Квази Эпсилон. Друид

На остальных это магическое поле не действовало. Поэтому старший из рыцарей подошел с ленцой к Грише, двигавшемуся словно при замедленной съемке и пытавшемуся повернуться ко второму противнику, и с усилием рубанул его щитом, который больше напоминал массивную железную дверь. Не было ни бара хитпоинтов, ни значков дебафов оглушения и стана, однако бывший футбольный хулиган вновь вспомнил ту встречу в Битцевском парке с «Конями». Когда он чувствовал себя рок-звездой и Брюсом Ли одновременно, уклоняясь, почти вальсируя, между такими неповоротливыми фанатами центрального спортивного клуба армии. Он ошибся всего один раз, но этого хватило, чтобы мгновенно уйти в нокаут, получить сотрясение. И потом неделю двоилось в глазах.

Вокруг все заходило ходуном. Гриша спружинился, чтобы, вытянувшись в прыжке, кинуться на главаря, и метился в открытое забрало. Однако его молниеносное движение было так же, как и ранее, лениво перехвачено закованной в латы рукой рыцаря со Львом на груди. Рыцарь сжал кулак, рука Гриши предательски хрустнула, но закричать от боли он не успел. В голову, словно таран, снова прилетел щит, отправив Спартака на респаун.

Гриша открыл глаза и понял, что стоит на четвереньках на круглой мраморной плите с высокими колоннами по периметру, образующими ротонду-беседку, архитектурным стилем напоминающую греческую. На белых мраморных колоннах был выложен мозаикой уже знакомый Красный лев. Этого льва он видел на полотнище в том месте, где появился, и на тряпичных накидках поверх лат рыцарей, только что обнуливших его. Голова болела фантомной болью, а сердце, подстегиваемое адреналином боя, все так же бешено колотилось, призывая организм к действию. Вот только атаковать здесь было некого. Видимо, это точка респауна, на которую его выбросило после смерти.

Сразу за выходом обнаружилась палатка, на которой лежали белые халаты-балахоны, украшенные эмблемой красного льва на манер средневековых знамен. Да, после смерти здесь он возродился только в исподнем. В исподнем и с торбой за спиной. Быстренько переодевшись, Гриша решил, что возвращаться за своей одеждой не стоит. Тем более что его крутая броня, в которой он был в Квази Эпсилон, здесь почему-то превратилась в обычные шмотки.

Спартак накинул капюшон на голову и старался не попадаться на глаза людям, ища выход в этом лабиринте каменных коридоров. Но, как назло, выход на свежий воздух все никак не попадался, не попадались и окна, через которые можно было выбраться, ну или хотя бы определить, на каком этаже он находится.

Поплутав еще минут десять в этом каменном лабиринте, Гриша наконец понял, почему ему не встретилось ни одного окна, а коридоры освещали именно факелы, горевшие через один. Петляя, он забрел в широкий зал, другой конец которого представлял из себя круглый люк в стене, с металлическим рулем. Определенно, это было не что иное, как сейф или сокровищница. Слишком уж похожий дизайн, а еще охрана и… Это явно не силовой или электромагнитный щит. Определенно, здесь, где здоровые мужики машут железяками и носят неудобные кастрюли, именуемые латами, присутствует и магия. И скорее всего то, что он перед собой увидел, не что иное, как магический купол, защищающий вход в сокровищницу.

Отступать оказалось слишком поздно, позади него с гулом, раздающимся по каменным коридорам, упала железная решетка, преграждая путь назад. Караул, охранявший сокровищницу, тоже давно заметил его, но не атаковал, видимо, имея приказ не пропускать к сокровищнице никого. К ним, должно быть, сейчас уже спешила подмога, гремя по ступеням латами. И она вот-вот прибудет сюда. Но нет, как оказалось, прекрасно достанут и оттуда. Лиловая молния дугой вылетела из сложенной в странную распальцовку руки и ударила в грудь Гриши.

Очнулся Гриша не на точке возрождения, как ожидал, а связанным и сидящим на жестком стуле с прямой спинкой. Его руки пристегнули кожаными ремнями к подлокотникам, а ноги к ножкам стула. Шею к спинке стула прижимал ремень, не давая вырваться. Осмотреться вокруг было проблематично.

На свет факелов вышел мужчина в богато украшенной, явно не предназначенной для настоящего боя, броне, на латном нагруднике был рисунок из красных рубинов в виде Льва. Рядом с ним ожидалось увидеть как минимум одного палача, который будет пытать его.

По крайней мере, так думал Гриша. Однако рядом с ним оказался маг. Скорее всего это был именно маг: белый балахон с широкими рукавами, украшенными рунической вышивкой по манжетам. А вот других атрибутов мага: волшебной палочки или посоха, с каким-нибудь кристаллом размером с кулак, не было. И в прошлый раз маг, который метнул в Гришу молнию, не использовал никаких магических костылей, просто выпустив ее с кончиков пальцев. Электрическая дуга, кстати, была лиловой, словно фиалки, а не привычной ярко-желтой.

Старший ордена, как его про себя определил Спартак, выглядел не менее колоритно. Абсолютно лысая голова, усыпанная давно зарубцевавшимися шрамами и ожогами. Шикарные бакенбарды, спускающиеся до нижней челюсти и заканчивающиеся почти в волевой ямочке на подбородке. По такому виду вряд ли можно предположить, что тот, кто стоял перед Гришей, является библиотечной крысой или другим бюрократом на службе у ордена. А вот украшенные, как парадный мундир, доспехи, говорили о том, что этот бравый вояка давно променял остро заточенный меч на перо и чернильницу. Кстати, черные следы от чернил мелкой россыпью украшали его латы.

Что же это получается? Выходит, он все-таки в игре, если не умер, а возродился на точке воскрешения. Только это какая-то другая, непонятная игра. И уж точно не Квази Эпсилон. Потому как у Гриши отсутствовали все настройки интерфейса, даже карты не имелось. Но здесь имеются маги, значит, это игра. Ну или какой-то другой параллельный мир. Даже эту идею Спартаку сейчас отметать было рано. Он не был фанатом книг в целом и фантастики в частности, но, как и вся молодежь, прекрасно знаком с творчеством Голливуда и таких мастодонтов как DC и Marvel. В любом случае нужно больше данных, чтобы более-менее разобраться в окружающей ситуации.

– Как тебя зовут? – произнес лысый офицер ордена с красным Львом на груди. В его голосе не было угрозы, только какая-то усталость.

– А что это за игра? – Гриша ответил вопросом на вопрос, и в ту же секунду ослеп.

Это очень испугало парня, но никакой боли не было. Просто как будто кто-то выключил свет. Собеседник не изменил себе и таким же, абсолютно безжизненным и уставшим тоном, повторил свой вопрос, проигнорировав слова про игру.

– Как тебя зовут? – произнес, судя по голосу, все тот же лысый рыцарь.

– Спартак, – ответил Гриша, назвав свое игровое имя. Последние месяцы именно оно стало его именем, а не то, что дали ему при рождении родители.

– Скажи, Спартак, ты герой? – задал совершенно неожиданный вопрос собеседник.

Через минуту зрение вернулось, и Гриша так и не смог понять, было ли это магическим воздействием или чем-то другим. Ожидаемо было, что его спросят о чем угодно: как он пробрался к сокровищнице, кто его нанял или на кого он работает, и прочие фразы из боевиков про мафию и злых русских. Поэтому вопрос про статус героя вогнал Гришу в ступор. А может, собеседник спрашивал про Спартака, того, что нагибал весь средневековый Рим?

– Спартак герой, – ответил Гриша, не совсем понимая, чего хочет от него пленитель.

– В таком случае, Спартак, тебе придется подождать мастера Ордена Меча и Розы. Разговаривать с тобой не в моей юрисдикции, – произнес с каким-то даже облегчением этот лысый рыцарь. – Тебе все же придется ответить на вопросы о себе.

Он похлопал себя по латным наколенникам и, скрипя доспехами, стал направляться к выходу. А вот тот, кого про себя Гриша окрестил магом, вскинул рукава так утонченно, словно пианист. Было в этом что-то из тех действий, которые совершают великие мастера своего дела – хирурги, моющие руки перед операцией, дирижеры, крутящие дирижерскую палочку и так далее…

Маг подошел к Спартаку и неспешно протянул сдвоенный указательный и средний пальцы к вискам заложника. Гриша попытался вырваться и начал крутить головой, хоть это и приносило боль, царапая кожу на шее. Увы, сбросить их ему не удалось, и когда холодные пальцы прикоснулись к вискам, парень провалился в воспоминания.

В первом воспоминании Грише всего семь лет, он стоит на линейке и держит в руках букет цветов. Букет очень красивый. На спине висит новый школьный ранец, в котором любовно сложены книжки и тетрадки, карандаши, фломастеры, ручки и еще много чего из канцелярских принадлежностей.

Какие-то незнакомые взрослые говорят с крыльца школы в микрофон, а остальные хлопают. Вокруг нетерпеливо топчутся сверстники, но их немного. Потерянные дети, из которых, как догадался Гриша, и будет состоять его класс.

Вот одноклассник начал первым задирать остальных, в том числе и Гришу. Ну как начал, попробовал. Смахнул учебники с парты и хотел было смахнуть пенал, разбросать карандаши и фломастеры по классу, но не получилось. Большой пластиковый пенал, выполненный в форме грузовика, перекочевал со стола в кулак первоклассника Гриши Бубнова, чтобы стать оружием в маленьком детском кулачке. Гриша бил раз за разом, пока к нему через весь класс не подбежала учительница. Грише удалось немногое: только толкнуть задиру, а затем раза четыре или пять с размаху приложить по голове обидчика увесистым пластиковым пеналом-грузовиком.

Следующее воспоминание: когда отец забухал и начал рукоприкладствовать в семье. К этому все долго шло, и о начале домашнего насилия уже повзрослевшего тринадцатилетний парень не знал. Затем в пьяном угаре отец назвал его «сучьим выб***ком», и сказал, что он не его сын. Это стало настоящим шоком, он всегда гордился своим отцом, старался равняться на него. Быть как папа! И вот оказывается, что он не его отец! Домой в последнее время не сильно хотелось возвращаться и смотреть на «пьяное тело», которое не прочь было приложить ему затрещину, и, судя по синим рукам матери, ей тоже доставалось.

Все решилось, когда однажды отчим перебрал и не рассчитал силы. Как итог, через сорок минут во дворе дома стояла скорая, а мать, прижимая к себе сломанную руку, собирала документы, чтобы уехать в травму. Руку следовало загипсовать и обколоть обезболивающими. Когда железная дверь захлопнулась и послышался шум вызванного матерью лифта, в голове у Гриши что-то произошло. Он твердо решил, что теперь глава семьи он, а не то «пьяное тело», которое спит в родительской комнате.

Решение проблемы тоже пришло само собой. Подросток зашел на кухню и открыл холодильник. Там стояла початая бутылка водки, и это был первый раз, когда Гриша попробовал алкоголь. Горло неприятно обожгло непонятно почему, но парень решил, что именно алкоголь поможет ему в задуманном. Затем, Гриша взял табурет у холодильника и пошел в свою комнату за одеялом.

И вот настал тот момент – пан или пропал. Гриша сидел на принесенном табурете с одеялом в руках перед спящим отчимом. Голова непривычно кружилась под действием алкоголя, но никакого страха не было. Только уверенность: он это заслужил! Одеяло, брошенное сверху на пьяное тело, пускающее слюни на измятую подушку, раскрылось, словно парашют, и затем спланировало. Отчим даже не проснулся. Ну вот и хорошо. Гриша взял табуретку за ножку и с силой опустил предмет мебели на выпирающий силуэт под одеялом. Затем еще и еще раз. Тогда Гриша и не собирался его убивать, сознательно не бил в верхнюю часть тела, чтобы ненароком не попасть в голову. Если он умрет, это будет слишком просто. А он должен мучиться.

Нет, это не было состоянием аффекта, которое описывают многие как беспамятство. Парень все прекрасно понимал, а еще он понимал, что за это ему грозит, но иначе он просто не мог. Он не мог молчать, не мог не ответить и не мог не наказать.

На следующий день приехала скорая, полиция и прочие радости жизни. Его, как неуравновешенного подростка, поставили на учет, но зато он добился своего: отчим уехал и дал матери развод. На память он получил третью степень инвалидности и больше дюжины переломов.

Дальше вспоминались многие и многие похожие случаи, когда Гриша впадал в холодную ярость. Драки на выездах и стадионах, в подъездах и лесах за городом. Потом пошли воспоминания Квази Эпсилон, в которых его холодная Боевая Ярость множилась на технологии двадцать шестого века с импульсными клинками и кибернетическими усилениями тела. Бой на Альфа Нове, сражение с Гремучником на Еве, Малая арена и Арена у Скипидара. Каждый бой, словно сжатый до концентрата эмоций, промелькнул в голове.

Гроссмейстер крепости Анна, мастер Гершвальд, был игроком 201-го уровня, класса «Мастер меча», сейчас практиковался на тренировочной арене, размахивая деревянным мечом, в окружении шести своих учеников. Ученики были НПС, но это не значит, что они хуже владели оружием. Вшестером они заставляли игрока, выбравшего стезю Рыцаря Аркрума, орудовать мечом всерьез.

На манеж тренировочной площадки, огражденный тюками с сеном, вышел мастер Арсл. Арсл являлся неписем и адептом школы Тайной магии и только что он увидел то, что не мог осознать. Только что он проник в сознание и воспоминания пленника, который пытался ограбить, казалось, неприступную крепость. Вот только его воспоминания были не настоящими, их просто не могло существовать.

– Мастер Гершфельд. – едва повышая голос, произнес маг, чтобы привлечь внимание гроссмейстера крепости. Гершвальд умылся из деревянной кадки, и маг подал ему грубое льняное полотенце.

– Что с лазутчиком, Арсл? – забасил гроссмейстер, промакивая бороду полотенцем.

– Мастер, я не знаю. Мне кажется, либо он сумасшедший, либо над его воспоминаниями поработали.

– Он ничего не помнит?

– Напротив. Он все помнит, вот только само содержание. Гроссмейстер, я видел его воспоминания. Это лазутчик, невероятно кровожадный, и он Герой. Так что теперь понятно, как он попал в сокровищницу. Через алтарь Возрождения, – озвучил свои выводы маг школы Тайны.

– Ты не в первый раз сталкиваешься с такими. Насколько я знаю, тебя вряд ли можно пронять видом человеческой крови.

– Меня смутили не кровь и не суть его воспоминаний. Больше другого меня поразили декорации, где происходили его воспоминания. Мастер, я видел колесницы без коней, мечи, сотканные из чистого огня, и железных големов. Мне кажется, что кто-то больной извращенной фантазией изменил его воспоминания, чтобы запутать нас.

Вот тут мастер цитадели задумался, чисто на автомате вытирая уже сухой торс. Дело в том, что у игрока или, как их называют НПС, героя, невозможно считать воспоминания, не принадлежащие к миру Каэн-ар-Эйтролл. А вот сейчас, судя по словам Арсла, он видел наш мир, наполненный автомобилями. А чем еще может быть колесница без лошадей? С железными големами тоже более-менее понятно, скорее всего это какие-нибудь роботы или грузовики. Вот только это не могло попасть к неигровому персонажу.

– Надеюсь, ты записал его воспоминания? – гроссмейстер поинтересовался чисто для галочки. Все маги Тайны записывают изъятые воспоминания, ведь зачастую они и понятия не имеют о значении полученных сведений, в которых разобраться могут только посвященные люди.

– Как предписывает инструкция, мессир, – вполне ожидаемо ответил Арсл и вынул из широкого рукава прозрачный кристалл с голубыми и желтыми всполохами в центре.

– Ну что ж, посмотрю его у себя, – произнес гроссмейстер крепости, с напускным безразличием укладывая кристалл в карман.

Гершвальд нарочито медленно собрал вещи и пошел в свою комнату замка, а сам едва удержался от того, чтобы не сорваться на бег и быстрее посмотреть на содержимое кристалла памяти. Непрост этот игрок, ох не прост.

Глава 5

Остров Бьёрк

Все следующие дни я только и делал, что пытался оживить этот маленький кусочек древесины. Сначала решил поступить дешево и сердито: просто приживить семечку к палке. Но нет, мертвая древесина просто отказалась принимать семечку. Пришлось вспомнить начальные классы, а именно уроки природоведения. Поэтому я поставил сухую палочку в плошку с водой и каждый день следил за ней, пытаясь стимулировать своими умениями. К сожалению, приходя с плантаций, я чувствовал себя словно выжатый лимон и после возвращения еще долго валялся в кровати, аккумулируя силы.

На пятый день я едва не запрыгал от счастья вокруг тумбочки, на которой стояла плошка с веткой. На ней появились первые завязи листочков, но я еще не был готов вживлять семечку. Дождемся, когда листочки раскроются в полной мере. Из этого кусочка лозы я планировал вырастить полноценное растение и вживить в него семечку, чтобы создать второго Лешего. При любом раскладе без оружия и боевых навыков только он может помочь мне с побегом.

Нет, на то, что мне удастся вырубить Торда даже в бронекостюме Лешего, я не сильно надеялся. Но хоть немного он должен мне помочь. Я это просто чувствовал. Изначально я хотел создать Лешего из веточки священного дуба Кверка. Как-никак по рассказам очевидцев, это огромный дуб, который не в состоянии охватить и две дюжины человек. Тем более он священен для всех островитян, а магия в этом мире далеко не пустой звук, как я сам уже в этом убедился. Но боюсь, если я сейчас не выращу для себя броню, то выбраться я смогу отсюда только лет через пять, когда меня вынут из кокона виртуальной реальности.

Пока виноградная лоза давала первые корешки и распускала листочки, у меня было время подумать, что я хочу от этого растения. Ведь именно заложенная мысль при вживлении семечки и определяет, кем станет растение. Вспомнить хотя бы ту яблоню с острова, на котором меня нарекли ярлом. Тогда я хотел просто получить сильное и массивное дерево и только подумал про недавно упомянутый священный дуб острова Кверк, как из яблони вырос дуб, только вот на нем уродились большие красные плоды. Так что к моменту вживления я должен определиться с мыслью о том, что хочу от растения.

Нужно попробовать создать именно броню, заложить в нее мысли про крутые экзоскелеты из мира Квази Эпсилон, А можно попробовать заложить мысль об оружии и посмотреть, как это интерпретирует древесина в мире меча и магии.

Прошло уже около недели, как я ездил на виноградники Торда. Прогресс был виден невооруженным глазом: уже через пять дней с тех кустов, к которым мы бы приехали в первый раз, НПС собирали первый урожай виноградин, которые по размеру были больше похожи на сливы. Конунг был в добром расположении духа и разрешил аудиенцию с Мьёрхом и остальными. К чести парня, пришел и Ольгерд, хотя я предполагал, что после того что сделал его отец, парень забьется в самую дальнюю щель, чтобы не встречаться со мною.

Мьёрх поведал, что торговля идет не так прибыльно, как в начале, но все-таки гораздо лучше, чем старый промысел дарами моря. Яблоня плодоносит почти каждый день и местные просто не успевают потреблять такое количество яблок.

С винным промыслом все тоже пока складывается хорошо, хоть и не так быстро, как хотелось бы. Бондарь потребовал себе двух подмастерьев и работает по восемнадцать часов в день, клепая большие бочки. Но все равно его усилий не хватает, чтобы переводить на вино нераспроданные остатки.

От конунга прибыл военный корабль со сборщиком подати на борту, который определил налог в две десятины. Признаться, я не сильно разбирался в налоговом деле, но мой наместник сказал, что это более чем приемлемые условия. Видимо, так Торд хотел меня задобрить. Когда гостевая процессия уже собралась уходить, Ольгерд попросился остаться. Мне чем-то импонировал парень, поэтому, подумав, решил не советоваться с конунгом и выделил парню две комнаты. А если Торд будет против, то ему ничего не останется, как смириться. Или он думал, что с новым Говорящим с травами у него будет меньше проблем, чем со старым? Нет, парень, пока я здесь, буду делать все, чтобы ты плакал и кусал локти оттого, что тебе достался такой упертый друид, как я.

Узнав о том, что я не передумал по поводу Ольгерда как ученика и более того, поселил без его разрешения парня в своих покоях, Торд никак не отреагировал. То есть вообще никак, абсолютно! Ему было просто все равно. Как я понял, ему вообще начхать, что я буду делать в своих казематах: устрою пожар или начну снимать кожу с наложниц заживо. Лишь бы это не отражалось на его виноградниках, все остальное для него прах бытия, которым он не собирается осквернять свою венценосную голову.

Так и шло наше время. Ольгерд, как оказалось, не имел способности к друидству, но был крайне усерден, даже уперт во всем, что я ему поручал. Он мог без устали пытаться зачаровать лозу, которую я намеревался сделать Лешим. Я видел, как парень старается и делает всевозможные пассы руками, чтобы хоть как-то повлиять на растение. Я не удержался и тоже повлиял на рост. Да знаю, потом это сильно аукнется, ведь Ольгерд поверит в свое будущее Говорящего с травами, но оставить без внимания все его старания было как-то выше моих сил. Ольгерд радовался, буквально танцуя, а я улыбался, не в силах разрушить его воздушные замки. Пусть порадуется, ведь он так старался.

Наложницы Ингрид, Лона и Деайра тоже не сидели сложа руки, а всячески стимулировали меня на то, чтобы виноградник конунга цвел и пах. В принципе, я остался доволен тем, как устроился, силы, которые я экономил после виноградников, подчистую воровали у меня три девушки, так непохожие друг на друга. В то же время характерами они были словно сестры. Черноволосая Ингрид, уроженка островного материка Мадихья, внешне больше напоминала прелестную индианку, не хватало только красного пятнышка на лбу. Откуда она и кто, ей было неизвестно, ибо ее взяли в бою в качестве трофея. О чем она, кстати, абсолютно не жалела, наслаждаясь ролью любимой наложницы.

Блондинистая Лона – уроженка восточного берега Кейла, где жил ее утонченный эльфоподобный народ. Народ Аслау абсолютно не похож на других горцев. В пику другим народам, населяющим горные районы, коренастым и с грубыми чертами лица, народ Лоны имел утонченные эльфийские черты.

Деайра же, в отличие от двух других, была местной и свободной, но сама выбрала эту стезю. Остается только гадать, что в сподвигло ее выбрать ремесло «грелки» в постели. Не сомневаюсь, если учитывать ее довольно упрямый характер, на это были определенные причины.

Я планировал побег через неделю или две – примерно столько должно было потребоваться времени, чтобы лоза окрепла и стала полноценным сосудом для Лешего. Но человек предполагает, а бог располагает. Кстати про Рандома – он больше не выходил на связь. Это вызывало беспокойство и некую злость одновременно. Все-таки это в основном по его вине мы оказались здесь заперты. А он, как единственный ИИ в игре, мог бы если не помогать, то хотя бы держать в курсе.

Про задуманный мною побег, впрочем, как и про способ его осуществления, я решил не оповещать Ольгерда. Мало ли что. Вполне возможно, что он является двойным агентом, как и его отец. Когда придет момент, я поставлю его перед фактом: или он бежит со мной, или пусть остается. Парень достаточно взрослый по средневековым меркам, должен иметь свою голову на плечах и нести ответственность за свои действия.

Моя охрана, следующая за мной словно тени, довели меня до моей резиденции и осталась у входа, как и всегда. Только вот как только я переступил порог, стало понятно – что-то произошло. Мебель частично была перевернута, из всех факелов горели едва ли треть. Первая мысль, которая пришла ко мне в голову: нас ограбили. Но с другой стороны, кто вообще посмеет это сделать? Да и зачем? Глупости какие-то.

Я услышал плач, и голос того кто плакал мне был отлично знаком. Его стенания раздавались из дальней комнаты, в которой мы упражнялись с растущей лозой. Я, конечно, мог предъявить конунгу за погром и объявить, что это растение должно быть рядом со мной, но решил не проверять свою удачу и единственный шанс. Поэтому про растения знал только Ольгерд, который в одиночку ухаживал за ним и едва ли не ночевал здесь, игнорируя даже мое предложение съездить к виноградникам.

Видимо, парня всерьез задело то, что у него больше не выходило мысленно управлять растением и заставлять разворачиваться еще молодые листья. А вот поведать ему правду про то, что у него с самого начала было мало шансов, я не мог, хоть и видел, как парень мучается, пытаясь преодолеть стену, которая ему изначально была не по зубам. Лоза его стараниями и моими манипуляциями уже покрывала всю каменную стену, но Ольгерд жаловался, что если бы можно было вынести ее на солнце, она заменила бы парню любимого питомца, хобби и работу.

Когда я наконец доковылял, петляя в лабиринте комнат, то обнаружил Ольгерда сидевшего над перевернутым растением, стебли которого были порублены в труху. Возле растения лежал бездыханный труп черноволосой Ингрид с ножом в руках и зияющим проломом в черепе. И вот над всей этой мизансценой навис Ольгерд, который плакал, сидя на коленях, и перебирал в руках ветви лозы.