Минус всей моей жизни

Женя в ужасе смотрела в пол, обдумывая все, что он сказал. Ей было даже страшно представить, каково ему жилось все эти годы под отцовским надзором и по его указке, что значит – жить с нелюбимым человеком столько лет и понимать, что не можешь никуда уйти, не можешь сам управлять своей судьбой, быть с тем, кого…

Женя решительно встала, вдруг вспомнив свою обиду, свою боль.

– Почему ты не сказал мне?.. – с болью прошептала она, глядя на его рассерженное красивое лицо, яркие серые глаза, изучающие ее отчаянным взглядом, и ощутила такой тугой узел в груди, что по ее щеке моментально скатилась слеза.

Он соскочил с перил, подойдя к ней, и импульсивно произнес, недовольно и гневно глядя на ее слезинку:

– Я не смог, Женя, я – как идиот, боялся, что потеряю тебя! Я вел себя, как эгоистичный подлец, поддаваясь своим желаниям, и прекрасно понимал, что когда ты узнаешь – все будет кончено, я никогда не смог бы прикоснуться к тебе! – процедил он с болью, и Женя вздрогнула, чувствуя начинающийся жар во всем теле и мелкую, мелкую дрожь… Слезы, слезы так и побежали по ее щекам, она гневно смахнула их и воскликнула:

– Но так нельзя!! Ты… ты не оставил мне выбора! Ты же видел, что я… что я влюбляюсь в тебя… – прошептала она, в ужасе от того, что сказала это вслух, и заметив, как загорелись его слова, когда он услышал заветное слово. – Ты должен был остановиться! А не играть со мной, привязывая к себе все больше и больше…

– Женя!!! – гневно воскликнул он, схватив ее за плечи и ужасно, чертовски сильно горя, Женя едва вздохнула от отчаяния и обреченности. – Никогда не смей так говорить, ты слышишь?? Я знаю, я не должен был продолжать все это, но не мог, я не мог остановиться, черт побери, ты даже не представляешь, что ты сделала со мной! Я готов на все, лишь бы ты позволила поцеловать себя, готов на все, чтобы оставаться с тобой каждый вечер, каждую минуту моей жизни, я умирал всякий раз, когда ты смотрела на меня, когда ты целовала меня, потому что до безумия мечтал увезти тебя в какое-нибудь укромное место! Да я душу бы дьяволу продал, лишь бы обладать тобой! Ты одна, только ты, ты сводишь меня с ума, ты заставляешь меня чувствовать что-то невероятное и только ради тебя я бы сделал что угодно… Что угодно, Женя, и это не игра, это никогда не было игрой! Но я не мог сблизиться с тобой!.. Было бы только хуже… Я должен был держаться от тебя подальше, не мог никуда тебя приглашать и не мог даже закончить то, что миллион раз начиналось в кабинете… Женя! – он схватил ее за локти и легонько тряхнул, а Женя сходила с ума, не веря в то, что слышит, задыхаясь от его импульсивного огненного сияния, от слов, каждое из которых рвало, рвало ее душу на мелкие кусочки, рвало отчаянием ее сердце до кровавых ран, рвало пониманием, что не будь этого обмана, не будь этой ситуации с его женой и дочкой, она сейчас бы просто летала от счастья на каком-нибудь облаке, тая в его руках, мечтая подарить ему взаимную любовь и всю свою ласку, свою нежность…

Она расширенными, мокрыми от слез глазами смотрела на него, задыхаясь от боли, пытаясь отвести глаза, унять дрожь, собственный трепет и… успокоить злость, гнев, непонимание…

– Женя! – снова жестко позвал он ее и очень тихо, с болью в голосе проговорил:

– Прости меня, прости, прости… Никогда в жизни я не хотел сделать тебе больно… Прости меня, прошу тебя, пожалуйста… Черт, я не знаю, как еще сказать, я не умею извиняться! Проклятье! – в гневе на себя выругался он, а Женя наконец выдохнула и, пылая от смеси совершенно противоположных, разрывающих ее чувств, тихо прошептала:

– К чему теперь эти слова? Зачем ты мне это говоришь?.. Что ты хочешь от меня?

Сергей сжал губы и нахмурился, а его глаза вдруг осветились маленьким огнем надежды. Он шагнул к ней ближе, попытавшись дотронуться до ее щеки, но Женя отстранилась, не желая новой боли, не желая вспоминать, как обжигают ее кожу и скручивают живот в неистовом огне его прикосновения, и он, снов злясь на себя, опустил глаза и тоже шепотом проговорил:

– Я хочу быть с тобой, понимаешь? Хочу быть только с тобой, хочу, чтобы ты была моей. Дождись меня, Женя. – тихо, отчаянно, будто с мольбой… Женя вздрогнула и вдруг истерично рассмеялась, утирая слезы, так и льющие по ее щекам целыми ведрами.

– Предлагаешь еще лет пять подождать, пока ты будешь жить с женой, ночевать с ней и…

– Не говори ерунды. – строго прервал ее Сережа. – До окончания брачного контракта еще год, а не пять лет. Но это не важно. Я имел ввиду бракоразводный процесс. Это займет не меньше двух месяцев… Я подам…

Женя вдруг с болью замотала головой и отчаянно, горя от ужаса того, что говорит это, тяжело прошептала заплетающимся языком:

– Нет. Ты не сделаешь этого, Сережа, по нескольким причинам. Во-первых, ты потеряешь все, и отец тебе этого не простит.

– Да плевать я хотел…

– Брось! – резко прервала его Женя, жестко вскинув руку и усмехнувшись. – Мы оба знаем, как ты любишь свою работу и что с тобой произойдет, если ты потеряешь ее. Во-вторых… – она осеклась, обхватив себя руками и умирая от ужаса того, что собирается сказать… Разрушить свою судьбу… Свое возможное счастье… Но это было бы неправильно… Она не сможет жить с этим… А без Сережи… Женя пока не представляла себе, что будет с ней без него… Вообще не видела будущего. Но, возможно, она заслужила эту муку. Зато все будет честно и справедливо. – Сережа… – шепнула она, и он вздрогнул, подавшись к ней и жадно заглядывая в ее глаза, с огромным страхом ожидая ее приговора, умирая, умирая… Тонкий луч надежды все тусклее… Женя едва могла дышать от переполнявшей ее душу боли. – А во-вторых, я не буду тебя ждать. – еле слышно выдавила она.

Он вздрогнул, все глядя и глядя в ее глаза, не смея поверить в то, что он услышал, он летел и летел вниз, в страшную огненную пропасть, сжиравшую его душу живьем, и в эту же пропасть летела она, отрезая себя от собственного счастья…

– Почему? – дрогнувшим голосом спросил он. – Не любишь?

Дрожь, дрожь, слезы, Женя закусила губу, но:

– Люблю. Но это все не имеет значения. Ни твои чувства, ни моя любовь. Потому что… – вздох, боль, сердце стонет, захлебываясь кровью. – Потому что хоть ваш брак с Ксюшей и фиктивный, но Настя… настоящая. И я никогда, никогда, никогда не стану той, кто разрушит ее семью, понимаешь? – все, истерика подкатывает, Женя затрепыхалась, чувствуя какой-то синусоидообразный приступ гнева, и яростно зашипела, умирая от боли:

– Я не отберу у нее отца, не сломаю ее детское и искреннее счастье, не стану причиной ее слез!!! Я не имею на это права! И ты! Ты не бросишь ее, слышишь? Нельзя, чтоб дети росли без отцов, она еще слишком мала, это может сокрушить ее, перепутать все истины семейных ценностей в голове, она станет ненавидеть тебя, потому что для нее существует лишь реальность, в которой папа любит маму, а не кого-то там еще! Она не сможет понять, почему ты бросил ее и маму, она никогда тебя не простит! – прокричала ему в лицо Женька, чувствуя, как гнев забирает у нее остатки совсем небольших сил, подкопившихся за пару дней победы над температурой, и, видя, как отчаянно и гневно он смотрит на нее, ее затрясло от ужаса и безнадежности еще больше.

– Женя! Я никогда не брошу Настю и буду всегда участвовать в ее…

– Нет! Нет! Это не заменит ей отца, Сережа! И я не договорила! Она не простит тебя… но и я, я не смогу простить тебя за то, что втянул меня в эту ситуацию, за то, что ставишь в такое положение, где я вынуждена выбирать между собственным счастьем и правильным решением, за то, что не дал шанса сбежать от тебя раньше и жить нормальной жизнью, за то, что обрек меня на все эти страдания своим обманом… Я чертовски зла на тебя, Сережа! – выкрикнула она, а он хотел подойти к ней, но Женя отстранилась, тяжело дыша, понимая, что опускает концы в воду, что рубит по живому, что пытается вырвать сердце из груди…

– Женя, Женя, подожди, ты имеешь полное право на меня злиться, я идиот, но, пожалуйста…

– Нет! Нет, нет, нет, нет!!! Все, Сережа, это все, возвращайся домой, к дочке, она ждет тебя, и забудь обо мне, забудь все, что было, а главное – оставь меня в покое, не рви мне душу, не мучай!!! Я научусь, я как-нибудь придумаю, как мне жить без тебя…

– Женя, не смей!.. – закричал Сергей, сверкая отчаянной болью и ужасом в глазах, но Женя, заливаясь слезами и желая провалиться в какое-нибудь темное болото, рванула к своей квартире и громко крикнула напоследок:

– Уходи!!! И никогда не приходи ко мне больше!!!

Сережа кинулся к ней, но не успел: Женя шмыгнула за дверь своей квартиры и, щелкнув замком, осела на коврик, отчаянно рыдая и не зная, как унять огромную кровоточащую рану, разверзшуюся в ее душе, плещущую горячей кровью от осознания того, что она никогда больше не будет с ним, никогда не испытает этого трепета от того, что находится рядом с тем, чьи чувства полностью совпадают с ее… Что она не сможет быть больше счастливой по-настоящему…

Боже, Боже, хоть бы это была не любовь, хоть бы это было лишь увлечение, лишь страсть, ничего больше, лишь только легкая влюбленность… Время пройдет, залижет раны, пустит по ее венам свежую кровь… Она попытается жить хотя бы ради семьи, ради мамы и отца, ради Поли, которой так нужна ее помощь… Она целиком погрузится в это и найдет новый смысл…

– Женя! Женя! Черт… черт! Женя!!!

Стук, стук, стук, плачь, плачь, Женя, плачь, не слушай, уносись на волне своих слез, на волне обжигающего, выпивающего душу до дна, жара, руби, руби этот узел в груди, тебе с ним не выжить ни одной секунды, и злись на него, злись…

Коридор потонул в ее слезах, изображение поехало вокруг ее головы, Женя впивалась ногтями в обшивку двери и, слыша его голос, упиваясь его близостью там, всего в нескольких сантиметрах, разделенных крепкой преградой, чувствуя его энергию и впиваясь в нее каждой клеточкой своего тела перед тем, как рухнуть в темную, страшную и непроглядную, бессознательную бездну, Женя лишь страстно шептала, царапая дверь ногтями до крови:

– Уходи… уходи… уходи…

А в голове бешеным потоком пульсировала ее любовь…

Глава 17. «Минус»

В его ушах все еще раздавался ее плач, когда он, словно во сне, не веря в то, что произошло, вывалился из ее подъезда.

Как, как, как получилось, что его дурацкая, пустая жизнь, в один момент заполнившаяся до отказа, показавшая ему, ради чего и как нужно жить, вдруг отобрала у него все?..

Сергей плюхнулся за руль, не помня себя, не чувствуя своего тела. Внутри него лишь она, он видел ее бледное лицо, слышал ее голос, она, она, Женя пульсировала в каждой его клеточке огненной, невыносимой болью, боль жрала его изнутри, выкручивала наизнанку, сводила его с ума…

Его глаза видели ее образ, его руки помнили ее кожу, и даже сейчас он будто чувствовал аромат сирени, тот самый, легкий и цветочный, вокруг себя…

Женя была везде: внутри него, снаружи, в его голове, в его сердце, в его душе, она заставляла его рычать от отчаяния и беспощадной злости, она заставляла его сдаться и пропасть, исчезнуть, испариться… И она заставляла его бороться, зная, зная, что он небезразличен ей, она же сказала, что любит…

Проваливаясь в огненную безысходную пучину, в собственную кровавую рану и ощущая, что он до ужаса ПЕРЕПОЛНЕН ею, Сергей импульсивно и резко вырулил на дорогу и, на запредельной для города скорости он поехал, конечно же, не домой, а в самое ожидаемое для его состояния место – в кабак к Ярику.

Время подходило к восьми, клуб уже был заполнен до отказа, вокруг Сережи шумели и веселились парни и девушки, все при нарядах, счастливые, довольные и беспечные, как будто никаких проблем в жизни вообще не существовало.

Пройдя напрямую к барной стойке и прекрасно зная, что Ярослав увидит его из своего кабинета, Сергей сел и хмуро заказал себе виски, поставив перед собой совершенно не хитрую цель – выпить столько, чтобы хватило на то, чтобы заглушить страшную боль и пустоту в сердце, и, в то же время, чтобы с сознанием дела самому добраться до дома.

Отключившись от внешнего мира, не видя ни женских глаз, с интересом изучающих его, не обращая внимания на музыку, хохот и разговоры вокруг, Сергей хмуро пил обжигающий алкоголь, в надежде, что завтра он проснется, а всего этого разговора не было, и Женя, прекрасная, нежная, желанная, его Женя будет по-прежнему ждать его, с надеждой смотреть ему в глаза, будет отвечать на его поцелуи, на его ласки… Как чертовски сильно он желал этого! Он не знал, что бывает такая привязанность, он не знал, что способен так сильно влюбиться, что теперь, даже в мыслях понимая, что все кончено, что она порвала с ним раз и навсегда, Сережа умирал от боли и одиночества, умирал, не желая двигаться дальше без нее…

– Эй, брат! Выглядишь не очень! – с веселым отблеском золотых зубов сообщил Ярик, плюхнувшись рядом с ним на стул и махнув бармену, чтобы тот и ему чего-нибудь выпить сообразил. Хлопнув Сергея по плечу, он с сочувствующим, но от этого не менее довольным видом проговорил:

– Что, опять Ксюха достала? Или папашка попытался затянуть очередную петлю на шее?? А может, с кем-то из своих ручных кошечек поцапался? М-м? – хитро подмигнул он, а Сергей, в душе которого ветер разносил пепел от еще не догоревшего пожара, поморщился:

– Ярик, если ты притопал, чтобы побыть для меня бесплатным психотерапевтом, то лучше иди обратно в свой кабинет. Или пей молча.

– Оу, Сереженька… Это точно баба! – захохотал Ярик, скрипнув своей неизменной кожаной курткой, в которой он ходил и зимой, и летом. – Вадик! Наливай ему сегодня за мой счет, так уж и быть, скрашу тебе горе по дружбе… – он наклонился к Сергею и плотоядно улыбнулся:

– Ну? Кто она?? Серый!

– Ярик! Я тебе язык в морской узел завяжу!! Отвали, еще раз повторяю!

Ярик захихикал и вздохнул, снова хлопнув Сережу по плечу:

– Пошли ко мне в кабинет, страдалец! И кстати, клин клином вышибают… Можем каких-нибудь сладких кошечек с собой забрать. Вот увидишь, забудешь о своей подружке раз и навсегда!

Сережа угрюмо покачал головой и, понимая, что, даже разговаривая со своим якобы «приятелем» Яриком, не может выключить образ Женьки из своей головы, вздохнул и, схватив бутылку, хмуро сказал:

– Идем. Только никаких баб, усек? Слышать не желаю!

– Эх… Ты какой-то скучный стал в последнее время, мой серый братишка… Ну ладно, как хочешь, можем и без баб о ней поговорить… – снова закинул хитроумную удочку Ярик, но Сергей промолчал, и они уверенно ушли к нему в кабинет, не забыв прихватить из бара по несколько бутылок элитного алкоголя.

*** «Минус»

Завтра. Завтра понедельник. Женя выйдет на работу. Женя выйдет на работу. Он ее увидит… Всего несколько часов…

Женя. Женя. Женя…

Сергей стоял около окна их с Ксюшей спальни и смотрел на то, как мирно ложится спать целый город, прекрасно обозримый из той точки, в которой он находился, потому что дом Сергея был построен на пригорке.

Фонари горели, снег таял, машин на дорогах все меньше и все тише становился воздух, еще прохладный, но почти весенний, влажный, освежающий… Ни алкоголь, ни постоянная занятость, ни бесконечные игры с Настей, ни вечно зудящая о каких-то своих проблемах Ксюша, ни даже ворчливый деспот-отец, позвонивший с очередным идиотским, никому не нужным разносом, ни душ, ни сон, ни ежеминутная смерть не смогли отвлечь его от мыслей о ней.

Она сказала, что научится жить без него… Но как, черт возьми, ему научиться жить без нее??? Как найти в себе силы вставать по утрам и заниматься привычными делами, зная, что он не увидит ее, не заговорит с ней, не поцелует???

Да он живет лишь одной мыслью, что завтра она снова войдет в его офис, звонко стуча своими тонкими каблучками, завтра он увидит ее улыбку, ее решительный взгляд, ее деловитую хмурость и сосредоточенность и услышит, как она что-то весело рассказывает… кому-то.

Нет, нет, он не может жить без этого, он не сможет примириться с этим, он должен вернуть ее, вернуть, иначе он погибнет, иначе задохнется, иначе умрет от пустоты и боли, рвущей все его внутренности изнутри… Она сказала, что не сможет простить его… Если она его любит, по-настоящему любит, то должна, черт возьми, простить! А еще она сказала, что все дело в Насте…

Сережа любил Настю. Он ужасно хотел быть с ней всегда, видеть, как она взрослеет, как меняются ее интересы, привычки, хотел участвовать в ее жизни… Но эта семья была ненастоящей. Все было фальшивкой. Навязчивым действом ради меркантильных интересов его отца… Сережа не знал, что когда-нибудь полюбит кого-то, он был уверен, что не способен на это, потому что презирал женщин, считая, что им нужны лишь деньги, статус и власть… И в принципе, он уже смирился со своим положением… Но сейчас… Сейчас ему нужна была свобода. Ради Жени. Ради еще одной попытки получить ее прощение, быть с ней, быть, черт возьми, живым, любимым и любить ее так, как она того заслуживает. И он не хотел больше ни дня в своей идиотской жизни оставаться с Ксюшей, пусть даже рухнет вечность вокруг него, пусть даже ему придется ночевать на вокзале… стать нищим и начинать с нуля… Он заслужил свои страдания, а Женя стоит любой цены, которую ему придется заплатить.

– Чего ты там встал, как столб? – недовольно раздался сзади голос Ксюши, прошуршавшей в постель своей шелковой рубашкой и сопроводившей свое движение ароматом какого-то там ночного крема для рук.

Тело горело, в груди все пульсировало, боль долбила в виски, но Сережа был решителен и непреклонен, как всегда:

– Я подаю на развод, Ксюша. Завтра с утра поручу моему адвокату подготовить все бумаги. – жестко сказал он и обернулся к ней.

Ксюша сидела в постели, а в ее ошеломленных глазах мелькал бешеный страх. Секунда… Она пытается осмыслить то, что он сказал… Вторая… Ксюша громко и истерично рассмеялась, гневно воскликнув:

– Ты что, перепил вчера, Сережа?? Что за чушь ты несешь?? Какой еще развод?!?

– Обыкновенный. Ты будешь жить своей жизнью, а я – своей. И это не подлежит обсуждению. – грозно и строго отрезал Сергей, снова отвернувшись к окну.

Тишина, затем бешеный крик, охваченный паникой:

– Да ты в своем уме, Сережа?!? Ты что, собираешься бросить Настю??? Да как ты смеешь…

– Ксюша! – начал выходить из себя Сергей, гневно обернувшись и чувствуя себя на грани глубокого срыва. – Не испытывай мое терпение! Я никогда не брошу Настю, никогда!!! Дело не в ней, а в тебе и во мне.

– Ты потеряешь все!!! Весь твой бизнес станет моим!!! Виктор Петрович сгнобит тебя, ты станешь ничтожеством!! Бомжом! Он тебя после такого даже к себе в дом не пустит! – кричала в исступлении Ксюша, а Сергей хмуро проговорил на повышенных тонах:

– Неужели ты не поняла еще, Ксюша, что мне плевать!! Плевать на идиотский контракт, сделавший меня твоим домашним псом на десять лет без права на прогулку, плевать на отца, который распорядился моей жизнью, прикрывая собственные интересы, плевать на то, что со мной будет, пусть даже мне придется начинать все с начала и питаться на помойке! С меня хватит, Ксюша. Я собираюсь жить своей жизнью, и можешь орать, сколько влезет, но мое решение окончательное и бесповоротное.

Он импульсивно подошел и сел на кровать спиной к ней, пылая от ярости, ненавидя себя, такого, какой он есть, потому что только он – главная причина всех своих бед и несчастий и теперь еще несчастья Жени… А сейчас… Сейчас пришла пора все исправить. Начать жить правильно и сделать все, чтобы наивная и милая рыжая девчонка, сводящая его с ума одним лишь взглядом и накрепко засевшая внутри него, в его душе, в его сердце, в его мечтах и желаниях, тоже была счастлива.

– Ты идиот, Минаев!!! – прошипела змеей Ксюша прямо позади него. – Это из-за нее, да? Из-за той рыжей девки??? Я не понимаю, Сережа! Неужели она действительно смогла тебя так зацепить? Что в ней особенного?? А? Она не так уж и красива… Одевается как-то… простовато, будто с китайского рынка!!! И вообще…

– Перестань. – грубо прервал ее Сергей. – Твоя злость и ревность ничего не изменят. Не расплескивай свой яд понапрасну.

Ксюша вскочила и заходила по спальне, продолжая шуршать ночнушкой и кричать:

– Ну и черт с тобой, Минаев! Катись! Катись к своей рыжей шлюхе, живи с ней в раю, в каком-нибудь шалаше!!! Но запомни, Сережа: когда твоя фирма станет моей, первым же делом я вышвырну ее, как вшивую кошку, с такими рекомендациями, что ей и не снились!!! А Настя… – она остановилась напротив пылающего яростью Сергея, едва сдерживающегося от того, чтобы не разгромить всю эту чертову спальню вместе со своей чертовой жизнью, ненавистной, тупой, отвратительной… – А Настю ты больше никогда не увидишь! Уж я об этом позабочусь!!! Я не дам тебе даже на метр к ней подойти, ты понял, мерзавец?..

– Понял. – злобно и резко проговорил Сергей и вдруг вскочил, грубо схватив Ксюшу за локти и бешено прижав к стене, глядя в ее отчаянные, до ужаса злые, до ужаса больные глаза своими серыми, сверкающими от гнева. – Теперь ты меня внимательно слушай, Ксеня, и запоминай, потому что дважды повторять не буду! С Настей ты мне видеться не запретишь – запрет устанавливает только решение суда, которого в данном случае категорически и стопроцентно не будет. А насчет Жени… выгоняй. Я открою свой бизнес, свой целиком и полностью, и возьму ее к себе на лучшую должность и лучшую зарплату, плевать мне на твои рекомендации!!! Пока я жив, ты не сможешь ей навредить, поняла? Все, с меня хватит! – он резко оттолкнул ее от себя и помчался к выходу из комнаты, мечтая оказаться как можно дальше от нее, от этого разговора, от этого места, цепляющего его сознание лишь идиотским и никчемным, никому не нужным браком, но Ксюша помчалась следом и, увидев, что Сергей обувается и хватает куртку, заверещала:

– Куда ты собрался, Сережа??? Мы еще не договорили! Ты не посмеешь сейчас у…

– Иди ты к черту, Ксюша! – гневно крикнул Сергей, чувствуя, что его терпение на исходе. – Поеду покатаюсь. Всяко лучше, чем в этом дурдоме…

– Сереж!!! – вдруг с мольбой шепнула Ксеня, поменяв тактику на кардинально противоположную и даже выдавив несколько скупых слезинок, протягивая к нему руки. – Пожалуйста! Ну… ну не уходи! Давай поговорим спокойно! Давай все обсудим! И этот развод… дурацкий… Я же люблю тебя, Сережа… – прошептала она, а Сергей, схватив ключи от машины с полки, вдруг на секунду остановился и посмотрел на нее:

– Не надо. Любишь? Да разве так поступают с теми, кого любишь? Нет, Ксюша, это не любовь. Это все твое упрямое и глупое детсадовское «хочу вот эту игрушку»! Но люди не игрушки, с ними нужно тоже считаться… хотя бы иногда.

– Вот как ты заговорил?? – снова истерично хохотнула она, уперев руки в бока. – А сам-то ты больно много о других думаешь? С каких это пор тебе вдруг открылась истина человеколюбия, великий манипулятор и тиран?

– Все, Ксюша. Разговор окончен. И… лучше поздно понять что-то в своей жизни, чем никогда. – жестко проговорил он и вылетел из дома, чувствуя странное, колоссальное облегчение, которого он не испытывал еще ни единого раза в своей жизни…

Неужели ему удалось хоть что-то в своей жизни сделать правильно? Именно так, как он хочет, а не как хочет его отец, или жена, или кто бы то ни было…

Опустошенный, выпитый до дна, усталый от своих сильных, крепко вцепившихся в него острыми когтями эмоций и просто утопая в глубокой, угрюмой тоске, Сергей катил и катил по улицам, которые с каждым перекрестком становились все пустынней, думая лишь о том, какую длинную и бессмысленную жизнь он прожил, осознавая, что именно сейчас настало время платить за свои ошибки…

А еще он вновь и вновь, как заведенный, думал о Жене, сгорая в сильнейшем чувстве вины перед ней, понимая, что она наверняка ужасно страдает сейчас… Его мысли вели его, управляли им, и Сережа не заметил, как снова очутился в тесном и глухом дворе ее дома, пристроившись около старой детской площадки… Облокотившись на руль, он смотрел на окна ее квартиры, ощущая, как и всегда, удивительную тягу к ней и даже волнение, потому что она казалась так близко… А завтра он увидит ее… Она придет. Придет. Завтра.

– Женя, Женя… – шепотом проговорил он, впиваясь взглядом в ее окно и как никогда сильно чувствуя тугой и болезненный узел в груди, а еще – сумасшедшее желание увидеть ее, увидеть ее глаза, коснуться хоть на мгновение…

– Я все исправлю. – снова тихо шепнул он, а в спальне Жени в этот миг погас свет.

Глава 18. «Плюс»

Болезнь почти отступила. О, Слава Богу, хоть тело здорово, чего нельзя сказать о ее сердце, о ее душе.

Женя ехала на работу, почти не чувствуя рук и ног, а лишь сильнейшее давление в груди, мешающее дышать и запускающее слезный поток при любом, даже самом незначительном случае.

Ее тело превратилось в тяжелую груду металла. Ее зрению мешала какая-то вата. Ее слух не воспринимал звуки, а нос не реагировал ни на какие запахи. А самое трагичное было в том, что ее мозг жил внутри всего этого пустого, туманообразного теремка, выкручивая из ее сердца неотжатое белье, которое желательно бы запустить еще на программе «отжим+слив» и высушить болью без остатка, а в груди пульсировал горячий узел, без конца возвращающий образ Сережи в ее мысли.