуктивность сельского хозяйства. Речь шла о том, чтобы с каждого гектара получить 20,5 ц зерна, результаты в племенном скотоводстве повысить на 20 %, свиноводстве на 23 %, коневодстве на 13 %581. Но Брежневу вменялось в обязанность также в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР «О мерах по улучшению организации, повышению производительности и упорядочению оплаты труда в колхозах», то есть по устранению последствий голода в области, проверить 457 колхозов и в 188 из них выселить с Украины 347 крестьян за «злостное уклонение от честного труда», а еще 643 сделать предупреждения582.

Но Брежнев показал, что он вновь и вновь пытается расширить свои возможности действия, даже если его мотивы иной раз и оставались скрытыми. Вероятно, движимый стремлением продемонстрировать успехи, может быть, Киеву и Москве, а, возможно, еще сильнее и населению, он самовольно организовал в 1948 г. в Днепропетровске выставку достижений сельского хозяйства. Когда из Москвы приехала комиссия, чтобы разобраться с этим делом, Хрущев встал на защиту своего питомца, утверждая, что Брежнев не виноват, он действовал по его, Хрущева, указанию583. Это лишний раз показывает, насколько тесно были связаны «патрон» и «клиент»: Хрущев, вероятно, ни под каким видом не хотел «выдавать» одного из своих лучших людей Москве, где он видел в «деле» своих врагов Лаврентия Берию и Георгия Маленкова, все равно, в чем бы проступок Брежнева ни заключался.

Восстановление

В Днепропетровске не было таких известных промышленных гигантов, как в Запорожье, но задачи были такими же неотложными: из 16 домен вермахт совершенно разрушил 13, три сильно повредил, из 36 мартенов действовали семь, из 56 прокатных станов 35. Брежнев оценил ущерб в 1,6 млрд руб.584 Наряду с угольными шахтами, затопленными немцами, в первую очередь следовало снова ввести в эксплуатацию металлургический завод «Азовсталь», автозавод, выпускавший грузовики, и трубный завод им. Карла Либкнехта и, соответственно, существенно расширить их производство585. Будто этого было недостаточно, руководитель областной парторганизации получил директиву, согласно которой надлежало обязать все предприятия выполнить пятилетний план (1946–1950) за четыре года586. С одной стороны, Брежнев предостерегал в своей известной деловой манере, не становясь при этом грубым или не переходя на личности. Он называл недостатки и виновных в них и требовал больших усилий: «Мы обязаны предъявить серьезный счет руководителям наших субподрядных организаций, работающим на “Южавтострое” – к тов. Рабиновичу… к тов. Перченку, к тов. Эдиткину… которые, кстати сказать, работают очень плохо. По плану, тов. Эдиткин, вы должны делать 2 тыс. кубометров земли, a даете пока только 750 м3»587.

С другой стороны, Брежнев обладал в отношении промышленности иными, чем в сельском хозяйстве, возможностями маневра. Секретари обкома могли безнаказанно просить в Москве материал и деньги для предприятий и рабочих, тогда как с крестьянами дело обстояло по-другому. Об этом сообщал И. И. Соболев, возглавлявший при Брежневе Днепропетровский горком партии. Брежнев советовал им поехать в Москву с «большими сумками», чтобы там «собирать деньги»: им надлежало просить и побираться в министерствах и привозить с собой то, что удавалось получить. Это происходило систематически и по определенному плану, ибо перед каждой командировкой своих «посланцев с большими сумками» руководители предприятий и секретари парторганизаций собирались, чтобы составить перечни требуемых товаров. Сначала отсылали список, после чего следом ехали председатель горисполкома или его заместитель со своими советниками588. Это касалось не только финансовых прорех и требований на отпуск промышленных материалов, но и строительства города, и создания коммунальной инфраструктуры.

По-прежнему не хватало всего: жилья, столовых, магазинов, больниц, учреждений культуры и т. д. С учетом того, как Брежнев говорил об этом, представляется, что забота об улучшении условий жизни была для него серьезной задачей – темой, которую ему в качестве генерального секретаря следовало сделать своей главной заботой. Программа жилищного строительства была выполнена только на 7 %, и даже эти новостройки передавались жильцам в жалком состоянии589. Это вызывало недовольство Брежнева: «Кто-то мне недавно рассказывал, что управляющий одного стройтреста вселился в новую, построенную им самим квартиру, и сверху сыпалось, а с потолка капала вода. Ему понадобилось полтора месяца, пока все привели в порядок, хотя у него под рукой имелись слесари и сборщики. А как с теми, у кого не было такой возможности. (Шум в зале.)»590. Брежнев обращался к участникам партконференции: «Товарищи! Сейчас, когда страна залечивает раны, нанесенные войной, и советский народ хочет жить с покрытием своих материальных и культурных потребностей, особое значение приобретает открытая советская торговля и развернутый товарооборот»591.

При этом речь шла сначала вообще не о стимулировании потребления, а о снабжении населения продовольствием. На время работы Брежнева в Днепропетровске приходятся денежная реформа и отмена продовольственных карточек в декабре 1947 г. На своем первом же пленуме горкома 9 декабря Брежневу надлежало призвать товарищей к выполнению этой задачи. Отмену карточек следовало представить как победу партии: «В то же время будут трудности, если в магазине нет хлеба. Это не значит, что, если карточки отменены, то и магазины опустеют. Людей надо подготовить»592. Брежнев знал, о чем говорил; действительно, в середине 1948 г. горком сообщал в Киев о «многочисленных беседах среди трудящихся, свидетельствующих об ошибочных настроениях» в связи со «снабжением городского населения хлебом». Люди жаловались, что они два дня простояли в очереди за хлебом и, тем не менее, не получили ничего. Они требовали приостановить работу всех предприятий, так как рабочие сплошь стоят за хлебом. Преобладало мнение, согласно которому без карточек получают меньше хлеба, чем прежде с ними. Ходили слухи о том, что зерно поставляется в Англию и вскоре дойдет до войны с США, так как хлебозаводы начали сушить сухари593. Брежнев знал, каково было настроение в области и как жилось людям, с одной стороны, благодаря сообщениям органов безопасности, с другой стороны – по результатам своих посещений районов и деревень.

В то же время и в Днепропетровске ему приходилось еще иметь дело с отдаленными последствиями войны и оккупации при намерении выяснить, кто сотрудничал с немцами, а кто нет. Почти все 11 606 коммунистов, оставшихся «на оккупированной территории без разрешения партии», были исключены из партии594.

Сетевая инфраструктура

Следовательно, положение в Днепропетровске было крайне трудным, что требовало от человека напряжения всех его сил и, вероятно, наносило определенный ущерб здоровью. Во всяком случае, в протоколе № 21 заседания бюро обкома от 21 января 1949 г. отмечается, что Брежнев отсутствовал по болезни595. Не удивительно, что он и здесь из-за конфликтов в партийном руководстве и ненадежности партийных низов искал союзников среди тех, кого он в свое время защищал. Если верить его «мемуарам», он взял под защиту тогдашнего директора Никопольского южно-трубного металлургического завода Н. А. Тихонова, впоследствии заместителя председателя Совета Министров СССР, когда тот израсходовал больше денег, чем было выделено, на больницы, столовые и дороги. Перед союзным руководством он защищал его, объясняя, что без дороги на заводе не было бы ночной смены, а рабочий клуб – все-таки не частная дача596. Еще одним доверенным лицом был Г. Э. Цуканов, который в Днепропетровске являлся старшим инженером сталеплавильного завода, а после 1960 г. стал личным референтом Брежнева. Он встретил там и В. Е. Семичастного, который был первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины, когда Хрущев в Киеве возглавлял республиканскую партийную организацию. Позже в качестве председателя КГБ он вместе с Брежневым должен был осуществить свержение их общего наставника597. В Днепропетровске Брежнев познакомился также с В. В. Щербицким и оценил тогдашнего второго секретаря Днепродзержинского горкома, позже одного из его доверенных лиц и ближайших друзей. Мэрфи утверждает, что в партработнике, который был моложе его на двенадцать лет, Брежнев видел сына598. Позже Брежнев охотно взял бы его к себе в Москву, но Щербицкий хотел остаться партийным руководителем Украины599. По словам фотографа Брежнева В. Г. Мусаэльяна, Брежнев даже планировал в 1982 г. объявить Щербицкого своим преемником600. Вероятно, он и далее сохранял тесный контакт со своим другом Кириленко, который в июне 1950 г. последовал за ним в качестве первого секретаря Днепропетровского обкома КП(б)У.

Успехи Брежнева признали в то время Хрущев и Сталин, а его скорее критически настроенные биографы Млечин и Мэрфи позже посчитали восстановление Днепропетровска заслугой будущего генсека601. Рой Медведев признает за Брежневым, что он уже тогда слыл приверженцем «стабильности кадров» и благодаря своему мягкому, спокойному характеру умиротворял партийные ряды602. В январе 1949 г. в Киеве Брежнев был избран в ЦК КП(б)У603.

Брежнев оставил неизгладимое впечатление, очевидно, еще и по другой причине. Он уже тогда обращал на себя внимание тем, что придавал большое значение хорошей, по меньшей мере подобающей одежде. Варвара Шоханова сообщает не только о том, как Брежнев в 1947 г. убедил ее занять пост секретаря Днепропетровского горкома, но и побудил своих коллег уделять большее внимание одежде. С его точки зрения, женщинам следовало носить чулки; мужчинам носить костюмы. Он, который сам всегда был одет в черный костюм, как-то раз отправил домой всех участников партийного собрания, потому что они в самом разгаре лета пришли в рубашках с короткими рукавами и без галстуков604. В какой-то мере этот дресс-код был также выражением взаимного уважения и стиля руководства, который он пытался довести до сознания своих товарищей.

О его частной жизни известно мало: Брежнев по-прежнему много ездил по области, но, похоже, больше не ночевал на фабриках или стройплощадках. Семья снова переехала в центр на ул. Рогалева, где в настоящее время установлена мемориальная доска.

В Молдавии

В марте 1950 г. Брежнев был избран в Верховный Совет СССР депутатом от Днепропетровской области605. Он приехал в Москву и в тот же месяц был там освобожден от должности секретаря Днепропетровского обкома, чтобы в июне получить назначение на должность инспектора ЦК ВКП(б)606. Об этих месяцах в Москве нет информации, но, очевидно, Брежневу предназначались высокие политические посты. Вероятно, дело было в Хрущеве, который в декабре 1949 г., как и до войны, призванный Сталиным на пост руководителя московской партийной организации, теперь хотел собрать вокруг себя в столице своих сподвижников, но этого мы не знаем. Брежнев занимал новую должность партийного инспектора только месяц, затем Политбюро послало его в середине июля в Молдавию в качестве Первого секретаря ЦК компартии республики. Это произошло, вероятно, по рекомендации Хрущева, который ввиду смещения прежнего первого секретаря ЦК Компартии Молдавии Николая Григорьевича Коваля 5 июня 1950 г. использовал шанс, чтобы командировать туда своего человека и тем самым иметь, кроме Украины, и там «свою руку»607.

Правда, Хрущеву пришлось убеждать Сталина в том, что Брежнев как раз такой человек, которому можно вверить республику, и на сей счет существуют легенды. На одном из немногих партийных собраний 1950 г. Сталин, как говорят, увидел Брежнева и почувствовал симпатию к «прилежному плотному красавцу с круглым, пышущим здоровьем лицом и густыми бровями»608. Так как вождь из-за загара принял его за молдаванина, он спросил его: «Ну, а как там у вас идут дела – в Молдавии?» Брежнев возразил: «На Украине, Иосиф Виссарионович», но Сталин дружески настаивал: «Не на Украине, а в Молдавии»609. Так как Сталин никогда не ошибался, то в соответствии с легендой он сразу же перевел Брежнева в Молдавию. Еще более яркую историю рассказывает краевед Максим Кавун: в 1949 г. на концерте в честь 70-летия Сталина среди прочих был танцевальный номер в исполнении молдавского ансамбля, который так понравился Сталину, что он поздравил с этим Брежнева: «Чудесно танцуют Ваши молдаване». Немногими днями позже он назначил Брежнева партийным руководителем Молдавии610. Вероятно, историю о том, что Сталин принял Брежнева за молдаванина, следует отправить в царство легенд, в основе которых, однако, глубокая народная мудрость: партийных руководителей приглашали в соответствии с внешностью, а кредо, согласно которому «вождь всегда прав», приводило к странным назначениям.

На страницу:
11 из 17