Время 8:18

В этот момент солдат опустил глаза и увидел через толстые стебли лежащий на земле пистолет ТТ. Он потянулся к нему так, как будто не видел руки Марата. Глаза солдата были нацелены только пистолет, и он уже даже потянулся к ТТ, поставив свою винтовку прикладном на землю, а левой рукой сжимал цевье. Но Марат не дал ему это сделать. Марат извернулся и толкнул солдата двумя ногами в грудь с такой силой, что тот, явно не ожидавший удара из травы, упал назад и выронил винтовку. Эти доли секунды дали Марату возможность вскочить, привести пистолет в боевой взвод и бросить взгляд вперед. Четыре солдата в касках и с оружием наперевес остановились и с интересом смотрели на то, как вдруг неожиданно поскользнулся и упал их товарищ. Затем перевели взгляд на абсолютно голого человека, выскочившего словно из-под земли. Марат смотрел на них, видел их глаза под козырьками стальных темно-зеленых шлемов. Он понял, что они смотрят на пистолет ТТ в его руке. Да-да, пистолет они теперь заметили, и тогда Марат, прицелившись двумя руками, выстрелил четыре раза. Бах-бах-бах-бах-х-х! По выстрелу в каждого солдата, каждому в центр силуэта. Они еще не упали, а Марат, резко развернувшись, наклонился к первому солдату, который уже почти поднялся на колени, резко опустил пистолет и без промедления выстрелил тому прямо в переносицу. Бах-х-х! Пять выстрелов отозвались в глубине леса единым звучным эхом.

Это было убийство. Марат нагишом стоял в лесу с дымящимся пистолетом в руке, перед ним лежал молодой человек в немецкой форме, а в голове у него была маленькая темная точка, из которой фонтаном прямо на лицо и на грудь пульсировала настоящая алая кровь. Рядом лежала винтовка, совсем новенькая, недавно смазанная, с чистым деревянным прикладом. Марат присел к убитому и, периодически оглядываясь в сторону, где лежали остальные четыре трупа, принялся открывать пуговицу клапана нагрудного кармана. Из него он достал какие-то бумаги, среди них была фотография, но он не вглядывался в нее, затем он перебрал несколько бумажек и увидел то, что ожидал – надпись Soldbuch. Все так же держа пистолет наготове, Марат убедился, что документ подлинный, и это не современная копия для реконструкторов эпохи. Фотография настоящая, чернила тоже, печать высокая. Это настоящий зольдбух времен войны. В воздухе медленно опадала плотная пороховая пелена. Марат выдохнул и поднялся.

Все другие голые так и лежали на земле, а один из мертвых немцев повалился на Любу, которая замерла и даже старалась не дышать. Первым поднял голову Генка.

– Ты всех ухлопал! Молодец! Никаких свидетелей! Сначала стреляй, а потом спрашивай! – улыбался он, стряхивая с себя листья и траву, – а почему немцы? Это не ОМОН?!

– Это кино? – спросил Егорыч, наклоняясь к ближайшему убитому.

– Кровь настоящая, – отозвался Никита, который подошел к Любе и освободил ее от трупа в серо-зеленом мундире.

– Кто это? За что ты их убил?! – заверещала Люба, – ты убийца! Вы убийцы! Можно было же все решить миром! Нас теперь всех посадят! Нет, посадят только вас, или даже только тебя одного, и еще тебя тоже! – кричала она, глядя на Марата и на Генку.

– Успокойся, – Марат двинулся к ней.

– Не подходи ко мне, убери оружие, не подходи, – завыла она, – не убивай!

И Люба заплакала, в бессилии опустившись на землю.

Егорыч поднял с земли винтовку и принялся осматривать.

– Мы для них люди другого времени, я так это все понял, – Генка тоже взял в руки винтовку и на себя затвор, – оружие боевое!

Марат обрадовано засмеялся, потому что, казалось, уже знал ответ на те загадки, которые они все вместе пытались отгадать еще пять минут назад.

– Всегда мечтал померить немецкую каску, – Егорыч повесил винтовку за ремень на плечо и наклонился, чтобы снять стальной шлем с запрокинутой головы немца.

– Как это все понимать? – Люба подняла красные, полные слез глаза, и взглянула на мертвых. Слезы снова полились.

– Мы в другом времени. Оказались во время войны, – отвечал Марат ей.

– Если быть точным, то не позднее осени 1941-го года, – отозвался Егорыч, который уже расстегивал китель у лежащего на земле, – именно тогда тут шли бои.

– Это какая-то мистика? Или плохой анекдот? Хотя я уже ничему не удивляюсь, – Никита прислонился к дереву и впал в задумчивость.

– Я пока оденусь, и вам тоже рекомендую, – бросил Генка, и, выбрав среди убитых человека примерно своей комплекции, принялся его раздевать.

Через несколько минут Генка и Егорыч чинно стояли, разодетые в немецкую форму. Генка нашел в кителе у одного из немцев папиросы с зажигалкой и закурил, осторожно затягиваясь.

Марат немного медлил, все еще не решаясь: надеть ли на себя одежду с убитого или так и продолжать ходить нагишом? Но сначала он решил, что сапоги в любом случае надо надеть, а, примерив их, он их тут же принялся стаскивать с немца и штаны. Надев их, он понял, что они подойдут, но без подтяжек будут спадать. Выругавшись, он принялся раздевать убитого, и, в конце концов, махнул рукой, и надел так же и китель.

– Да уж, путешествие во времени, – ухмыльнулся он, спрятал в карман штанов свой пистолет и поднял с земли немецкую винтовку.

Ну, как же без патронов? Нужны и они!

Патроны находились в двух подсумках на поясном ремне. Марат надел и его, и теперь он был одет в немецкую униформу, достаточно сильно забрызганную кровью.

– А вы чего стоите? – кивнул Генка остальным, – раздевайте этих, а то они скоро застынут, и тогда никому ничего не достанется.

Никита, глядя на одетых ребят, понял, что ничего страшного в том, чтобы надеть штаны с только что убитого человека, совершенно нет. Да и ходить голышом при одетых людях – это совершенно другое дело, нежели когда вокруг все голые. Он с явной брезгливостью ворочал тело убитого маленького немца, раздевая его, и когда надел на себя его униформу, то она оказалась ему мала. А сапоги так и вообще он не смог надеть никак.

– Люба, а может тебе сапоги подойдут? – повернулся он к ней с обувью, но она так пнула его, что он выронил сапоги.

– Уйдите от меня, вся эта мертвечина…, вы – мародеры!

Генка не выдержал и пошел разбираться.

– Слушай ты, придурошная! Ты хоть понимаешь, где ты находишься и в какой мы ситуации оказались?

Она посмотрела на него внимательно, вытирая слезы.

– Каким-то образом, я еще не знаю каким именно, но мы оказались в другом времени! Это не шутка, – Генка выдохнул едким папиросным дымом Любе в лицо.

– Подожди, – вмешался Марат, – ты пойми, что это все на самом деле. Вот это оружие, эта одежда, эти патроны – это все настоящее, из другого времени! И они настоящие, и мы – тоже настоящие. Ген, и самолет этот не сельскохозяйственный, а военный. И немцы сюда пришли на звуки выстрелов.

– Генка, ты дурак, зачем ты стрелял? – Люба снова начала истерить, – они бы тогда не пришли-и-и!

Генка махнул рукой и отошел, докуривая папиросу.

– Значит, благодаря именно пистолету мы попали в прошлое? – не унимался Никита, – получается, что если бы его у тебя с собой не было, мы бы все не попали в прошлое?! Так получается?

– Я не знаю, – потупился Марат, но тут же Генка встал на его защиту.

– Если бы дело было только в пистолете, то попал бы в прошлое только он сам, это же его ТТ, – засверкал он глазами, победно глядя на Никиту.

– Да, но ведь мы вчера все его трогали, держали в руках, – не сдавался тот, – значит, пистолет как бы нам всем принадлежит…

– Ы-ы-ы-ы! – заныла Люба, и все машинально посмотрели на нее, – как же мы теперь вернемся домой?…

– Понятия не имею, – упрямо твердил Марат, – но я уверен, что пистолет тут ни при чем. Если бы причина была в копаном оружии, то почему я раньше не перенесся в эту войну? Я же столько всего находил, и не только оружие Великой Отечественной. У меня дома столько монет разных эпох, что если бы дело было в находках, то я бы давно уже путешествовал во времени! Предмет эпохи – это не ключ, который может открыть дверь в прошлое. Между прочим, когда-то я об этом даже мечтал… Кстати, у меня остался только один патрон.

Ему уже самому показалось, что линия защиты была выстроена безупречно, и уж его-то совершенно не в чем обвинять.

Все молчали, каждый обдумывал все выше сказанное, а также примерял к себе то положение, в котором они оказались.

Первым молчание прервал Никита.

– Может все дело в том, что ты оказался с артефактом эпохи на том месте, где происходили события этой эпохи?

– События эпохи происходили везде, – Генка отмел эту гипотезу как несостоятельную, – тут дело, и правда, не в пистолете, или не только в пистолете. Вон у нее кольцо с камнем тоже осталось!

Люба удивленно посмотрела на свою левую руку и тут же спрятала ее под мышку.

– Это кольцо у нее фамильное, – парировал Никита, – передалось по наследству от прабабки.

– Тогда почему мы не попали в более древние времена, раз уж артефакты ранних эпох не пропали так, как современные? Ведь мобильные телефоны, вся одежда, все палатки и вся еда – это все растаяло!

– Боюсь, что у нас еще все впереди, – тихо вставил в перепалку свое заключение Егорыч, – и понять всю эту логику происходящих событий было бы очень интересно.

– Ох, да-а, – вздохнул Марат, – если мы в 1941 году, то давайте вместе вспоминать, что тогда было. Если нас никто не видит, то мы получаем уникальный шанс посмотреть на прошлое и прогуляться в нем.

– Мы не просто попали в прошлое. Мы в него вмешались, и теперь мы сами стали его частью, – резко ответил ему Никита после некоторого раздумья, – и я не уверен, что мы теперь сможем отсюда безболезненно выбраться. Кто знает, как незапланированная смерть этих людей скажется на будущем времени, даже на исходе войны, не говоря уже о наших временах?

– А папиросы у них тут полное дерьмо, – сказал Генка, – я не хочу такие курить до конца жизни, так что давайте выбираться!

– У меня там, в телефоне, было абсолютно все! – причитала Люба, – там были все контакты, там были закладки важные, почти девяносто открытых страниц! Это такой телефон, что он никогда не зависал! Как я теперь…

Ее причитания проигнорировали, ибо это было вовсе не столь важно в данный момент. На кону стояли вещи совсем другого порядка.

– Никто нас не посадит, а если говорить совсем просто, то это были враги нашей страны, и этих врагов нужно убивать везде и всегда, если предоставляется возможность, – бубнил Генка, – это они убивали женщин и детей по пути из Германии сюда, весь их путь отмечен кровавым следом…

Он наклонился к тому немцу, одежду которого надел на себя.

– Смотри, какой упитанный, – ухмылялся Генка, – смотрите, прямо поросеночек! Ну, ничего, больше ты никого не убьешь! Больше никого!

Он кричал прямо в лицо убитому и злорадно улыбался.

– Давайте их отсюда уберем, а то ведь их станут искать, да и не по-человечески это, – бросил Егорыч, – они были просто солдатами…

Оттащили трупы немцев подальше от места убийства и забросали их ветками. В этот момент они поняли, что трупное окоченение наступает очень быстро. Эти пятеро немцев приняли смерть от руки Марата одинаково, но упали в разных позах. И теперь они здесь, под листьями, были похожи на результат детской игры «Морская фигура замри». Похоже, что для них, которые все-таки совсем недавно могли наблюдать этих людей еще живыми, не было никакой брезгливости, связанной с прикосновением к мертвому телу. Генка даже пытался снять с одного из немцев красивый серебряный перстень c изображением крепостной башни и надписью «WEST WALL», но быстро пожелтевшие и холодные, скрюченные пальцы трупа никак не хотели расставаться с этой окопной бижутерией.

Мужчины ходили в расстегнутых кителях, а Люба была облачена в немецкую плащ-палатку. Марат забрал ее у одного из немцев. Тот носил ее свернутой и притороченной поверх противогазного бака, и Марат предложил эту плащ-палатку Любе в качестве верхней одежды, поскольку облачаться в униформу, стянутую с мертвецов, она отказывалась наотрез. Марат, помогая ей одеться, впервые обратил внимание на ее, в общем-то, соблазнительную фигуру и подтянутые формы. Он развернул эту плащ-палатку, которая оказалась большим треугольным полотнищем с узкой прорезью посередине. В эту прорезь Люба просунула голову, широкая сторона палатки оказалась у нее на спине и прикрывала попу, а треугольник спереди доходил почти ниже колен. Марат каким-то хитрым способом застегнул на плащ-палатке пуговицы по краям ткани, и Люба будто облачилась в пятнистое рубище.

– А что, довольно оригинально и даже мило, – пролепетала она, оглядывая свой новый наряд, – ткань пахнет складом и немного даже… мужским одеколоном.

Егорыч наломал еловых веток и накидал их поверх восковых рук и лиц, голых пяток и бледных животов.

Закончив с этим скорбным занятием, которое вряд ли можно назвать похоронами, они пошли по лесу в сторону той полянки, откуда все и началось. Но вот беда, лес-то коренным образом изменился. Поскольку никаких вещей на земле не осталось, то и примет, по которым издалека можно было бы обнаружить тот исходный пятачок, уже не было.

Изредка слышалось стрекотание того самого самолета где-то над лесом. Они старались держаться вместе и не разбредаться по лесу в одиночку.

Так и не найдя своей полянки, друзья устроили совещание у большой осины. В верхней одежде, снятой с немцев, было гораздо удобнее ходить по лесу, чем полностью голым, однако эта униформа, изготовленная из грубой ткани с большим содержанием шерсти, кололась и была вдобавок непривычно теплой.

– Давайте так, – начал Никита, – наша главная задача заключается просто в том, чтобы выжить. Больше, пожалуйста, никаких необдуманных действий, – он с укором посмотрел на Генку, стараясь поймать его взгляд.

Тот курил очередную папиросу и плевался.

– Я бы хотел все-таки понять, как и почему мы тут все оказались, а также настаиваю на том, чтобы мы искали и нашли способы вернуться, – Егорыч был максимально тактичен в подборе слов, что говорило о его хладнокровии в текущей ситуации.

– Мне кажется, что если мы оказались тут во плоти и крови, то где-то там, – Марат махнул рукой себе словно за спину, – где мы жили и были, вот там мы, похоже, пропали. Потому что по всем законам физики тело не может одновременно находиться в двух разных…

– Какие законы физики?! – перебил его Генка, – о чем ты вообще толкуешь? Все вы видели, как на руке расплавляются механические часы!!! Как расползалась и пропадала ткань, как растаяли шашлыки, как растворилась палатка! Где ваши трусы и майки, где ботинки?! – он выбросил окурок и схватил Марата за немецкий китель, – как на тебе оказалась одежда из прошлого?! Ты вообще понимаешь, что ты, я, они – мы все тут люди из будущего времени! Или это все галлюцинация групповая?

Он убрал руки от Марата и отпрянул от всех

– Законы физики!

– Может, нам дождаться темноты, потом лечь спать, и наутро мы проснемся там, где заснули вчера? – робким голосом произнесла Люба, – эта кровь, эти вещи… Это все выглядит настоящим, но вдруг мы – это не мы, а какая-то проекция в другом измерении, а наши настоящие тела…

– Где гарантия, что этот день не повторится снова? – вопрошал Егорыч, устремив взгляд вверх.

– Тихо! Ложись! – громким шепотом заорал Генка, – там что-то едет!

Сам он первым бросился на землю и потянулся к винтовке.

– Не стрелять! Пока лежим тихо! – зашипел Марат, оглядывая всех, – просто лежим и смотрим!

Теперь уже все услышали грохочущий звук мотора, который быстро приближался. Показалась темно-зеленая кабина и капот. В кузове мелькали светло зеленые каски.

– Наши! – шепнул Марат, – и Егорыч невольно дернулся, вероятно, желая встать.

– Лежать! – шипел Генка на него, – посмотри на свою форму, фашистская морда!

– Да, я забыл, – смутился Егорыч и сильнее вжался в землю.

Тем временем машина почти поравнялась с тем местом, где залегли они, и тогда им удалось услышать голоса солдат. Да, те явно говорили по-русски, а водитель то выглядывали из кабины через окно водительской двери, то снова скрывался в темноте кабины, явно о чем-то советуясь с пассажиром.

– ЗиС-5, Захар! – Марату были знакомы старые машины, особенно те, что принимали участие в Великой Отечественной войне. Он часто находил на местах боев разные запчасти от подобных транспортных средств, и теперь ловил момент, чтобы повнимательнее рассмотреть настоящий грузовик страны Советов.

В этот момент Генка привстал и тоже стал следить за действиями солдат. Те сидели в кузове, сжимая в руках винтовки. А один боец, которого Генка тут же мысленно окрестил хохлом, без устали водил головой по сторонам и внимательно рассматривал кусты.

– Товарищ старшина, там немец прячется! – услышали друзья зычный голос этого самого Хохла, который привстал и показывал в сторону их лежки. Солдаты тут же встрепенулись, а старшина, который сидел в кузове ближе к кабине, тоже вскочил и сорвал с плеча винтовку.

– Руки вверх! Кто там?! – закричал старшина и направил винтовку в сторону Генки, которого они заприметили среди ветвей.

А он дернулся за дерево, чем уже определенно выдал свое место, и тогда старшина и Хохол оба выстрелили в его сторону почти одновременно. Если бы Генка не сполз на землю и не вжался бы лбом в дерн, то две винтовочные пули моментально прошили бы его, как прошили довольно большое дерево перед ним. Только ошметки коры и свежие зеленые щепки полетели в разные стороны.

Водитель машины наполовину высунулся из кабины, суровым взглядом осматривая кусты рядом с дорогой. А остальные солдаты взяли оружие наизготовку и что-то выжидали, не стреляя без приказа. Хохол притаился у борта, стало тихо. Только мотор ЗиСа тарахтел и громко кудахтал.

Егорыч в этот момент отползал за дерево ближе к Генке и, подняв немецкий карабин невысоко над землей перед собой, потянул ее в сторону. Раздался оглушительный выстрел, которого не ожидал ни Егорыч, ни остальные. Люба едва открыла глаза от первого залпа, как тут же зажмурилась снова. Марат уже просто лежал на земле, поправляя сбившийся от движения немецкий китель, и смотрел на остальных. Никита же замер и просто ждал, что же произойдет в следующий момент.

– Засада! – закричали в кузове, грузовик взревел, и машина, отплевываясь выстрелами, помчалась дальше по дороге. Пули пронизывали, казалось, весь лес, свистели и ужасно неприятно ныли над головой. Но это была лишь малая часть. А основная масса выстрелов приходилась как раз в землю и в деревья перед ними. ЗиС очень быстро скрылся из виду, стрельба прекратилась, и установилась тишина, особенно заметная уху после такого яростного огня. Слышно еще было, как мотор грузовика ревел где-то в лесу, удаляясь. Время от времени звук пропадал, но потом снова появлялся.

Генка первым пришел в себя и стал осматриваться. Все дерево над ним оказалось прострелено и раскрошено на уровне груди. Стряхивая с головы стружки, он оглядел остальных.

Все были живы. Марат крайне внимательно вслушивался в тишину, Люба просто лежала, крепко зажмурившись, а Егорыч рукавом вытирал с лица кровь.

– Куда тебя? – Никита припал еще сильнее к земле и тянул Егорыча за рукав.

– Брызгами попало, – шептал тот и продолжал вытирать кровь, а она начинала сочиться из-под волос все сильнее.

– Винтовку разбило, рикошет! – шепнул Марат и отстранил руку Егорыча, осматривая рану, – надо перевязать, так-то ничего страшного.

– Царапина? – спрашивал Егорыч, и Генка, поняв, что опасность миновала, поднялся и, всматривась в то место, куда скрылся грузовик, то на голову Егорыча, стал искать у себя в карманах папиросы.

– Ерунда! – бросил он, выпуская первую затяжку, – карабин тебя спас! Так бы попало тебе как следует, – он взял в руки немецкую винтовку, из которой Егорыч произвел непроизвольный выстрел, и показал всем свежую блестящую вмятину на вороненой ствольной коробке.

– Я случайно, – Егорыч сменил руку, так как один рукав у него был уже бурый, набухший кровью.

– Просто счастье, что ты никого из нас не зацепил! Так тебе и надо! Ну ладно, сейчас перемотаем башку тебе! – Марат расстегнул на своем кителе нижние пуговицы, откинул полу и достал из небольшого внутреннего кармашка перевязочный пакет. Развернув внешнюю темно зеленую упаковку, он разорвал герметичный пакет зубами, достал оттуда белые перевязочные средства и придвинулся ближе к раненому.

– Убери руку, я посмотрю, – стал он успокаивать Егорыча, а тот сидел как-то невпопад и уже немного покачивался, – голова кружится?

– Просто немного душно, – простонал тот и как-то бессильно повалился вбок.

Генка поймал его и поддержал. Люба вскрикнула и закрыла глаза руками.

– Хохол, сука, хорошо на звук стреляет! – усмехнулся Генка, возвращая Егорыча в прежнее сидячее положение.

Марат отнял руку Егорыча от раны, положил туда тампон и промакнул попутно края раны. Это была неглубокая, но довольно длинная царапина с рваными краями. Похоже, что оболочка от пули, разбившись о металл оружия, очень неудачно разворотила Егорычу скальп сантиметров примерно на семь в длину, немного чиркнув металлом по кости. Наложив тампон прямо на рану, Марат ловко сделал простую круговую перевязку головы.

Общими усилиями Никита и Люба пересадили Егорыча спиной к дереву, а Генка время от времени поглядывал во все стороны, особенно на дорогу.

– Как думаете, они могут сюда вернуться? – цедил он, закуривая очередную папиросу.

– Гена, все может быть, это же война! – отозвался Марат, – нам лучше с этого места убраться куда-нибудь подальше. В этой форме нас свои пристрелят моментально, даже «Хенде хох!» кричать не станут.

– Можно просто снять одежду, – предложил Никита.

– Голыми мы будем еще больше заметны, наши незагорелые телеса через ветки буду просвечивать! – отозвался Генка, – а может где-нибудь гражданскую, самую простую, нейтральную одежду найдем?

– Это в деревню идти надо, – подал слабый голос Егорыч, – но что мы в деревне найдем? Если там кто живой есть, то у них уже все отобрали. Или они сами все попрятали.

– Но мысль хорошая, – Марат тоже встал в полный рост, – эта дорога откуда-то ведет и куда-то приходит, верно?

– Нам лучше не знать, куда машина поехала, – робко высказалась Люба, – она уже пришла в себя от пальбы и тоже начала соображать.

– Они уехали на позиции, – решил Генка, – целый грузовик солдатни, все навзводе – вишь как палят! Все в форме, раненых я не видел. Значит, едут на передовую.

– Логично!

– Значит, тыл там, откуда они приехали!

– Верно!

– Наверное…

Когда Егорыч окончательно пришел в себя и смог самостоятельно идти, они все вместе вышли к дороге и, осматриваясь по сторонам, медленно и осторожно пошли вдоль дороги по лесу в ту сторону, откуда выехал грузовик.

– Я вот что подумал, – начал Никита, – а если кто-то из нас умрет здесь? Ну, или не здесь конкретно, а в этом времени, – поправился он, – то это будет по-настоящему?

– Кровь у меня хлестала настоящая, – хмыкнул Егорыч.

– Что значит по-настоящему? – Генка переключился с мониторинга окрестностей на диалог.

– Ну, если бы ему пуля попала в голову, то он бы умер, так? И умерев тут для нас, куда бы он попал? – продолжал свою мысль Никита, – По всему получается, что не рожденный в этом времени, а позже него, вроде как бы и не должен умереть раньше даты своего рождения…

– Да, интересный ход, – произнес Марат, который вполуха слушал беседу, а на самом деле был погружен в свои собственные размышления.

Как же так, думал он, путешествия во времени, о которых написано так много книг, снято так много кинофильмов и телесериалов, для его, Маратовой фантазии, были просто идеальной формой жизни. Его всегда интересовала история больше, чем настоящее время. Фантастическими историями о возможном будущем он никогда не увлекался, поскольку подспудно не верил в то, что какое-то далекое будущее вообще существует. И даже сейчас, идя по грязной лесной фронтовой дороге в форме немецкого солдата начала 1940-х годов, ощущая в кармане тяжесть пистолета ТТ с одним патроном в магазине, он вспоминал всю свою прошлую жизнь до вчерашнего дня как несбыточную сказку о будущем, где происходили лишь пресные события. Эта прошлая жизнь лежит где-то в будущем, и еще не родились его родители, а где-то далеко отсюда в эвакуации растут пока еще несовершеннолетние его бабушки и дедушки с обеих сторон, даже не зная о существовании друг друга. И встретятся ли они спустя двадцать лет, полюбят друг друга и родят ли папу и папу Марата? Все это сейчас, в прифронтовом лесу, кажется абсолютной спекуляцией о будущем. А между тем, это будущее существовало еще сегодняшним утром, когда они завтракали в своей одежде…

– Я думаю, – слова Генки прервали размышления Марата, – что если умереть тут, то произойдет все то же самое, что произошло бы, если скончаться в нашем времени. То есть ты умираешь, твое тело превращается в труп, а потом он разлагается и все. Но вот что происходит с твоей душой? Вернется ли она в наше время как свое собственное, откуда она родом? Или же для нее там, в загробном мире, уже не будет существовать разницы во времени, и душа будет обретаться в Вечности? Это, конечно, загадка.