Либерализм в России в начале ХХ века

Выступивший с критикой А. И. Гучков заявил: «Если вы требуете немедленно снять там военное положение, то возьмите ответственность на себя за сохранение порядка. А если там будет восстание, польются потоки крови, и немцы явятся усмирять страну, – возьмете ли вы на себя в этом ответственность?»145. Слова Гучкова повысили градус эмоциональной реакции делегатов. По мнению Струве, военное положение «не может устранить экономической дезорганизации ни у нас, ни в Польше. Штыками нельзя добывать каменного угля, они не заменят ни маховика, ни ткацкой машины». Обращаясь непосредственно к Гучкову, Струве заявил: «Вы, Александр Иванович, желаете порядка. Автономия и даст Польше порядок. Почему же вы, человек порядка, Гучков Москвы и России, обезоруживаете Гучковых Польши?»146.

Позицию Струве разделили кн. Петр Д. Долгоруков, считавший, что требование автономии Польши есть начало осуществления «великой славянской идеи», и многие другие делегаты съезда. Так, по мнению С. А. Котляревского, «дать автономию подсказывает и холодный государственный расчет – этого требует и русский патриотизм». И. Л. Шраг заявил, что автономия «будет способствовать объединению и усилению России и уничтожит всякого рода центробежные стремления». Е. В. де Роберти считал, что «через автономию польские граждане делаются равными русским гражданам». Характерно, что некоторые делегаты, например М. М. Ковалевский, предложили все же заменить иностранное слово «автономия» русским термином – «широкое областное самоуправление с правом законодательного решения местных вопросов, издания местных законов».

Оказавшись почти в изоляции, Гучков (в его поддержку высказались лишь А. О. Немировский, М. В. Красовский, Бодиско), тем не менее, продолжал отстаивать свою позицию, правда, уже с оговоркой, что окончательное решение вопроса о предоставлении Польше автономии следует отложить до Думы.

После продолжительных дебатов ноябрьский съезд земских и городских деятелей большинством голосов (против 10) принял резолюцию по вопросу об автономии Царства Польского. Подтвердив решение сентябрьского съезда земских и городских деятелей о предоставлении Польше автономного устройства, съезд в резолюции особо подчеркнул, что это «разрешение польского вопроса не только не имеет ничего общего с понятием отделения Польши от России, но, напротив, представляется необходимым для прочного обеспечения целости и могущества империи». В резолюции перечислялись меры, необходимые «для умиротворения края»: 1) отмена военного положения; 2) «включение в круг вопросов, подлежащих разрешению первого собрания народных представителей Российской империи, вопроса о введении в Царстве Польском автономного устройства при условии сохранения государственного единства империи»; 3) издание распоряжения о введении польского языка в учебных заведениях и администрации края147.

Однако после принятия данной резолюции потребовалось дополнительное голосование по вопросу о включении пункта о польской автономии в общую политическую резолюцию. За это предложение проголосовало большинство делегатов против 16. После же вставки в общую резолюцию пункта о польской автономии она была принята 156 голосами (против 12 и два воздержавшихся)148.

Обсуждение польского вопроса стало своего рода «спусковым крючком» для постановки национального вопроса в полном объеме. На этом настаивали литовцы, латыши, грузины, армяне, украинцы, евреи, мусульмане. Причем диапазон этих требований был достаточно широк: от федеративного государственного устройства до культурной автономии. Однако при всех имеющихся расхождениях между представителями национальных регионов русским либералам стала очевидна вся сложность согласования различных, нередко диаметрально противоположных, позиций для выработки приемлемого для всех решения национального вопроса. Будучи в своем подавляющем большинстве сторонниками единой и неделимой империи, теоретики и практики русского либерализма стремились ограничить постановку национального вопроса рамками культурно-национальной автономии, предпочитая развязывать «национальные узелки» не одновременно, а каждый раз по мере «созревания», один за другим, в процессе непростых переговоров с каждой из многочисленных народностей, населяющих Россию. Не случайно ведущий теоретик по национальному вопросу Ф. Ф. Кокошкин попытался возвратить представителей национальных регионов к решениям сентябрьского съезда. Бюро, заявил он, готово взять на себя разработку вопроса о «применении начал автономного устройства к другим областям России, кроме Польши, не обязываясь, однако, сделать это к известному сроку»149. В данный момент «националов» все же удалось уговорить повременить с выдвижением своих требований в полном объеме.

Таким образом, ноябрьский съезд земских и городских деятелей подвел многолетний итог в эволюции русского либерализма, в разработке его программных и тактических решений. Съезд продемонстрировал наличие сплоченного либерального ядра, которому удалось консолидировать значительное число представителей земского и городского самоуправления. Вместе с тем съезд выявил наличие внутри либеральной оппозиции все еще непреодоленных существенных расхождений по всему кругу идейно-политических, социально-экономических и национальных проблем. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и расхождения ментального и психологического характера, обусловленные социальной средой, воспитанием, образованием и профессиональной ориентацией. Все это вместе взятое тормозило процесс выработки единого стратегического и тактического курса, программных и организационных принципов создания единой либеральной партии. Историческая реальность оказалась гораздо более сложной и непредсказуемой, чем это вначале представлялось лидерам всех сегментов русского либерализма.

3. Дискуссии о типе либеральной партии

Лабораторией идей по формированию «широкой» и «единой» либеральной партии политического освобождения России являлся журнал «Освобождение». На первых порах его редактор П. Б. Струве был убежден в том, что в такой партии удастся объединить разнородные элементы либеральной оппозиции, вне зависимости от их сегментальной принадлежности. «Для того, чтобы вывести страну из тяжелого положения и исполнить свой гражданский долг, – писал П. Б. Струве, – либеральные элементы общества должны теперь установить план действий и приступить к его выполнению». А для этого требуется организация, которая должна «смело и твердо идти до конца, не боясь никаких гонений»150.

Прекрасно зная, что русское либеральное движение по своей социальной природе многослойно, Струве вполне сознательно обходил вопрос о составе будущей партии. В своих статьях он не раз подчеркивал, что процесс размежевания в либеральной среде еще далеко не завершен, а поэтому конкретизировать вопрос о принципах формирования либеральной партии еще рано, ибо можно будет отпугнуть «полезные для общего дела» элементы. Струве рекомендовал какое-то время сосредоточиться на разработке программных и тактических вопросов, которые, в свою очередь, окажут стимулирующее влияние как на процесс дифференциации в либеральной среде, так и на отбор необходимых элементов для их последующего объединения в либеральную партию.

Как опытный политик, стоявший в свое время у истоков создания социал-демократической партии в России, Струве предложил провести на страницах журнала «Освобождение» дискуссию по организационным вопросам. «Такое обсуждение должно, на наш взгляд, привести к тому, что носящаяся в воздухе идея организации большой, действующей по строго обдуманному плану партии политического освобождения России окончательно выкристаллизуется, как, безусловно, обязательная задача и неотложная задача времени»151.

В предложенную Струве дискуссию сразу же включился Милюков. В статье «К очередным вопросам» он подверг критике струвистскую идею о «широкой коалиции элементов», которую тот первоначально хотел положить в основу организации либеральной партии. Милюков настаивал на тщательном отборе конкретных лиц, которые могли бы войти в партию. «О либеральной организации, – писал Милюков, – надо, конечно, думать и заботиться. Но при настоящем настроении земской среды приходится быть очень осторожным; хорошо, если удалось бы создать хотя бы крепкие кадры из убежденных конституционалистов». По мнению Милюкова, «вербовать же сразу всю армию» вокруг неопределенного славянофильского лозунга созыва Земского собора всех «ненадежных» и «подозрительных элементов» значило бы «совершить огромную тактическую ошибку». Это привело бы не только к ослаблению «энергии движения», но и погубило бы его «нравственное значение». А «при ловкой тактике правительства», подчеркивал Милюков, вообще можно «оказаться во враждебном лагере», сдав врагу «первую боевую позицию»152.

Струве вынужден был признать справедливость критики Милюкова. Во-первых, он согласился с тем, что следует «отсечь» при вербовке в партию славянофильские элементы, которым «не может быть места в ее среде». Во-вторых, основным критерием отбора в партию, по его мнению, должно стать признание ее будущими членами двух принципов – конституционализма и демократизма.

Дискуссия по организационным вопросам, начатая Струве и Милюковым, получила продолжение на совещании в Шафгаузене. Учитывая, что материалы совещания обстоятельно проанализированы в монографии К. Ф. Шацилло и кандидатской диссертации В. Ю. Канищева, сделаю акцент лишь на характеристике организационных принципов будущей партии, о которых шла речь в двух докладах кн. Петра Д. Долгорукова «Конституционная партия за прошлый год» и «Конституционная партия в предстоящий год». Признав полезность дискуссии, состоявшейся на страницах журнала «Освобождение», Долгоруков согласился с тем, что шиповскую земскую группу следует вынести за скобки процесса создания конституционно-демократической партии, хотя с ней и не следует прерывать контактов, так как она борется с бюрократией и стоит за развитие самоуправления. Одновременно Долгоруков признал, что конституционной партии как организованной самостоятельной группы еще не существует, хотя процесс ее формирования уже идет, что, в частности, выражается в образовании кружков, содействующих снабжению материалами журнала «Освобождение» и его распространению. Разрабатывая программу и тактику будущей партии, члены этих кружков пришли к двум важным выводам: ее программа должна включать требование введения конституции в России; а тактика партии «на данный момент» должна ограничиться «партизанскими действиями, главным образом отвечая на различные современные акты правительства».

По мнению Долгорукова, кружки должны ставить перед собой следующие задачи: 1) вербовать новых лиц, сочувствующих конституции в России; 2) совместно обсуждать важные вопросы местной жизни и корреспонденции о них, опубликованные в журнале «Освобождение»; 3) обсуждать программные и текущие вопросы жизни партии, предложенные «центральной организацией» или «другими группами»; 4) заслушивать рефераты о «сущности конституции и тактики парламентаризма»; 5) осуществлять сбор пожертвований для местных нужд кружка и для центральной кассы партии; 6) ставить вопросы для обсуждения на областных или общих съездах партии, а также возбуждать ходатайства и высказывать пожелания в адрес центральной организации; 7) воздействовать на местные общественные и сословные учреждения и собрания, ученые и другие общества, профессиональные и другие союзы и вообще на «всякие группировки и классы с целью конституционной пропаганды»; 8) организовывать взаимопомощь пострадавшим лицам партии и их семействам; 9) устанавливать и поддерживать регулярные связи с другими местными оппозиционными партиями в пределах, «определяемых общим съездом конституционной партии или ее центральной организацией»153.

По оценке Долгорукова, формирующаяся либеральная партия переживала «кружковой период», характерный для первого этапа партийного строительства. Такие «кружковые периоды» были типичны и для западноевропейских и для российских социалистических партий. Долгоруков прекрасно понимал, что в России еще далеко не завершен процесс «выяснении программы и организации», а это, в свою очередь, не позволяло выявить «собственную физиономию» партии и одновременно выработать соответствующее «отношение к другим оппозиционным партиям». На этой подготовительной фазе, считал Долгоруков, было бы целесообразно сохранить автономность существующих союзнических группировок – «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». Только после прохождения «кружкового» и «союзнического» этапов можно было поставить вопрос о слиянии кружков и обоих союзов в единую партию. По сути, в докладах Долгорукова, выражаясь современным языком, была сформирована «дорожная карта» перехода от протопартийных либеральных объединений к настоящей либеральной политической партии.

Совещание в Шафгаузене сыграло стимулирующую роль в деятельности обоих протопартийных структур – «Союза земцев-конституционалистов» и «Союза освобождения». Отмечу, что между двумя этими «союзами» не было непроницаемых перегородок. Наоборот, они, образно говоря, напоминали два сообщающих сосуда: их члены свободно переходили из одного союза в другой, у них был общий печатный орган – журнал «Освобождение», они регулярно обменивались информацией, финансировались практически из одного источника, имели одни и те же каналы распространения нелегальной литературы, явочные квартиры и т. д.

Вместе с тем между союзами имело место «разделение труда» и «сфер влияния». Так, «Союз освобождения» более активно занимался разработкой теоретических, программных и тактических вопросов, а агитацию и пропаганду вел преимущественно среди преподавателей высшей и средней школы, студентов, средних слоев города. В свою очередь, «Союз земцев-конституционалистов» ограничивал свою агитационно-пропагандистскую деятельность земской средой.

На т. н. «кружковой» стадии подобное «разделение труда» и «сфер влияния» было вполне оправданно и, безусловно, способствовало более эффективному распространению и внедрению конституционных идей в общественное сознание. До определенного момента подобная ситуация вполне устраивала оба союза, ибо позволяла сохранять плюрализм мнений по самому широкому кругу программных, тактических и организационных вопросов, что вполне соответствовало либеральным мировоззренческим ценностным принципам и индивидуальным личностным началам.

Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что параллельное существование двух союзов было определенной страховкой в случае репрессий против одного из них. По сути, можно говорить о взаимозаменяемости и взаимодополняемости двух родственных структур, что, безусловно, обеспечивало большую устойчивость и живучесть либеральных организаций. Так, радикализм «Союза освобождения» вполне уравновешивался несколько более умеренным характером деятельности «Союза земцев-конституционалистов», ведущим работу в более консервативной земской среде.

В борьбе за общественное мнение либералы имели довольно сильных политических конкурентов в лице революционных партий, также ведущих борьбу за лидерство в освободительном движении. Поэтому требовалось создать либеральную политическую партию достаточно сильную, чтобы быть в состоянии «переиграть» конкурентов на политической арене, предложить обществу такую программу и наметить такие пути ее реализации, которые бы отражали потребности общественного развития, соответствовали бы настроениям и чаяниям большинства народа.

Не случайно после совещания в Шафгаузене с новой силой разгорелись дискуссии о типе партии, ее программе, тактике и организационной структуре. Так, Е. Д. Кускова основную задачу либеральной партии видела в подготовке общественного мнения страны к конституционным и демократическим преобразованиям. По ее мнению, выступая в качестве альтернативной оппозиционной силы правительству, либеральная партия должна развивать «в широкой массе не низкопоклоннические инстинкты, а дух смелый, четный и свободный», что она не должна пассивно ждать реформ «сверху», а решительно за них бороться.

В отличие от Е. Д. Кусковой, по всей видимости мыслившей либеральную партию в качестве легальной организации, С. Л. Франк предлагал создать нелегальную организацию типа социал-демократической, хотя и отдавал себе отчет, что конспиративный характер партии противоречит принципам либерализма. В этом-то и заключалось одно из главных противоречий, которое так и не смогли до конца своего существования разрешить ни «Союз освобождения», ни «Союз земцев-конституционалистов». Для тех и других было очевидно, что без «центрального ядра» партия будет представлять собой аморфное и неэффективное объединение, неспособное выдержать конкурентную борьбу с социалистическими партиями за лидерство в освободительном движении. Однако, несмотря на царящую в либеральном сегменте разноголосицу по программным, тактическим и организационным вопросам, теоретики и практики либерализма не решались поставить вопрос о создании партии на принципах централизма, отдавая предпочтение т. н. широкой организации парламентского типа, скорее напоминающей дискуссионный клуб, чем единую и централизованную организацию.

Формирование и функционирование «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов», скорее всего, отражало наличие «коридора возможностей» в достижении компромисса между более решительно настроенной освобожденческой интеллигенцией, уже привыкшей действовать в нелегальных условиях и применять более жесткие методы борьбы с самодержавным режимом, и менее способными к такой борьбе земцами-конституционалистами, для которых принцип легализма был обязательным. Требовалось определенное время для того, чтобы оба союза «притерлись» друг к другу, чтобы, последовав призыву П. Н. Милюкова, приступить к созданию единой партии из «последовательных конституционалистов» и «сторонников демократических реформ». В своих воспоминаниях П. Н. Милюков писал: «Нельзя было терять из виду, что речь идет о создании не революционной, а конституционной партии, задачей которой должна была стать борьба парламентскими методами. В спектре возникавших партий это было то пустое место, которое предстояло заполнить именно нам, и без его заполнения невозможно было и думать об установлении в России конституционного режима»154.

Однако освобожденцы и земцы-конституционалисты, составлявшие, по верному замечанию кн. Д. И. Шаховского, «как бы две связанные друг с другом части одного сложного целого», до поры до времени предпочитали действовать «в близком единении», не сливаясь в одну партию. По всей видимости, ситуация «параллельного» существования и «параллельной» деятельности могла продолжаться годы, если бы не обострение общенационального кризиса в стране, который заставил теоретиков и политиков либерализма пересмотреть темпы создания единой партии.

В докладе кн. Д. И. Шаховского «Политика либеральной партии», с которым он выступил на съезде «Союза освобождения», состоявшемся нелегально 3–5 января 1904 г. в Петербурге, подчеркивалось: «События русской жизни приобретают такой быстрый и угрожающий ход, что мы можем оказаться внезапно перед перспективой общего кризиса, когда будет поздно обдумывать нашу программу и организовывать средства для ее исполнения. Момент будет упущен, и русская либеральная партия прежде чем докажет свою способность к созидательной работе, будет оттеснена в самый важный и критический момент другими элементами, более крайними и решительными»155. Настаивая на дифференциации в либеральном сегменте освободительного движения, Шаховской призывал создать партию «переворота», которая способна активно участвовать в свержении самодержавного режима. Эта позиция получила поддержку в ряде статей, опубликованных в журнале «Освобождение».

Активизировав свою деятельность, оба союза приступили к созданию широкой сети профессиональных союзов демократической интеллигенции, разного рода кружков, которые рассматривались ими в качестве «опор» будущей либеральной партии, ее «приводных ремней» к массовому демократическому движению.

Начавшаяся Первая российская революция стала мощным ускорителем процесса формирования либеральной партии. Вскоре после 9 января 1905 г. П. Б. Струве в статье «Демократическая партия и ее программа» настоятельно советовал своим единомышленникам поспешить с образованием партии, ибо в противном случае они могут «упустить момент» воздействия на массы, которые полностью окажутся под влиянием революционных партий. «В настоящее время, – писал Струве, – такая партия должна, наконец, образоваться; в противном случае элементы, составляющие ее естественные и необходимые кадры, будут оттеснены на задний план и политические судьбы России будут решены состязанием реакционных и крайних партий»156. По мнению Струве, демократическая партия должна быть «в высшей степени активной», а не пассивно наблюдать за происходящими в стране событиями. «Если настоящий момент, – подчеркивал он, – будет пропущен для активной тактики, то “закон действия” будет навязан русскому конституционализму, с одной стороны, самодержавным правительством, а с другой стороны – стихийным движением масс»157.

Сложность ситуации прекрасно осознавалась руководством обоих союзов, которые в первые месяцы революции проделали огромный объем работы по разработке программы, тактики и организационных основ будущей партии, активизировали свою деятельность среди народных масс, пропагандируя среди них конституционные и демократические идеи. Тем не менее, между союзами еще оставалось немало «зазоров». Земцы-конституционалисты явно тянули с решением вопроса о полном разрыве с шиповцами, питали иллюзии, что самодержавный режим может добровольно сдать свои позиции и капитулировать перед натиском общественного мнения. Более радикальные освобожденцы пытались «угнаться» за стремительным развитием событий, повышая на несколько градусов свои программные требования и корректируя свою тактическую линию поведения.

Перелом наметился в апреле 1905 г. после того, как шиповцы, опубликовав собственную программу, покинули общеземский съезд, освободив тем самым земцев-конституционалистов от тяжелой «ноши», предоставив им возможность сближения с освобожденцами. Недаром после апрельского общеземского съезда на страницах «Освобождения» заговорили о наметившейся «солидарности» между «Союзом земцев-конституционалистов» и «Союзом освобождения».

На съезде земцев-конституционалистов, состоявшемся 9–10 июля 1905 г. в Москве, с программным докладом «О деятельности земцев-конституционалистов и о перспективах образования широкой политической партии» выступил кн. Д. И. Шаховской. Дав подробный анализ деятельности «Союза земцев-конституционалистов» с момента его возникновения (8 ноября 1903 г.) до июля 1905 г., Шаховской особо подчеркнул, что земцы-конституционалисты выполнили свою задачу по пропаганде конституционных идей в земской среде. Учитывая данный факт и изменившуюся политическую ситуацию в стране, Шаховской считал, что земцам-конституционалистам следует поставить перед собой более масштабную задачу – «подумать об организации более широкой политической партии». Для ее успешного решения, по мнению докладчика, возможны два пути. Либо съезд признает «себя уже существующей конституционно-демократической партией» и, составив ее «ядро», позаботится о привлечении в свою среду «посторонних земству общественных деятелей». Либо съезд должен поручить особому комитету, «избранному из нашей среды», войти в соглашение с представителями других профессиональных или иных групп общественных деятелей (адвокаты, профессора, журналисты и т. д.) и совместно с представителями этих групп образовать организационный комитет будущей партии, который займется выработкой партийной программы и пополнением своих кадров. При этой комбинации, считал Шаховской, «Союз земцев-конституционалистов» «может продолжать свое существование», сохранив «свою собственную структуру», будет и впредь выполнять «текущие профессиональные задачи, связанные с нашей земской деятельностью, а каждый из нас по своему усмотрению может в то же время войти членом в будущую конституционно-демократическую партию»158.

Доклад кн. Д. И. Шаховского вызвал оживленную дискуссию, которая показала, что участники съезда по-разному мыслят себе и тип партии, и задачи, перед ней стоящие. Так, умеренные члены союза (Н. А. Шишков, гр. П. А. Гейден, С. А. Муромцев, С. А. Котляревский и др.) считали, что земцы-конституционалисты при образовании широкой политической партии «не должны поступаться в пользу более крайних общественных групп». Они «должны твердо стоять на своей земской программе, в основании которой лежит борьба за право». При этом они подчеркивали, что, создавая партию на земской основе, следует в нее привлечь элементы, стоящие от нее правее159.

Другие же участники съезда (кн. Д. И. Шаховской, А. А. Мануйлов, М. Л. Мандельштам, Ю. А. Спасский) считали, что будущая партия «не может быть земской конституционно-демократической партией, так как должна быть одна политическая конституционно-демократическая партия»160. «Я, – заявил Шаховской, – считаю разговоры о земской конституционной партии недоразумением. В будущих рамках не останется места земцам, как таковым, там будут граждане. Наш основной принцип всеобщего избирательного права определяет ту сферу, в которой мы должны действовать. Партийная организация определяется не профессиями и не привилегиями, а исключительно политическими интересами и положением в общей политической борьбе… Итак, я считаю, что политическая партия должна формироваться вне нашей организации»161.