И это взойдёт

– Ну да, не откажусь, – ответила я и рассмеялась собственной предсказуемости.

Поленов, как фокусник, вытащил откуда-то из рукава бумагу и написал на ней цифру. Количество нулей в ней мне насто-о-о-олько понравилось, что я посчитала глупым торговаться и энергично кивнула. Подумала и еще разок кивнула. Протянула ему руку, чтобы он ее пожал, подтвердив, что я не галлюцинирую.

– Договор будет оформлен официально? – уточнила я.

– Обижаете! – игриво, по-свойски поморщился хозяин, и я совершенно возликовала, хотя и не поняла до конца, что именно означает эта фраза.

– Скажите, а для чего надо было обставлять нашу встречу вот так, как какую-то полицейскую операцию? Если бы вы написали мне сообщение в Facebook, я бы приехала в удобное вам время и место. Можно было просто пригласить.

Поленов с недоумением посмотрел на меня и пошевелил бровями, изображая фразу «о чем это вы говорите?».

– Ну зачем было хватать меня на улице, сажать в машину и тащить сюда в грязной одежде? Я бы и так приехала, – пояснила я.

Поленов изумленно рассмеялся и подманил жестом Николая.

– Вы зачем девушку испугали? – с насмешкой упрекнул он помощника.

– Да времени не было согласовывать и договариваться. Вы же только вчера поздно вечером сказали, что сегодня утром сможете встретиться. Ну вот я и организовал, как мог…

Тут уже я ошарашенно хмыкнула. Да уж, похоже, тут нельзя не исполнить приказ начальника.

Когда Марина вернулась, она выглядела собранной и деловитой. Даже принесла с собой геодезический план, хотя я еще не успела заикнуться о нем. Мы отправились осматривать участок.

– Вы такая, какой я вас себе и представляла, когда читала ваше досье, – произнесла она, внимательно меня рассматривая.

– Какая же? – полюбопытствовала я, польщенная тем, что эта высокопоставленная дама тратила время на фантазии обо мне, а перед этим кто-то тратил время, чтобы составить досье.

– Невзрачная дикарка.

Я, конечно, не рассчитывала, что тут со мною будут деликатничать, но надеялась на некоторый политес и дистанцию (все-таки уже не девяностые на дворе). К тому же крокодилом я себя не считала.

– Почему это вы решили, что я дикарка?

– Вы одиноки – не отрицайте! Иначе бы не копались по ночам в городских клумбах. Какой нормальный мужчина отпустит свою женщину из теплой супружеской постели? Это удел одиноких дурнушек. Все просто! – она испытующе взглянула на меня, ожидая подтверждения своим словам.

Я удержалась от «ответного комплимента» – все-таки Поленовы собирались неплохо мне заплатить.

– Вы разбираетесь в людях, – с сарказмом похвалила я.

– Приходится, – подтвердила она. – Знаете, сколько людей хотят «дружить» со мной, как кошки с мышкой? Каждый!

– Погодите, если я такая уж невзрачная, одинокая и, прямо скажем, не самая авторитетная ландшафтная дизайнерша в этой стране, то почему же сюда притащили именно меня? Выходит, все крутые ребята отказались?

Марина поморщилась:

– Вот кого мы совсем не хотим видеть рядом, так это мэтров, амбициозных умников и любимчиков журналистов. Хватит! С тех пор как мы с мужем занимаем заметное положение в обществе, всякий норовит к нам приобщиться. Каждый хочет что-нибудь эдакое на нас написать, очень авторское. Но вы-то, Флора, конечно, не станете и пытаться, верно? Вы же понимаете, что у вас… м-м-м… не тот масштаб?

– Для справки, я популярный блогер, известная «зеленая партизанка» и дорогой ландшафтный дизайнер.

– Ну конечно, разумеется, – Марина, посмеиваясь, приобняла меня за плечи и потащила вперед. – Простите, это моя ошибка. Я не должна так прямо говорить. Все время забываю, что люди не привыкли к честности. Ничего, постепенно мы с вами придем к правильному градусу искренности. Ведь правда?

– Давайте лучше о проекте, – я высвободила руку из ее цепкой клешни. – Что вы хотите сделать на участке?

Как и многие скучающие барыньки, Марина мечтала устроить «настоящий русский сад». Что-нибудь в духе Чехова, ранних фильмов Михалкова и усадеб из Бунина. Недоласканные и недолюбленные, эти дамочки с широкой душой и еще более широкими бедрами верят, что стоит им устроить вокруг дома темные аллеи и сиреневые облака, как они тут же окажутся героинями романтического сюжета: «Иду я такая вся в белом платье, с маленькой собачкой на атласном поводке, а из-за черемухи выходит он, сгорающий от страсти. Падает на колени, целует руки и умоляет, умоляет о… благосклонности». В руках у нашей героини непременно кружевной зонтик, им она и отбивается от поклонников…

В общем-то, беседа прошла как обычная первая встреча с заказчиком. Я даже слегка забыла, с кем имею дело. Объясняла порядок работы: надо будет взять пробы грунта, сделать анализы, эскиз, затем – 3D-визуализация, потом уже непосредственно работа на участке и так далее. Впрочем, ушли мы за время беседы недалеко. Просто пересекли просторный, как профессиональное футбольное поле, газон, немножко прошагали мощеной дорожкой через сосновый лесок и незаметно приблизились к пятерке небольших аккуратных домиков на краю участка – очевидно, для прислуги.

– Здесь вы и будете жить, – Марина указала на один из домиков. – Вот в этом, крайнем, он как раз свободен.

– Это ни к чему, – отмахнулась я. – Мне не нужно жить здесь, чтобы управлять проектом. Я буду приезжать, когда это необходимо.

– Мне нужно, чтобы вы жили здесь, – не то приказала, не то попросила хозяйка дома. – Я хочу участвовать в процессе от и до. Что там будет? Рисование? Я тоже буду рисовать. Исследовать землю, выбирать цветы, заказывать плитку для дорожек. И все остальное, что вы планируете делать, я тоже буду.

– Вам что, скучно? – спросила я, решив испытать, готова ли Марина к той откровенности, которую так страстно проповедовала полчаса назад.

– Очень, очень скучно, – без притворства согласилась она. – Мне в последние месяцы как-то… Впрочем, неважно.

Если честно, Марина показалась мне странной. Мысль про психиатра промелькнула в моей голове, но я быстро откинула эту тревожку. Думаю, так поступили бы и вы, если бы у вас на горизонте маячил очень выгодный заказ, тешащий тщеславие. «Мне ли обвинять человека в ненормальности? В конце концов, здесь же будет БМ, а ему доверяют и не такие люди. Мне тем более грех жалом водить», – рассудила я и ласково улыбнулась Марине, как больному ребенку.

Марина. Поворот колеса

Если бы я могла с ней поговорить, я бы все ей рассказала. И она бы все поняла.

Я сказала бы ей: я не та, прежняя Марина. И наверное, добавила бы: я лучше. Я новый человек. Я стараюсь полюбить его правильной любовью. Только мне трудно понять, как в моем положении любить его правильно. И вообще любить… Я устала тонуть в потоке обмана, одиночества и вины.

Это он делает так, чтобы я все время чувствовала себя виноватой. Хотя, конечно, вся вина только на нем. Он считает, что все хорошее всегда от него, а все плохое – от других.

Вчера вечером я ужинала одна (как почти всегда) и смотрела на картину, которую Боре подарили подлизы с работы. В центре холста – рыцарь в доспехах. Свет падает так, что слева латы сияют, а правая половина тела проваливается в тень. На шлеме – горизонтальная щель. А в ней – глаза, один в один Борины. Он повесил эту картину в столовой. Уверяет, что она восемнадцатого века, старинная, изображен совсем другой человек и вообще он «не видит никакого сходства». А сам любуется ею и поглядывает в зеркало. Видно, что так он себя и воображает – рыцарем. Благородным. Самоотверженным. А я вижу только металл и холод. Когда он заходит в дом, я сразу это чувствую – прямо от порога, даже если сижу в дальней комнате. Он приносит с собой какой-то всепроникающий, напряженный, гудящий звон, похожий на зудение высоковольтного провода. Дом мгновенно наливается свинцовой тяжестью, и становится страшно, что сейчас мы – вместе с Борей и особняком – уйдем под землю. Я сразу бегу из комнат в сад – в панике, как с тонущего корабля. А он думает, я его стесняюсь.

Но сейчас я чувствую: что-то изменится. Начнется какая-то новая жизнь, может даже счастье. Я слишком долго была печальна, замкнута, слезлива. Благоговела перед ним. Все ждала приглашения в яркую жизнь, а он оставлял меня на задворках. Устала ждать. Однажды утром, когда он собирался отплавать свою стометровку в бассейне, я решилась. Спросила:

– Когда у меня будет все, что положено жене такого человека, как ты? Когда начнется моя настоящая жизнь?

Он засмеялся:

– Когда она начнется, ты сразу это заметишь.

Вода в бассейне застыла в таком спокойствии, что казалось, ее там вовсе нет.

– То есть начнется все-таки? – переспросила я, с трудом удерживаясь от искушения проверить ногой, есть ли на самом деле вода поверх мелкого бирюзового кафеля.

– Зависит от тебя, – сказал он с эдакой шутливой полуулыбкой, растянувшей только левую половину рта, снял халат и шагнул в голубую пустоту. Не проверяя ногой… В полной уверенности, что все там, где ему положено быть. Пустота тут же услужливо превратилась для него в полную голубую чашу, по ней побежали волны. Борис плыл сильно, красиво, будто для видеосъемки. «Какая-то картинка из кино. И это мой муж. Так странно», – подумала я и снова услышала этот вибрирующий электрический гул, будто между мной и Борисом протянут высоковольтный провод. Накинула халат на сухой купальник (не успела поплавать до его прихода, сама не поняла – как утекло время? Куда? Неужели я простояла час, вглядываясь в кафель на дне?) и ушла. Борис не любит, когда я хожу перед ним полуодетой. Хотя, кажется, тогда у меня еще была достойная фигура, и другие мужчины загляделись бы. (Сужу об этом чисто теоретически – я не появлялась в купальнике на людях уже вечность.) Но фигура у меня все-таки была… По крайней мере, я точно влезала в те два платья. В серебристое, блестящее и длинное, словно чешуя, в котором я была змея. И в бархатное черное, в котором я была пантера.

Хватит о прошлом. Надо про сегодня. И про завтра. И про послезавтра… Вчера было вчера. А сегодня – весна. Чувствую: тот момент, который «я замечу», – происходит сейчас. И Флора – первая ласточка перемен. Моя форточка открывается.

Вначале я, ошарашенная появлением Садовницы, повела себя как-то грубо, раздрызганно, а потом екнуло: это оно! Мое время. Сейчас все будет зависеть от меня. Он смотрит на меня, это проверка. Колесо фортуны наконец повернется. И я собралась, включилась и дальше держалась уже нормально.

Смотрю на Флору с удивлением и надеждой. Удивлением от того, что вижу нового, незнакомого человека. Ее можно узнавать. У нее есть какие-то свои истории, которые она может рассказать. Я на самом деле могу с ней разговаривать. И с надеждой смотрю, да. Я очень хочу, чтобы это место, эта усадьба, этот сад остались такими же, как сейчас. Я к ним привыкла. Мне нравятся эти запустение, заброшенность и тоска, которыми все тут дышит. Сейчас – трагично, правдиво, жизненно, по-настоящему. И при этом хочется, чтобы все стало иначе. Очнулось ото сна, зацвело, зажило в полную силу. Хочется сохранить все и при этом все кардинально изменить, чтобы ничто не напоминало о прежнем. Как это соединить? Не знаю. Пусть выкручивается Садовница.

Егор. From Russia with love

Аэропорт Вильнюса кажется построенным задолго до появления авиации. Можно представить, что когда-то это был загородный дворец латифундиста, а потом от здания оставили фасад, снесли внутри все перегородки и наваяли перекрытия из стекла и металла. Я успел заметить, что здесь не любят сносить что-либо до основания. Предпочитают оставить старую оболочку, видимость, а внутри все вычерпать и заполнить новым. Все вильнюсские коворкинги, технопарки, бизнес-центры, в которых мы с Вадимом побывали за эти дни, снаружи выглядели старинными особняками или советскими пионерлагерями. Внутри же они прятали все то, что привычно-обязательно наблюдать в «центрах развития инновационных технологий» – стеклянные перегородки, кресла-груши, много белых стен и стен, выкрашенных под грифельную доску, яркие диваны, пластиковые растения в добротных глиняных горшках, лаконичный дизайн. От этой двуличности литовской инновационной инфраструктуры создавалось ощущение, что все здесь как-то обманчиво, иллюзорно, понарошку. То ли дело наше «Школково» – разъезженное строительной техникой просторное поле посреди леса, на котором с нуля, из ничего возникли футуристичные стеклянные корпуса, огромные, голубовато-прозрачные, как айсберги. Каждое – детище именитого архитектора. Во всем чувствовались лобовая, решительная атака на будущее, масштаб, воля к прорыву, попытка перепрыгнуть из позавчера сразу в послезавтра – ловкий трюк, возможный лишь в виртуальной реальности. Только, казалось, компьютерная игра зависла прямо во время прыжка главного героя, и он так и остался висеть в воздухе, дрыгая ногами. Я ощущал себя таким персонажем, потому что компания Future Vision, в которой я значился руководителем и техническим директором, воспарив технологически, никак не хотела приземляться на ноги и превращаться в нормальную коммерческую фирму с оборотами, доходами и международными контрактами.

Вадим забрал со стойки регистрации оба посадочных – свой и мой, тщательно уложил вглубь портфеля из натуральной кожи.

«До бординга еще больше часа, пойдем потратим баблишко в дьюти-фри и выпьем», – предложил он.

Я поправил на плече то и дело соскальзывающий рюкзак и потащился за товарищем, мысленно сжавшись и приготовившись к испытанию.

Испытанием был проход зоны дьюти-фри и предвылетных кафешек. Вадим почти не глядя закидывал в корзинку раздражающе бессмысленные вещи: духи, игрушки, шоколад, сувениры, магниты. Каждый раз, бывая с ним в дьюти-фри, я начинал сильно сомневаться в умственных способностях коллеги. Покупать весь этот мусор за неадекватные деньги мог только полный дебил. Но Вадим, судя по всем остальным его, из нормальной жизни, поступкам и словам, дебилом не был. Такой вот явный и раздражающий диссонанс. Поэтому я предпочел погромче включить музыку в наушниках и игнорировать происходящее. Зато потом Вадим снова превратился в нормального парня и мы вместе пошли выпивать перед взлетом. В совместных командировках этот момент я любил больше всего. Тут, где небо соприкасалось с землей, возникала какая-то не воспроизводимая ни в каких других условиях искренность.

Я боялся летать. Не настолько, чтобы признаться в этом кому-то еще, но вполне сильно, чтобы признать страх перед самим собой. Пристегивая ремень безопасности в самолетном кресле, я ощущал, что полностью отдаюсь во власть судьбе. От этого вынужденного доверия на меня нападала исповедальность. Хотелось объяснить что-то про себя, хотя бы и тому, кто, скорее всего, в ближайшие часы сгинет вместе с тобой. Казалось, что высказанное продолжит где-то жить, даже если исчезнут уши, слышавшие твою исповедь.

В последние полгода мы много летали вместе с Вадимом по всему свету, и он внезапно сделался мне кем-то вроде духовника. Что и отталкивающе тяготило, и привязывало к нему одновременно.

До посадки оставалось еще минут сорок. В светлом, парящем над взлетным полем зальчике Jutta Jazz мы устроились возле окна на высоких стульях. Панорамные окна открывали вид на самолеты и стену соседнего терминала. Несмотря на утро, мы выпили. Я рассматривал свое отражение в стекле. «Вовсе не страшный, а просто немного устал», – подбодрил я себя. А вслух произнес:

– Ну что? Как дальше жить будем?

– Чувствую, все будет круто, – ответил Вадим, который считался коммерческим директором Future Vision. – Пора валить! У нас есть супертехнология. Благодаря «Школково» и их гранту мы довели ее до ума. Никто в мире сейчас не умеет с такой скоростью и точностью распознавать жесты. Ну и все, спасибо родине, пришло время поменять порт приписки. Пора показать Борису Максимовичу и его свите вот такой жест, – Вадим покачал рукой, будто прощаясь с кем-то далеким, затерявшимся на взлетной полосе.

– Жест распознан, – механическим голосом рапортовал я и тоже покачал рукой.

Оба засмеялись.

К столику подплыл официант.

– Вам повторить? – с достоинством предложил он.

Мы, не сговариваясь, кивнули.

– Ну правда, – возбужденно заерзал Вадим и, как будто я возражал ему, начал доказывать. – Единственные, кому удалось продать наше решение на отечественном рынке, – производители телевизоров «Богатырь». Кто-нибудь видел живого человека, покупающего телевизор «Богатырь»? Может, технологию купят отечественные Amazon, Google, Facebook, Microsoft-Kinect? Ах да, у нас же нет своих Amazon, Google, Microsoft. Значит, надо идти к настоящим. Если хочешь работать с европейцами, американцами – со всем миром, надо отклеивать с себя ярлычок «from Russia with love», переезжать в Европу, открывать тут фирму и притворяться европейцем.

Повисла пауза.

– Они говорят: «Вы плохо стараетесь, – нарушил молчание Вадим. – Ходите ли вы на лекции менторов? Есть информация, что вы их не посещаете. Поэтому у вас и нет результата». Ну конечно поэтому! Мы ж без этих лекций мышку от клавиатуры не отличим!

Я кивнул. Слушал я эти лекции – более бесполезную трату времени сложно представить. Стоит индюк, нравится себе до дрожи, от важности раздулся, слюной брызжет. И несет не то чтобы полный бред, но какое-то душеспасительное мычание.

Я зачем-то даже конспектировал поначалу:

«Бизнес – это социальный проект».

«Хороший бизнесмен – соль земли».

«Зерно знает, в какое дерево оно вырастет. И яйцо знает, какая птица из него вылупится. Все в природе знает свое предназначение – кроме человека, который сидит и думает: кто я? Дубок? Пшеничка? Про что я? Какое у меня место в жизни? Неважно, каким бизнесом вы занимаетесь, важно уметь делать выводы. Через любую деятельность ты придешь к своей собственной, главное – что-то делать и учиться. Мотивация нужна не из головы, а от сердца».

«Люди делятся на два типа: тех, кто ждет, и тех, кто не ждет. Первые ждут, что их заметят, пригласят, замотивируют. Это крепостные. Вторые действуют сами. В свою команду старайтесь брать вторых».

«Бизнес – это джаз. Что вы знаете о джазе и импровизации?»

«Бизнес – это Олимпиада. Что вы знаете о подготовке спортсменов к Олимпийским играм?»

«Бизнес – это вечеринка. Как вы обычно ведете себя на вечеринке?»

И так далее и тому подобное. Не думал, что так выглядят лекции в «лучшем бизнес-инкубаторе России».

Однажды я не выдержал и спросил:

– Скажите, зачем мы тратим время на эту ерунду? Нельзя ли поближе к практике? Как продавать программное решение иностранным партнерам? Как обходить то, что из-за санкций и «Крымнаш» они не хотят связываться с российскими компаниями? Как работать на внутреннем рынке, если у нас в стране, по сути, только один платежеспособный заказчик – государство, а ему кроме ракет, бомб, пропаганды и других средств поражения ничего не нужно? Это все-таки Технопарк, а не клуб «Спасаем души»!

– Вы живете в двадцать первом веке, – расхохотался ментор. – Вы что, хотите, чтобы я вам дал допотопную инструкцию в духе «вот корова, кормить сюда, потом подергать вот здесь, молочко мешаем-мешаем, пока не загустеет, заворачиваем в бумажку, пишем “маслице”, кладем вот на этот прилавок и обмениваем на деньги»?

– Да, хотелось бы конкретики.

– Когда вы постигнете философию бизнеса, ответы на ваши вопросы сами родятся у вас в голове, – отмахнулся он. И начал раздавать домашние задания. Снова полный бред в духе: «вот вам яблоко, посмотрите на него двадцать минут и запишите идеи, на которые оно вас натолкнет», «найдите ребенка, объясните ему за две минуты, чем вы занимаетесь и чем ваше решение лучше решения конкурентов». Поэтому я и перестал ходить на эти сектантские сборища, выдаваемые за бизнес-лекции. Вадим свалил оттуда еще раньше.

Однако средства школковского гранта стремительно заканчивались и надо было срочно придумать, как жить дальше. За полтора года госфинансирования нам удалось создать продукт и довести его до ума. Оформить на компанию патенты. Решением много интересовались на разных выставках и IT-roadshow, о нем писал техкранч, рассказывали блогеры. Future Vision даже выиграла профильные международные соревнования, на голову обскакав решение от Google. Но технологию никто не покупал. Почему? В этом была какая-то загадка, которую следовало разгадать. То, что говорил Вадим, было очень похоже на правду. А говорил он о том, что двери покупателей и иностранных инвесторов перед нами не распахиваются просто потому, что Future Vision – российская компания.

Наша беседа завяла сама собой. Каждый спрятался за монитором своего ноутбука, дожидаясь приглашения на посадку. Рейс все не объявляли. На столе появились свежие бокалы пива. Чувство, которое отступило на время разговора, снова вернулось – потерянность, сомнение, ощущение себя блефующим неудачником, стыдным и слабым. Еще раз посмотрел на отражение в окне: «Просто страхи». Хотелось снова стать мальчишкой – может, и наивным дурачком, но с горящим и страстным взглядом. С безусловной, все затмевающей верой в себя. Когда-то же я был таким. Точно был.

Я скользнул взглядом по пакетам, развалившимся на соседнем барном стуле. В этих дурацких кульках лежали подарки. Вадим что-то вез каким-то важным и любимым людям. Каким-то женщинам.

Женщины… Мне стукнуло тридцать шесть, и в постели с девушкой я не был уже полгода. Я смотрел на женщин всякий раз, когда проходил мимо них на улице, в офисе, в столовой или в спортзале, но смотрел без желания, осознавая тщетность. Я не раз начинал с женщинами разные истории, с некоторыми даже долго был вместе. С Леной, например, продержался больше двух лет. Но каждый раз обнаруживал, что уже через год отношений я переставал быть собой. Причем каждый раз становился разным не-собой. С одной внезапно делался скупердяем, с другой – мотом, с третьей начинал пить, с четвертой превращался во вруна, причем обманывал по совершенно бессмысленным поводам (например, мог сказать, что уже смотрел фильм, про который даже не слышал). Благодаря своим женщинам я побывал социопатом и ревнивцем, мозгоедом и веганом. Обнаружив, что опять съехал на какую-то чужую тему, я сбегал.

Переезжая в Литву, можно было заявиться сюда с семьей или любимой девушкой, но я опять был один. Хотя… когда начались разговоры об эмиграции, я уже жил как будто не один, а с мыслью кое о ком, точнее, с воспоминанием.

Открыл Facebook и быстро нашел ее страницу, на которую уже не раз заглядывал за последние недели, не решаясь отправить послание.

Введите сообщение…

«Привет, Флора».

Что еще написать? «Вернись, я все прощу»? Может, эмодзи добавить? С цветами? Или вот это, с ладошкой? Говорят, все в пьяном виде пишут сообщения своим бывшим, и получается легко и естественно – слова сами так и складываются в послание. И вот я как все – пьяный, пишу послание бывшей. Ладно, хватит и просто «привета».

Отправить.

«Привет, Егор».

Ответ прилетел быстро, тут же. Я даже вздрогнул от такой моментальной отзывчивости.

«Давай встретимся?»

«Буду рада увидеться. Давай».

Вот так сразу и просто – «давай». А спросить «зачем»? Удивиться, что я написал после семнадцати лет молчания? Ахнуть изумленно: «Егор, это тыыы?!»

«Отлично. Когда и где тебе будет удобно?»

«Егор, я пока не понимаю, когда у меня будет время. Напишу на днях. У меня новый заказчик и переезд одновременно. Надо чуть-чуть разобраться со всем этим, и я сразу дам тебе знать, как только…»

Деловая какая, ух. Я недоверчиво усмехнулся. Стало беспричинно весело, захотелось немедленно выпить еще. Но тут объявили посадку.

«Буду ждать», – успел написать я, прежде чем закрыл ноутбук.

«Пока».

Как будто с роботом пообщался. Это точно та Флора? Та самая глупышка и кракозябра? Конечно, она удивилась. Просто виду не подает. И удивится еще сильнее, когда узнает, что именно я хочу ей предложить. Перебирая в голове несколько фраз короткой переписки, я на автомате шагал за Вадимом к выходу на посадку. Немного ошарашивала бездумность, правдивость и стремительность всего случившегося. А также то, что я не успел рассказать об этом Вадиму. Традиция предполетной исповеди нарушилась.

На ходу, не глядя, схватил в дьюти-фри плюшевого медведя – нежно-серого, с заплаткой на пузике. Оплатил картой под насмешливым, изумленным взглядом Вадима. И запихнул в рюкзак.

Флора. Новая земля

На следующее утро по пустым воскресным дорогам я покатила в усадьбу. С вещами. Рулила под бравурные марши, с чувством генерала, въезжающего в столицу покоренной страны. Поверить не могла, что это я, с моим фальшивым прошлым и сомнительным настоящим, получила такой невероятный шанс – обустроить одну из самых шикарных усадеб России. Респект мне и уважуха!

Ворота перед моим автомобилем не распахнулись. Пришлось выйти из машины, отдать ключи парню из охраны, а самой отправиться вчерашним маршрутом – через будку. «Не волнуйтесь, я отгоню ее в гараж, а вещи вам доставят прямо в дом, – пояснил парень. – Так положено». Меня как будто не узнали. Паспорт снова рассматривали под микроскопом. Обыскивали, одежду прощупывали. И как раз когда все содержимое моей сумочки вытряхнули на стол, телефон тренькнул и экран засветился. В мессенджер упало сообщение, которого я ждала меньше всего на свете. То есть не ждала вообще.