Горечь пепла

– Все правильно говоришь, может, ты и не так уж глуп. Но это не значит, что и все остальные тебе под стать, ведь человеческая глупость беспредельна.

– В своих товарищах я полностью уверен.

– Вот как? Ну что ж, говоришь ты складно, и взгляд у тебя честный, если забыть о твоей воровской сущности. Как тебя зовут?

– Тройлинг Трой.

При этих словах Примус дернулся, склонился к уху воина и, похоже, что-то прошептал – тяжело утверждать это точно, глубокий капюшон скрывал лицо преподобного.

Сэр Файеррис удивленно вскинул брови:

– У нас записано, что ты стертый.

– Так и есть, сэр.

– Последний стертый, попав к нам, прославился хроническим недержанием мочи.

– По поводу сухости моей постели можете не беспокоиться.

– А кто сказал, что я беспокоюсь? Пообщавшись с тобой, я уже почти решил поставить тебя новичком-десятником, а теперь даже не знаю…

Драмирресс молча сделал шаг вперед, следом шагнула Миллиндра, затем все остальные.

Сэр Файеррис, проведя по вышедшим мрачным взглядом, спросил:

– Это следует понимать как знак поддержки моего первоначального решения?

– Лучше Троя для нас никого нет и не будет, – буркнул Бвонг.

– Не в моем обыкновении доверять выбор командиров разной швали, но в вашем случае мы имеем дело с уже готовым отрядом, а я не настолько недальновиден, чтобы расформировывать уже слаженное подразделение. Так что да, Трой теперь у вас за старшего. Но смотрите, как бы не пришлось пожалеть о таком выборе. Быстро взлетишь – больнее упадешь.

Глава 2. Магический меч

Два мордоворота в кожаных доспехах, поджидавшие у начала причала, шагали позади, сэр Файеррис и Примус впереди. А между ними растянулась двойная неровная шеренга серых фигурок. К радости всех, идти через грязное скопище лачуг не пришлось. Никого не прельщала перспектива близкого знакомства с источниками тех миазмов, которые оттуда приносил ветерок.

Миллиндра, шагавшая бок о бок с Троем, зажимала нос и так и эдак, в конце концов не выдержала, с отвращением произнесла:

– Что это за мерзость?

– Здесь часто разделывают китов, поэтому все ими провоняло, – пояснил Трой. – И жир топят тоже здесь.

– Откуда знаешь?

– Сама прекрасно видела, что по всему берегу валяются их кости. Слишком уж их много, море в таком количестве не принесет. К тому же они почти все целые на вид, прибой над ними не поработал как следует, то есть, скорее всего, их туда принесли люди, а не волны вынесли.

– Я слышала, что на юге добывают много китов, но не представляла, что это так ужасно пахнет.

– Значит, ты не во всем такая уж умная.

– Ум и багаж знаний – не одно и то же.

– Ладно, всегда обращайся, если захочется узнать, чем именно воняет.

– Учту. Трой? А откуда ты знаешь о китах? Ты ведь… Ну…

Тот пожал плечами:

– Я знаю обо всем на свете, но только не о себе.

– Прости, что напомнила, я ведь понимаю, тебе это неприятно.

– Ну да, приятного мало. Но иногда я что-то вспоминаю. Мелочи, ерунду, но это радует. Кто знает, может, дальше станет лучше.

– Прости еще раз, но стирание необратимо.

– Да, я слышал. Но я странный стертый, так многие говорили.

– Ага, и я в том числе.

– Вот-вот.

Поселение обошли по узкой полосе между линией максимального прилива и скопищем лачуг. Дальше продвигались по добротно утоптанной тропинке, обе стороны которой усеивали белевшие обломки китовых черепов. Постепенно местность повышалась; в какой-то момент, обернувшись, Трой увидел, что они поднялись гораздо выше Хольдеманга и теперь можно легко рассмотреть каждую дерновую крышу. Странно, но с причала этот пригорок не показался столь серьезным. Скорее всего, роль сыграло то, что на фоне начинающихся далее холмов он выглядел бледновато.

Ни единого деревца не видать, лишь все те же невзрачные кусты с тонкими ветками. Неужели это самая главная здешняя растительность? Тогда жителям городка непросто приходится в холодные ночи, ведь хороших дров нет. Ну разве что им привозят их морем. Даже сейчас, в разгар дня, на ветру все вынуждены ежиться, легко представить, что здесь начинается в темноте. А зимой как живут? И ведь, по идее, остров куда ближе к теплому течению, чем материк, но разница разительная, причем климат большой земли пока что выигрывает.

Или богатое скалами море стоит преградой на пути теплых северных вод?

У Троя в голове роилось множество вопросов. На некоторые он находил ответы, на некоторые нет. И тогда начинал их сортировать: те, которые казались полезными, запоминал на будущее; остальные безжалостно отбраковывал. Он понятия не имел, зачем ему вся эта информация. Возможно, сознание реагировало на пустоту, которая образовалась после того, как его память о себе грубо уничтожили. Или сказывались уроки сэра Транниллерса, многократно заявлявшего о важности знаний всего, что касается Крайнего Юга.

А может, он и до стирания был таким любознательным? Откуда ему знать.

Подъем закончился, они достигли гребня вала, что протягивался вдоль берега. Впереди открылась ровная долина, которая расстилалась до самых холмов, растительность на ней ядовито-зеленая, откровенно болотного вида, там и сям можно рассмотреть зеркальца многочисленных луж.

Вдали, на противоположной стороне долины, меж оснований двух холмов пристроилась крепость из серого камня – квадрат невысоких стен и одна приземистая угловая башня круглого сечения.

Сэр Файеррис остановился, привычно положил ладони на рукояти меча и кинжала и, глядя в сторону крепости, произнес:

– Школа рашмеров основана сто девяносто семь лет назад на месте монастыря Братства Святого Дардефа. Их орден был перед этим упразднен постановлением собора из-за раздиравших Церковь Святого Круга конфликтов, связанных с расплодившимися в тот период еретическими учениями. Отдаленному месту не сразу смогли найти применение, очень уж оно специфическое. Некоторое время здесь стоял гарнизон церковного войска, охраняя Хольдеманг от набегов трессингов и прочих порождений южной скверны. При нем же примерно десять лет действовал отряд сборщиков реликвий – предков нынешних рашмеров. В те времена некоторые недалекие сотрудники церковной канцелярии полагали, что эта помойка, для которой они выбили статус города, имеет некие перспективы. То есть будет выгодно вкладывать средства ради ее процветания. Как вы могли заметить, процветание до Хольдеманга так и не добралось, зато те из воинов, кого не слишком часто били по голове, догадались, что здешние условия можно с выгодой использовать на благо Святой Церкви. Они куда лучше, чем на континентальных землях, и сюда легче добираться морским путем. Как ни странно, их идею одобрили, и теперь мы здесь не только охраняем самый южный город архипелага Безумцев, а и ставим на путь исправления закоренелых преступников. Знаю, что многие из вас, если не все, вовсе не считают себя закоренелыми и даже уверены в своей святости. Но Святая Церковь сочла иначе, именно поэтому вам приходится вслушиваться в то, что я говорю. Место, как видите, удачное: от ветров с севера школу защищает приморский вал; со всех других сторон ее прикрывают холмы. Есть лишь одно неудобство – болото. Обходить его слишком далеко, приходится двигаться напрямую. Есть несколько безопасных троп, все они отмечены шестами с закрепленными поверху лентами яркой ткани. Их трудно не заметить, так что найти дорогу не составляет труда. Однако хочу сказать, что не стоит всецело доверять этим знакам. Трессинги хитры, они, пробираясь в нашу долину темными ночами, иногда коварно меняют положение шестов. Случается, даже выстраивают ложные дороги к местам, где устраивают засады. Многих зеленокожих при этом забирает трясина, но этим тварям плевать на себя и своих сородичей, в брачный период у них напрочь пропадает инстинкт самосохранения, они начинают думать не головой, а… гм… другими частями организма. Так что при переходе даже по хорошо знакомым местам все без исключения должны использовать шесты, оставляя их в конце пути. Такой шест называется слега, им надо тщательно прощупывать дорогу перед собой. Если вы чувствуете слабину, которая вряд ли выдержит вес тела, сразу же останавливайтесь и внимательно изучите все вокруг, очень возможно, что это в очередной раз постарались хитрые трессинги. На этот раз шесты возьмем лишь я и преподобный Примус. Хорошего дерева в здешних краях мало, поэтому нет смысла набирать его на такую ораву. Да и нет на главной тропе опасных трясин. Просто идите за нами и ни шагу в сторону, местами мы проходим по краю бездонных ям, в таких местах одно неловкое движение может привести к беде.

Начали спускаться, и Драмиррес негромко, так, что услышать его смогли лишь ближайшие ребята, произнес:

– Одному мне кажется, что сэр Файеррис чересчур много болтает?

В тот же момент от головы колоны донеслось:

– Ты! Остряк! Имя!

Тот даже не дернулся, сделав вид, что ничего не произносил.

– Драмиррес! Ко мне! – прозвучало через несколько мгновений.

– Да как же он узнал?.. – пробурчал черноволосый и, расталкивая остановившихся товарищей по несчастью, направился вперед.

Сэр Файеррис дожидался его, приняв любимую позу – ладони на рукоятях, слегу ради этого вертикально воткнул в податливый торф. Чтобы добраться до воина церкви, Драмирресу пришлось пройти по широкой мелкой луже, на середине этого участка пути его остановил окрик:

– Стоять! Как ты сказал?! Я слишком много болтаю?! В таком случае буду немногословным! Двадцать отжиманий от земли! Стоять, тебе сказано, ни шага в сторону!

– Но тут вода! – опешил Драмиррес.

– Сорок отжиманий от земли!

Неслышно подошедший сзади воин, который до этого шагал за колонной, резко выдохнув, ударил Драмирреса кулаком чуть ниже лопаток и почти сразу ловко пнул под колено. Тот с плеском растянулся в луже во весь рост, а сэр Файеррис брезгливо повторил:

– Сорок отжиманий от земли! Бегом!

Драмиррес, осознав, что отжиматься придется именно столько и именно в этом неудобном месте, уперся ладонями, но тут же плюхнулся лицом в воду от сильной оплеухи по затылку, и голос подал ударивший воин:

– В школе рашмеров на ладошках отжимаются лишь бабы! Причем не все, а только целки! Если тебя это устраивает, можешь прямо сейчас стянуть штаны, и по приходе в цитадель тебе выдадут юбку и чулки! Впрочем, при таком покладистом характере целкой тебе долго ходить не придется, так что прямо сейчас начинай отжиматься на кулаках или выпрямленных пальцах! Вперед, сосунок!

То зарываясь в воду, то выбираясь из нее на выпрямляющихся руках, Драмиррес начал отжиматься. Не сказать, что делал это технично. Видно, что непривычно, тем более на кулаках, рыцарь церкви в свое время не делал акцент на этом простом упражнении, старался дать больше техники. Но товарищ старался, ни единого намека на сопротивление такому обращению не допускал. Сложно спорить в такой ситуации, сэр Файеррис явно не настроен смягчать наказание, а его цепной пес, который стоит над спиной, может пнуть по поводу и без, ничего ему за это не будет. Даже один на один Драмиррес против такого матерого верзилы ничего не сделает, а их тут двое, плюс сэр Файеррис и преподобный Примус, плюс ты и слова против сказать не можешь, это могут счесть попыткой бунта.

А уж если возразишь не словом, а делом, этот остров станет твоей могилой. У церковников с дисциплиной строго.

Да уж, здесь не то место, чтобы вслух высказывать свое мнение о личных качествах руководства.

Сорок отжиманий Драмиррес не потянул. Остановился на вытянутых руках, взяв передышку. И тут же свалился от очередного пинка, на затылок легла грубая рука, надавила, удерживая лицо под водой. Но уши находились чуть выше ее уровня и все прекрасно слышали.

– Отжиматься до конца! До отказа мышц! До треска костей! Упасть и ждать, когда вернутся силы! Отжиматься снова и снова!

Бедолага, пуская пузыри, развернул голову, как только давящая рука поднялась. Жадно с всхлипами задышал, а сэр Файеррис равнодушно добавил к кричащему монологу своего подчиненного:

– Не задерживай нас, Драмиррес. За все в этой жизни надо платить, в том числе и за глупые слова. Ты покрасовался перед девчонками, теперь развязывай кошелек. Твоя плата – сорок отжиманий. Не жульничай, здесь такое не любят. Плати.

Драмирресу пришлось отдыхать, лежа в холодной воде, полдюжины раз. Когда он встал, его пошатнуло. Вроде парень не выглядит хлипким, да и не из самых мелких, на вид лет девятнадцать, и в документах написано столько же, но это не такое уж серьезное испытание его заметно подкосило. В строй вернулся молча, опустив голову.

Сэр Файеррис, неспешно выдернув слегу, громко уточнил:

– Если еще кто-то хочет что-нибудь сказать по поводу моего обыкновения подробно разжевывать то, что очевидно для умных и великая тайна для прочих, то давайте, высказывайтесь. Ну же, смелее. Нет желающих? В таком случае продолжим путь.

* * *

– Трой! – выкрикнули в темный коридор.

Поднявшись со скамьи, на которой сидел вместе с остальными собратьями по несчастью, прошел к приоткрывшейся двери, потянул створку.

– Не забудь захлопнуть за собой, – попросили с порога.

Выполнил приказ, обернулся. В отличие от коридора, эта комната была хорошо освещена: один магический светляк порхал под сводчатым потолком, еще четыре пристроились в гнездах по углам. По мнению Троя – расточительная иллюминация. Она позволительна для людей высокого ранга, а здесь таких вроде бы нет. Два воина, какой-то прыщавый парень лет двадцати пяти с козлиной бородкой и многими другими деталями внешности, взятыми от этого не самого прекрасного животного. Ну и преподобный Примус – всего лишь монашествующий клирик не самого высокого ранга.

Хотя об этом можно судить лишь по скромной рясе, а одежда может обманывать.

Примус, кстати, впервые скинул капюшон, и, вопреки смутным подозрениям Троя, ничего страшного в его внешности не обнаружилось. Нормальная голова благообразного мужчины лет шестидесяти с благородной сединой, строгой прической, меланхоличным взглядом глаз, окруженных сеточкой тонких морщин.

Тепло улыбнувшись, преподобный спросил:

– Трой, как ты относишься к учению Церкви Святого Круга?

Тому ничего не осталось, как пожать плечами:

– Понятия не имею. Я ведь стертый.

– Но в сердце твоем не поднялась волна отвращения при моих словах?

– Да нет, вроде ничего не поднималось. Я спокойно отношусь к тому, что некоторые мои товарищи молятся. Но сам их в этом не поддерживаю.

– Ты полагаешь, что твоя вера стерта вместе с памятью?

– Нет.

– Поясни.

– С того самого дня, когда я очнулся в трюме, набитом трупами и пепельниками, у меня не возникало сложностей со многими вещами. Я лучше всех прочих разбирался во всем, что касалось корабельных дел. Прекрасно фехтовал легким оружием, хотя с тяжелым случались проблемы. То есть память у меня, может, и стерлась, но навыки не пропали. Думаю, что я не мог забыть молитвы, ведь это все равно что забыть, как ставить парус.

– Хочешь сказать, что до этого вообще не учил молитвы?

– Скорее всего – так. Никакого отклика в душе.

– Вообще ничего?

– Только смешное в голову лезет. Как-то странно видеть, что не самые глупые люди тратят время на всякие суеверия. Это точно не мое.

– Ты считаешь веру суеверием?

– Уж простите, но да.

– Тебе не за что просить прощения. Мы привечаем здесь и верующих, и безбожников, и даже тех, кому противно все, что касается наших святынь. Хотя, признаюсь откровенно, все же с последними неприятно иметь дело. У тебя нет отвращения, и ты явно не еретик, ведь вера в еретиках есть. Думаю, с тобой у нас проблем не будет. Но это лишь в том, что касается религиозных моментов. Я поставлен Святой Церковью приглядывать не только за душами молодых рашмеров, но и за их умами. Мы на земле Краймора, тьма здесь сильнее, чем где бы то ни было. Нельзя ни в единой малости давать слабину, ведь это может стать лазейкой для сил, которые мечтают завладеть вами всецело. Приняв частицу пепельного яда, рашмеры способны противостоять многим угрозам юга, но в то же время становятся слабее, ведь пропустили в душу кроху самого темного мрака. Понимаешь, к чему я клоню?

– Мне кажется, что вы настроены на долгий разговор, а единственное, что вас может во мне заинтересовать, – мой меч, а не мои взгляды на религию.

– Да, Трой, ты угадал. Не хочешь ничего рассказать о своем оружии? Для вчерашнего преступника, чьи злодеяния столь велики, что ему пришлось стереть память, предмет, мягко говоря, необычный. Древнее оружие – мечта самых сильных людей нашего мира, а ты к таким точно не относишься. Откуда у тебя эта вещь?

– Я нашел этот меч в древней гробнице.

– Твой ответ породил множество других вопросов.

– Понимаю. Недавно мне пришлось в одиночку пройти от побережья Чечевицы на восток, до обитаемых земель. По пути со мной много чего случилось. Однажды пришлось поплавать по фиорду в отлив, течение при этом превратило его в горную реку. Думал уже, что не спасусь, промерз до костей, но подвернулся вход в пещеру. Долго бродил там во мраке, затем нашел зал с гробом из материала, похожего на черное стекло. Там были разные вещи на столиках из такого же материала, в том числе и этот меч.

– Ты просто взял его и ушел? И больше ничего не забрал?

– Не совсем. Мой рассказ короткий, произошло много чего другого.

– Например?

– В ту гробницу я не по своей воле попал, меня туда загнала светящаяся тварь. Я не первый, кто ей попался, там весь пол был усыпан костями. Один из столиков когда-то опрокинулся, и меч оказался под завалом костей. Тварь по нему двинула, меч прилетел ко мне, я его схватил.

– И?

– Что и?

– Ничего странного при этом не произошло?

– Там произошло много чего странного. Начать с того, что тварь первым делом потеряла ко мне всякий интерес. Начала размахивать всем подряд, задела гроб, и, я так понимаю, на это сработала все еще действующая защита гробницы. Сам я на миг почувствовал себя дурно, но потом все прошло.

– А тварь?

– Защита ее убила. С потолка слетели красные светляки и прикончили ее. А меня не тронули, они определили, что я не касался гроба.

– Определили? Как ты это понял?

– Они показали мне картинки, там все было понятно.

– И больше ничего плохого тебе этот меч не сделал?

– Мне нет. Но знающие люди говорят, что к нему опасно прикасаться.

– Верно. Даже я вижу, что у него черная аура. Очень опасный предмет, древнее, давно забытое великое искусство, несмотря на все успехи последних времен, мы даже близко не подобрались к таким технологиям. В этом оружии есть мастерство, сила магии и сила крови, ни в одной из этих дисциплин мы не продвинулись до такого уровня, а что до последней, так она уже век под запретом.

– Вы разбираетесь в древних вещах?

– Я нет. А вот Груйдинг, возможно, что-нибудь и скажет.

Парень, походивший на козла, до этого молча ловил каждое слово, а сейчас встрепенулся и попросил:

– Не мог бы ты вытащить меч из ножен и положить его на стол.

Трой не видел причин не подчиниться, он и сам провел немало бессонных часов, размышляя над загадками бесценной находки. Вытащил клинок с едва слышным шелестом, осторожно опустил на столешницу.

Груйдинг тут же над ним склонился, едва не касаясь носом. Даже кончик языка высунул, столь усердно рассматривал древнее оружие. Потом поднес к глазу зеленоватую линзу в бронзовой оправе, окаменел на несколько мгновений и, чуть отодвинувшись, восхищенно произнес:

– Контур Дамгучи.

– Что это значит? – спросил Примус.

– Дамгучи первый, кто его описал. Великий материалист, основоположник нелинейного метода познания свойств в высшей алхимии.

– Груйдинг, я прекрасно знаю, кто такой Дамгучи, но впервые слышу о каком-то контуре, названном в его честь.

– О нем мало кто слышал – особого рода охранная магическая структура, встречается крайне редко. Мы знаем, как эта структура выглядит, как работает, но не представляем, каким образом ее можно повторить или хотя бы отключить. Слышали о великом скипетре Балдреона?

– О той штуке, при помощи которой он издали превратил кости Зальцвага Лживого в кровавый кисель?

– Ага. Потекли и его кости, и кости всей его гвардии. Один магический удар по центру войска решил исход всей битвы.

– Я слышал, что к скипетру никто не может прикоснуться.

– Вообще-то прикоснуться можно, если ненароком, нечаянно и без намерения им завладеть. Если намерение есть, все меняется, человек после такого прикосновения превращается в пускающее слюни растение, потому что срабатывание защиты вызывает полное или частичное уничтожение разума. После смерти Балдреона скипетр так и остался лежать в его комнате, никто не может вынести его оттуда, и ныне им владеет Дом Ментала. Ну как владеет… Получается, лишь номинально, им пришлось раскошелиться, чтобы выкупить артефакт вместе с замком. И они же предоставили Дамгучи допуск в надежде, что он сумеет разгадать секреты скипетра. Великий материалист и правда сумел описать защитный контур, но не больше, реликвия так и осталась недоступной. Позже он описал еще одну находку с такими же свойствами, но, к сожалению, не припомню подробности. После смерти Дамгучи известность получили и другие. И все они были недоступны абсолютно для всех, лишь великий скипетр Балдреона – исключение. Только этот предмет с такой защитой сумели применить в наше время, он слушался Балдреона и даже возвращался в его руку по приказу, что удобно в бою, когда можно потерять оружие. Но это исключение работало лишь при его жизни, после смерти владельца никто не может им пользоваться. То, что я сейчас вижу, – второе исключение. Только здесь у нас в роли владельца не Балдреон, а Трой. Преподобный Примус, прошу вас позволить мне описать этот случай, ведь нашей школе не помешает толика известности.

– Ты полагаешь, что эта реликвия нас прославит?

– В определенных и весьма узких кругах – да. Нам пойдет на пользу, если заинтересованные лица узнают, что наш воспитанник в чем-то равен Балдреону.

– Поступай так, как считаешь нужным, а мне объясни главное.

– Что именно?

– Если я или кто-то другой ненароком прикоснется к этому мечу, что будет?

– Я же говорил, что если ненароком, почти ничего.

– Почти?

– Ну… легкое недомогание или руку сведет судорогой. Это как бы предупреждение. Хватать за рукоять и тянуть не советую, контур может обойтись без предупреждения. Защита пропускает лишь Троя, если он умрет, меч останется лежать там, где его оставил владелец. – Груйдинг ухмыльнулся. – Дому Реликвий или другому Великому Дому придется выкупать это место и тратить время и силы, как тратили на тот скипетр. Хотя нет, такие силы тратить вряд ли станут – невыгодно.

– Это почему же?

– Да потому, что все знают, на что способен великий скипетр Балдреона – страшное оружие, многим хочется научиться его использовать или воспроизводить. А здесь это просто нейтральный меч-амулет, вряд ли в нем скрывается что-то большее.

– Но ведь даже нейтральные вещи ценятся весьма высоко.

– Не совсем понимаю, какая функция у этого меча в качестве амулета, все завязано на контур защиты, а в нем целой жизни не хватит разобраться…

– Этот меч спас меня от магии кровососов, – произнес Трой. – Они одурманили всех, кто был рядом, но я сумел очнуться.

– Вот как? – Груйдинг задумчиво постучал пальцами по столешнице. – Получается, он может разум отнять, а может и очистить от постороннего. Очень удобное совмещение, не приходится разоряться на сложную комбинацию плохо совместимых структур. Но в остальном это просто клинок. Да, напряженный сплав плюс завязанный на кровь силовой набор превращают меч в мечту для воина, но все равно это просто меч, им не уничтожить целое войско одним ударом. Не удивлюсь, если в древности он был частью набора из аналогичных нейтральных артефактов.

Трой не стал расписывать, что в подземелье остались другие интересные предметы, хватит того, что упомянул некие вещи. Церковники могут слишком сильно заинтересоваться, а он имеет на это добро свои виды.

– Я так и не понял, каким образом Трой сохранил разум? – спросил Примус. – Он ведь сделал то, что нельзя делать, – взялся за рукоять и вообще таскается с этой штукой повсюду.

– Тут я бессилен. Есть только описание контура, я его легко узнал, слишком характерная картинка. Но что касается остального… Знаете, ведь не бывает абсолютной защиты. В каждой имеются уязвимости, на одну из них случайно наткнулся Балдреон, думаю, Трою тоже повезло наткнуться на такую лазейку. Мрак подземелья, тварь касается меча, вызывая срабатывание защиты. Далее за рукоять хватается Трой, но он в шоке, мало что соображает, почти не думает и к тому же накануне подвергался процедуре стирания – его разум уже пострадал. Контур Дамгучи не воспринимает это как сознательную угрозу, но предупреждает его. Затем чудовище задевает гроб, где, возможно, покоился владелец оружия. Дополнительная нагрузка на контур плюс защита гробницы убивают виновника, а к Трою относятся нейтрально. Вся эта комбинация могла сработать, ведь контур Дамгучи неразумен в широком смысле этого слова, он не может выполнить полный анализ произошедшего. То есть для него после всего случившегося нормально счесть Троя законным владельцем.