Сокровища

– Что ты хорошо учишься, мы это знаем и очень рады за тебя, но, чтобы всё знать, тебе ещё надо долго и долго учиться, – напомнила дочери вошедшая Галя.

От этих слов Леночка глубоко вздохнула:

– А как не хочется учиться. На каникулах так хорошо, – она томно посмотрела на окружающих её взрослых. – Тебе тут и кино, и парк, и мороженое.

– Да, ты не переживай за это, – подбодрил её Бородин. – Каникулы у тебя длинные. Времени у тебя много, так что ты успеешь приехать в гости, пока я ещё в Ленинграде, и тогда я тебе много чего смогу рассказать и о море, и о разных странах, – он ласково провёл рукой по её головке.

– Правда? – Леночка с надеждой посмотрела на Бородина.

– Конечно, правда, – уверенно подтвердил свои слова Бородин.

– Ну, тогда начинай, я уже готова слушать, – Леночка подошла к Бородину и с вниманием смотрела на него.

От её слов Лёшка с Бородиным рассмеялись, а Галя возразила:

– Ты лучше иди пока к себе в комнату и поиграй, а то дядя Лёша ещё не кушал и им, – она кивнула на смеющихся мужиков, – уже давно пора домой ехать.

– Хорошо, – согласилась Леночка, – я пойду поиграюсь, но только ты не забудь мне всё рассказать, когда я приеду к тебе в гости, – напомнила она Бородину.

– Хорошо, приезжай, – улыбнулся Бородин, поглаживая шелковистые белокурые волосики на голове у Леночки.

– Я обязательно приеду, – пообещала Леночка и, погрозив пальчиком Бородину, вышла из кухни.

– Какая она милая, – Бородин умилённо посмотрел на Галю.

– Да… – грустно сказала Галя и тут же добавила: – Вот ради этого и стоит жить. – А потом, посмотрев на Лёшку, спросила: – Кушать будешь? – В её голосе чувствовалась надежда, что Лёшка от её предложения откажется.

– Не, Галь, не буду. Маманя нас, наверное, заждалась, а мы тут прохлаждаемся, – Лёшка поднял руку и посмотрел на часы. – Поехали лучше домой, братан, – Лёшка, скорчив горестную физиономию, посмотрел на Бородина. – Чувствую, что на орехи нам сегодня достанется. Надо же, – посетовал он, – забыл я ей вчера позвонить.

– Что достанется, так это точно, – подтвердила его слова Галя, а потом, как бы между прочим, спросила у Лёшки: – Ты в отпуске, что ли? Чего на работу-то не торопишься?

– Ага, – подтвердил её слова Лёшка, – со вчерашнего дня в отпуске.

– И чего собираешься делать? – продолжила интересоваться она.

– Не знаю пока, – пожал плечами Лёшка. – Думаю, что в Петергоф надо съездить с Вованом, – он показал взглядом на Бородина. – Фонтаны там недавно открылись.

– Фонтаны – это хорошо. Если бы не работа, то сама бы с удовольствием туда съездила, – мечтательно продолжала Галя, а потом, переменив тему, спросила: – А ты слышал, что баба Маша собирается свой огород расширять?

– А чего его расширять-то? – Лёшка в недоумении посмотрел на Галю. – Он у неё и так вон какой огромный, – он попытался найти сравнение и, вспомнив его, тут же добавил: – Как колхозное поле.

– Огромный-то огромный, – перебила его Галя, – но и семья у нас не меньше. Всем картошечка нужна. В прошлом году собрали столько, что до весны едва хватило.

– Ну и что? – Лёшка не мог понять, куда это клонит Галя.

– Чего «ну»? – Галю уже начала раздражать Лёшкина тупость, и она напрямую выложила ему: – Собираешься ты туда ехать или нет?

– А-а… – протянул Лёшка. – Ты имеешь в виду копать его? – И тут же добавил: – Мы с Вованом обсуждали это. – Он с надеждой, что Бородин подтвердит его слова, посмотрел на него. – Он не против, – на что Бородин утвердительно кивнул, подтверждая правоту Лёшкиных слов.

– И когда вы собираетесь ехать? – так же энергично интересовалась Галя.

– Да завтра и поедем. Маманя уже весь мозг прополоскала этим огородом, – поморщился Лёшка. – Ты как? Поедешь? – он нерешительно посмотрел на Бородина. Чувствовалось, что именно сейчас Лёшке очень не хочется ехать на какой-то огород размером с колхозное поле.

– А чего не поехать, – тут же согласился Бородин. – Сам же рассказывал. Речка, банька, природа. Всё как надо, а заодно и поработаем. А то я чего-то застоялся в этом отпуске. Два месяца уже ничего не делаю, – Бородин повёл плечами, как будто разминая их.

Он все ещё сидел на табурете возле стола, вполоборота к Лёшке и Гале, стоявших перед ним.

– Ну и отлично! – обрадовался Лёшка от неожиданно посетившей его шальной мыслишки. – Приедем, баньку затопим, а самогоночку какую баба Маша делает… – мечтательно задрал он глаза к потолку. – Мечта… – прищёлкнул он языком от предвкушаемого удовольствия и решительно махнул рукой. – Ну его к чёрту эту всю домашнюю мутоту. Задрала она меня во как! – и пальцем большой руки сделал резкий жест по своему горлу.

– Вам бы все её жрать, пакость эту, – недовольно отреагировала на его слова Галя, но по её виду Бородин понял, что Лёшкиным ответом она осталась довольна.

– Ладно тебе, – Лёшка обнял Галю за плечи, – не бухти. – Галя недовольно стряхнула со своих плеч Лёшкину руку, а тот тут же встрепенулся, вспомнив важную мысль, упущенную за этим разговором. – Поехали, братан, домой получать маманин нагоняй. Спасибо тебе, Галюня, за угощение. Если чего не так, то прости. – И с этими словами, махнув рукой Бородину, чтобы тот следовал за ним, Лёшка прошёл в коридор.

– Только не дыши, – сморщилась Галя, помахав ладонью перед своим носом, когда Лёшка проходил мимо неё, на что тот только громко хохотнул.

Бородин понимающе посмотрел Лёшке вслед и, поднявшись с табурета, направился за ним.

Галя в дверях неожиданно сделала к нему небольшой шаг и, задев грудью, глядя куда-то в сторону, прошептала:

– Я обязательно приеду. Жди.

Бородин постарался сделать вид, что он ничего не заметил и не услышал, только незаметно кивнул.

В коридоре они обулись, а Галя громко крикнула:

– Леночка, а дядьки твои уходят. Иди скажи им до свидания.

Из дальней комнаты тут же выскочила Леночка.

– До свидания, дядя Лёша, – она подошла к Лёшке и подставила для поцелуя щёчку, а потом сделала шаг и к Бородину: – До свидания, дядя Вова. – Она после поцелуя посмотрела Бородину в глаза. – Только ты не забудь, что ты мне обещал, – и убежала к себе в комнату.

От таких слов Бородин только улыбнулся и, махнув вслед убегающей Леночке рукой, громко выкрикнул:

– Обязательно всё тебе расскажу.

Лёшка уже открыл дверь в ожидании, когда Бородин закончит прощаться и ещё раз поблагодарил Галю:

– Спасибо, Галюня, за угощение, – на что та только махнула им рукой и закрыла за ними дверь.

На улице солнце по-летнему ярко светило, так что, выйдя, Бородину даже пришлось прищуриться. Солнцезащитные очки он забыл на Гражданском проспекте.

– Пошли быстрее, – поторопил его Лёшка. – Готовься получать от мамани трендюлей.

Они быстро прошли к трамвайной остановке, где пересели на метро, и через полчаса приехали к Лёшкиному дому.

Тётя Валя встретила их перепуганная. Братья сразу заметили, что она сильно волновалась. Поэтому при их появлении она сразу же разразилась причитаниями:

– Где же это вас носило, черти вы окаянные?

– Да, мам, мы у Серёги остались ночевать, – начал оправдываться Лёшка.

– Это я всю ночь не спала и ждала вас, а вы только вот когда заявились! – начала недовольно выговаривать тётя Валя.

По своему мягкому характеру она не могла ни кричать, ни долго злиться, но сейчас у неё столько накипело на душе, что она всю эту пену злости выплёскивала на этих оболтусов.

– Хорошо, что хоть Юра позвонил сегодня утром и объяснил, где вы находитесь. А то я уже собралась больницы и морги обзванивать.

– Ты чего это, мам, нас уже хоронишь, – пытался Лёшка как-то сгладить гнев матери. – Ну забыл я позвонить…

– Забыл он, видите ли, – передразнила его тётя Валя. – А обо мне, что я тут переживаю, даже и не вспомнил, паразит ты такой, – при этих словах она присела на стул и горестно всхлипнула.

– Ну что ты, мам, – подошёл к ней Лёшка и, пытаясь успокоить мать, наклонился к ней и приобнял.

Но тут к тёте Вале подлетела какая-то толстенная тётка в синем ситцевом платье, висевшем на ней мешком, и принялась утешать её, попутно ругая Лёшку:

– И не стыдно тебе, окаянному, так мать доводить? Ты посмотри, до чего ты её довёл?! Лица на ней нет, только валерьянку да валидол пьёт, а с тебя всё как с гуся вода. Жену с дитём бросил, мать довёл, из дома неизвестно куда ушлястал, – чуть ли не с криком причитала тётя Люда.

Бородин сразу догадался, что это и есть обещанная тётя Люда из Курска, приезжающая летом чуть ли не каждый месяц в Питер на отоварку продуктами.

– Никуда я не ушлястал, – уже с обидой возразил ей Лёшка. – Мы с Вовкой, – он кивнул в сторону Бородина, – на кладбище ездили, могилу матери братьёв поправляли, да помянули её, – и, сделав небольшую паузу, в которую тётя Люда не успела встрять, виновато добавил: – Ну не рассчитали немного, пришлось там заночевать, ведь поздно уже было. Выпимши мы были.

– Ты вечно со своими пьяными дружками где-то бродишь, – тётя Люда зло посмотрела в сторону Бородина, – а о матери и жене с дитём никогда не думаешь, а они, горемычные, тут в одиночестве пропадают. А вдруг с матерью или женой что приключится? А ты где-то пьяный валяешься? Ты не думал об этом? – и она, отойдя от понурившей голову тёти Вали, пошла в атаку на Лёшку.

Но, сделав пару шагов в его сторону, замахала ладонью перед своим носом.

– Да ты посмотри на них! – чуть ли не завопила она, показывая пальцем на Лёшку и Бородина. – Да к ним и подойти невозможно! Перегарищем от них за версту несёт! Ты погляди на этих красавцев! Морды красные, перегар в разные стороны, опухшие, даже глаз не видно! Да не стыдно ли в таком виде в дом появляться?

– А ты тут, тёть Люд, здорово-то не разоряйся, – грубо прервал её Лёшка. – Мой дом, моя семья, моя жена! Поэтому что хочу, то и делаю! Конечно, виноват я, что не позвонил, что заночуем у Серёги. Ну виноват! – повторил он и, расставив руки, сделал шаг в сторону тёти Люды, отчего та чуть ли не отскочила от Лёшки. – Ну убейте меня за это! Так ничего же не случилось. Вот они мы, живы и здоровы, но, – он сделал небольшую паузу, – пованивает от нас. Так и поехали на кладбище, чтобы помянуть, а не нажраться где-нибудь в подворотне…

Со стороны тёти Вали по-прежнему раздавались всхлипывания, а тётя Люда ошарашенно смотрела на взбесившегося Лёшку. В комнате нависла тишина, которую вновь нарушил Лёшка:

– А сейчас ставлю вас в известность, что мы с Вовкой пойдём в пивбар и выпьем там по паре кружек пива, потому что состояние у нас неважное.

Со стороны тёти Вали раздался тяжёлый вздох:

– Вот и покойный твой отец с того же начинал. То пиво, то похмелиться…

– А ты, мама, не переживай, я знаю, что я делаю. Пошли, – Лёшка махнул рукой Бородину и, подойдя к матери, поцеловал её в склонённую голову. – Через пару часов вернёмся.

Высказав всё это, он резко развернулся и пошёл на выход из квартиры, а Бородин молча последовал за ним.

Проходя мимо Лёшкиной комнаты, Бородин увидел безмолвно стоящую Татьяну с ребёнком на руках. Она тоскливо смотрела вслед удаляющейся спине мужа.

Бородин только краем глаза посмотрел на безмолвную Татьяну и постарался как можно быстрее выскочить из дома, потому что от этих воплей тёти Люды башка начала так трещать, что невольно возникало желание или оторвать её, или засунуть в ледяную прорубь.

Когда Бородин выскочил на улицу, то Лёшка уже стоял на тротуаре и чего-то озирался.

Бородин подошёл к нему и тупо спросил:

– Ну и чё делать-то будем?

– Пошли подальше от этих бабских воплей, – раздражённо выпустил из себя злость Лёшка. – Как они меня достали своими криками. Башка и так раскалывается, а ещё эта Люда развопилась.

– Да, – протянул Бородин, – пивка попить бы не мешало…

– А что? – ободрился Лёшка. – Отличная идея. – Но потом, что-то вспомнив, поднял указательный палец над головой. – Подожди, сейчас Славке звякну, и вместе пойдём. Он не откажется, – Лёшка усмехнулся, и они пошли к телефонной будке, стоящей у гастронома.

Славка от такого предложения не отказался и через несколько минут подошёл к ним.

Бородин Славку помнил. Это был высокий тощий блондин с длинными волосами, которые сейчас были в моде у молодёжи как подражание битлам или кому-то из современных иностранных поп-исполнителей музыки. Даже тем же «Пинк Флойдам», «Диппёпл» или «Европе».

Славка был неразговорчив и особо свои эмоции не выражал. Даже на том футбольном матче, на который они вместе ходили в последний раз, в последний приезд Бородина в Питер, он молча просидел на трибуне, хотя от волнения и Лёшка, и Бородин подпрыгивали и орали от души.

Вот и сейчас, подойдя к скучающим Лёшке и Бородину, он только сунул им худую, костистую ладонь, выдавив из себя:

– Привет, – а на Бородина он вообще расщедрился, поинтересовавшись: – Давно приехал? – как будто тот только пару дней назад поехал на дачу и сегодня вернулся, а не отсутствовал три года.

– Да пару дней назад, – поморщившись, буркнул Бородин, зная, что его ответ абсолютно неинтересен Славке и он спрашивает это только для приличия.

Лёшка же, как только увидел Славку, сразу засуетился:

– Всё, поехали, нечего тут толкаться, – он чуть ли не сорвался в сторону троллейбусной остановки.

Бородин со Славкой безмолвно последовали за ним. Бородин – потому что от каждого произнесённого слова у него в голове срабатывала кувалда, от которой чуть ли не искры сыпались из глаз, а Славка – по привычке. Он всегда выполнял то, что затевал Лёшка.

В пивном баре, оказавшемся обыкновенной пивнушкой, народу в середине дня было немного. В одном углу сидело несколько прилично одетых, о чём-то мирно беседующих мужчин, а в другом – тройка хануриков. Они пиво бодяжили водкой, делая вид, что этого никто не видит.

Дородная круглолицая продавщица, окинув парней опытным взглядом, только спросила:

– Сколько?

– По три, – важно заказал ей Лёшка. – Да три селёдки вон с теми солёными крендельками.

Налив кружки, барменша ещё раз взглянула на Лёшку и назвала цену. Этой тётеньке ничего не приходилось объяснять лишнего. Взглядом почище рентгена, она моментально просвечивала каждого клиента до мозга костей и безошибочно определяла, кто есть кто и что от этого очередного посетителя можно ожидать.

Под её взглядом Лёшка не оробел и небрежно бросил на прилавок трёшку, а Бородин накинул сверху ещё одну. Продавщица небрежным жестом смахнула деньги и так же небрежно кинула на поверхность мраморной стойки сдачу.

Потом, махнув по стойке замызганным полотенцем, важно процедила:

– И чтобы тут не курили и не шумели, а то и без вас голова кругом идёт, – и, глянув в угол, где ханурики заканчивали производство ерша, зычно выкрикнула: – А вас там, в углу, это тоже касается.

Интеллигентные мужики от такого окрика даже стали ростом ниже и чуть ли не засунули свои носы в кружки, а со стороны хануриков только раздалось развязное:

– Не переживай, мамаша, всё будет тип-топ.

– Ты посмотри на него, этого недоделка, в сыночки он мне намылился… Я вот сейчас звякну участковому, тогда уже и посмотрим, кто у кого сыночек, а кто мамаша. Живо на «луноходе» отправитесь отдыхать.

В ответ в углу воцарилась тишина, и работающий вытяжной вентилятор вскоре вытянул остатки папиросного дыма.

Бородин с Лёшкой и Славкой устроились за одним из свободных столиков и жадно припали к живительной влаге.

Первую кружку Бородин опрокинули одним махом. Бородин посмотрел на Лёшку, повторившего точно такой же маневр. Тот сидел напротив, откинувшись на спинку стула и отдуваясь от выходящих газов.

Взяв вилку, Бородин нанизал один из кусочков селёдки и попробовал его.

Селёдкой это месиво можно назвалось только отдалённо. В тарелке лежали какие-то залитые маслом кусочки бывшей рыбы ржавого цвета с рыбным запахом, отдалённо напоминающим запах селёдки, с прилепленными тоненькими пластинками лука.

Но сейчас, в таком состоянии нестояния, и такая закуска казалась сёмгой, которую можно надеть на кончик вилки и протолкнуть в себя.

Отведав прелестей предложенных яств и немного освоив выпитое, Лёшка первым начал разговор.

– Как они достали меня, все эти тётки, – раздражённо начал он. – Ни вздохни, ни выдохни без их ведома. Всё должны знать, везде должны влезть, – горестно сетовал он, прихлёбывая пиво, с которого уже опала первоначальная шапка.

Пиво оказалось кислым, тёплым и, скорее всего, несвежим. Но что делать? Другого, извините, рядом не продавалось и не подавалось. Это тебе не Гамбург с Амстердамом и даже не Прибалтика. Приходилось давиться тем, что есть. Поэтому Бородин сидел и, слушая Лёшку и его возмущения, потихоньку прихлёбывал из кружки.

Потом ему надоело слушать Лёшкины стенания, и он, чтобы прервать братана, вспомнил:

– Помнишь, ты что-то говорил про картошку и что её надо где-то вскапывать?

– Точно! – оживился Лёшка. – Как же это я мог забыть? Картошку надо у бабы Маши на даче посадить. Юрка уже взял отпуск и на прошлой неделе с Иркой туда умотал, – от этих слов у него даже глаза радостно заблестели. – Вот куда надо свалить. Там-то уж никто со своими нравоучениями меня не достанет. А когда посадим этот картофан, то эта склочная Люда уже свалит в свой Курск!

– Какой Юра? – не понял его Бородин. – Братан тоже твой, что ли?

– Да, братан, но только из какой-то нашей дальней родни. Он у нас токарем на заводе работает. Отличный мужик! – Лёшка с удовольствием покрутил головой. – Он, наверное, чуть постарше тебя будет, но силищи в нём – немерено. Под два метра махина. Ручищи – во! – Лёшка даже показал жестами, какие у этого Юры руки и бицепсы. – Так что ты, братан, не сильно-то ему ладошки подавай. Раздавит и не заметит.

Он ещё долго рассказывал о даче, о Юре и Ире, поэтому заинтригованный таким рассказом Бородин приготовился ехать на эту дачу хоть сейчас, несмотря на то что до неё больше сотни километров.

– А что? – с восторгом поддержал он Лёшку. – Поехали. Только когда?

– Да я бы хоть сейчас уехал, но только вот маманю надо успокоить и обработать, а то она что-то очень сильно переживает за всё, что со мной случается.

– Так она же мать, – согласился с Лёшкой Бородин. – Им, матерям, и положено за нас, вахлаков, всю жизнь переживать.

От этих слов Лёшка рассмеялся и со всего размаха, не рассчитав силы, припечатал Бородина к стулу ударом ладони по плечу.

– Точно говоришь, братан, – одобрительно рыкнул Лёшка. – Вот сегодня к ней подкачу, и завтра как проснёмся, то и поедем, – и принялся высасывать остатки пива.

Во время их разговора Славка не издал ни единого звука. Он молча сидел и потягивал пиво и только оживился, когда Бородин напомнил ему про футбол. Бородин знал, что Славка ярый болельщик и фанат «Зенита», поэтому он с подковыркой задал вопрос Славке:

– Как там «Зенит», Слава? Ещё не вылетел из высшей лиги?

– Ты чё? – не на шутку возмутился Славка. – Да у «Зенита» знаешь какой потенциал! – И он принялся восхвалять любимую команду с перечислением достоинств каждого игрока.

По его виду Бородин понял, что такой неуместный вопрос до мозга костей обидел Славку и он за свой «Зенит» и нанесённое ему оскорбление готов любому глотку порвать.

Бородину от такой реакции Славки стало и смешно, и вместе с тем страшновато, но, не подав вида, он вновь поддел Славку:

– А чего это он на прошлой неделе продул дома «Спартаку»?

Тут в Славку вселился какой-то бес, и он с жаром стал оправдывать поражение любимой команды, сразу найдя и виновных, и ответственных за поражение.

Лёшка тоже встрял в это восхваление «Зенита», которое могло бы продолжаться до бесконечности, но тогда бы ещё пришлось брать не по одной кружке пива. Но Бородину не хотелось повторения вчерашнего банкета, поэтому, чтобы прервать мечты разбушевавшихся болельщиков, что надо мяч отдать туда, а не тому, он напомнил Лёшке:

– Пойдём, маманю успокоишь, а то она уж больно горестно смотрелась, когда мы уходили, да собраться на завтра надо.

– Точно говоришь, Вован, – тут же согласился Лёшка. – Надо завязывать с этим делом, – он кивнул на стол с пустыми кружками, – да домой идти, а то мы чего-то тут расхлестались.

– А может, ещё по одной возьмём? – неожиданно осмелел Славик. – На посошок дерябнем да пойдём.

– Если хочешь, бери, – пожал плечами Бородин, – мне оно не надо. Хватит на сегодня. И так погулеванили на славу.

– Точно, – поддержал Бородина Лёшка. – На сегодня хватит. Мне ещё перед маманей извиниться надо да с Танькой по-семейному пообщаться, – при этом он похотливо хохотнул.

Славке ничего не оставалось делать, как согласиться с большинством, и они, поблагодарив продавщицу, вышли из пивнушки, услышав вслед:

– Бывайте здоровы, болельщики.

Перед тем как пойти домой, они зашли в гастроном и купили свежий вафельный тортик, а зайдя в квартиру, Лёшка первым делом кинулся к матери, грустно сидевшей перед телевизором. Что уж они там говорили, Бородин не слышал, но по тону разговора понял, что Лёшка, несмотря на все нападки и возмущения тёти Люды и матери, просил у них прощения. Вскоре он его получил и довольный вышел на кухню, где с тортиком его дожидался Бородин.

– Ну как? – с надеждой поинтересовался Бородин.

Довольный Лёшка только хитро прищурился, показал ему правой рукой знак «о’кей» и, подмигнув Бородину, прошептал:

– Все абгемахт, – при этом добавив: – Пошли, а то они и на тебя тоже обижаются.

Бородину пришлось встать, взять тортик и идти к тёткам.

Как говорили у них в училище, пять минут позора, и зачёт в кармане.

По тому же самому сценарию, который только что отыграл Лёшка, он покаялся во всех ведомых и неведомых грехах и тоже был прощён мягкосердечной тётей Валей и подобревшей тётей Людой. А когда они узнали, что парни завтра хотят ехать на дачу сажать картошку, то тётя Валя вообще подобрела.

– Да, сыночка, это хорошо, что ты так решил. Вместо того чтобы тут по пивнушкам шастать, хоть делом займитесь. Ведь с этого поля и нам на всю зиму картошечка пойдёт. Вот и Вовочка поможет тебе, а когда вернётесь, то тогда уже и в Петергоф съездите, и в Павловское. Как бы мне хотелось и самой туда съездить, – мечтательно проговорила она.

– Так поедем, мам. Вернёмся и обязательно поедем, – Лёшка решительно махнул рукой.

– Да куда уж мне, – посетовала тётя Валя. – Ноги ж, будь они неладны, болят и болят, только вот сил и остаётся, чтобы на работу съездить, – она печально вздохнула.

– А ты, Валь, растирочкой, которую я тебе привезла, ножки-то натирай. Так оно и полегчает. Вон я, смотри, прямо-таки и бегаю… – И тётушки переключились на разговоры о здоровье и болячках.

Бородин вышел на балкон, где долго курил, а Лёшка исчез в семейной спальне, откуда через полчаса вышел сияющий и довольный, как кот, только что наевшийся колбасы.

В доме наступил мир и покой, а вечером они долго сидели перед телевизором, пили чай с тортиком, вспоминали прошлые годы, родственников, живых и ушедших, а телевизор работал просто так. Его почти никто и не смотрел, пока программы передач не закончились и его не пришлось выключить.

Бородину постелили в большой комнате на диване, тётки ушли к себе в спальню и о чём-то долго ещё шептались. О чём, Бородин уже не слышал, потому что, сморённый дневными событиями, крепко уснул.

Глава четвёртая

Деревня. Баня

С утра тётя Валя рано ушла на работу, Людмила ускакала в город за покупками, а Бородина, мирно дрыхнущего на диване в большой комнате, только ближе к обеду поднял Лёшка.

– Сэр, нас ждут великие дела, – Лёшка бесцеремонно толкал Бородина в плечо.

По привычке сразу просыпаться и моментально входить в курс происходящих событий Бородин подскочил на диване и стоял перед Лёшкой в ожидании последующих действий.

Такое пробуждение Лёшку даже испугало, отчего он чуть ли не отскочил от Бородина, но, придя в себя от шока, рассмеялся:

– Ну ты и даёшь! Ну ты и бешеный!

– Чего надо-то? – Бородин уже полностью отошёл от сна и внимательно смотрел на смеющегося Лёшку.

– Иди мойся, да в деревню поедем, – Лёшка уже мирно хлопнул Бородина по плечу. – Помнишь же, о чём вчера говорили?

– Конечно, помню. – И, потягиваясь и позёвывая, Бородин поплёлся в ванную комнату.

Умывшись, он вышел в большую комнату, оделся и заглянул на кухню.

Лёшка жарил яичницу, а на плите уже закипала кастрюлька с сардельками.

Татьяна с ребёнком сидела тут же и с выжиданием смотрела на Лёшку.

– Лёш, ну хватит её там жарить, а то пересушишь, как в прошлый раз, – монотонно выговаривала она Лёшке, на что тот, не оборачиваясь в сторону жены, только бурчал:

– Не бои́сь, всё будет абгемахт, – и, сняв сковороду с плиты, принялся раскладывать яичницу по тарелкам.

Татьяна вручила Юрку мужу со словами:

– Давай уже сюда эту сковородку, а чай я налью сама, а то ты опять мне дёготь сделаешь.