Драконы моря

Их провели через весь город, где они в удивлении взирали на толпы народа на улицах, но сетовали, что среди них слишком мало женщин, да и тех толком не разглядишь под плащами и покрывалами.

«Немало бы пришлось потрудиться любой из них, чтобы не показаться мне красавицей, – заметил Токи, – если бы у меня только была возможность с ней поговорить; ибо уже почти три года прошло, как мы находимся среди чужеземцев, и за всё это время нам и близко не давали понюхать ни одной женщины».

«Если нас и правда, освободят, – сказал Огмунд, – мы просто будем обязаны осчастливить всех этих женщин, ибо их мужчины выглядят поистине жалкими по сравнению с нами».

«Каждый мужчина в этой стране может иметь четырёх жен, – сказал Орм, – если он примет веру Пророка и его учение. Но сделав это, он уже никогда не сможет наслаждаться вином и пивом».

«Это трудный выбор, – решил Токи, – хотя здешнее пиво и так чересчур жидко для меня. Но может, я просто не попробовал здесь лучшего. А что касается женщин, то четыре – это как раз то число, что мне сейчас требуется».

Они пришли к большому строению, где было множество воинов, и там они провели ночь. На следующее утро к ним явился незнакомый человек и сопроводил их в другой дом неподалёку, где викингов хорошенько отмыли, подровняли им бороды, и предложили им прохладное питье в крохотных чашах изящной работы. Затем им выдали мягкие одеяния, которые не так натирали кожу, как одежда, что была им дана при освобождении; она причиняла им подобные неудобства, поскольку последние три года они гребли обнажёнными и совсем от неё отвыкли. Теперь они глядели друг на друга и не могли удержаться от смеха при виде перемен, что с ними произошли; затем викингов, всё ещё пребывающих в изумлении, провели в зал для пиршеств, где они увидели человека, который выступил им навстречу радушно их приветствуя. Они сразу же узнали в нём Соломона, хотя он теперь сильно отличался наружностью от того человека, с которым они виделись в последний раз, ибо он теперь был похож на богатого и могущественного ярла.

Он гостеприимно их принял, предложив многочисленные яства и напитки, и попросил быть их у него как дома; однако, он почти совсем позабыл то, что знал из северного наречия, посему теперь лишь Орм мог разговаривать с иудеем. Соломон сказал, что он постарался сделать всё, что мог ради них, когда услышал об их бедственном положении, ибо они в своё время очень сильно помогли ему, и он был бы счастлив достойно отплатить за эту услугу. Орм красноречиво, как только мог, поблагодарил иудея; но добавил, что больше всего они хотели бы знать, свободные ли они сейчас люди или по прежнему рабы.

Соломон ответил, что они всё ещё рабы и останутся ими впредь, здесь он ничего не мог для них сделать; но зато теперь они будут служить в личной охране калифа, которая набиралась из отборных воинов попавших к нему в плен в сражениях и из рабов, что привозились из чужих стран. Калифы Кордовы, продолжил иудей, всегда предпочитали иметь для себя именно такую охрану, считая, что это гораздо надёжнее, чем находиться в окружении вооружённых подданных, поскольку те всегда могут быть легко подкуплены родственниками или их друзьями, дабы поднять руку на правителя, если в стране возникнет недовольство.

Но перед тем как викинги присоединятся к телохранителям калифа, Соломон предлагает им сначала побыть гостями в его доме, дабы они могли восстановить свои силы после трудов на вёслах; итак, они оставались в его доме целых пять дней, и их чествовали и угощали не хуже, чем героев попавших за стол к Одину. Они отведали множество изысканнейших блюд, а выпить им приносили немедля, как только они об этом вспоминали; музыканты играли для них услаждающую их слух музыку, и каждый вечер викинги как следует напивались; ибо в отличие от других Пророк не запрещал Соломону пить вино. Однако Орм и его товарищи всегда внимательно приглядывали за Токи, чтобы тот не употребил слишком много вина, не начал потом плакать и не стал буянить в доме хозяина. Соломон предоставил каждому из них по молодой рабыне, дабы викингам не было одиноко ночью в их постелях, и за этот дар они были ему особенно благодарны. Они согласились единодушно, что иудей прекрасный человек и предводитель, ничуть не хуже, чем если бы он был от рождения северной крови; и Токи не раз вспоминал, что вряд ли у него когда-либо был лучший улов, чем когда он извлёк этого благороднейшего сына Израиля из морской воды. По утрам они допоздна валялись в набитых перьями роскошных постелях, что были мягче пуха; а сидя за столом, они по товарищески пререкались чья рабыня лучше всех, и не один не позволил себе согласиться, что его девушка хоть чем-то хуже других.

На третий вечер их пребывания Соломон пригласил Орма и Токи сопроводить его в город, сообщив, что есть ещё один человек, которого они должны поблагодарить за освобождение, ибо он сделал для них возможно больше, чем сам иудей. Они прошли с ним множество улиц и Орм спросил, не Халид ли, великий поэт Малаги, возможно прибыл в Кордову, и не к нему ли они спешат; но Соломон отвечал, что они собираются встретиться с лицом намного более значительным, чем Халид.

«И только чужестранец, – добавил он с лёгкой досадой, – мог бы посчитать Халида великим поэтом, хотя он сам и распространяет повсюду подобные слухи. Иногда я сам пытаюсь подсчитать сколько людей можно назвать истинно великими поэтами во владениях калифа; и я не думаю, что это чести достойны более, чем пятеро из нас, в число которых вряд ли можно включить Халида, хотя ему и нельзя отказать в определённой способности играться с рифмами. Тем не менее, ты правильно делаешь, Орм, что считаешь его своим другом, ибо без его помощи я никогда бы не узнал, что стало с тобой и твоими людьми; поэтому, если ты когда-либо встретишь его и он назовёт себя поэтом, не поправляй его».

Орм заметил, что он уже достаточно разбирается в людях, чтобы не спорить со скальдами об их достоинствах; но тут в разговор вмешался Токи и пожаловался, что его целый вечер таскают по незнакомым улицам, и он ни слова не понимает из их беседы, и ему очень хотелось бы знать за что его обрекли на такие страдания, когда он мог бы прекрасно провести это время в доме Соломона. Но иудей на это просто ответил, что Токи необходимо их сопровождать, ибо так было ему приказано.

Наконец они подошли к обнесённому стенами саду с узкими воротам, которые открылись при их приближении. Они вошли внутрь, пройдя мимо ухоженных деревьев, незнакомых им растений и дивных цветов, и скоро достигли места, где бил высокий фонтан, и вода из него растекалась среди пышных трав извилистыми ручейками. Со стороны противоположной той откуда они пришли, появились носилки несомые четырьмя рабами, а позади их следовали две прислужницы и два чернокожих человека с обнажёнными мечами.

Соломон остановился, и Орм с Токи сделали то же самое. Рабы опустили носилки на землю и девушки, выйдя вперёд, встали по их сторонам почтительно склонившись. Из носилок выступила женщина с лицом скрытым под покрывалом. Соломон трижды поклонился ей, касаясь руками лба, так что Орм с Токи решили, что перед ними, должно быть, особа королевской крови; однако, они остались стоять прямо, не кланяясь, ибо им это показалось странным обычаем, что мужчина может так унижаться перед женщиной.

Госпожа приветливо кивнула в сторону Соломона. Затем она оглядела Орма и Токи и что-то негромко произнесла под своим покрывалом; но глаза её глядели на них дружелюбно. Соломон снова ей поклонился и сказал: «Воины с Севера, благодарите её высочество Субайду, ибо лишь благодаря её могуществу вы стоите здесь свободными».

Орм ответил ей: «Если это вы помогли нам, то тогда мы в большом долгу перед вами, госпожа. Но кто вы, и почему вы оказали нам такую милость мы не знаем».

«Мы уже встречались, – ответила женщина, – и возможно, ты вспомнишь моё лицо».

После этих слов она приподняла покрывало, отчего Соломон снова унизился до поклона. Токи дёрнул себя за бороду и пробормотал Орму: «Это же моя девушка из крепости, и она стала ещё более прекрасной, чем раньше. Видно, удача её поистине велика, ибо с тех пор как мы в последний раз виделись, она стала настоящей королевой. Хотел бы я знать, рада ли и она снова меня видеть».

Госпожа бросила взгляд на Токи и промолвила: «Почему ты обращаешься к своему другу, а не ко мне?»

Орм ответил ей, что Токи не понимает арабский язык, но он говорит, что помнит её и полагает, что она стала ещё более прекрасной с тех пор как он её видел в последний раз. «И мы оба счастливы, – добавил он, – что удача и власть пришли к вам, ибо нам кажется, что вы достойны и того и другого».

Она взглянула на Орма, улыбнулась и сказала: «Но ты, рыжеволосый, выучил язык этой страны, как и я. Кто же тогда лучше – ты или твой друг, что был некогда моим владыкой?»

«Мы оба считаем себя достойными людьми, – ответил Орм, – но я моложе и менее опытен, чем он; и Токи к тому же, совершил великие подвиги, когда мы брали приступом крепость вашего отца. Поэтому, я полагаю, что он лучший из нас обоих, хотя он и не может сказать вам об этом на языке вашей страны. Но лучшим из нас был Крок, наш предводитель, правда сейчас он мёртв».

Она сказала, что помнит Крока, и что хороший предводитель редко доживает до старости. Орм рассказал ей как умер Крок, и она кивнув, промолвила: «Судьба сплела наши жизни причудливым образом. Вы разрушили дом моего отца, убили его самого и многих его людей, за что я вправе забрать теперь ваши жизни. Но мой отец был очень жестоким человеком, особенно с моей матерью, и я всегда ненавидела его и боялась словно страшного демона. Я радовалась, когда его убили и не сожалела, что оказалась среди иноземцев, и что я приглянулась твоему другу, хотя лучше бы было, если бы мы могли поговорить. Мне не очень нравился запах его бороды, но у него были весёлые глаза и добрый смех, и это мне было по сердцу; и он обращался со мной нежно, даже когда был пьян и его обуревала похоть. Он не оставил синяков на моём теле и дал самую лёгкую ношу, когда мы шли к кораблю. И я была готова последовать за ним в его страну. Скажи ему это».

Всё что она сказала, Орм тщательно повторил Токи, который слушал его с нескрываемым удовольствием. Когда Орм закончил, Токи сказал: «Вот видишь, насколько я удачлив с женщинами! Но она лучшая из всех с кем я имел дело, и ты можешь повторить ей, что я сказал. Ты думаешь, что она собирается сделать меня важным человеком в этой стране?»

Орм ответил, что про это он ничего не слышал; затем повторив госпоже слова Токи, он попросил её рассказать, что с ней произошло с тех пор как они расстались на берегу.

«Капитан корабля отвёз меня в Кордову, – сказала она, – и он не сделал меня своей наложницей, хоть я и стояла перед ним обнажённой, ибо он решил, что я стану прекрасным даром для его господина великого визиря. Теперь я принадлежу великому визирю калифа, чьё имя Альманзор и это самый могущественный человек во всех владениях калифа. Он, наставив меня сначала в учении Пророка, поднял из рабынь до положения своей главной жены, ибо он увидел, что своей красотой я превосхожу всех его женщин. Хвала за это Аллаху! Итак, вы принесли мне удачу, ибо если бы вы не разрушили крепость моего отца, то я до сих пор бы жила там в каждодневном страхе перед ним до тех пор, пока бы меня не выдали замуж за какого-нибудь ужасного человека, несмотря на всю мою красоту. Так что, когда Соломон, что делает мне прекраснейшие украшения, сообщил, что вы ещё живы, я решила оказать вам всю помощь, что была в моих силах».

«Мы благодарны троим за наше освобождение, – сказал Орм, – вам, Соломону и ещё одному человеку из Малаги по имени Халид. Но теперь мы знаем, что именно ваше слово имело наибольшее значение; и значит, более всего мы благодарны вам. Нам повезло, что мы встретили таких людей как вы, госпожа и эти два скальда, ибо иначе, мы были бы без срока прикованы к своим скамьях, не надеясь ни на что кроме смерти. Но теперь мы с радостью будем служить вашему господину, дабы помочь ему против его врагов. Правда, я удивлён, как при всём своём могуществе, вы смогли убедить его освободить нас, ибо мы мореходы Севера считаемся здесь давними врагами мусульман ещё со времен сыновей Рагнара Кожаные Штаны».

Субайда промолвила: «Вы сослужили добрую службу моему господину, когда захватили крепость моего отца, иначе он бы не узнал о моём существовании. Кроме того, люди этой страны хорошо знают, что чужеземцы с Севера храбрые воины и держат своё слово. Оба калифа: и Абдурахман Великий и его отец эмир Абдулла держали много норманнов своими телохранителями, ибо в те дни ваши люди жестоко опустошали берега Испании; но в последнее время их мало видели здесь, так что сейчас в охране калифа совсем нет этих воинов. Если же вы будете верно и с рвением служить моему господину Альмансору, то будете достойно вознаграждены, а начальник его стражи выдаст вам броню и прекрасное оружие. Но прежде и у меня есть дар для каждого из вас».

Она подала знак одному из рабов, что стоял возле носилок, и тот извлёк оттуда два меча в великолепно украшенных ножнах и два пояса с увесистыми серебряными накладками. Один меч с поясом она передала Токи, а второй Орму. Они приняли их с восторгом, ибо почти три года они чувствовали себя будто голыми без мечей на поясе. Они извлекли мечи из ножен и тщательно оглядели лезвия и взвесили их в руках. Соломон, бросив взгляд на мечи, промолвил: «Они откованы в Толедо, где работают лучшие в мире мастера по серебру и стали. Там до сих пор делают прямые клинки, как это было во времена готских королей, перед тем как служители Пророка пришли на эти земли. Ни один другой кузнец не выкует мечи лучше этих».

Токи расхохотался от удовольствия и принялся что-то бормотать себе под нос. Наконец он произнёс:

«Долго воина длань

знала одно лишь весло

Глянь как ликует она

сжимая меча рукоять».

Орм забеспокоился, что его сочтут никудышным скальдом, поэтому он немного пораздумывал и в свою очередь сказал:

«Меч что дала мне дева

Вздымаю я рукой левой

Как Тюр средь богов,

Змей жалить готов!»

Субайда рассмеялась и промолвила: «Дать мужчине меч, это всё равно, что дать женщине зеркало; ни на что другое они больше не смотрят. Но приятно видеть, что дары принимаются с таким удовольствием. Пусть они принесут вам удачу».

Орм сказал, что с такими мечами они с Токи чувствуют себя настоящими предводителями, и если её господин будет хотя бы равен ей своей щедростью, то они готовы верно ему служить.

На этом их свидание закончилось, ибо Субайда сказала, что ей пришло время проститься, хотя, может быть, в будущем они снова встретятся. Итак, она вернулась в носилки и её слуги унесли их прочь.

Вернувшись в дом Соломона, они все трое не поскупились снова громко воздать хвалу госпоже Субайде и тем дарам, что они от неё получили. Соломон рассказал им, что он знает госпожу больше года и часто привозит ей драгоценные украшения. Он с самой первой встречи узнал её, как девушку, что стала добычей Токи в крепости жестокого маркграфа, хотя, должно отметить, с тех пор её красота ещё более возросла.

Токи сказал: «Она справедлива и добра и не забыла тех кто был ей когда-то по сердцу. Для меня тяжело видеть её снова, зная, что сейчас она жена знатного господина. Но я счастлив, что она не досталась тому жирному старому козлу с серебряным молотком, что взял нас в плен. Это бы мне не понравилось гораздо больше. Но, в целом, мне не на что жаловаться, ибо девушка, которую для меня подыскал Соломон, вполне мне подходит».

Орм стал расспрашивать иудея про хозяина Субайды господина Альманзора, желая узнать, как он мог стать самым могущественным человеком в этой стране. Разве сам калиф не выше его? Однако, Соломон смог разъяснить ему суть дела. Предыдущий калиф, Хаким Учёный, сын Абдурахмана Великого тоже был великим правителем, хоть и проводил больше всего времени, читая книги и беседуя с мудрецами. Перед смертью он не оставил других наследников кроме маленького сына по имени Хишам, кто должен был стать новым халифом. Тогда Хаким повелел, чтобы его наиболее доверенный советник, вместе с его любимой женой, что была матерью ребёнка, правили вместе, пока Хишам не достигнет совершеннолетия. К несчастью, эти двое так увлеклись своей властью, что заключили юного калифа в замок под предлогом, что тот слишком благочестив, дабы беспокоиться о земных делах. Этот советник, будучи регентом государства, одержал много побед над христианами на севере, отчего его стали называть Альманзор, что означает «Победитель». Вдова Хакима, мать юного калифа, долгое время любила Альманзора больше всего на свете, но со временем это стало ему докучать, ибо она была гораздо старше, чем он, и к тому же, оспаривала его власть как соправительница; так что теперь она тоже заключена в замок, как и её сын, а Альманзор правит этими землями единовластно от имени калифа. Многие подданные ненавидят его за то, что он поднял руку на калифа и его мать, но другие любят и почитают его за победы над христианами; и он, к тому же, щедрый господин для своих телохранителей, ибо он полагается на них как на щит, против тех кто питает к нему злобу и ненависть.

Поэтому надо полагать, что Орм и его люди будут благоденствовать во дворце Альманзора, даже когда в стране царит мир, не говоря уже о битвах, которых они могли бы пожелать, ибо каждую весну Альманзор выступает с большим войском против короля Астурии и графа Кастилии, или против короля Наварры и графа Арагона, что далеко на севере рядом с границами франков. Все эти правители живут в непрерывном страхе перед ним и счастливы платить ему дань только за то, чтобы отсрочить его появление.

«Но от него не так легко откупиться, – продолжил Соломон, – и причина этого в том, что он очень несчастный человек. Он могущественный и победоносный и преуспевает в любых предприятиях за которые берётся, но несмотря на всё это, всем известно, что его терзает непрекращающийся страх. Ибо он поднял руку на калифа, кто есть тень Пророка на земле и отнял у него власть, и вследствие этого он живёт в ежедневном страхе перед гневом Аллаха и не знает покоя в своей душе. Каждый год он пытается умилостивить Аллаха ведя всё новые войны против христиан, и именно поэтому он никогда не принимает дани сразу от всех христианских властителей, но позволяет по очереди каждому из них откупаться только на несколько месяцев, дабы всегда иметь нескольких в своём распоряжении, чтобы предать их земли огню и мечу. Он самый великий из всех воителей, что когда-либо рождались в этой стране; и он поклялся страшной клятвой, что умрёт только на поле брани, лицом обращённым в сторону лжепоклонников, тех кто верит, что сын Иосифа был Богом. Стихи и музыка мало его занимают, поэтому для поэтов сейчас плохие времена по сравнению с теми благами, что проливались на них при Хакиме Учёном; но в часы досуга он находит удовольствие в золотых и серебряных вещицах и драгоценных камнях, так что мне не приходится жаловаться. Я купил этот дом в Кордове, дабы лучше служить ему; и да, процветает он, и пусть счастье как можно дольше улыбается ему, ибо для ювелира он, воистину, подходящий владыка».

Всё это и многое другое Соломон рассказал Орму, а тот передал это Токи и остальным своим товарищам; и они все согласились между собой, что Альманзор, должно быть, выдающийся властитель. Но его страха перед Аллахом они понять не могли, ибо среди людей Севера никогда не слыхали про того, кто бы боялся богов.

Перед тем как им настало время покинуть дом иудея, он дал им множество мудрых советов; и прежде всего, предупредил Токи, что бы тот даже не вздумал когда-либо упоминать, что некогда ему принадлежала госпожа Субайда.

«Ибо правители, не более чем мы, наслаждаются видом бывших любовников своих жён, – сказал он, – и к тому же, со стороны госпожи было несколько дерзко позволить вам увидеть её снова, несмотря на то, что там были свидетели, которые могут, если надо, поклясться, что при встрече не произошло ничего неподобающего. В этом и во всех других отношениях, Альманзор очень проницательный человек, так что Токи лучше всего будет держать язык за зубами».

Токи ответил, что бояться нечего, и что сейчас его больше занимает, какое подходящее имя дать своему мечу. Ибо такой меч как у него, поистине, должен быть делом рук великого кузнеца, подобного тому кто выковал меч Грани для Сигурда, или Мимминг, что принадлежал Дидрику или меч Скофнунг, которым владел Хрольв Жердинка. Поэтому его имя должно быть не хуже, чем у них. Но он, Токи, пока никак не может выбрать подходящее его мечу имя, как он ни старается. Орм же назвал свой меч Голубой Язык.

Они оставили Соломона с многочисленными словами благодарности, и затем их сопроводили во дворец Альманзора, где они, получив от начальника стражи доспехи и оружие, начали нести службу телохранителями Альманзора. И семеро воинов с Севера выбрали Орма своим предводителем.

Глава седьмая. Как Орм служил Альманзору и как он отплыл от него с колоколом святого Иакова.

Орм стал телохранителем в Кордове в год, что был восьмым по счёту правления калифа Хишама; так что это случилось за три года до похода Буи Толстого и Вагна Акиссона, отправившихся вместе с йомсвикингами против норвежцев. И он оставался на службе Альманзора четыре года.

Воины из охраны калифа пользовались большим почётом в Кордове, и они носили великолепные одежды отличающие их от простых горожан. Их кольчуги были лёгкие и тонкие, но несмотря на это, они были прочнее и намного более изящной работы, чем те, что Орм и его товарищи когда-либо видели. Их шлемы сияли как серебро, и иногда они носили алые плащи поверх своих доспехов; и на их щитах по краю были искусно выгравированы письмена. И те же письмена были вышиты на знамёнах Альманзора, что всегда несли впереди его войска, когда он выступал в поход, и значили они: «Аллах один побеждает».

Когда Орм с товарищами впервые предстали перед Альманзором, приведённые к нему начальником стражи, они были удивлены его внешностью, ибо представляли его себе доблестным героем. На деле же он оказался невзрачным человечком, тощим и с лысиной, с изжелта-зелёной кожей на лице и густыми бровями. Он сидел на широком ложе среди наваленных там подушек, и задумчиво пощипывая себя за бороду, что-то быстро диктовал двум писцам сидевших перед ним на полу и записывавших каждое его слово. На столике рядом с ложем стояли ларец из меди, ваза полная фруктов и большая плетёная клетка, в которой играли и прыгали в колесе маленькие обезьянки. Пока писцы записывали всё, что он говорил, он брал фрукты из вазы и просовывал их между прутьев клетки, наблюдая как обезьянки дерутся за угощение и протягивают свои маленькие лапки за добавкой; но вместо того, чтобы улыбнуться их выходкам, он лишь смотрел на них грустными глазами и давал им ещё фруктов, а затем снова начинал диктовать писцам.

Чуть погодя, он позволил своим писцам немного отдохнуть и приказал начальнику стражи приблизиться вместе с его людьми. Он отвернулся от клетки и пристально взглянул на Орма и других викингов. У него были тёмные печальные глаза, но казалось, что в глубине их что-то горело и искрилось, так что людям было трудно выдержать его взгляд дольше нескольких мгновений. Он оглядел их придирчиво одного за другим и кивнул головой.

«Это люди выглядят как настоящие воины, – сказал он начальнику стражи, – они понимают наш язык?»

Тот указал на Орма и сказал, что лишь он говорит на арабском, а остальные намного уступают ему в этом умении, поэтому они и избрали его здесь своим предводителем.

Альманзор спросил Орма: «Как тебя зовут?»

Орм назвал ему своё имя и добавил, что на его языке оно означает змея.

Тогда Альманзор спросил его: «Кто твой король?»

«Харальд, сын Горма, – отвечал Орм, – он правитель Датского королевства».

«Я не знаю его», – сказал Альманзор.

«Возможно, это к лучшему, повелитель, – ответил Орм, – ибо, куда бы он не направил свои корабли, властители бледнеют услышав его имя».

Альманзор пристально поглядел на Орма и промолвил: «Ты скор на язык и вполне заслуживаешь своего имени. Твой король друг франков?»

Орм ответил усмехнувшись: «Он был их другом, когда в его собственной стране случилось недовольство. Но, когда удача повернулась к нему лицом, он сжёг города франков и саксов. И теперь он король с великой удачей».

«Возможно, он хороший король, – заметил Альманзор, – а кто твой бог?»

«На этот вопрос труднее ответить, повелитель, – сказал Орм, – мои боги, это боги моего народа, и мы полагаем, что они сильны, как и мы сами. Их множество, но некоторые из них уже стары, и мало кто из людей утруждает себя поклонением им, разве что скальды. Сильнейший из них зовётся Тор. Он такой же рыжеволосый как и я и считается другом всех смертных. Но мудрейший из них, Один, он покровитель воинов, и говорят, что поэтому люди Севера лучшие воители на свете. Но сделал ли что-нибудь кто-то из этих богов для меня, я не ведаю; я знаю точно лишь то, что я сам немного сделал для них. И мне кажется, что в этих землях у них мало силы».