И это взойдёт

Анна Бабяшкина

И это взойдёт

Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки.

•

Книга Екклесиаста

Есть странная привязанность к земле,

нелюбящей; быть может, обреченной.

•

Ольга Седакова

Часть

I

. 2014. ПЕРВАЯ ВЕСНА

Флора. Партизанинг

Это был тот самый день, когда ветер судьбы окреп и для многих «все сошлось».

В комнату сквозь тюль струился веселый узорчатый свет. За окном – молодое апрельское небо. Я перемешивала в огромной миске семена многолетников. Крупинки сухо шуршали, задевая друг друга. Молодые туи зеленели в контейнерах на балконе, готовясь к вечернему переселению.

Компьютер негромко тренькнул, но я услышала его сквозь рассыпчатый шорох семян. К этому звуку мое ухо особенно чутко, я могу расслышать его всегда, даже в невероятном шуме, хоть посреди концерта группы Stomp: это был сигнал о новом комментарии, оставленном к моему посту на Facebook. Я тут же бросила миску и побежала к ожившему ноутбуку. Так и есть! Еще один человек прокомментировал альбом с фотографиями сада, которым я занималась в прошлом году. И неважно, что за кадром остались засохшие из-за обрубленных корней елочки, ставшие к весне ржаво-красными. Зато как роскошно у меня получилась божья коровка, семенящая по изогнутой травинке к капельке росы! Ну да, обшитые гранитной плиткой грядки «декоративного огорода» в реальности походили на сельский погост. Но я все-таки нашла тот единственный ракурс для фотографии, при котором этот уголок выглядел как царство изобилия. Ну да, дизайн-проект неоригинален. Зато оцените, как прекрасен на макросъемке осенний лист, застрявший в паутине. А клумба с колокольчиками – разве это не шедевр? Яркие босоножки и соломенная шляпка, забытые на пышном зеленом газоне, – мой любимый кадр. И вообще, если судить по этому фотоальбому, лучшего сада никто никогда не создавал, и все мои 657 лайков и 74 репоста вполне заслуженны.

Я не дутая интернет-знаменитость, как можно подумать, не мелюзга, а довольно популярная личность и широко известный внутри МКАД и даже в Ближнем Замкадье ландшафтный дизайнер. Люди знают меня под ником Беспечная Садовница. В своем блоге я публикую фото цветов, деревьев, букашек и красивых садов. Благодаря этому блогу я не только получаю свои «пятнадцать минут славы», но и нахожу заказчиков, которые приглашают меня обустроить их участки. Так что это рабочий инструмент. Создать миф о себе среди публики сегодня, пожалуй, даже важнее, чем создать самого себя. И ради поддержания мифа Беспечной Садовницы этой ночью мне придется немножко потрудиться.

Погас закат, чернильная высота покрылась светящейся пыльцой. Улица стихла. Лишь редкие машины проносились мимо с жужжанием тяжелых уставших шмелей.

Я впрыгнула в ярко-красные резиновые сапоги, подхватила пакет с семенами, коробки со своими зелеными сокровищами и отправилась на «место преступления».

Весна выдалась ранняя, и днем солнце припекало, но сейчас, с наступлением ночи, улица встретила меня легким холодком. Лопата, грабли, совок, резиновые перчатки, огромные бутыли с водой, какие в офисах громоздят на кулеры, – все уже лежало в просторном заднем отсеке моего пикапа. В путь!

«Место преступления» я присмотрела еще осенью. В окраинном районе, на границе гаражного кооператива. Развязка кругового движения в центре была прикрыта грубой лепешкой асфальта. А посреди серой нашлепки – тщедушный клочок незакрытой земли. Каждый раз, проезжая мимо залысинки, я думала о том, сколько людей ежедневно упираются взглядом в это печальное зрелище. Зимой пятачок припорошило снегом. В новогодние праздники здесь воткнули пластмассовую уродину, которая задумывалась как елка. Но снег наконец сошел, земля размякла от тепла и поплыла растопленной снежной влагой. Пришло мое время.

Я включила аварийку и припарковалась прямо на внутренней стороне круговой развязки. Привычными движениями выгрузила из машины рассаду, инструменты, воду. Щелчок – и у меня на лбу загорелся пришитый к шапочке фонарик, как у шахтера.

Лопата жадно врезалась в разбухшую, плотную землю. Тяжелые комья переворачивались и падали, разваливаясь, как свежая халва. В темноте белели лунно-молочные корешки сорняков. Лопата снова и снова ныряла в сырую почву, поддевала ее, выворачивала, разбивала комья. Ритм захватывал. Но я не позволяла себе отдаться ему полностью, чутко прислушиваясь к приглушенным звукам ночного города и краем глаза поглядывая вокруг. На соседней улице появились два светящихся электрических глаза. Пришлось отложить лопату и выключить фонарик, став почти невидимой для водителя. Мотор пробасил мимо, обдав меня коротким, крепким и ледяным порывом ветра. Поежилась.

Наконец пустырь был вскопан и причесан граблями. От земли шел легкий пар, он струился в свете фонаря как дым костра. «С новосельем, ребята!» – поздравила я туи, устраивая их в удобные ямки по центру клумбы. Вокруг них посеяла не боящиеся заморозков куколь, смолку, дельфиниумы и чернушку.

Вот и все. «Миссия» завершена.

Небо приобрело театрально-фиолетовый оттенок. Рассвет уже забрезжил, и воздух наполнился теми туманными образами, из которых ткут утренние сны.

Я быстро погрузила в машину нехитрый скарб садовницы-партизанки и занялась самым простым, но важным делом: сделала снимки на мобильный телефон. И тут же отправила их в Facebook, отметив точный адрес украшенной развязки. Да, я тщеславна. Еще мне нравится, что мой пример вдохновляет других. В начале «партизанщины» френды просто наблюдали за мной – как за городской сумасшедшей, которая зачем-то за свой счет превращает пожухшие проплешины в цветущие островки. А потом многие стали поступать так же. В блоге я не писала больше ни о чем – ни о заказчиках, ни о личной жизни, ни о погоде, ни о политике. Только трава-мурава, чтобы всем было понятно: я настоящая фанатка, и мало кто в этом городе так любит зелень, как я. Мне хотелось, чтобы, сказав «садовница» или «ландшафтный дизайнер», люди тут же вспоминали именно меня.

Забравшись в машину, я открутила шапочку термоса, и горьковато-трезвый аромат кофе заполнил салон. Уезжать не торопилась, хотя и знала, что формально нарушаю закон: с точки зрения муниципальных озеленителей я вторгаюсь на их территорию, «разрушаю и уничтожаю» городской ландшафт. Но я никогда не трогала хоть сколько-нибудь обихоженные участки земли. Даже если их озеленили чудовищно бездарно – как рядом с соседней школой, где на днях в глинистые лужи повтыкали сосновые саженцы, умудрившись при этом отчекрыжить им макушки. Ну да, накосячили ребята – с кем не бывает?

Я приезжала только к тем лоскуткам земли, до которых другим не было дела. Видимо, поэтому у меня до сих пор не возникало серьезных проблем с полицией. Лишь прогоняли пару раз с уже вскопанных и удобренных газонов, но мне легко удавалось завершить начатое следующей ночью.

Деликатный стук в окно показался громким, как разрыв петарды. Я подпрыгнула от испуга, горячий кофе хлынул на брюки, обжигая бедра. В салон заглядывал молодой гладко выбритый мужчина. Он помахал красной корочкой, но я даже не успела прочитать, что в ней написано.

«Проследуйте», – кажется, это единственное, что я расслышала из его слов. Впрочем, и без них все было понятно: попалась.

Я не очень удивилась и совсем не встревожилась. В конце концов, все самое страшное в моей жизни уже случилось прежде, и теперь меня довольно сложно заставить нервничать. К тому же это приключение может стать хитом среди читателей моего блога. Даже классно, что мне помогают создавать миф о себе!

Я снисходительно кивнула и повернула ключ зажигания.

«Нет, вы поедете на моей машине», – вполне дружелюбно и интеллигентно распорядился представитель закона.

Поленов. Лекция

«Зерно знает, в какое дерево оно вырастет. И яйцо знает, какая птица из него вылупится. Всё в природе знает свое предназначение – кроме человека, который сидит и думает: кто я? Дубок? Пшеничка? Про что я? Какое у меня место в жизни?» – невыспавшийся одутловатый мужчина вещал с экрана компьютера. Лицо его выглядело помятым из-за несимметричных бровей: одна улетала к середине лба, вторая же нависала над глазом так, словно в веко его ужалила оса. Говорил он густым уверенным голосом, весьма артистично, но двое зрителей, которые наблюдали за его выступлением через монитор, явно не подпали под харизму спикера. Один из них – чуть за пятьдесят, в спортивном костюме, с приглаженными песочно-седыми волосами, потирал подбородок и покусывал верхнюю губу отличными фарфоровыми зубами. Периодически он зажмуривался и слегка встряхивал головой, будто пытаясь вытрясти из нее слова, которые только что залетели к нему в уши. Он-то и был здесь главным. Сторонний наблюдатель догадался бы об этом: монитор был повернут именно к этому зрителю, в то время как второй чаще заглядывал в лицо своего босса, чем в экран – спешил считать мнение начальника.

Второй был лет на десять моложе. Солидный кожаный портфель он держал у груди будто щит, а ноги прятал под кресло, словно боялся наоставлять следов в чужом кабинете. Кабинет был домашним – прикорнувшая под столом лохматая собака, неформальные фотографии на стенах, зеленая лужайка за окном.

Камера на экране компьютера взяла более общий план и показала, что рассказчик, вещающий про дубки и пшеничку, говорил не с пустотой – он стоял на сцене. А из зала за ним наблюдали человек пятьсот – преимущественно молодых мужчин, большинство в очках. Лекция проходила в просторном зале со стеклянными стенами, за которыми раскинулось поле, где сновали экскаваторы и грузовики. Борис Максимович Поленов (а седым мужчиной, хозяином кабинета, был именно он) нажал на паузу и внимательно всмотрелся в лица слушателей. На них читались те же чувства, что и на лице Поленова: недоумение, разочарование и даже раздражение.

– И что, Виталик, всех резидентов согнали слушать это позорище? – недовольно спросил Борис Максимович.

– Всех, кого смогли, – уклончиво ответил его собеседник. – Так что? В Сеть выкладывать? Пресс-релиз выпускать?

– Ни в коем случае. Сливаем эту историю по-тихому. Желательно, чтобы журналисты о ней вообще не узнали. Кто-нибудь еще там снимал?

– Нет, только наша камера, эксклюзив. Лекция-то… гм… недешевая, – пресс-секретарь закашлялся, пытаясь остановить какие-то еще слова, рвавшиеся изо рта. – Мы сказали, что все права принадлежат Технопарку и все такое. Если кто будет снимать – выведем из зала.

– Это грамотно, – кивнул Поленов. – Сколько еще осталось этой галиматьи?

– По контракту он должен прочитать десять лекций за семьсот тысяч долларов, – поерзал Виталик. – Это первая.

– На остальные народ можно сгонять не так старательно. И скажите этому клоуну – культурно, конечно, но так, чтобы понял, – пусть нигде не упоминает ни сумму гонорара, ни о чем он у нас вещал.

– Будет сделано.

Помощник встал с кресла.

– Я, может, не в свое дело лезу, – внезапно осмелел Виталик. – Но зачем? Зачем мы перекачиваем государственные деньги в карман этого прощелыги, который – есть такие сведения – финансирует оппозицию?

Поленов вздохнул и указал глазами на потолок – мол, причину надо искать там, выше.

– Было такое пожелание от человека, которому нельзя отказать. Значит, в этом есть смысл. Мол, мы все такие прогрессивные, не авторитарные, вот и оппозиция у нас есть, и мы с ней даже конструктивно взаимодействуем. Типа так мы Западу будем больше нравиться. Дорисовываем себе европейскость, – Поленов немного помолчал. – Но ты, Виталик, не думай о том, о чем тебя не просят. Думалка устанет.

– Да я просто этого Ваню давно знаю, еще в девяностые у него пресс-секретарем работал, – сбивчиво заговорил тот. – Знаете, как он «сделал» эту свою первую IT-компанию с капитализацией якобы в сто миллионов долларов?

Поленов коротко кивнул – мол, ну, рассказывай.

– У него был офис – задрипанная комнатенка в загибающемся НИИ, на двери – пластиковый файлик с надписью «Компания “Аррива-Интернет”», а в ней – пять человек сотрудников, включая меня. Компьютеры завозили из США. Однажды Ваня меня вызывает: «Пиши пресс-релиз – «пятнадцать процентов акций “Аррива Интернет” выкуплены менеджментом компании за полтора миллиона долларов, таким образом капитализация компании составила десять миллионов долларов». Потом почесал бороденку и говорит: «Не, десять миллионов мало. Пиши: “выкупили пятнадцать процентов за пятнадцать миллионов долларов, капитализация составила сто миллионов”». Так и написали, в газетки разослали. И все! Компания возглавила рейтинг газеты «Коммерсантъ» в разделе IT, а Ванюша сделался крупным специалистом по IT-консалтингу.

– Так ведь деньги за продажу акций должны были все-таки прийти компании на счет? У него уже была пятнашка грина?

– В тот же день акции были выкуплены компанией у менеджмента обратно. Только пресс-релиз об этом не выпускали.

Поленов хмыкнул. История явно подняла ему настроение:

– Что же ты, узнав это ноу-хау, не снял соседнюю комнату и не выпустил пресс-релиз, что у тебя компания с капитализацией в двести миллионов?

Виталик застенчиво пожал плечами и лукаво улыбнулся:

– Наверное, потому что я – не проходимец. Писать без пробела.

– А может ты, Виталик, дубок? – расхохотался Поленов. – Иди уже, суббота все-таки. Привет семье.

Флора. Приглашение, от которого невозможно отказаться

Апрельским субботним утром мы летели по МКАДу. Машины стремились из города на дачи, но пробки еще не парализовали движение. За окном мелькали новостройки-«карандаши» и громоздкие развязки, подкрашенные розоватыми солнечными лучами. А мы все мчались в крайнем левом ряду. И тут я наконец насторожилась.

– Куда мы едем? – с подозрением спросила я. – В какое отделение полиции? И почему так далеко?

– Уже близко, сейчас все узнаете, – спокойно ответил парень. – Как говорится, вам понравится.

– Мне уже не нравится! – набычилась я.

– Потерпите, – загадочно усмехнулся он.

Я попыталась я его спровоцировать.

– Дикий у вас способ знакомиться с девушками!

Он недоуменно вскинул бровь, пробежав взглядом по моим заляпанным землей и облитым кофе джинсам и чумазым резиновым сапогам. «Конский хвост» на голове и болоньевая куртка его тоже не впечатлили. Взгляд парня задержался на моем лице – без косметики, с густыми размашистыми бровями. А что? Сама Кара Делевинь сейчас так носит! Однако не похоже, чтобы он был в восторге от моего «нейчер лук», подумала я. Но тут же догадалась, что дело, видимо, не в моем прикиде. А в том, что парню не больше двадцати пяти. И фривольные намеки девушки за тридцать скорее смахивают на распущенность. Все время забываю о том, что я уже не свеженькая нимфетка, а распустившийся бутон.

– Неужели вас с самого детства зовут Флорой? – аккуратно сменил он тему.

– Да, так в паспорте и написано: Флора Алексеевна Елисеева. Родители назвали. Они были те еще оригиналы, – ответила я, мысленно поблагодарив парня за деликатность.

– Имя вам подходит, – не слишком убедительно произнес он.

– А вас как зовут? – из вежливости поинтересовалась я.

– Николай, – ответил он и, кажется, ждал какой-то моей реакции. Но я просто кивнула. Что оригинального можно сказать про Николая?

Машина свернула с Рублево-Успенского шоссе на боковую дорогу с отменным асфальтом, и через пару минут мы приехали. Вошли в невысокое здание на окраине соснового участка, окруженного внушительным каменным забором, из которого, не маскируясь, высовывались видеокамеры. Внутри домика было множество мужчин военной выправки. Стоял запах пота, одеколона и почему-то подгоревшего молока. У меня многократно спросили имя, хотя мой паспорт все это время лежал перед ними раскрытым. Все его страницы отсканировали. Биографию запротоколировали с такой тщательностью, будто собрались писать обо мне статью для энциклопедии (я, если что, не против!). Меня обыскали (весьма целомудренно) и забрали мобильник: «Извините, таков порядок. Получите обратно, когда будете выходить. Здесь запрещено ставить метки геолокации, фотографировать и пользоваться соцсетями. Но каждому не объяснишь, поэтому мы просто забираем телефоны при входе и возвращаем при выходе».

Я возмущенно фыркнула, но не особенно удивилась. Мне приходилось слышать, что из соображений безопасности в особо важных домах на входе отбирают мобильники, но сама я с таким столкнулась в первый раз. В довершение всего у меня взяли отпечатки пальцев, и наконец дверь в запретный сад открылась. Меня вывели на солнышко по другую сторону забора.

Мощенная плиткой дорожка лежала ровно, как прочерченная по линейке. В конце нее за янтарными стволами сосен виднелся помпезный дом желто-сливочного оттенка, спроектированный в духе русской дворянской усадьбы. Фасад выглядел внушительно благодаря центральной полукруглой колоннаде. Колонны несли на себе протянувшийся во всю ширину мезонина балкон.

Прямо перед домом на свежераскатанном рулонном газоне стоял накрытый стол, окруженный тепловыми фонарями. Откинувшись на спинки плетеных кресел, за ним завтракали двое. Мужчина и женщина. Его я узнала сразу – это был Поленов, очень важный чиновник, самый-самый топ-уровень, связанный с инновациями. Рядом сидела его жена. В отличие от мужа она почти не мелькала в телевизоре, но тем не менее ее лицо мне было знакомо (пролистывать журнал Tatler иногда полезно). Меня вели прямо к ним по пружинящему, будто лакричный мармелад, газону. «Адъютант» (тот самый Николай) жестом предложил мне сесть в пустовавшее третье кресло. Потом коротко кивнул и отошел на почтительное расстояние. Повисла пауза.

Я с любопытством рассматривала хозяев. Чиновник и его жена выглядели уже остывшей друг к другу, но вполне сжившейся парой. Из тех, кто за столом садится так, чтобы случайно не встретиться взглядом и не соприкоснуться рукавами, бочком к супругу – так держатся люди на парных парадных портретах времен задастых платьев и бархатных камзолов. Но эта пара была все-таки попроще. Он – в спортивном костюме, с румянцем человека, только что сделавшего энергичную зарядку и приятно уставшего (я почувствовала что-то родное в этой физической истоме – меня окутывала такая же после ночных упражнений с лопатой). Она – старосветская скучающая барыня, кутается в рыхлую шаль с кистями. Того и гляди затянет какой-нибудь печальный романс про любовь, живущую «в сердце больном».

Ясно было, что она младше, но при этом казалось, что старше. В нем чувствовались драйв и харизма – от студента-хипстера его отличали разве что волосы с проседью – жесткие, постриженные «площадкой», и четко прорисованные складки на лбу.

Оценивающий, чуть насмешливый взгляд Поленова ничего не сообщал о происходящем. По лицу жены, напротив, за секунды пробежал вихрь эмоций. Изумление моментально сменилось раздраженной растерянностью и наконец немым вопросом, адресованным одновременно и мне, и мужу. Я чувствовала примерно то же, что и она, только без раздражения.

– Чай, кофе? – вполне буднично, безо всяких церемоний и приветствий предложил чиновник.

– Здравствуйте, Борис Максимович. И вы, Марина… – я не помнила ее отчества и замялась. – И вы, Марина, тоже здравствуйте.

– Так чай или кофе? – Борис Максимович сделал вид, что не заметил моей неловкости.

– Кофе, – согласилась я. Мой-то мне допить так и не дали.

К столу тут же подскочил официант, чтобы налить напиток из золоченого кофейника в столь же пафосную чашку, украшенную двуглавым орлом.

На столе млели пирожки, печенье, рыбная нарезка, тарталетки с красной икрой, фрукты. Дольки молодых огурчиков пахли весной, отпуском и свежестью. Хозяин дома пил зеленый чай, хозяйка – черный со сливками.

– Что происходит? – наконец заговорила жена.

– А это, Марина, та самая Беспечная Садовница, которую хлебом не корми – дай что-нибудь озеленить. Мы же ее выбрали, чтобы сад в порядок привести? Так вот, знакомься! Человек приехал и готов сотрудничать. Вы же готовы? – он на секунду переключился на меня. Я, хоть и не понимала, о чем речь, кивнула, едва не поперхнувшись кофе. – Ну вот, готова. Пожалуйте бриться, как говорят.

После этих слов Поленов заметно повеселел и даже прихлопнул в ладоши. Жена же его, напротив, внезапно помрачнела и обиженно прищурилась. Лицо ее было несколько обрюзгшим, как у много плачущего или пьющего человека.

– Ах, садовница… – Марина с недоверием осмотрела меня от макушки до кончиков пальцев, сжимавших чашку. – Привез, значит, все-таки… – произнесла она с той тяжелой, нарочитой сдержанностью, которая обыкновенно служит у женщин прелюдией истерики. – Не прошло и года… Ну спасибо… – в ее голосе слышалась подавленная визгливая злость. – Только я уже ничего не хочу! Ни-че-го и ни-ко-го! Ни сада твоего, ни садовницы, – она демонстративно отвернулась.

– Ну все, шлюс дес абендс! – чиновник сжал челюсти, брезгливо поморщился и с тоской оглянулся по сторонам. Впрочем, истерика жены его мало обеспокоила. Скорее раздосадовала и вызвала желание отвлечься на что-нибудь поприятнее.

Будто услышав его беззвучную команду, к Поленову тут же подбежала колли, до этого дремавшая на ступенях дома. Она ткнулась носом в его ладонь и усердно замотала пушистым хвостом. «Вот какая я молодец, – говорила собака всем своим видом. – Умею радоваться и быть благодарной, в отличие от некоторых!» Хозяин потрепал ее за ухом.

– Значит так, – обратился чиновник ко мне. – Есть задача переустроить парк в этой резиденции, – он прочертил указательным пальцем пару кругов в воздухе, как будто крутил на нем мини-хулахуп. – Говорят, на вас можно положиться. Не знаю, что уж в вас такого особенного, но вам дали неофициальные, но хорошие рекомендации, – Поленов недоуменно пожал плечами, демонстрируя, что сам этого «особенного» во мне не обнаруживает. – Сделать надо достойно, представительно и… по-нашему, по-русски. Понимаете? По рабочим вопросам вы будете общаться непосредственно с Мариной. Она как раз очень хотела заняться чем-нибудь созидательным. Да, Марина?

– Перехотела! – парировала супруга. – Мне уже вообще ничего не надо! Это тебе нужно устраивать здесь приемы и это у тебя здесь «представительские функции». Можете идти! – внезапно обратилась она ко мне и, кажется, в первый раз посмотрела мне в глаза.

Борис Максимович слегка поморщился и снисходительно покачал головой, глядя на меня: мол, не обращайте внимания, скоро пройдет. Я поежилась, не зная, как правильнее себя повести. И уйти, и остаться при этой семейной разборке было одинаково неудобно. Градус истерики жены как-то совсем не совпадал с безучастной реакцией мужа.

– Марин, ну что ты делаешь? Как вводить в твой круг новых людей, если ты их так встречаешь? И после этого жалуешься, что тебе не с кем общаться, – с укоризной, но ровным голосом взялся поучать жену Борис Максимович. – Что человек будет думать о тебе, о нас? Что она, гм… расскажет, выйдя за ворота этого дома?

Тут я вскочила:

– Я пойду! Честное слово, я забуду все, как только выйду за ворота. Обещаю. До свидания, – на секунду замялась, пытаясь понять, по какой тропинке мне положено отступать с семейного пикника.

Внезапно Марина повернула ко мне опухшее лицо, как мопс, вдруг почуявший проплывающую мимо вкусняшку. Шмыгнула носом и вдруг демонически расхохоталась.

– Ты посмотри на нее, – указывала она на меня рукой, как будто приглашая мужа подивиться вместе с ней. – Она пошла! Ха-ха-ха. Она решила уйти! Она решила. Ха-ха-ха, – женщина так странно смеялась, что по моей спине скатилась холодная капля пота. – Вы остаетесь! Я сказала! – неожиданно властно отрезала хозяйка дома, вставая из-за стола и роняя шаль. – Я отойду, а вы, – она ткнула в меня пальцем, – дождетесь меня.

Марина направилась к широкой парадной лестнице особняка. Я растерянно опустилась на стул.

– Я могу отказаться? Или вам нельзя говорить нет? – осторожно поинтересовалась я.

– Почему же? – как будто искренне удивился Поленов. – Можете. Колхоз – дело добровольное. Очень даже можете отказаться. Но не захотите. Так ведь?

Кроны сосен танцевали в глубине акварельно-прозрачного неба. Шелест ветвей сплетался с гудением тепловых фонарей и далеким чив-чи-чью зябликов. Я обвела взглядом участок, пытаясь представить, как он выглядит с высоты. Было легко догадаться, что это один из тех парков, где чаще решают вопросы, чем отдыхают. Интересно, кто работал тут раньше? Этот профан явно не слишком старался – парк, похоже, запущен. Даже газон – рулонная дешевка. Но почему я? В стране десяток крупных ландшафтных фирм и еще полсотни звезд-индивидуалов. Все они были бы счастливы заполучить такой заказ. И вдруг он по причудливой игре случая может достаться мне. Странное везение. Можно ли упустить такой шанс?