Иллюзия

– «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки»… Жаль не я сказал… Давайте спать.

Боковая соседка накрылась простыней, старушка прилегла на бок, забившись под одеяло. Друг, проклиная Глеба, забрался на верхнюю полку. В духоте ночи мерно стучали колеса, за стенкой храпели на весь вагон.

– Ну, здравствуй, Москва! – Едущий поступать за компанию первым выскочил на перрон с рюкзаком за плечами.

– Не будь таким сентиментальным, – урезонил Руслан, поставил на платформу синюю сумку на хлипких колесиках, натянул черную вьетнамскую ветровку.

– Молодежь, вам на Казанский? – Следом явился проспавшийся москвич. – В метро не заблудитесь? Пошли, подскажу.

Вокзал пришел в броуновское движение. Приезжие печатали перрон каблуками, встречающие неслись с объятиями, носильщики и таксисты выкликали клиентов. От грязности свербило в носу.

– В столице надо держать морду кирпичом и ни на кого не обращать внимания, – напутствовал собаковод. – Ни у кого ничего не спрашивайте. Читайте указатели – все написано. Сейчас даже дворники ничего не знают – неместные.

Юноши держались, как собачки – «рядом». Попутчик, имея проездной, честно отстоял с ребятами очередь в кассы, на Кольцевой простился. Двери вагончика схлопнулись, синий состав с гулким шипением умчал полуспящих, получитающих в тоннель.

– Осторожно на эскалаторе, – бросил через плечо Забаровский приклеившемуся к спине другу, – береги ноги.

Москва спешила на работу. На движущуюся лестницу народ набился битком, стояли впритык, принюхиваясь к подземной скупости воздуха. Забаровский оттоптал ботинки пожилого соседа.

– В ваши годы, юноша, пора стоять на своих ногах. – Обдали столичным сарказмом.

– Ради Бога, простите. – Виновник потупил взор.

Сход с эскалатора прошел без эксцессов, вывески помогли вынырнуть из-под земли прямиком к Казанскому вокзалу на мини-рынок.

«Спорт-Экспресс»! – Руслан впился глазами в пахнущую типографской краской газету. – У нас только рекламируют, а здесь уже продают».

– Бесплатная лотерея! – Сутулый мужичок вложил в руку Малышева билет. – Можете сразу проверить – выиграли или нет. За углом, я покажу…

Глеб машинально последовал за незнакомцем.

Мир Забаровского сжался до мелкого шрифта, вожделенные пальцы выхватили спортивное издание, развернули. Сердце упало в подреберье, вырвался упаднический выдох, едва прочел: «2 июля 1994 года футболист сборной Колумбии Андрес Эскобар был застрелен после возвращения домой за то, что забил на мундиале гол в свои ворота. Убийца фактически казнил футболиста, выпустив в него 12 пуль на автостоянке ресторана».

Чемпионат мира уже начался. Брянец переживал от невозможности посмотреть все матчи. Колумбийцы – фавориты, по мнению Пеле, не вышли из группы, но не убивать же из-за этого!

– Молодой человек, оставьте в покое газету. – Продавец вырвал бумагу из рук, оставив черноту на подушечках пальцев, вернул в отведенное место.

Московская порода видна сразу.

– Даже посмотреть нельзя? – удивился Руслан, привыкший к уступчивости брянских лоточников.

– Это же вам… не читальный зал. – Мужчина продолжил раскладывать прессу.

– И сколько стоит?

Озвученная цена показалась дороговатой. Забаровский огляделся, друга след простыл. Юноша по наитию двинулся рядами рынка, осматривая покупателей. У грязного столика с коробкой из-под видеомагнитофона, стоял знакомый рюкзак.

– Задави его деньгами! – подзуживал Малышева сутулый. – Он такой же студент, как и ты!

Скромный очкарик стоял рядом с аналогично активным «продавцом» лотерейных билетов. По ту сторону стола – крупье – пухленькая блонди в черной кожанке, спрятавшаяся в тени за тонировкой солнцезащитных стекол, сказала:

– Если денег больше нет, то видеомагнитофон достается молодому человеку в очках.

– Поищи, – змеем-искусителем шипел в ухо брянцу «раздавец» лотереи, – когда еще такой шанс выпадет? Можешь выиграть японский видак!

– Что тут происходит? – подоспел Руслан.

– Выиграл видик, но у этого парня тоже оказался выигрышный билет… Решили устроить аукцион… Ты мне займешь, если не хватит?

– И много уже потратил?

– Восемнадцать тысяч.

Родители дали деньги на два месяца при условии строжайшей экономии, к сентябрю обещали прислать еще.

– Та-ак, – понял Забаровский, – пошли отсюда.

– Тоже мне друг называется! – обиделся за Глеба сутулый, преграждая путь отступления. – Каких-то восемнадцать штук, а видик стоит лимон двести! Вместо того, чтобы помочь и уйти победителями… Прикиньте сколько фильмов посмотрите! Брюс Ли, Джеки Чан, Арнольд со Сталлоне! Парни, вы совершаете серьезную ошибку.

– Ошибка в том, что мы связались с вами. – Лидер тянул за рукав упирающегося приятеля. – Как ваши действия классифицируются по УК РФ? Мошенничество?

– Дурак! – сплюнул «раздавец», но с дороги ушел. – Такой шанс!

Руслан увидел зевающего, прохаживающегося с ленцой лейтенанта милиции.

– Товарищ милиционер, нас ограбили! Вот эта шайка!

Глава VIII

В Пермь

Шайка активно сворачивалась. Крупье убежала за угол, очкарик с подсевалами мгновенно собрали столик, сутулый прихватил коробку «видика».

– Держите их! Убегают! – Забаровский пытался подстегнуть к раскрытию преступления.

Но «власть» не спешила употребить власть.

– Документы! – гаркнул лейтенант нетерпящим возражения ором и одернул рукав. – Стоять!

Подстегивающий застыл, как жена Лота, у Глеба рюкзак содрогнулся от оторопи. Мошенники благополучно скрылись.

– Достаем, показываем… – К милиции вернулась ленца.

Выуженные из закоулков сумок паспорта очутились в загребущих руках «власти».

– Та-ак, – зевнул лейтенант, – с какой целью в Москве?

– Проездом. – К Руслану начало возвращаться присутствие духа, но эффект оценил, на будущее.

– Проездом куда? – Милиция изучала документы.

– В Пермь.

– С какой целью?

– Поступать.

– А друг у тебя что, немой?

– Да.

Начал дакать, переключиться сложно. «Власть» подозрительно оглядела Малышева.

– То есть нет, но он – молчун, – исправился Забаровский.

– Дача ложных показаний… – Лейтенант вернулся к паспортам.

– Просто оговорился.

– Пройдемте.

– Куда?

– В отделение.

– Зачем?

– Писать заявление. Вас же ограбили?

– У нас поезд через час.

– Поедете на следующем.

– Товарищ лейтенант, мы погорячились, нам показалось… – залепетал лидирующий.

– Что за детский лепет?! – искренне возмутилась милиция. – В отделение.

– За что? У нас же нет никаких претензий.

– Нападение на должностное лицо при исполнении, нарушение порядка в общественном месте, дача ложных показаний… – инкриминировал страж порядка.

– Да я оговорился, машинально… Товарищ лейтенант, ну простите нас на первый раз… Через час уедем, и поминай, как звали!

– Вы что думаете, Москва – это место, где можно бегать и орать, что вздумается?! – наорала «власть». – Москва – это столица нашей Родины! Место образцовой культуры и морали! Зарубите себе на носу!

Нравоучительная лекция растянулась на четверть часа, юноши молча внимали.

– Ладно, на первый раз прощаю. – Лейтенант подустал, вернул паспорта. – Но больше мне не попадайтесь.

Ребята понуро смотрели вслед вальяжно удаляющемуся «закону».

– Нда уж. – Руслан вздохнул. – Вместо того, чтобы ловить преступников, милиция чуть нас не загребла.

– Каких преступников? Могли бы выиграть видик…

– Вот, дурья башка! Ты так ничего и не понял? Тебя же развели! Это чистой воды кидалово. Видел, как они дружно смотались? Ты со своей астрологией совсем с ума сойдешь, жизни не замечаешь.

Верный друг почесал затылок, поморщил нос.

– Ладно, пойдем.

Они побрели к вокзалу.

– А вот интересно, – пытался сгладить Малышев, – если бы им попался миллионер, хватило бы у них денег его кинуть?

– На миллионера может быть и не хватило. Эх, Глеб, какой же ты, в сущности, ребенок! – Забаровский сердился, но сочувствовал. – У тебя деньги остались?

– Две тысячи. И это на все время.

– Что-нибудь придумаем, моя мать поможет. Не робей, прорвемся! Ну, куда ты снова пошел?

Увлекающийся приятель буквально добежал до бомжеватого старьевщика, разложившего истрепанные книги.

– Опять литература? – разочаровался ведущий, догнав ведомого.

Малышев, словно реликвию, сжимал потрепанную книжку в рассыпающемся переплете, будто горный воздух вдыхал помойный запах обложки.

– Ты еще встань на колени и помолись на нее.

Глеб пальцем провел по латинской надписи «Адемарус».

– Уверен, что тот?

– Абсолютно! Смотри года… тысяча девяностый… девяносто четвертый. Любитель истории пролистнул страницы. – Сколько стоит?

– Пять тысяч, – заломил цену продавец, видя крайнюю заинтересованность.

– У меня осталось только две. – Одержимый достал вспотевшие бумажки из заднего кармана.

– Значит, положь обратно.

Лоточник протянул руку к книге, но Малышев прижал бесценный «огарок» к груди, точно дитя, схватившее в магазине заветную игрушку.

– Брось, Глеб. – Приятель потянул за локоть. – У тебя и так денег нет, а еще жить…

– Руслан! – взмолился товарищ. – Займи мне три тысячи, пожалуйста!

– У меня тоже негусто. Как отдавать будешь?

– Заработаю!

«Заработаю» звучало, как «украду». Малышев не вспомнил про родителей – сами сводили концы с концами.

– Ладно, дай-ка мне эту книженцию.

Глеб неохотно расстался с «игрушкой». Забаровский повертел в руках, небрежно полистал.

– Книжка старая, того и гляди развалится… страницы обожженные, как будто из пожара… Ей красная цена – штука!

– Не нравится – не покупай. – Старьевщик снова попытался вернуть товар.

Фанат истории зарычал, сжал кулаки, налился кровью. Продавец убрал руки, боязливо косясь на приступ безумства.

– Потом – латынь, – продолжал сбивать цену лидер, – кто ее сейчас знает?

– Знающие люди знают.

– Хорошо, даем тебе две тысячи, только по тому, что моему другу очень понравилось это старье. Хотя я б ее и с мусорки не подобрал.

– Давай три и разойдемся. Ни вашим, ни нашим.

Руслан, скрипя зубами, извлек из внутреннего кармана ветровки рыжий портмоне – отцовский подарок. Малышев, светясь от счастья, к тысяче приятеля присовокупил последние деньги, обнял обгоревшую макулатуру, будто любимую девушку.

– Ты еще поцелуй ее, – досадовал Забаровский, идя по перрону к поезду, – а пахнет… мусоропроводом.

Дорогу до Перми Глеб коротал на почерневшем от грязи матрасе, питаясь приятельскими коржиками. Руслан тоже экономил, оплакивая потерянные деньги. На вокзале он прикупил семь черствых коржей по пятьдесят рублей, противных еще со школьной столовой и на крайняк буханку хлеба за двести. Литровую бутылку «Фанты» цедили по капле, когда кончилась, пили из-под крана в туалете. От кипяченой воды из титана сильно тошнило.

Красочная «Астрология» забылась в рюкзаке. Счастливый обладатель любовно поглаживал жизнеописание Адемара Монтейского, вглядываясь в каждую букву, тщетно пытаясь угадать значение слов.

Пара пенсионеров деревенской наружности обедала каждый час. Сочные помидорчики, огурчики, текущая жирком курочка, ломающаяся скорлупка яичек – симфония для аскетов с верхних полок. Малышев даже пошмыгивал, стремясь собрать все запахи и тем насытиться. Старики промолчали всю дорогу, вышли в Балезино. В закуток подсел мужчина коммивояжерского типа, в коричневом костюме, с дипломатом, от скуки затеял разговор.

– Откуда едете?

– Из Москвы. – Забаровский, как всегда, отдувался за себя и того парня.

– А чо друг без постели?

Ведущий рассказал об инциденте.

– А-а, понятно. Даже миллионер у них не выиграет. У меня так коллега попал. На двести штук. Месячная зарплата! Съездил в столицу за покупками… Они ж не на свои играют, сволочи, а ваши по кругу передают.

– Как так?

– Один подсевала отвлекает, а крупье незаметно передает подставному через другого «болельщика». Деньги со стола убирали?

Руслан взглянул на приятеля, тот кивнул.

– Много шушеры сейчас развелось. Кидалы, наперсточники… – Попутчик вздохнул. – Стоило ради этого разваливать Союз? – Он гневно помолчал и развил тему: – А к милиции зря обратились. Сейчас органы на зарплате у бандюков. Им отстегивают, они закрывают глаза. Уверен, ваши кидалы сбежали не из страха, а чтобы не привлекать внимание других лохов.

В двенадцать по Москве, в два по Перми зеленая змейка поезда притерлась к перрону.

– Ну, здравствуй, Пермь! – Глеб оглядывал серое здание вокзала.

Брянцев встретила женщина сорока трех лет, с видом форменной старушки. Худая, морщинистая, болезная. Тонкое лицо, темные волосы с рыжиной, тусклые глаза – одолевал порок сердца.

– Сыночка, наконец-то! – Родительница раскрыла объятья. Мокрые глаза озарились радостью.

Забаровский приобнял мать, выдержал паузу для проформы, отстранил.

– Давай без телячьих нежностей.

Несмотря на усталость, сын настоял на первоочередном посещении вуза. Трамвай от вокзала дополз почти до косогора ступеней серого прямоугольника Пермского технического университета. В сопровождении родственников по коридорам сновали абитуриенты, пересуды сливались в пчелиное жужжание, сквозняки раскрытых окон проветривали деревянную сырость.

Объявление на стенде указало на второй этаж. В фойе актового зала стояли столики с названием кафедр, сидели приемные комиссии. Ребята сбросили багаж у таблички «Авиадвигатели». Плотный мужчина в очках и голубой рубашке с гривой черных волос внимательно изучил аттестаты, передал лысоватому соседу с острым лицом в джинсовой рубахе с коротким рукавом. Аттестат Руслана вызвал легкий энтузиазм.

– К нам из Брянска давно никто не приезжал. – Лысоватый улыбчиво изучал ребят. В серых глазах читался тонкий интеллект, диссонирующий с молодежным прикидом. Круглое лицо подвижно ерзало на длинной шее. – Позвольте представиться – Валерий Георгиевич Навардаускас, завкафедрой «Авиадвигателей», начальник отдела перспективных разработок «Пермских моторов», профессор, доктор наук. Каким ветром?

– Слышали про вашу кафедру. – Забаровский расцвел. – Специально к вам.

– А не лучше было бы поступить в МАИ? Москва намного ближе к Брянску.

Такой поворот слегка озадачил любителя авиации, он наивно полагал – будущая альма матер примет с распростертыми объятиями, как родная мать.

– Говорят, у вас лучшая кафедра в мире! Пусть дальше от родины, зато ближе… – Руслан широко улыбался, размахивая руками, подбирая слова: – К небу!

– О небе нам всем придется забыть и, похоже, надолго. Сейчас идет наземная техника. Работаем на «Газпром», от него хоть есть заказы. Мы с удовольствием примем ваши документы, но подумайте… Может, лучше пойти на горно-нефтяной? Авиацию почти развалили, страна еще долго будет жить за счет нефти и газа. Нужны специалисты в этих областях.

Навардаускас с хитрым прищуром рассматривал Забаровского. Тот решил – испытывает, хотя откровение от Валерия кольнуло больно. В юношеский мозг закрались сомнения.

– Нет, – выдохнул Руслан, – решили сюда, значит, сюда. Сколько человек на место?

– Дай Бог, если наберем две полноценные группы. Сейчас все хотят быть юристами и экономистами, инженерами – почти никто. Если сильно не провалитесь, поступите.

Они сбегали в студенческую поликлинику, прошли медкомиссию, сдали документы. На руки получили квиток с расписанием экзаменов и справку для общежития. На автовокзале мать накупила беляшей, газировки.

– Приедем домой, наедитесь вдоволь, – ворковала она.

Два часа до Нытвы ребята размышляли о правильности выбора, изредка проваливаясь в дрему.

Районный центр встретил чистеньким вокзалом в тени тополей. Поход домой вел в гору по набережной живописного пруда, мимо магазинчиков, мэрии, к новой пятиэтажке.

– Военные построили, нам выделили квартиру от комбината, – объяснила родительница.

Опрятный подъезд, второй этаж, металлическая дверь. Прихожая, хоть парад проводи. Ремонт от застройщика: светло-коричневый линолеум, розовенькие обои. По прямой – обклеенные двери ванной и туалета. Сразу направо – квадратный зал, далее – кухня. Налево – спальня.

Парни помылись с дороги, сели за кухонный стол. Хозяйка тщательно подготовилась: оливье, селедка под шубой, запеченная курочка. Голодные путешественники набили животы до расстегивания ремней, отказались от сна, прошли к телевизору. Флоковый диван прогнулся под сытыми телами. Японская видеодвойка отлично держала картинку, на тумбочной полке лежали боевики с Чак Норрисом и Арнольдом, комедии с Чеви Чейзом. На подоконнике стояла дятьковская ваза со свежими хризантемами.

Мама села в кресло рядом с диваном, открыто любовалась сыном. Забаровский ждал футбол. Одна восьмая финала, Бразилия – США.

– Забыл тебе сказать… – Руслан полуобернулся к приятелю. – Из-за того автогола в матче с американцами убили Андреса Эскобара.

Малышев исказился от ужаса.

– Вот так вот… – вздохнул товарищ. – Сейчас бразильцы накажут, как наших.

– Ты что-то ждал от нашей сборной?

– После того письма, с отказом играть за сборную? Ничего не ждал. Олимпийская молодежь, блин! Надежда страны. Помнишь, как мы сбежали с уроков на финал Сеула? Юра Савичев, растерянный Таффарелл, парашют за шиворот. Как мы радовались, как плакал Теле Сантана, э-эх… А сейчас? Не хотим играть – денег мало платят, Бышовца им подавай. Позор! Разве за деньги играют в сборной? А Садырин – отличный тренер, и без того седой. Интересно, насколько лет они ему жизнь укоротили? Вообще, так обидно… Мы выиграли первый чемпионат Европы, трижды вице-чемпионы, бронза чемпионата мира шестьдесят шестого. А что выиграли всегдашние фавориты – Англия, Испания?.. Домашние чемпионаты мира и Европы, и тоже, как мы, сто лет назад.

– Я бы всех разогнал.

Забаровский отшатнулся, будто от пыхнувшего пламени.

– Ты молчишь, молчишь, потом как выдашь… Хоть стой, хоть падай. Но если честно, я бы тоже. Зря Садырин их обратно взял. А Колосков опять скажет – у нас других нет, любите этих. Вон, Бесчастных – забивной парень, глаза горят, рвется в бой, а сидит в запасе. Лучше молодежь выставить, пусть еще малоумеющую, но хотящую, чем умеющих, но не хотящих. Да что там говорить! Посмотрим лучше на Ромарио и Бебето, которых обыграли шесть лет назад в финале Олимпиады.

Перед началом матча комментатор сообщил об эфедрине, найденном в допинг-пробе Марадоны. Функционеры от футбола дисквалифицировали короля, как в девяностом, теперь по ходу чемпионата. Слишком бодро смотрелась Аргентина, могла замахнуться на титул.

В прихожей послышался лязг ключа в замочной скважине, звук открывающейся двери, покашливание прихода. Родительница мгновенно подскочила, побежала встречать. Сын напрягся, закусил губу, сжался, точно пружина.

Глава IX

Абитура

В зал вошел коренастый мужичок, на вид лет шестидесяти. Металлургия старит раньше срока. Ершистые волосы разошлись вразнобой. В карих зрачках пылала домна. На щеке зиял шрам. Вошедший с улыбкой оглядел приятелей.

– Оба хороши. А какой мой?

Мать указала.

– Будь здоров, мил человек. – Руку Руслана сжала чугунная лапа. – Петр Матвеич, для тебя просто Петя.

Юноша поджал губы, страдая от неловкости, сподобился на кивок. Отчим смотрел заискивающе, стесняясь провинциального обхождения, поручкался и с Глебом.

– Петруша, иди ужинать, – позвала на кухню родительница, решив о достаточности первого впечатления.

Ребята вернулись к матчу. Малышев смотрел индифферентно, думал об «Адемарусе», ближайшей библиотеке с учебником латыни. Забаровский кусал губы, мысли роились. Взрослый ребенок тяжело принимает нового отца.

– Может, остограмимся? С дороги-то… – В перерыве в зал робко заглянул металлург.

– Мы хотим посмотреть футбол, – отрезал пасынок, уставившись в рекламу.

На следующий день брянцы уехали в Пермь. Руслан бежал от тягости общения, верный друг следовал за лидером.

Парни стояли перед облезлой коробкой десятиэтажного общежития № 7, выполненного заодно с № 8. Перед крыльцом – квадратный асфальт площадки с облагороженным бревном для посиделок. Зеленый ларек с жизненно важными товарами – жвачкой, сигаретами, спиртным. В холодном склепе первого этажа путь преграждал металлический заборчик с вертушкой. От вымытого пола несло хлоркой. В будке за стеклом сидела скукоженная старушка росточком с пень, поросшая мхом, словно трухлявое дерево. Маленькие очочки блестели в полумраке замкнутого пространства.

– Куда? – прокудахтала вахтерша.

– Устраиваться. – Вечный ответчик шмыгнул носом для самообладания.

– Первокурсочки? – Беззубый рот расплылся в улыбке.

– Так и есть.

Забаровский искренне верил – студент звучит гордо, почти так же, как человек.

– Проходите. – Старушка нажала на педаль, освободив вертушку для раскрутки. – Налево, прямо по коридору, вторая дверь направо… Не заблукайте.

Внутренности общаги походили на катакомбы, строили в строгом соответствии с военно-коммунистической доктриной – пусть заблудится враг. Ребята замерли перед табличкой «Комендант» на фанерной двери. Вежливый полушепот стука, деревенское «открыто!», и друзья вошли в комнату.

– Абитура? – догадалась прифранченная дама сорока пяти лет с желтыми волосами от неудачной покраски в блонди. Пухлая натура сидела за столом в розовой блузке с брошью красного цветка на груди, будто орденом за заслуги, в кулачке сжимала авторучку.

Вдоль светло-зеленых стен выстроились стулья средней паршивости, на одном раскинулась женщина сорока лет в сером халате технички. На снеговичном лице шишками обозначились глаза, морковный нос, вдавленный рот. При виде Глеба она растянула улыбку, смахнула челку, пропела иволгой:

– Ложьте сумки на пол. Чо держать-то?

В Перми усиленно чокают и растягивают слова, будто певучую песню. Парни последовали совету.

– А зачем сегодня приехали? – допрашивала старшая. – Заселение завтра.

– Лучше раньше, чем никогда! – Руслан глупо рассмеялся.

– Лучше – позже, шутничок. Приходите завтра.

Франтоватая дама демонстративно повернулась к техничке, давая понять – разговор окончен.

– Но… нам некуда идти. – Лидерский запал потускнел. – Мы из Брянска.

– Как же вас в такую даль занесло?

– Говорят, у вас лучшая в мире кафедра «Авиадвигателей»!

– АДэшники – элита политеха. – Главная кивнула и тут же исправилась: – Технического университета. Что ж мне с вами делать? – Зажатая авторучка пристала к губам.

– Может, в семьсотседьмую поселим? – Дама вдоль стены качнула сдобной грудью, растянув широкую улыбку желтоснежных зубов.

– А кто у нас там?

– Помазан и Дукаревич. – На второй фамилии женщина вздохнула, точно сдувая напасть.

– Хорошую компанию подобрала. Один – кришнаит, другой – бабник… Ладно, так тому и быть. Поднимитесь на седьмой этаж, скажите – я велела. Да, чуть не забыла, меня зовут Любовь Николаевна, комендант общежития. А это Лилия Сергеевна, кастелянша. Погодите! Запишу ваши фамилии.

– Забаровский.

Руслан на цыпочках заглянул в тетрадь, выводит: Заборовский.

– ЗабАровский. – Юноша вежливо кашлянул. – Не от «забора», а от «забарывать».

Комендантша ловко пририсовала палочку к нолику, с Малышевым оказалось проще.

Конура лифта долязгала до назначенного этажа. Ребячьи глаза вчитывались в цифры секций: 721-724, 725-728…

– Не подскажите, где семьсотседьмая? – Ведущий остановился перед двумя девушками, дымящими у балкона.

– В другом крыле. – Низкая брюнетка махнула сигаретой, указывая обратный путь. Подсказка прозвучала густым басом, словно женские связки подменили мужскими.

Брянцы отпрянули, раскатили глаза, поспешили прочь.

– Привет Олежке! – догнал кашляющий бас.

Пройдя квадрат безлампового перехода, в одном из закутков симметричного крыла друзья отыскали нужную комнату. Короткий стук в зеленую фанеру. Попятившаяся дверь. Раскуренный фимиам. Взору предстала каморка с грязной желтизной обоев. Коричневые полки под учебники. Напротив входа голубой стол с электроплиткой, темно-зеленым чайником, сковородкой, хлебом, майонезом. Под столом мешок картошки. Три шкафа с антресолями, будто продолжение стен. Дырявые ставни окон. Две заправленные кровати по разные стороны центрового стола с кожаной обивкой столешницы. Две койки с сетками пружин, примыкающие спинками к другим. На подоконнике прилег зеленый радиоприемник, размером с пачку сигарет.

Чадя кадилом, по комнате парил парнишка с соломенными волосами, выкрикивая «Хари, Кришна! Хари, Рама!» На кукольном личике с просветленными глазками – бровки ромбиком, носик с задранностью. На субтильном теле серела длинная рубаха из индийских фильмов, а вместо штанов – причудливо намотанная простыня.

На левой кровати в позе чтения Достоевского лежал худой парень облезлого типа, точно бомж, вынутый из люка, отмытый и одеколоненный. От курчавой коричневости спускались поседевшие бакены. Заурядный овал лица, буратинистый нос, узкие губы. В серых глазах мерцала усталость от жизни. Несмотря на жару, парень возлежал в синем жилете мехом внутрь. Перед кроватью стояли тапочки в серую полоску.