Сокровища

Он приоткрыл один глаз и вяло пробормотал:

– Ложись, поспим ещё, когда такое ещё получится…

От такого предложения Бородин никак не мог отказаться и тоже пристроился рядом с Лёшкой на соседней подушке.

Проснулся он от телефонного звонка.

Телефон пронзительно надрывался в коридоре, но к нему никто не подходил. Видать, Татьяна или заснула, или была занята Юркой.

Лёшка с кряхтением поднялся с кровати и прошёл к надрывающемуся телефону.

Он долго о чём-то говорил. О чём, Бородин не мог разобрать, да он и не прислушивался, а ловил ещё мгновения покидающего его сна.

Вернулся озадаченный Лёшка.

Бородин приоткрыл один глаз и спросил его:

– Чё случилось-то?

– Да братья собираются мать помянуть на кладбище. На Чёрную речку зовут. Я им на прошлой неделе обещал, что с ними поеду, а сейчас, видишь – ты приехал, мать сказала, что Люда приедет. Чё делать – не знаю.

– Какие братья? – не понял Бородин.

– Да Юрка, Серёга да Борька, – Лёшка сел на диван, почёсывая себя под мышками.

Бородин тоже задумался над создавшейся ситуацией, а потом решил:

– А поехали! – он приподнялся на локте и посмотрел в Лёшкину спину. – Чего менжеваться? Пообещал, значит надо делать.

Лёшка в недоумении от такого предложения обернулся, посмотрел на Бородина и решительно махнул рукой:

– А поехали. Ни черта с этой Людой не случится. Посидит тут с Танькой пару часиков, а там и маманя подъедет.

Ободрённые таким решением, они бросились в ванную.

                                       * * *

Братьев этих Бородин никогда не видел, а знал о них только по рассказам папы.

Мать их умерла во время блокады. Об этом ему тоже рассказал папа.

Тётя Валя, тогда ещё совсем молодая девушка, обессиленная от голода, брела с работы домой. Ей пообещали, что её на днях отправят на Большую землю, поэтому она пошла домой за вещами. На улице она увидела трёх пацанов, сидящих около трупа женщины. Они, по всей видимости, шли за водой, потому что у них были санки, на которых стояли вёдра и кастрюли. Как измождённой голодом Вале ни тяжело было самой, но она отвезла труп женщины на кладбище, упросила какого-то мужика положить его в какую-то яму и засыпать снегом и мусором, который был поблизости. Она пометила это место, сделав зарубку лопатой на дереве, росшем рядом с ямой, а потом забрала мальчишек с собой, привела на завод, упросила начальство, и через несколько дней их вывезли на Большую землю. Во время эвакуации она ухаживала за ними, как за своими детьми, а вернувшись в Ленинград, заставила учиться. Таким образом она спасла их от неминуемой смерти и дала новую жизнь. Почему-то о себе и о своей жизни она не думала. Даже выходила замуж за Диму как мать троих детей, и Дима был на это согласен. И только когда жить стало намного легче, она родила Лёшку. Поэтому он у неё и был такой поздний и единственный.

Все братья закончили институты, женились, но жить без квартир было тяжело, а денег на приобретение жилья ни у кого из них не было.

Тогда Дима попросил своего двоюродного брата, папу Бородина, чтобы он им помог.

Папа устроил их в старательские артели, где братья неплохо заработали, приобрели квартиры, мебель и сейчас продолжали работать в Питере.

Старший из них, Юра, только в прошлом году перестал работать в артели. Сейчас работал начальником цеха на каком-то заводе.

Серёга вернулся в институт, но за пьянку его оттуда вытурили, и сейчас он работал грузчиком в торговом порту.

Борис работал инженером в каком-то конструкторском бюро.

Тётя Валя с дядей Димой были очень благодарны папе Бородина, что он принял участие в судьбе их приёмных сыновей.

Только вот тётя Валя так и осталась без образования, но сейчас она работала бригадиром на «Электросиле» и устроила туда же и Лёшку. А для дяди Димы всё это тоже не прошло даром. В прошлом году он умер.

                                       * * *

Умывшись, братья вывалились на кухню, где с жаром принялись готовить завтрак.

Удивлённая Татьяна, вышедшая на шум из спальни с Юркой на руках, в недоумении смотрела на них.

– Вы чего это тут суетитесь да гремите?

– Спокойно, спокойно, Тань, – отмахнулся от неё Лёшка, продолжая жарить яичницу с колбасой. – Я тебе сейчас всё объясню.

– Вы тут такой грохот подняли, – начала выговаривать она Лёшке, – что Юрку разбудили.

По сонному и помятому Юркиному личику было видно, что он только что сладко спал. Он всё время прятал головку на плече у Татьяны, не желая видеть ничего, кроме матери.

– Кушать будешь? – поинтересовался у неё Лёшка, отрываясь от сковородки.

– А что ты там готовишь? – поинтересовалась она, заглядывая через его плечо на плиту.

– А что нашли! – рассмеялся Лёшка.

– Яичницу с колбасой, – пояснил ей Бородин, заканчивая мыть посуду. – Будешь?

– Такую яичницу – буду, – весело отреагировала Татьяна на предложение Бородина и уселась с Юркой на руках у свободного края стола.

Выключив газ, Лёшка поставил только что перемытые тарелки на стол и разложил по ним яичницу.

Во время завтрака Лёшка предупредил Татьяну:

– Мы сейчас к Юрке, Серёге и Борьке съездим, помянем их мать и вечером вернёмся. Но тут понимаешь какая закавыка… – он многозначительно посмотрел на Татьяну. – Люда эта, из Курска, должна приехать. Так ты тут её развлеки до прихода мамани, – в его взгляде, обращённом на Татьяну, была просьба.

– Так она же сказала, что ты это должен делать, – нерешительно возразила Татьяна.

– Ну, – Лёшка развёл руками, – мало ли что она сказала. Обстоятельства изменились, поэтому мы эти приказы и корректируем, – он весело посмотрел на Бородина, на что тот подыграл ему энергичным кивком. – Так что, – продолжал он, – справляйся тут сама, а мы – погнали. – Закинув в рот последний кусок яичницы, он с треском отодвинул стул и выскочил из-за стола.

– Давай, Вов, торопись, – торопил он Бородина. – Времени до встречи у нас мало, надо ещё и в гастроном заглянуть.

– Что? – горестно произнесла Татьяна. – Опять пить будете?

– Не пить, – поправил её Лёшка, – а поминать. Святое дело, – он поднял указательный палец над головой.

– Ох, Лёша, и достанется тебе от матери, – посетовала Татьяна, а потом посоветовала: – Вы уж там не сильно надирайтесь, знаю я этих братьев. Что ни встреча, то попойка. Как их только в артелях держали?

– Да там сухой закон, – пояснил ей Бородин. – Если хочешь работать – не пей, а хочешь пить – так моментально под зад коленом. Там закон насчёт этого дела, – он хлопнул себя по горлу тыльной стороной ладони, – жестокий, но – справедливый. Поэтому они все оттуда с деньгами и возвращаются.

– Да знаю я, – Татьяна, поудобнее усадила Юрку на руках. – Только боязно мне за тебя, Лёша, как бы чего у вас там после этих поминок не произошло, – и горестно вздохнула.

– Не бои́сь, мать, – хлопнул Лёшка жену по плечу. – Всё будет тип-топ, – и он со смехом посмотрел на Бородина. – Давай, поехали…

– А чё? – так же бодро ответил Бородин. – Нам собраться, что подпоясаться. – И, выйдя в коридор и прихватив ветровки, парни вышли из квартиры.

Они зашли в гастроном и у той же самой необъятной продавщицы, увешанной золотыми кольцами и серьгами, купили бутылку водки.

Вышли из магазина, и тут уже Бородин положился на Лёшкино знание всех видов городского транспорта.

Ему оставалось только вынимать мелочь и расплачиваться с кондукторами в троллейбусах и трамваях и в метро.

До времени, когда рабочий люд повалит с работы, было ещё далеко, поэтому в транспорте никакой толкучки не было и они быстро доехали до Чёрной речки.

Выйдя из метро, Лёшка огляделся и махнул куда-то в сторону рукой:

– Вон там Юркина машина должна стоять, – и, не ожидая Бородина, направился влево от метро.

Через пару десятков метров Бородин увидел несколько припаркованных машин.

У одной из них стояли трое мужчин и о чём-то энергично вели беседу.

Лёшка уверенно направился к бежевой «Волге», у которой они стояли.

Беседа была, по всей видимости, настолько важная, что собеседники ничего вокруг себя не видели и не замечали, поэтому они были очень удивлены, когда перед ними появились Бородин с Лёшкой.

– Здорово, братаны! – громко возвестил Лёшка о своём появлении.

Удивлённые его неожиданным появлением, мужчины резко прервали беседу, и старший из них, улыбаясь, покачал головой:

– Ну, Лёха, ты и даёшь! Перепугал своими криками, – на что два остальных собеседника, заулыбавшись, повернулись в сторону громкоголосого Лёшки.

Все они были чем-то неуловимо похожи друг на друга, но в то же время и отличались, поэтому складывалось впечатление, что это были или братья, или очень близкие родственники.

Повернувшись, они все втроём с любопытством принялись рассматривать Бородина, а потом каждый из них по отдельности протянул ему руку.

– Юра, – крепко пожал Бородину руку старший из них.

Это был крепкий лысоватый мужик с правильными чертами лица, лет под пятьдесят. Его небольшая голова, переходящая в плотную борцовскую шею, плотно сидела на таких же мощных плечах, подчёркивая его недюжинную силу. Крепкая рука нешуточно сдавила ладонь Бородина, но тот, готовый к такого рода приветствиям, не уступил силе его руки и так же энергично ответил на рукопожатие, сильно тряхнув Юрину ладонь.

– Владимир, – так же представился Бородин.

– Так вот ты какой, Вовка! – весело произнёс Юра, посмотрев на братьев. – Много мы о тебе слышали от отца, а вот встретиться всё никак не удавалось.

– Серёга, – протянул Бородину руку мужик помоложе.

Он был такого же роста, как Юрий, но выглядел не таким мощным, да и лицо его было немного потрёпанным, показывая, что этот человек или болен, или злоупотребляет алкоголем, но рука у него была такая же твёрдая, как и у Юрия, да глаза блестели более азартно и весело.

– Владимир, – Бородин тряхнул руку Серёги и посмотрел тому в глаза.

Серёга не отвёл взгляд и так же, как и Юрий, доброжелательно улыбнулся Бородину.

Последним руку подал статный, на голову выше Бородина, пышноволосый брюнет. Он мягко пожал руку Бородину и мягким голосом произнёс:

– Борис.

Бородин, увидев в глазах Бориса неподдельную заинтересованность и симпатию, так же мягко ответил:

– Владимир.

А Лёшка в шутку, протянув братьям по очереди ладонь для рукопожатия, поспешно повторял:

– Алексей, Алексей, Алексей, – чем вызвал у них здоровый смех.

– Уж тебя, дорогой ты наш, мы прекрасно знаем, – улыбаясь, Юрий даже шлёпнул Лёшку по плечу. – Только скажи, касатик, где же ты это так припозднился? Мы тебя уже битый час ждём, а Лёхи всё нет. Вот если бы Володя припоздал, – он кивнул в сторону Бородина, – так это понятно, он города не знает, но тебе… – Юра, поджав губы, осуждающе покрутил головой.

– Да мы только в гастроном зашли, – Лёшка показал авоську с закусками и бутылкой, – а так сразу и ломанулись к вам…

– Ломанулись, – усмехаясь, перебил его Серёга. – Черепахи быстрее ломятся. Ладно, чего время-то зря терять, поехали.

Они все устроились в машине, и Юра не спеша отъехал со стоянки.

Минут через пятнадцать машина подъехала к входу на кладбище.

На парковке было достаточно места, поэтому Юра без труда припарковал машину у входа.

Братья вышли из машины, не торопясь достали инвентарь и, пройдя через ворота, прошли вглубь кладбища, по только им известным тропкам.

Вскоре они подошли к высокому толстому дереву, каких здесь было немало, возле которого приютилось несколько могил.

Бородин с интересом смотрел на действия братьев.

Ведь с тех пор как он ещё семилетним мальчишкой был на могиле своей бабушки, ему больше никогда не приходилось бывать в таких скорбных местах, и как себя ведут люди у могил близких людей, он знал только по фильмам и книгам.

Юрий подошёл к одной из могил и поставил возле неё принесённые сумки.

– Здравствуй, мама, – тихо произнёс он. – Вот мы снова пришли к тебе. Посмотри на нас, какие мы стали.

Бородин с интересом посмотрел на Сергея и Бориса. Они тоже подошли к брату и, опершись на ограду, смотрели на памятник, на котором все надписи были почти стёрты.

Лёшка опёрся плечом о дерево и посмотрел на его ствол.

– Видишь эту зарубку? – показал он Бородину на глубокий старый шрам на его поверхности. В этом месте кора была когда-то давным-давно повреждена, и сквозь неё просматривалась голая чёрная поверхность ствола, обросшая по краям ноздреватым слоем коры. – Это моя маманя сделала, когда хоронила их мать, – он кивнул в сторону братьев. – Только по этой метке и нашли они её могилу, а то бы им пришлось приходить туда, – он показал куда-то в сторону.

Бородин посмотрел в ту сторону, куда показал Лёшка, но из-за густой поросли кустов и деревьев ничего там не увидел, но догадался, что Лёшка имел в виду общую могилу захороненных здесь людей, погибших во время блокады Ленинграда.

Братья, молча постояв у оградки, открыли в ней небольшую калитку и принялись прибираться на могиле. Они очистили её от непрошеной зелени, подровняли поверхности и, достав краску, принялись красить оградку.

Лёшке с Бородиным досталась работа по сбору мусора, который они относили к ближайшим мусорным бакам.

Работали все молча и споро, и, покончив с покраской и мусором, братья достали из принесённых сумок снедь и разложили её на небольшом столике возле оградки.

Особенно в глаза Бородину бросилось то, что Юра из своей сумки достал варёную картошку в мундире, чёрный хлеб и солёный огурец.

Серёга с Борисом тоже поставили на стол не разносолы, а тот же хлеб и картошку.

«Наверное, они хотят вспомнить о том времени», – промелькнула мысль у Бородина, поэтому он постарался не выражать никаких эмоций на своём лице.

Лёшка тоже выставил на столик всё, что они прихватили из дома и купили в гастрономе.

Разлив по стаканам содержимое одной из бутылок, Юра поднял стакан.

– Грустно, конечно, Володя, знакомиться в таком месте, – он окинул взглядом окрестности могилы, – но не для этого мы сюда пришли. Давненько мы здесь все вместе не появлялись. Пусть наша мама посмотрит на нас, какие мы стали, а мы вечно будем помнить её и своим детям и внукам будем о ней рассказывать. Помянем её светлую душу, – он затуманенным взглядом посмотрел на окружающих и молча выпил.

Все так же, молча, последовали его примеру.

Немного помолчав, Юра разлил вторую бутылку.

– Ну а теперь давайте выпьем за нас. Чтобы мы были всегда вместе и чтобы ничто нас никогда не разлучило, – он протянул руку к центру стола, над которым дружно прозвучал звон стаканов.

Было уже далеко за полдень, и все присутствующие здорово проголодались, поэтому закуска была быстро съедена, и мужики начали собираться.

Со стола были собраны все корочки и крошки хлеба, посмотрев на которые Серёга непроизвольно произнёс:

– Если бы тогда, в ту зиму, у нас хоть что-то из этого было, то и жива была бы наша мама.

От его слов все прекратили суетиться и вновь посмотрели на памятник, на котором уже свежей краской было обновлено имя их матери.

– Но если бы не мама Валя, и нам бы этого не видать, – грустно проговорил Борис.

– Ты прав, брательник, – подтвердил его слова Серёга. – Поэтому поехали-ка ко мне. Галка там ждёт нас. Она не хочет нарушать нашу традицию. Там и поговорим обо всём. А о маме Вале особенно.

Ни о каких традициях Бородин не знал, но отказываться от приглашения смысла не было. Тем более, что братья ему всё больше и больше начинали нравиться. Особенно ему понравился их сплочённый труд на могиле и то, как каждый из них отнёсся к этому.

Отойдя от могилы, Юра спросил Бородина:

– А ты здесь раньше был?

– Не приходилось, – честно сознался Бородин.

– А на Пискарёвском? – продолжил спрашивать Юра.

– Там был. Грандиозный мемориал, – попытался он описать свои впечатления, которое оказало на него Пискарёвское кладбище.

– Ну, здесь не так всё монументально, но есть на что посмотреть. Давай, – он обратился к братьям и Лёшке, – пройдёмся немного, покажем Володе, чем дорого это место ленинградцам.

Те были не против такого предложения, и вскоре от могилы матери они вышли на широкую аллею.

Кладбище есть кладбище. Каждый шаг по нему вызывал чувство скорби и ощущение трагедий, о которых говорили каждый памятник и надгробие.

Проходя по аллее, Юра остановился у группы свежих памятников.

– Тут, – он показал на чёрные мраморные монументы, – захоронение военных моряков из Владика, которые погибли в Ленинграде при авиакатастрофе в тысяча девятьсот восемьдесят первом году.

Бородин помнил о той трагедии, при которой погиб почти весь командный состав Тихоокеанского флота. Правда, он никого из них не знал и ни одно имя ему ничего не говорило, но это были его земляки и было, конечно, прискорбно, что молодые, энергичные мужики погибли не в море, а при какой-то банальной авиакатастрофе.

– А там, – Юра указал немного дальше, – тоже моряки лежат, с «Механика Тарасова».

                                       * * *

Бородин помнил о той зимней трагедии в Атлантическом океане в 1982 году у берегов США. Особенно запомнилась ему судьба капитана, который не захотел пройти круг необоснованных унижений и покончил жизнь самоубийством. О трагедии писали много, а о судьбе капитана где-то что-то мимолётом прошло в одной из газетёнок.

Бородин полностью понимал капитана. Ведь та система, которая сложилась на флоте, всегда находила стрелочника в лице капитана или стармеха, которые были обязаны знать и всё предвидеть, даже если и получали идиотские приказания и в этот момент или спали, или находились совсем в другом месте.

Примерно такой же случай, слава богу без человеческих жертв, произошёл с его другом.

Их судно пришло после полугодового рейса во Владивосток. Штатный экипаж на время выгрузки заменили подменным экипажем.

За время стоянки в порту надо было предъявить судно Регистру СССР, чтобы продлить документы на полгода до ремонта. Для этого надо было выдернуть пару поршней и втулок главного двигателя для предъявления Регистру. Этими работами занялась специальная бригада дизелистов под руководством мастера с судоремонтного завода.

Его друг был вторым механиком, в чьё заведование входил главный двигатель. Как у нормального моряка, у того болела душа за работы, производимые береговыми специалистами. Поэтому в один из дней он, бросив семью, примчался на судно, чтобы проверить качество работ. А тут, на этот случай вонючий, работяги дёргали втулку. Вместо того чтобы подорвать её джеками, они тянули её машинным краном, тельфером.

Тельфер не выдержал и обвалился на группу работяг. Он никого не убил и не покалечил. Друг Бородина в это время сидел в каюте и пил чай, перед этим предупредив работяг, чтобы они без него эту работу не начинали. Он хотел сам её сделать.

Но что случилось, то случилось.

В итоге второй механик подменного экипажа был понижен в должности до третьего механика, выговор, лишения тринадцатой зарплаты и прочие наказания.

Другу Бородина – выговор, лишение тринадцатой зарплаты, а когда судно пришло из рейса, то после отпуска он был направлен на ледокол, то есть неофициально лишён возможности выхода за границу.

Стармеху подменного экипажа – понижение в должности до второго механика и все прочие «награды».

Стармеху штатного экипажа – выговор, но тот не стал дожидаться дальнейшего издевательства, уволился из пароходства и ушёл к рыбакам, где его с удовольствием взяли на одну из огромных плавбаз.

Бородину было искренне жаль капитана с «Механика Тарасова», но так тот сделал свой выбор, за который его никто из настоящих моряков не осуждал.

Такова была беспощадная система, которая сложилась ещё, наверное, со дня основания советской власти.

                                       * * *

Всё это как-то моментально пролетело в голове Бородина, пока он стоял и вглядывался в лица и имена погибших моряков, но, тяжело вздохнув, он последовал за братьями и Лёшкой, которые вышли на площадь с центральным монументом.

Перед ним горел Вечный огонь, а на небольшом расстоянии в сером граните высились пять фигур защитников и тружеников Ленинграда, стоящих в одну линию.

Братья с Лёшкой ушли далеко вперёд. Они, наверное, бывали тут много раз и всё прекрасно знали здесь, поэтому Бородин только издали посмотрел на величественный памятник и поспешил за ними.

Бородин подошёл к Юркиной машине, возле которой братья в нерешительности толпились.

– Как же я не дотумкал, что уезжать-то на машине надо! – горестно сетовал Борис.

– А что такое? – не понял слов Бориса Бородин.

– Да ничего особенного, – раздражённо ответил Борис. – Только вот Юрке надо за руль, а он маму помянул.

– Да ничего страшного, – оправдывался Юра. – Я чувствую себя отлично. Вы что, боитесь со мной ехать?

– Мы не боимся за себя, – встрял в разговор Серёга. – Мы за тебя боимся. Если сядешь за руль – то до первого мента.

– Ага! – рассмеялся Юра. – Увижу первого мента, выйду к нему, дыхну и предложу, чтобы он меня оштрафовал, а так как деньги у меня есть, – он вынул из внутреннего кармана пиджака кошелёк, – то мент сразу обогатится и с миром меня отпустит. Так, что ли?

– Да ну тебя, дурака старого, – махнул на брата рукой Борис. – Хорош базарить, поехали лучше.

– Точно, поехали, – поддержал брата Сергей. – Тут ехать-то от силы десять минут.

– Ладно, поехали, – уже мирно согласился Борис и полез в машину.

Все уселись в ней, и Юрка быстро доехал до Серёгиного дома.

Серёгина квартира была на первом этаже, поэтому, подъехав под её окна, Юра громко посигналил, и на одном из них отодвинулась занавеска. Женщина, появившаяся в окне, приветливо помахала рукой и исчезла.

Серёга, сидевший на первом сиденье, тут же скомандовал:

– Всё, выходим. Видите, Галка уже заждалась. По времени, – он посмотрел на часы, – мы уже час как должны были приехать.

– Ничего, – пошутил Юра, – главное, что мы появились, а не где-нибудь сгинули.

Они дружно вывалились из машины и так же гурьбой вошли в подъезд.

Дверь левой квартиры на площадке была открыта, и в её проёме стояла стройная, темноволосая, с короткой стрижкой женщина. Она, улыбаясь, начала сразу им выговаривать:

– Я уже битый час вас тут жду, а вас всё нет. Где это вы шляетесь?

– Где, где? – проталкиваясь в пространство между косяком и женой, недовольно ворчал Серёга. – Не по кабакам же шлялись, а работали.

– Вижу я, как вы работали, – хохотнула Галина, – за версту от вас работой несёт. Первый же мент был бы ваш.

– Так не было же того мента, – Юра приобнял Галю и прошёл в квартиру.

За ним следом, так же приобняв хозяйку дома, прошёл Борис.

– Во, батюшки! – всплеснув руками, вскрикнула Галя. – Кого же это нам господь послал? Не Лёшка ли своей собственной персоной объявился?!

– Именно он, – Лёшка подошёл к Гале и протянул ей руку. – Привет, Галь.

Галина, не обратив внимания на протянутую руку, обняла Лёшку:

– Привет, привет, племянничек. Давненько ты к нам не заглядывал.

– Так всё работа, семья, дети… – начал оправдываться Лёшка.

– Ладно, что уж, – Галя не отпускала Лёшку из объятий, стараясь заглянуть ему за спину. – А это ещё кто к нам пожаловал? – удивлённо произнесла она, освобождаясь от Лёшкиных лапищ. – Это что у нас ещё за гость такой появился? – она с любопытством разглядывала Бородина.

– Это Владимира Данилыча старший сын, – послышался из глубины квартиры Серёгин голос.

Галя отодвинула рукой Лёшку и сделала шаг в сторону Бородина.

– Так вот ты какой! – Галя первой протянула руку засмущавшемуся от такого громогласного приёма Бородину. – Давай знакомиться, – она обеими руками встряхнула протянутую ей ладонь. – Галя.

– Владимир, – так же смущённо, изобразив на лице улыбку, Бородин пожал протянутые к нему руки. – Очень рад знакомству, – торопливо пробормотал он.

– Ну, ну, – Галя без стеснения рассматривала Бородина. – Много о тебе слышали хорошего. А на вид ты и в самом деле ничего! – хохотнула она. – Не врут братья-то, – она взглядом показала себе за спину.

Из глубины квартиры послышался громкий голос Серёги:

– Ты, Галюша, не на пороге гостя держи, а в дом пригласи, а то смотри, совсем парня засмущаешь. А ты, Вовка, не робей, проходи. Галина у нас хлебосольная хозяйка.

– Ой! – Галя всплеснула руками. – Чего это я и в самом деле гостей на пороге держу? Проходи, проходи, Вовочка, – она приобняла Бородина за плечи и подтолкнула в квартиру.

Лёшка же, не дождавшись, пока произойдёт знакомство, уже был в ванной и отмывал вместе с братьями руки.

– Ты тоже иди помой руки-то, – подтолкнула Бородина к ванной комнате Галя. – Да смотри, какой ты сухой да жилистый, – непроизвольно вырвалось у неё, когда она провела рукой по спине Бородина, – не в пример этому старичью. – Она вновь рассмеялась своей шутке, на что тут же послышался ответ выходящего из ванной Юры: