Враг моего врага. «Конец фильма»

Салима дотронулась до кровавой царапины.

– Даже неумелому может повезти.

– Фигня, – фыркнул он. – До свадьбы заживет.

Она щелкнула его по носу:

– До свадьбы у тебя три перелома со смещением срастись успеют. Но это же не повод себя калечить.

– Перелом срастается за пару месяцев, – прикинул Хайнрих. – Стало быть, через полгода я могу рассчитывать?

– Придется подождать еще немного, – засмеялась она. – Когда заживут последствия обрезания.

Он с досадой застонал.

Хелена посмотрела на себя в зеркало и разрыдалась. Вместо густых золотистых прядей, которые она любила завивать – бритый наголо череп с красными следами швов. Экий ужас! Ни один мужчина дважды не взглянет на такое чучело. А если взглянет, то с отвращением. Как она теперь родит папе внуков? При всей своей наивности она догадывалась, что внуки у пап появляются не сами по себе, для этого дочка должна хоть кому-то приглянуться. После близкого знакомства с компанией Артура она поняла, что сам процесс ей даром не нужен, но внуков она обещала. Над этой дилеммой она мучилась долго-долго, потом решилась спросить сидевшую с ней монашку:

– А можно как-нибудь забеременеть без этого самого? Ну, не трахаясь?

– Дитя мое, старайся не употреблять вульгарных выражений, – сделала замечание женщина.

– Каких-каких выражений? – не поняла Хелена.

Монашка терпеливо пояснила:

– Нелитературных. Неугодных Господу.

– А-а, – задумчиво отозвалась девочка, безуспешно пытаясь сообразить, какое из произнесенных ей слов неугодно Господу. – Ну-у, ладно. Так вы знаете, можно или нет? – на всякий случай она ограничилась только теми словами, в отношении которых была твердо уверена.

– Можно, – серьезно ответила монашка. – Именно так у девы Марии родился Иисус Христос.

– Правда? – обрадовалась Хелена. – Ух ты, клёво!

Невежество девочки удивляло обеих монахинь, дежуривших при ней по очереди. Но немолодые уже женщины отличались завидным долготерпением и кое-каким опытом общения с грешными душами. Из этого опыта следовало, что душа глупышки чиста. Помята проклятием, обрушившимся на ее отца, но не запятнана чернотой. Не за что сатане зацепиться в пустом мозгу, как сказала сестра Грета. Даже попытка самоубийства не оставила на ней темного следа, словно она вообще не понимала, что делает.

– А как это у Марии получилось? – с жадным любопытством спросила Хелена.

Монахини охотно отвечали на ее вопросы и по собственной инициативе читали из Библии. Она никогда не сомневалась, не возражала, верила во все безоговорочно. Милая, славная девочка. А что глупая и с памятью не очень, ни одной молитвы запомнить не может, слова путает – Бог не дал, не нам Его судить.

– Сперва деве Марии явился ангел, – начала сестра Юлия.

Она рассказала Хелене обалденную историю. Хелена искренне порадовалась за эту Марию и ее ребенка. И слегка огорчилась, потому что ради нее, Хелены, ангел вряд ли спустится с небес. У нее одна реальная надежда – на какого-нибудь не слишком противного мужчину.

И что ей делать, как дальше жить, когда она лысая, словно кошка-сфинкс, и вдобавок с багровыми шрамами поперек головы?

– Хелена, ну не плачь, – это Виктория Павловна принесла ей зеркальце, а теперь не знала, куда деваться, мысленно ругала себя-дуру последними словами.

– Как я буду без волос? – в отчаянии всхлипнула девочка. – Я уродина!

Воспитательница всплеснула руками:

– Хелена, не говори глупости! – она тут же вновь прокляла себя за торопливый язык. Глупенькая малышка органически не может не говорить глупостей, но каково ей об этом постоянно слышать? – Ты очень симпатичная, а волосы скоро вырастут.

Хелена недоверчиво распахнула глаза:

– Чё, правда?

– Ну конечно! Это же волосы. Они все время растут. Стрижку сделать не успеваешь, а они уже отросли, и опять приходится идти к парикмахеру.

– У меня вырастут новые волосы? – все не могла успокоиться Хелена.

– Обязательно, – твердо пообещала Виктория Павловна. – Еще лучше прежних. Знаешь, девушки с жидкими волосами иногда специально бреются наголо, чтоб волосы были гуще и крепче.

– Да-а? – недоверчиво протянула девочка. – Ну, тогда ладно.

– Хелена, я тебе шоколадку принесла, – фруктами-витаминами в больнице кормят обильно, а вредных сладостей не дают, но ведь для ребенка эти запретные вкусняшки – такая радость. – И вот еще, печенье.

– Ой, Виктория Павловна, спасибо! – она вдруг засмущалась, как всегда, когда хотела о чем-то попросить. – А вы можете продлить мне подписку на канал сериалов?

Воспитательница негромко вздохнула. Она принесла Хелене ноутбук сразу, как только врачи разрешили смотреть на экран. Она не хотела, чтобы девочка забросила учебу, надеялась, что та будет заниматься на образовательных сайтах. Из Центра ее отчислили, но где-то же нужно получить аттестат: в обычной школе или экстерном. Однако Хелена наотрез отказывалась учиться. Чуть разговор об учебе – она в слезы, до истерики. Виктория перестала заводить эти разговоры: что толку мучить ребенка? Поправится, выйдет из больницы… Год потеряет, осенью опять пойдет в девятый класс, иначе никак не получится. А пока пусть отдыхает. К удивлению воспитательницы, Хелена не использовала ноутбук для общения с подругами. Виктория предложила ей настроить чат – ее посетила мысль, что Хелена просто не умеет этого, – однако та не захотела. Похоже, у нее не было подруг. Все время, пока ее не занимали монахини, она слушала музыку – по мнению Виктории, дешевую попсу, но не запрещать же, – и смотрела слезливые сериалы про любовь.

– Хорошо, я сейчас заплачу за подписку, – сказала Виктория и, пододвинув ноутбук к себе, открыла банковский сайт.

Хелена дотянулась до шоколадки, неловким движением развернула. Руки еще плохо слушались. Откусив кусочек, она откинулась на подушку. Вспотела от напряжения, но блаженство от тающей во рту сладости того стоило.

– Виктория Павловна, вы такая классная, – проговорила она. Раньше, учась в проклятой школе, Хелена этого не замечала, там все было не так, она вспоминала об интернате с содроганием. А при ближайшем рассмотрении «воспиталка» оказалась доброй и заботливой. Она дозвонилась до папы, привела его к дочери, она не оставляла Хелену, хоть ее и выгнали из интерната. – Виктория Павловна, – Хелене пришла в голову замечательная идея, – а может, вы выйдете замуж за моего папу?

Виктория чуть не уронила ноутбук. Это было самое необычное предложение, которое она слышала. Не признание мужчины в глубине и долгосрочности своих чувств, а знак высшего доверия со стороны ребенка: будь мне второй мамой. Хелена ждала ответа, затаив дыхание. Как обмануть это хрупкое доверие? С другой стороны, можно ли обещать такое? Она почти не знает Йозефа Гржельчика. Хмурый, суховатый и вдобавок смертельно больной человек. Он надеялся, что смерть избавит его от выполнения обещаний, данных Хелене. Но Виктория не могла сказать «да» в расчете на то, что он все равно умрет.

– Боюсь, что нет, – произнесла она осторожно.

– Почему? – расстроилась Хелена. – Вы ведь не замужем. Мой папа крутой, он настоящий капитан! И он очень хороший. И вы тоже. Вы ему обязательно понравитесь.

Настойчивость девочки смущала. Ну как объяснить ей, что браки совершаются на небесах, что глупо сговариваться о таком за спиной мужчины, что сплошь и рядом два хороших человека не подходят друг другу?

– Хелена, у меня есть жених, – соврала Виктория.

Она вздохнула.

– Жалко.

Хайнрих заглянул в рубку. Седоватый блондин Фархад Фархадович, деловито ворча, что-то проверял, шпыняя мальца в пилотской форме, рядом вертелся кот.

– К старту готовы, – отрапортовал Федотов, увидев герра Шварца.

Тот оценивающе посмотрел на кота, выглядевшего готовым к ловле мышей, но никак не к старту, перевел глаза на парня. Молодой синеокий брюнет встретил его придирчивый взгляд без трепета, со спокойным достоинством, которое и людям постарше не всегда удается.

– А ты кто такой? – спросил он сурово.

– Фархад, – ответил парень.

Кто бы сомневался! Хайнрих едва не плюнул. Салима спрашивала его о сыне, и ему пришлось признаться, что он так и не разобрался, кто же из них ее сын. Не тот ли молодой человек лет тридцати, увлекающийся футболом? На это она сказала, что ее сын футболом никогда не увлекался и ему гораздо меньше тридцати. «Не такая уж я старая, – заявила она, – чтобы иметь тридцатилетнего сына». Почему бы нет? Она примерно его возраста, а ему родители непрерывно талдычили, что, если бы не его безалаберность, они могли бы уже иметь тридцатилетних внуков.

– Хайнрих, неужели так трудно найти в пилотской бригаде Фархада? – упрекнула его Салима.

– Не поверишь, – промямлил он, – они там все – Фархады. Как сговорились, блин!

Ему показалось, что она все-таки не поверила.

– Фамилия твоя какая? – требовательно вопросил он у синеглазого младшего лейтенанта.

Взор юноши являл собой живую иллюстрацию эмоции «И чего ты привязался?»

– Ну зачем вам моя фамилия, герр Шварц? Вы ее все равно забудете.

– Ага, а имя уж точно не забуду, – процедил Хайнрих. – Не заговаривай мне зубы, мальчик! По-твоему, я должен в реестре рыться, чтобы узнать твою хренову семейную тайну? Быстро встал по стойке «смирно» и назвал свою фамилию!

Фархад видывал на своем веку таких любителей покричать. Потому и не хотел… Стоило им узнать, кто он такой, они тут же тушевались, начинали лебезить, будто это он – координатор. Ну вот правда, зачем? Но упираться тоже резона нет, когда требуют ответа. Он же не партизан на допросе.

Он вытянулся – руки по швам – и доложил:

– Резервный пилот аль-Саид.

Против ожиданий, новый командир не испугался, не спохватился, не понизил тон.

– Ага, – кивнул он сам себе. – Что и требовалось доказать. Блудный сын, мать твою за ногу! А теперь скажи мне, засранец, – проникновенно произнес он, – ты почему за все время, пока тут прохлаждался, к матери не съездил?

У Фархада глаза чуть из орбит не вылезли.

– Не слышу ответа! Что? Времени не хватило? На девок, значит, время нашлось, а матери родной – хрен?

– Виноват, – выдавил Фархад, справившись с изумлением.

– Ясный пень, виноват! И что? Мне от твоей вины ни жарко, ни холодно, поперек тебя и вдоль! Быстро метнулся в аэропорт, и чтоб через полчаса был в самолете, так и разэтак!

– Есть, – выдохнул он. Через минуту его уже не было в рубке.

Хайнрих повернулся к Фархаду Фархадовичу, сидящему за пультом с отвисшей челюстью.

– К старту они готовы, бляха! – передразнил он. – Старт откладывается на сутки.

– Но, герр Шварц, – возразил Федотов, – старт уже заявлен, нам освобождают коридор.

– Ядрена вошь! – рявкнул Хайнрих. – Я что, непонятно выразился? Старт откладывается. Отменяйте заявку, договаривайтесь с кем надо – проблемы индейцев шерифа не волнуют, ясно?

Мрланк выскочил из парилки и с разбегу ухнул в бассейн, обдав брызгами зазевавшуюся Эйззу с вмиг намокшим полотенцем. Казалось, вода вокруг него зашипела, испаряясь. Четырьмя гребками преодолев расстояние до противоположной стенки бассейна, он, уже не спеша, поплыл обратно.

Пока он лежал пластом, Айцтрана построила сауну по чертежам, которые нашла в его папке. Это был самый приятный из сюрпризов. Все-таки ему досталась замечательная жена.

Эйзза, стоящая на краю бассейна, взглянула на него с легким укором и завернулась в мокрое полотенце. Подплыв, он вытянул руку и схватил ее за лодыжку, делая вид, что хочет стащить в воду. Она испуганно пискнула. Конечно, он не сделал ничего такого. С женщиной на шестом месяце следует обращаться исключительно бережно. Она и сама вела себя осторожно. В парилку не заходила, только плескалась в бассейне – очень ей это дело понравилось, но, опять же, меры не превышала, вылезала раньше всех. Единственный ребенок, других не будет – муж-то погиб. Не повезло девочке.

Эйзза отжала косу – брызнули струйки – и юркнула в предбанник переплетать. Мрланку ужасно хотелось подсмотреть, но нельзя, неприлично: она ведь из другого клана.

Будущее Эйззы было непонятно. Если бы Стейрр не погиб, она вместе с ним вернулась бы в клан, родила еще нескольких детей. Но теперь она одна. Не ехать же ей туда, где она никого не знает? Пока что Эйзза жила у них. Айцтрана в ней души не чаяла, Мрланк – само собой, он и жив-то благодаря ей. Одна беда: Эйзза не была по-настоящему счастлива. Когда она отрешенно задумывалась о чем-то, как бывает с кетреййи – они словно зависают, чтобы Подумать Мысль, отдавая этому все ресурсы мозга, – лицо у девушки было не безмятежным и блаженным, как подобает беременной, а грустным и неуверенным. Не те это были мысли, которые стоит думать женщине в ее положении.

Мрланк недавно спросил, есть ли у нее мечта. Айцтрана встала рано утром, собираясь на работу, и Эйзза тут же просочилась на ее место, влезла к нему под одеяло, прижалась доверчиво. Теплая-претеплая, а укусить нельзя. И не прогонишь, от соблазнов подальше – девушке хочется ласки. Мрланк знал два беспроигрышных способа сделать любого кетреййи счастливым, хотя бы временно: хороший секс и исполнение мечты. Что касается секса, хорошего все равно не получится: там осторожнее, здесь осторожнее… лучше и не начинать. Он просто обнял ее как можно нежнее и спросил:

– Эйзза, у тебя мечта есть?

Два круглых голубых глаза уставились на него удивленно.

– Мечтаешь, говорю, о чем-нибудь?

– Да, хирра, – не сразу призналась она. – Хочу, чтобы «Райская звезда» вернулась. Чтобы хирра Ччайкар был живым и невредимым.

Мрланк едва не закусил губу. Зачем только стал спрашивать? Сейчас она еще про Стейрра вспомнит, начнет плакать. С этой мечтой он никак не может помочь, и никто не сможет.

– А еще? – спросил он, чтобы отвлечь ее. – Ты же умная девочка с развитым воображением. Не может быть, что у тебя только одна мечта.

Она засмущалась.

– Я хочу работать в космосе, хирра Мрланк. Не хочу одна на планете жить. Вы ведь опять улетите в космос, а мне тут будет скучно.

Он закатил глаза. Час от часу не легче!

– А еще, – шепотом проговорила она, – я хочу замуж за Бена Райта, – она вздохнула. – Но это же совсем невозможно, да?

Мрланк навострил уши. Как раз в этой мечте он увидел потенциал для реализации.

– Почему невозможно, детка?

– Ну, я уже замужем.

– С точки зрения землян, райский брак ничего не значит. Заметано, Эйзза. Я найду для тебя этого… – он хотел было сказать «урода», но устыдился: она ведь, похоже, его любит, – этого человека. И пусть только попробует не жениться – голову откушу!

Эйзза ойкнула.

– Хирра, не откусывайте ему голову! Он от этого умрет. А он хороший, я не хочу, чтобы он умирал.

– Ладно, – благодушно фыркнул Мрланк. – Как скажешь.

Осталось всего ничего: разыскать в безбрежном космосе «Ийон Тихий», поймать за отросток проклятого Райта и привлечь его к ответственности, желательно не разругавшись при этом с Гржельчиком.

Из парилки неспешно вышла Айцтрана. Строя сауну, она лишь по невнятным Эйззиным объяснениям представляла, что это такое и зачем нужно. Но, попробовав, пристрастилась пуще Мрланка. Она рассказала про сауну всем родным и подругам, соседи периодически заглядывали попариться и порезвиться, а кое-кто уже планировал завести такую штуку у себя.

Не подозревая мужа в коварстве, Айцтрана, грациозно переступая длинными смуглыми ногами по мокрому полу, подошла к бассейну, потрогала прохладную воду разгоряченной ступней. Тут-то он и стащил ее в бассейн, ухватив за ногу. Визг, брызги… Он прижал ее к стенке, и она оказалась целиком в его власти, которой он не замедлил воспользоваться.

Вилис огреб-таки. Слово «жопа» Аддарекх запомнил хорошо. Разыгрывая из себя святую простоту, попросил Вилиса научить его писать по-английски те самые выражения. Мысленно повизгивая от восторга, Вилис научил. А вечером с болью осознал, что восторг его был преждевременным. Злопамятный вампир подкараулил шутника в туалете, скрутил и, прижав к унитазу, процарапал когтем у него на заднице то самое слово. Теперь бедолага стеснялся ходить в душ. И даже к Кларе идти побоялся: она ведь с Аддарекхом заодно! Фельдшер Гонсалес тоже не сочувствовал, но хотя бы не ржал, когда ежедневно мазал злополучную надпись иодом. От этого она, увы, становилась еще более контрастной и заметной. Он пытался вызвать сострадание в товарищах, но тщетно.

– Я к нему со всей душой, – взывал он, – а он со мной так подло!

Товарищи сострадать отказывались, только гнусно посмеивались.

– А что тебя смущает? – спросил Равиль. – На жопе написано «жопа». Полное соответствие формы и содержания! – припечатал он.

– Вот если бы он на лбу тебе это написал… – начал Бадма вроде как подбодрить, но передумал. – Да нет, тоже было бы соответствие.

Обиженный Вилис пошел к командиру корабля. Мол, приструните офицера, надругавшегося над солдатом. Адмирал Шварц был не в духе. А может, и в духе, просто нрав такой. Выслушав пострадавшего солдата, он заявил, что тот путает термины. Шитанн просто изящно прикололся. А мог, между прочим, и надругаться безо всяких мук совести, у них, у шитанн, моральные нормы гораздо подвижнее. А если Вилис не отстанет от адмирала со всякими глупостями, то он, Хайнрих Шварц, лично надругается над ним, серьезно и качественно, как минимум двумя способами.

Не найдя понимания у начальства, Вилис нажаловался духовному пастырю. Так и так, вампир издевается, а всем все равно. Епископ пожелал знать, в чем состоит издевательство. Вилис продемонстрировал. Некоторое время Дьёрдь Галаци молча озирал открывшуюся ему картину, размышляя, а не наподдать ли чаду по этой самой… Долг все же взял верх.

– Прикрой срам, сын мой, – он поджал губы и пообещал: – Я разберусь с вампиром.

Аддарекх был в медблоке, пил чай с докторшей. Слава Богу, к интиму еще не перешли. Епископ до сих пор не мог решить, как к этому относиться.

– Ты что творишь, дьяволово семя? – грозно вопросил он, сдвинув со стола чашки.

– А что я сделал-то? – Аддарекх опешил.

– Ты, – Дьёрдь покосился на Клару, ему вдруг показалось, что сию деликатную тему вряд ли стоит затрагивать при даме; он подбодрил сам себя: нечего сомневаться, Клара Золинген – медик, – ты расцарапал седалище рабу Божьему Вилису низким словом!

Клара чуть не подавилась чаем.

– Аддарекх, правда? Что это за слово? – с любопытством спросила она.

– Ты совершил грех, – епископ поставил ему на вид. – Причинил своему собрату боль физическую и нравственную. Как тебе не стыдно?

Аддарекх вытянул руку и покачал указательным пальцем:

– Эй, церковник, ты меня со своей паствой не путай. Я носить крест не подписывался, и все ваши грехи мне по боку.

– А прокляну? – Дьёрдь навис над столом.

– А в лоб? – шитанн привстал, уши нервно дернулись, прижимаясь к голове.

Только не доводить до священного безумия! Если условно адекватный вампир превратится в вовсе невменяемое чудовище, справиться с ним в одиночку будет невозможно.

– Сядь, – он снова заговорил увещевающе. – Я понимаю, что ты не зришь свет веры, но причинно-следственные связи-то признаешь? Зачем ты это сделал? И не говори мне, что случайно! Ты намеренно его унизил.

– Зачем? – бешенство не уходило из глаз шитанн. – Чтобы он понял наконец, что нельзя надо мной безнаказанно глумиться! Раз и навсегда!

– Как же он над тобой глумился? – примирительно спросил епископ, с тревогой следя за искрами в его глазах. – Успокойся и расскажи.

Ну чем таким мог этот безобидный несерьезный парень допечь вампира? Однако, выслушав одну сторону, надо выслушать и другую. Дьёрдь приготовился слушать и возражать. Но возражать не пришлось. Шитанн выплескивал обиды одну за другой, будто только и ждал возможности выговориться, а Дьёрдь диву давался: это что же за чертик подначивает Вилиса на рискованные шуточки?

Когда поток закончился, он ушел, ничего не сказав. Разыскал Вилиса и строго спросил:

– Сын мой, а не ты ли говорил вампирам, что «shit» и «шитанн» суть слова однокоренные?

– Ну, было дело, – сознался боец.

– А может, это не ты рассказывал вампирам провокационные анекдоты, разжигая в них жажду крови?

– Какие анекдоты, святой отец? – занервничал Вилис. – Про тампаксы, что ли? Да ведь это старый анекдот, бородатый, его даже дошкольники знают. Что в нем плохого?

– Или не ты, – вкрадчиво поинтересовался епископ, – учил вампира срамным словам, выдавая их за уставные команды?

– Я только пошутил! – попытался оправдаться Вилис.

– Вот как? Стало быть, тогда и он пошутил, – присудил епископ. – Пожалуй, я не стану накладывать на тебя епитимью, сын мой. Но твои шутки острее, тебе перед ним и извиняться.

Это был неожиданный подарок. Служба сурова к молодым, и Салима не думала, что Фархаду так быстро дадут отпуск. Новичок должен заслужить выходные долгим упорным трудом, ночными и праздничными вахтами, безупречной отработкой нескончаемых нарядов, беспрекословным подчинением и идеальным поведением. Она хорошо знала своего сына, все его достоинства и недостатки. Идеальное поведение – это, конечно, не про него. Не видать бы ему отпуска, если бы не Хайнрих. Командир корабля явно превысил полномочия, отложив запланированный старт из-за мальчишки, но разве язык повернется его упрекнуть? Впрочем, он еще выслушает массу упреков от штаба, от служб космопорта, готовивших «Ийону Тихому» коридор, от навигаторов, чьи расчеты пошли коту под хвост. И – она в этом не сомневалась – ее вмешательство не потребуется, он заморочит всем головы так, что это они будут считать себя виноватыми. Адмирал Шварц не нуждался в покровительстве, и это ей безумно нравилось. Она даже слегка ему завидовала: координатор кое-чего не может себе позволить. Не потому, что власти не хватает, а потому, что положение обязывает.

К сожалению, приятный сюрприз свалился на нее, как снег на голову. Отменять и переносить сегодняшние встречи и дела, чтобы провести время с сыном в Эр-Рияде или на горном курорте, было поздно. Фархад пришел к ней в кабинет, и они беседовали в промежутках между аудиенциями.

– К вам кардинал Натта, – сообщила Эстер по переговорнику.

– Приглашайте.

Фархад вытянулся по стойке «смирно». Духовный сан вошедшего его мало трогал, но этот человек сейчас исполнял обязанности главнокомандующего. Салима осталась сидеть.

– Добрый день, господин Натта, – она вопросительно прищурилась: – Или недобрый?

Джеронимо Натта откашлялся, чтобы побороть противоестественную неуверенность, охватывающую его при общении с этой женщиной. Даже в присутствии папы он такого не чувствовал.

– У меня есть новости, Салима ханум. Вряд ли их можно назвать радостными, но они вносят ясность, – он бросил взгляд на молодого человека во флотской форме, сомневаясь, сколько можно при нем сказать, – в вопрос о темной силе.

Салима перехватила его взгляд.

– Это мой старший сын, господин Натта. Не могу сказать: наследник, должность у меня ненаследственная, – она улыбнулась уголками губ. – Но я ему полностью доверяю.

Кардинал сдержанно кивнул юноше. Ему было немного неловко, что сперва он принял его за ее фаворита. Грехи у людей примерно одинаковы, а женщины в возрасте часто неравнодушны к мальчикам. Он был рад, что ошибся. Фархад отсалютовал – не слишком торопливо, но безупречно.

– Итак? – Салима подняла бровь. – Присаживайтесь, господин Натта, и излагайте.

– Мы провели большую работу по выяснению истины, Салима ханум, – усевшись напротив нее в кресло посетителя, произнес Джеронимо, – пройдя от смутных подозрений до безусловной уверенности. Собственно, пока мы не достигли стопроцентной уверенности, я не решался вас беспокоить.

– Это правильно, – одобрила она. – Но, пожалуйста, конкретнее, господин Натта.

– Мы проследили потоки тьмы, атакующие Йозефа Гржельчика. Они берут начало в гъдеанском секторе.

Он снова кашлянул. Да, он ожидал иного. Он надеялся, что подтвердится его предположение о кознях Шшерского Рая. В первый момент он не поверил. Приказал проверить Рай столь же тщательно, как и Гъде, даже тщательнее: сектор шитанн совсем рядом, просканировать его гораздо проще. Но его постигло разочарование. Шшерский Рай был чист, ни следа дьявола, ни единого пятнышка тьмы – вообще. Столь хорошо маскируются, или же?..

Или все, что, как ему казалось, он знал о вампирах, было неправдой. Чудовищной ошибкой, совершенной тысячу лет назад. А может быть, даже не ошибкой, а преднамеренной ложью.

Почему за целую тысячу лет никто не проверил Шшерский Рай на присутствие дьявольской сущности? Джеронимо не стал задавать этот вопрос папе, которому первому доложил о результатах. Он сам знал ответ. Для такого дальнего сканирования, за световые годы, потребовались все ресурсы не только католической церкви, но и других христианских конфессий. Вряд ли еще пару веков назад такой союз был возможен. Век назад – вполне, но Церковь зиждется на вере, не допускающей сомнения. Чтобы что-то проверять, надо в этом чем-то усомниться. А разве можно сомневаться в правоте древних иерархов?