Тысяча и одна ночь

И в тот же час и минуту он поднялся к везирю Дандану и обнял его, а потом он обнял царя Кан-Макана, и поднялись крики великой радости, и в тот же час распространились радостные вести, и забили в литавры, и задудели в дудки, и великою стала радость.

И воины Ирака и Сирии услыхали, как румы кричат от радости, и все до последнего сели на коней, и царь аэ-Зибликан тоже сел, говоря про себя: «Погляжу-ка, что за причина этих криков радости в войсках франков и румов!» А что касается войск Ирака, то они приблизились И вознамерились сражаться и выстроились на поле и на месте сражения и боя, а царь Румзан обернулся и увидел, что войска приближаются и готовятся к бою, спросил о причине этого. И ему рассказали, в чем дело, и тогда он велел Кудыя-Факан, дочери его брата Шарр-Кана, в тот же час и минуту отправиться к войскам Сирии и Ирака и уведомить их, что состоялось соглашение и выяснилось, что царь Румзан – дядя султана Кан-Макана.

И Кудыя-Факан сама отправилась, прогнав от себя злые мысли и печали, и по прибытии к царю аз-Зябликану приветствовала его и осведомила о том, какое произошло соглашение, и сказала, что царь Румзан, как выяснилось, её дядя и дядя султана Кан-Макана. И по прибытии к нему она увидела, что глаза царя плачут, и он боится за эмиров и вельмож, и рассказала ему всю повесть, с начала до конца, и они сильно обрадовались, и прекратились их печали.

И царь аз-Зябликан сел на коня, вместе со всеми сановниками и вельможами, и царевна Кудыя-Факан поехала впереди них и привела их к шатру царя Румзана. И они вошли к нему и увидели, что он сидит с султаном Кан-Маканом, и царь Румзан и везирь Дандан советовались с Кан-Маканом о том, как поступить с царём аз-Зябликаном, и сговорились, что отдадут ему город Дамаск сирийский, поставят его, по обычаю, над ним правителем, а сами уйдут в землю иракскую.

И они сделали царя аз-Зябликана наместником в Дамаске сирийском и велели ему отправиться туда, и он отправился в Дамаск со своими войсками, и его провожали некоторое время, чтобы проститься с ним, а после этого вернулись на своё место.

А затем кликнули среди войск клич о выступлении в страны Ирака, и оба войска собрались вместе, и цари сказали друг другу: «Наши сердца отдохнут, и мы утолим наш гнев, только если отомстим и снимем с себя позор, отплатив старухе Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи».

И после этого царь Румзан уехал со своими вельможами и приближёнными, а султан Кан-Макан обрадовался, найдя своего дядю, царя Румзана, и призвал милость Аллаха на невольницу Марджану, которая осведомила их друг о друге. И они отправились и шли до тех пор, пока не прибыли в свою землю, и старший царедворец Сасан услыхал о них и вышел и поцеловал руку царя Румзана, и тот наградил его почётной одеждой.

А потом царь Румзан сел на престол и посадил сына своего брата, султана Кан-Макана, рядом с собою, и Кан-Макан сказал своему дяде, царю Румзану: «О дядюшка, это царство годится лишь для тебя», но тот отвечал ему: «Сохрани Аллах, чтобы я соперничал с тобою из-за власти!»

И тогда везирь Дандан посоветовал им, чтобы оба они были во власти равны, и каждый управлял бы день, и они согласились на это…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто сорок четвёртая ночь

Когда же настала сто сорок четвёртая ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что цари сговорились, что каждый из них будет править день, а затем устроили пиры и закололи животных и великою стала их радость. И они прожили таким образом некоторое время, и при всем этом султан Кан-Макан проводил ночи со своей двоюродной сестрой Кудыя-Факан.

А после этого времени они сидели, радуясь тому, что их дела устроились и пришли в порядок, как вдруг показалась пыль, которая поднялась и полетела и застлала края неба, и к ним пришёл один купец, взывая и прося о помощи, и он кричал: «О цари времени, как мог я остаться цел в стране неверных, а в вашей стране меня ограбили, хотя эта страна справедливости и безопасности?» И царь Румзан обратился к нему и спросил его, что с ним, и купец сказал: «Я купец среди купцов и уже долгое время нахожусь вдали от родных мест. Вот уже около двадцати лет, как я углубился в чужие страны. Со мною есть письмо из города Дамаска, которое написал мне покойный царь Шарр-Кан, и случилось это потому, что я ему подарил невольницу. А когда я приблизился к этим странам, со мною было сто тюков редкостей из Индии, которые я вёз в Багдад, ваш священный город и место безопасности и справедливости, и на нас напали арабы кочевники, с которыми были курды, собравшиеся из всех стран, и они перебили моих людей и разграбили моё имущество, и вот рассказ о том, что со мною».

И купец заплакал перед царём Румзаном и стал жаловаться, восклицая: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И царь пожалел его, и смягчился к нему, и сын его брата, царь Кан-Макан, тоже пожалел купца, и оба дали ему клятву, что выступят против разбойников.

И они выступили против них во главе сотни всадников, каждый из которых считался за тысячу мужей (а тот купец ехал впереди них, указывая дорогу), и продолжали ехать весь этот день и всю ночь, до зари, и, приблизившись к долине с полноводными реками, изобилующей деревьями, они увидели, что разбойники рассеялись по этой долине и поделили между собою тюки того купца, но часть тюков осталась. И тогда сто всадников ринулись на них и окружили их со всех сторон, и царь Румзан закричал на них, вместе со своим племянником Кан-Маканом, и прошло не более часа, как всех разбойников забрали в плен, а было их около трехсот. И когда их взяли в плен, у них отобрали бывшее у них имущество купца и, накрепко связав их, доставили их в город Багдад.

И царь Румзан и его племянник царь Кан-Макан сели смеете на один престол, а затем всех разбойников поставили перед ними, и они спросили их, кто они такие и кто их начальник, и бедуины сказали: «У нас нет начальников, кроме трех человек, которые собрали нас всех со всех сторон и земель». – «Укажите нам этих самых людей», – сказали цари, и бедуины указали их. И тогда цари велели их схватить и отпустить остальных людей, отобрав у них сначала все бывшие с ними товары, которые и вручили купцу. И купец осмотрел материи и товары и увидел, что четверть их погибла, но ему обещали возместить все, что у него пропало.

Тогда купец вынул два письма, одно из которых было написано почерком Шарр-Кана, а другое почерком Нузхат-аз-Заман (а этот купец купил Нузхат-аз-Заман у бедуина, когда она была невинна, и подарил её брату Шарр-Кану, и у неё случилось с братом то, что случилось). И царь Кан-Макан прочитал оба письма и узнал почерк своего дяди Шарр-Кана и выслушал историю своей тётки Нузхат-аз-Заман. И он вошёл к ней с тем вторым письмом, написанным ею для купца, у которого пропали товары, и рассказал ей его историю с начала до конца. И Нузхат-аз-Заман узнала его и признала свой почерк, и она выставила купцу угощение и поручила его заботам своего брата, царя Рузмана, и своего племянника, царя Кан-Макана. И тот приказал дать ему денег, рабов и слуг, чтобы ему прислуживать, а Нузхат-аз-Заман прислала ему сто тысяч дирхемов денег и пятьдесят тюков товаров и одарила его подарками и послала за ним, требуя его, а когда купец явился, она вышла к нему и приветствовала его и осведомила его о том, что она дочь царя Омара ибн ан-Нумана и что брат её – царь Румзан, а сын её брата – царь Кан-Макан.

И купец сильно обрадовался этому и поздравил её с благополучной встречей и поцеловал её руки, благодаря её за её поступок, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, доброе дело не пропадёт за тобой!» А потом Нузхат-аз-Заман вошла в свои личные покои, а купец оставался у них три дня, и затем он простился с ними и уехал в земли сирийские.

А после того цари велели привести трех воров, которые были предводителями разбойников, и спросили их, кто они. И один из них выступил вперёд и сказал: «Знайте, что я человек из бедуинов и стою на дороге, чтобы похищать детей и невинных девушек, и продаю их купцам. Я делаю это в течение долгого времени до сих дней, но сатана подзадорил меня, и я сошёлся с этими двумя несчастными и собрал бедуинский и городской сброд, чтобы грабить деньги и пресекать дорогу купцам». – «Расскажи нам самое удивительное из того, что ты видывал, когда похищал детей и девушек», – сказали ему, и бедуин молвил:

«Вот самое удивительное, что случилось со мною, о цари времени. Двадцать два года тому назад я украл в один день из дней девушку из девушек Иерусалима, и была эта девушка красива и прекрасна, но только она была служанка, и на ней была рваная одежда, а голову её покрывал кусок плаща. Я увидел, как она выходит из хана, и тотчас же хитростью похитил её и, положив её на верблюда, уехал с ней вперёд. Я рассчитывал, что увезу её к моим родным в пустыне и оставлю её пасти у меня верблюдов и собирать в долине навоз. Она горько плакала, и я подошёл к ней и больно побил её и, взяв её, отвёз в город Дамаск. И один купец увидал её со мною, и, когда он её увидел, его ум смутился, и ему понравилось красноречие девушки, и он захотел купить её у меня и все время прибавлял за неё цену, пока я не продал ему девушку за сто тысяч дирхемов.

И когда я отдал её ему, я убедился, что она весьма красноречива, и до меня дошло, что купец одел её в красивую одежду и предложил её владыке, правителю Дамаска, и тот дал ему два раза столько, сколько он отдал мне. Вот, о цари времени, самое удивительное, что со мною приключилось, и, клянусь жизнью, такой цены мало за эту девушку!»

Услышав эту историю, цари удивились, а когда Нузхат-аз-Заман услыхала, что рассказывал бедуин, свет стал мраком перед лицом её, и она закричала своему брату Румзану: «Это тот самый бедуин, который похитил меня в Иерусалиме, без сомнения!»

И затем Нузхат-аз-Заман рассказала им обо всех случившихся с нею из-за него на чужбине несчастьях, и о побоях, голоде, позоре и унижении и сказала: «Теперь мне позволительно его убить». И она вытащила меч и подошла к бедуину, чтобы убить его, но тот вдруг вскричал: «О цари времени, не давайте ей меня убивать, пока я не расскажу вам, какие со мной приключились диконины». – «О тётушка, – сказал ей тогда её племянник Кан-Макан, – дай ему рассказать нам историю, а после этого делай с ним, что хочешь».

И Нузхат-аз-Заман оставила его, а цари сказали: «Теперь расскажи нам историю». – «О цари времени, – спросил тогда бедуин, – если я расскажу вам диковинную историю» простите ли вы меня?» И цари отвечали: «Да».

Рассказ бедуина Хаммада (ночь 144)

Бедуин принялся рассказывать им о самом диковинном, что выпало ему на долю, и сказал: «Знайте, что немного времени тому назад я как-то ночью сильно мучился бессонницей и мне не верилось, что наступит утро. Когда же утро настало, я поднялся, в тот же час и минуту опоясался мечом, сел на коня, привязал к ноге копьё и выехал, желая оправиться на охоту и ловлю. И мне повстречалась на дороге толпа людей, которые спросили меня о моей цели, и когда я сказал им о ней, они воскликнули: «И мы тоже тебе товарищи!» И мы отправились все вместе, и когда мы ехали, вдруг перед нами появился страус.

И мы направились к нему, но он побежал перед нами, распахнув крылья, и нёсся, а мы за ним следом, до полудня, и, наконец, он завёл нас в пустыню, где не было ни растительности, ни воды, и мы слышали там лишь свист змей, вой джиннов и крики гулей. И когда мы достигли этого места, страус скрылся от нас, и не знали мы, на небо ли он взлетел, или под землю провалился.

Мы повернули головы коней и хотели уезжать, но потом мы решили, что возвращаться во время такой сильной жары не хорошо и не правильно. А зной усилился над нами, и нам сильно хотелось пить, и кони наши остановились, и мы уверились, что умрём. И когда мы так стояли, мы вдруг увидели издали обширный луг, где резвились газели, и там был разбит шатёр, а рядом с шатром был привязан конь, и блестели зубцы на копьё, воткнутом в землю.

И души наши оправились после отчаянья, и мы повернули головы коней к этому шатру, стремясь к лугу и воде, и все мои товарищи направились к нему, и я был впереди них, и мы ехали до тех пор, пока не достигли того луга, и, остановившись у ручья, мы напились и напоили наших коней. И меня охватил пыл неразумия, и я направился ко входу в эту палатку и увидал юношу без растительности на щеках, подобного месяцу, и справа от него была стройная девушка, словно ветвь ивы. И когда я увидел её, любовь к ней запала мне в сердце.

Я приветствовал юношу, и он ответил на мой привет, и я спросил его: «О брат арабов, расскажи мне, кто ты и кто для тебя эта девушка, которая подле тебя?» И юноша потупил ненадолго голову, а потом поднял её и сказал: «Расскажи сначала мне, кто ты и что это за конные с тобою». И я ответил ему: «Я Хаммад ибн аль-Фазари-аль-Фариси, славный витязь, который считается среди арабов за пятьсот всадников. Мы вышли из нашего становища, направляясь на охоту и ловлю, и нас поразила жажда, и я направился ко входу в эту палатку, надеясь, что найду у вас глоток воды».

И, услышав мои слова, юноша обернулся к той красивой девушке и сказал ей: «Принеси этому человеку воды и что найдётся из кушанья», и девушка поднялась, волоча подол, и золотые браслеты бренчали у неё на ногах, и она спотыкалась, наступая на свои волосы. Она ненадолго скрылась и потом пришла, и в правой её руке был серебряный сосуд, полный холодной воды, а в другой – чашка, наполненная финиками, молоком и мясом зверей, какое нашлось у них.

И я не мог взять у девушки ни еды, ни питья, так сильно я полюбил её, и произнёс такие два стиха:

«И кажется, краска на пальцах её –Как ворон, который стоит на снегу.Ты солнце с луною увидишь на ней,И солнце закрылось, и в страхе луна».

А поев и напившись, я сказал юноше: «О начальник арабов, знай, что я осведомил тебя об истине в моем деле и хочу, чтобы ты рассказал мне, кто ты, и осведомил бы меня об истине в твоём деле». – «Что до этой девушки, то она моя сестра», – сказал юноша. И я молвид: «Хочу, чтобы ты добровольно отдал мне её в жены, а не то я убью тебя и возьму её насильно».

И тут юноша на время потупил голову, а потом он поднял свой взор ко мне и сказал: «Ты прав, утверждая, что ты известный витязь и славный храбрец и лев пустыни, но если вы вероломно наброситесь на меня и убьёте и возьмёте мою сестру, это будет для вас позором. И если вы, как вы говорили, витязи, которые считаются за храбрецов и не опасаются войны и боя, дайте мне небольшой срок, пока я надену доспехи войны, опояшу себя мечом и привяжу копьё. Я сяду на коня, и мы с вами выедем на поле битвы. И если я одолею вас, я вас перебью до последнего, а если вы меня одолеете, то вы убьёте меня, и эта девушка, моя сестра, будет ваша».

Услышав его слова, я сказал ему: «Вот это справедливость, и у нас нет возражения!» И я повернул назад голову своего коня и стал ещё более безумен от любви к этой девушке. И, вернувшись к моим людям, я описал её красоту и прелесть, и красоту юноши, который подле неё, и его доблесть и силу души, и рассказал, как он говорил, что схватится с тысячей всадников. И потом я осведомил моих товарищей обо всех богатствах и редкостях, которые находятся в палатке, и сказал им: «Знайте, что юноша один в этой земле только потому, что он обладает великой доблестью, и я предупреждаю вас, что всякий, кто убьёт этого молодца, возьмёт его сестру». – «Мы согласны на это», – сказали они, а зачем мои товарищи надели боевые доспехи, сели на коней и направились к юноше.

И оказалось, что он уже облачился в доспехи боя и сел на скакуна. И его сестра подскочила к нему и уцепилась за его стремя, обливая своё покрывало слезами и крича от страха за своего брата: «О беда, о погибель!» И она говорила такие стихи:

«Аллаху я жалуюсь в беде и несчастии, –Быть может, престола бог пошлёт им испуг и страх.Хотят умертвить тебя, о брат мой, умышленно,Хоть прежде сражения виновен и не был ты.Узнали те всадники, что витязь бесстрашный тыИ доблестней всех в стране восхода и запада,Сестру охраняешь ты, чья воля ослаблена.Ты брат ей, и молится творцу за тебя она.Не дай же недугам ты душой овладеть моейА взять меня силою и в плен увести меня,Аллахом клянусъ тебе – не буду я в плене,Коль нет там тебя со мной, хоть полон он будет благ.Себя от любви к тебе убью я, влюблённая,И буду в могиле жить, постелью мне будет прах».

И её брат, услышав эти стихи, заплакал горькими слезами и, повернув голову коня к сестре, ответил на её стихи, говоря:

«Постой, посмотри, явлю тебе я диковины,С врагами когда сражусь и их сокрушу в бою.И даже коль выедет начальник и лев средь них,Чьё сердце всех доблестней, кто крепче душой их всех.И вот напою его ударом я салабским,Оставлю я в нем копьё до ручки вонзившимся,И если не буду я, сестра, защищать тебя,Мне лучше убитым быть и птицам добычей стать.Сражусь за тебя в бою, насколько достанет сил,И после рассказ о нас заполнит немало книг».

А окончив свои стихи, он сказал: «О сестрица, послушай, что я тебе скажу и что завещаю», и она ответила: «Слушаю и повинуюсь!» – а юноша молвил: «Если я погибну, не давай овладеть собою никому!» И тогда она стала бить себя по лицу и воскликнула: «Храни Аллах, о брат мой, чтобы я увидела тебя поверженным и позволила врагам овладеть мной!»

И тут юноша протянул к ней руку и поднял покрывало с её лица, и нам блеснул её образ, подобный солнцу, выглянувшему из-за облаков, и поцеловал её меж глаз, и попрощался с нею, а после этого он обернулся к нам и воскликнул: «О витязи, гости вы или хотите боя и сраженья? Если вы гости, то радуйтесь угощению, а если вы хотите блестящей луны, то пусть выходит ко мне из вас витязь за витязем в это поле за место сражения и боя!»

И тогда вышел к нему доблестный витязь, и юноша спросил его: «Как твоё имя и имя твоего отца? Клянусь, что я не убью того, чьё имя совпадёт с моим и чьего отца зовут так же, как моего! Если ты таков, то я отдам тебе девушку». И витязь сказал: «Моё имя Биляль»[199], а юноша ответил ему, говоря:

«Ты лгал, сказав: «Меня зовут Бидялем».Ты ложь привёл и явную нелепость.Коль ты разумен, слушай, что скажу я:«Бойцов свергаю я в широком полеКолющим, острым, месяцу подобным.Терпи удар того, для гор кто страшен!»

И они понеслись друг на друга, и юноша ударил врага копьём в грудь так, что зубцы вышли из его спины. А затем выехал к нему ещё один воин, и юноша произнёс:

«О гнусный пёс, всегда покрытый грязью,Как дорогого я сравню с дешёвым?Ведь тот лишь храбрый лев и славен родом,Кто на войне не думает о жизни».

И юноша, не дав противнику срока, оставил его потонувшим в собственной крови. И потом юноша крикнул: «Есть ли противник?» – и к нему выехал ещё один боец и пустился на юношу, говоря:

«К тебе я бросился, огонь в душе моей,И от него зову друзей моих я в бой.Владык арабов ты сегодня перебил,Но выкупа себе в сей день ты не найдёшь».

И, услышав его слова, юноша ответил, говоря:

«Ты лжёшь, о самый скверный из шайтанов!Обман и ложь изрёк ты этим словом!Сегодня встретишь храброго с копьём тыНа поле битвы и горячей сечи».

И затем он ударил его в грудь, и зубцы копья показались из его спины, а потом юноша воскликнул: «Будет ли ещё противник?» – и к нему вышел четвёртый боец, и юноша спросил, как его имя. И когда витязь сказал: «Моё имя Хиляль»[200], – юноша произнёс:

«Ошибся ты, в моё вошедши море,И ложь сказал во всем ты этом деле.Ты от меня стихи теперь услышишь,И дух твой украду – ты не узнаешь».

И они понеслись друг на друга и обменялись двумя ударами, и удар юноши настиг витязя первый, и юноша убил его. И всякого, кто выезжал к нему, он убивал.

И когда я увидел, что мои товарищи перебиты, я сказал себе: «Если выйду к нему на бой, я с ним не справлюсь, а если убегу, я буду опозорен среди арабов». А юноша, не дав мне сроку, ринулся на меня и, потянув меня рукою, свалил меня с седла, и я упал, ошеломлённый, а он поднял меч и хотел отрубить мне голову, и я уцепился за полу его платья, а он понёс меня на руке, и я был у него в руках, точно воробей.

И когда девушка увидала это, она обрадовалась деяниям своего брата и, подойдя к нему, поцеловала его меж глаз, а он передал меня своей сестре и сказал ей: «Вот тебе, бери его и сделай хорошим его обиталище, так как он вступил к нам под начало!» И девушка схватила меня за ворот кольчуги и повела меня, как ведут собаку. Она развязала брату боевой панцирь и надела на него одежду, а потом она подставила ему скамеечку из слоновой кости, и он сел. «Да обелит Аллах твою честь и да сделает тебя защитой от превратностей», – сказала она юноше, а он ответил ей такими стихами:

«Сестра говорит, а в битве она видала,Как блещет мой лоб, подобный лучам блестящим:«Достоин был Аллаха ты, о витязь,Пред чьим копьём согбенны львы пустыни».И молвил я ей: «Спроси обо мне ты храбрых,Когда бегут разящие мечами.Известен я и счастием и силой,А разум ной вознёсся как высоко!Сразился ты со львом, Хаммад, жестокимИ видел смерть ползущей, как ехидна».

Услышав его стихи, я впал в растерянность и взглянул на своё положение, к которому привёл меня плен, и душа моя стала для меня ничтожна. А потом я посмотрел на девушку, сестру юноши, и на её красоту и сказал себе: «Вот причина всей смуты!» И я подивился её прелести и пролил слезы и произнёс такие стихи:

«О друг мой, брось укоры и упрёки,Упрёки я оставлю без внимания.Я в девушку влюблён, едва явилась,Любить её меня зовёт уж призыв.А брат её в любви к ней соглядатай,Решимостью и мощью он владеет».

И потом девушка принесла брату еду, и он позвал меня есть с ним, и я обрадовался и почувствовал себя в безопасности от смерти.

А когда брат её кончил есть, она принесла ему сосуд с вином, и юноша принялся за вино и пил, пока вино не заиграло у него в голове и лицо его не покраснело. И он обернулся ко мне и спросил: «Горе тебе, о Хаммад, знаешь ты меня или нет?» – «Клянусь твоей жизнью я стал лишь более несведущ!» – отвечал я, и он сказал: «О Хаммад, я Аббад ибн Тамим ибн Салаба. Поистине, Аллах подарил тебе твою душу и сохранил тебя для твоей свадьбы».

И он поднял за мою жизнь кубок вина, который я выпил, и поднял второй, и третий, и четвёртый, и я выпил их все, и он выпил со мною и взял с меня клятву, что я не обману его. И я дал ему тысячу пятьсот клятв, что никогда не стану его обманывать, но буду помощником.

И тогда он приказал своей сестре принести мне десять шёлковых одежд, и она принесла их и надела мне на тело, и вот одна из них надета на мне. И он велел ей привести верблюдицу из лучших верблюдиц, и девушка привела мне верблюдицу, нагруженную редкостями и припасами. И ещё он велел ей привести того рыжего коня, и она привела его. И юноша подарил мне все это, и я провёл у них три дня за едой и питьём, и то, что он мне дал, находится у меня до сего времени.

А через три дня он сказал мне: «О брат мой, о Хаммад, я хочу немного поспать и дать душе отдых, и я доверяю тебе свою жизнь. Если ты увидишь несущихся всадников, не пугайся их и знай, что они из племени Бену-Салаба и хотят со мной воевать». Потом он положил себе меч под голову вместо подушки и заснул.

И когда он погрузился в сон, Иблис нашептал мне убить его, и я быстро встал и, вытянув меч у него из-под головы, ударял его ударом, который отделил ему голову от тела. И сестра его узнала об этом и, подскочив со стороны палатки, кинулась на тело своего брата, разрывая надетую на ней одежду, и произнесла такие стихи:

«Родным передай моим злосчастную эту весть, –Того избежать нельзя, что вышний судья судил.О брат мой, повержен ты и вот на земле лежишь,И лик говорит твой нам о прелести месяца.Злосчастным был нам тот день, когда я их встретила,И, долго врагов гоня, сломалось копьё твоё.Убит ты, и всадники с конём не потешатся,И женщина не родит от мужа таких, как ты.И ныне убийцею Хаммад твоим сделался,И клятвы нарушил он, обет не исполнив свой.И этим хотел достичь желаемой цели он,Но лгал сатана во всем, что сделать велел ему».

А окончив свои стихи, она воскликнула: «О проклятый в обоих твоих дедах, зачем ты убил моего брата и обманул его? Он хотел возвратить тебя в твою страну о припасами и подарками и также имел желание отдать меня тебе в жены в начале месяца». И, вынув бывший у неё меч, она поставила его ручкой на землю, а острие приложила к своей груди и налегла на него, так что меч вышел из её спины, и упала на землю мёртвая.

И я опечалился о ней и раскаивался, когда раскаяние было бесполезно, и плакал, а затем я поспешно вошёл в шатёр и, взяв то, что было легко нести и дорого ценилось, отправился своей дорогой. И от страха и поспешности я не подумал ни о ком из своих товарищей и не похоронил ни девушку, ни юношу. Эта история диковинней первой истории со служанкой, которую я похитил в Иерусалиме».

И когда Нузхат-аз-Заман услышала от бедуина эти слова, свет в глазах её стал мраком…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто сорок пятая ночь

Когда же настала сто сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нузхат-аз-Заман услышала от бедуина эти слова, свет в глазах её стал мраком, и, поднявшись, она обнажила меч и ударила им бедуина Хаммада в лопатку и вытащила меч из его шеи. И присутствующие сказали ей: «Почему ты поторопилась убить его?» – а она воскликнула: «Слава Аллаху, который продлил мой срок настолько, что я отомстила своей рукой!» И она велела рабам вытащить его за ноги и бросить собакам.