
Полная версия
Крик шепотом
Лена с благодарностью кивнула. За ней никогда так никто не ухаживал: и платье выстирала, и накормила, и даже полечит!
Жанна спрыгнула с подоконника, достала с полки красивого нового серванта коробочку, открыла ее и помазала нос, еле прикасаясь, потом потрогала платье.
– Сейчас будем гладить твой наряд. А нос не трогай. Через час пройдет.
Платье было еще влажное. Утюг шипел, работал и поражал каждой выглаженной дорожкой. Белые ромашки нарядно выделялись на бирюзовом фоне платья.
– Вот это да! У меня так никогда не получалось после стирки! Спасибо огромное! Это просто волшебство!
Жанна покраснела от похвалы, и, довольная принялась делиться секретами стирки светлых вещей, а Лена, слушая хозяйку, вертелась около зеркала, и тут ее взгляд скользнул вверх, и она увидела восторженные глаза, вьющуюся челку, красный веснушчатый курносый нос и выгоревшие, как солома, грязные волосы, собранные на затылке черной резинкой.
– А можно мне еще и голову помыть, а? – несмело попросила девочка.
Жанна рассмеялась и налила в тазик уже приготовленную горячую воду
Глава 2
На пристань шли пешком ранним утром. Родной город умылся и радостно сверкал лужами. В воздухе плыл аромат цветов, украшавших Пушкинский бульвар.
«Так вот как начинается новая жизнь! – думала она, – новая, с чистого листа! Вот, оказывается, кто ее отец – секретарь райкома! Бывший, конечно. Но все равно. Она только готовилась вступать в комсомол и смотрела на своего районного секретаря с восхищением. Как он умел поговорить! Как надо любить людей вокруг себя, чтобы тебе верили и доверяли!
Она весело размахивала пустой сумочкой, вдыхала запахи раннего утра и шла навстречу своей мечте.
На барже пассажиров было немного, и каждый из них сразу нашел себе место в тени. Жанна, сняв халатик и взяв книгу, сразу пошла на нос загорать. Лена сначала с интересом бегала от одного борта к другому, потом приуныла в одиночестве, не решаясь мешать малознакомому человеку, а потом догадалась просто сесть рядом и молчать.
Солнце сильно припекало, когда Жанна захлопнула недочитанную книгу и сказала:
– Все, пора скрыться! Прячемся!
В тени было тоже жарко.
–Никогда не думала, что берега Дона такие скучные! Как в пустыне! Пески, пески, пески… и ни одного дерева.
–Вырубили, – ответила Жанна, открывая опять книгу. – Хочешь, я расскажу тебе историю одного удивительного человека?
Лена кивнула.
–Это был очень талантливый человек. За что бы он ни брался, все выходило лучше, чем у других. Он виртуозно играл на скрипке пассажи самого Паганини. Знаешь кто это?
– Нет.
– Композитор, музыкант-виртуоз. Однажды завистники ему струны подрезали перед концертом, а во время игры они поочередно лопались и ударяли его со страшной силой по лицу, но он продолжал играть, закончив произведение на одной струне. Так вот. Этот человек не только великолепно играл, но и изучал науки, медицину, ставил опыты, экспериментировал. Ему говорили, чтобы он выбрал что-либо одно и достигал в этом вершин, а не разбрасывался. Ведь, он уже взрослый! На что юноша отвечал:
– Я буду вбирать в себя все знания, которые накопило человечество до тридцати лет, а потом все отдам людям.
Когда ему исполнилось тридцать лет, он взял скрипку и уехал к самым бедным и безграмотным людям на планете – в Африку. Там открыл музыкальную школу и учил детей и взрослых играть на скрипке, обучал их грамоте и лечил всех, кто к нему обращался.
– Долго лечил?
– Всю жизнь.
– Это был, наверное, самый одинокий человек на Земле.
– Может быть, – задумчиво сказала Жанна, – Но он прав в одном.
– В чем?
– Нужно многое уметь и иметь, прежде чем настанет время отдавать.
– То есть нужно усиленно учиться, учиться и учиться! Да? – засмеялась Лена, повторив надоевший постулат. -Это точно, и никто с этим и не спорит.
–Это ты не споришь, – улыбнулась Жанна.
Ей нравилась эта сдержанная, любознательная и очень самостоятельная девочка.
– Опять назидания, – подумала Лена недовольно. – Отец каждый вечер вбивает и здесь та же история.
Она тоскливо посмотрела на берег, и Жанна сразу уловила перемену в настроении собеседницы. Что сказала не так – не поняла, но тему решила сменить.
– А ты любишь подарки?
Странный вопрос, – размышляла девочка, уткнувшись взглядом в песчаный берег, – Кто же их не любит?
Ничего не ответив, лишь кивнула.
– А тебе отец, ну, отчим, – поправилась Жанна, – дарил что-нибудь?
Лена удивилась, почему это интересует Жанну? Конечно, дарил, а как же! Каждый месяц, как получал зарплату, так обязательно приносил огромные кульки самых дорогих шоколадных конфет, доносил в любой степени опьянения, хоть ползком. А если забывал в такси, то шофер утром доставлял их в целости и сохранности. Городок маленький, выручка тоже не ахти какая, а клиент, считай, постоянный. Зачем обижать!?
Один раз подарил ей велосипед. Не детский, а настоящий, дамский. Синий, с красными фонариками под седлом и громким звонком. Семилетнему ребенку занесли в дом, как приз.
– Вот, катайся, – радостно сообщил Иван и подмигнул Гере, тоже сияющей от радости, а дочке приказал, – только сначала вытри тряпкой солидол. Красивый?
Он любовался этим велосипедом, как ребенок. Таких подарков у него никогда не было. Его детство перечеркнула война.
Лена кинулась искать тряпку, долго и любовно вытирала смазку, прислонив подарок к стене дома. Когда все было готово, вышли на улицу, и Иван скомандовал:
– Садись!
И видя, как ноги девчушки болтаются в воздухе, пытаясь достать до педали, рявкнул недовольно:
– Слазь!
Возня с седлом все больше его раздражала. Купи, принеси, еще и возись тут! Наконец, седло опустилось.
– На, и больше не приставай! – буркнул он недовольно.
Лена с удивлением смотрела на отца, понять смену настроения она не могла, но радость исчезла. Что она сделала не так? В чем виновата?
– Сама, – уже кричал он, – сама учись! Я тебе что – слуга?! Я что буду бегать и держать тебя?! Сама! Учись!
И он с силой толкнул велосипед под седло, и Лена, чтобы удержать равновесие, лихорадочно закрутила педалями, поехала. Этот было счастье на мгновение. Через минуту она поняла, что ей некуда повернуть, надо остановиться, значит, упасть. Пока она раздумывала, как лучше это сделать, скорость снизилась, и велосипед завалился на бок.
Велосипедистка разбила коленку, локоть и. молча, сидела на обочине дороги, размазывая слезы по щекам. Она знала: родители не выйдут, не пожалеют. Зато прибежали ребята, помогли встать, отряхнули платье и с восхищением рассматривали велосипед, а потом, поддерживая ее, бежали рядом и до вечера учили кататься.
Отец больше не касался подарка. Когда спускали колеса, а силенок не хватало их подкачать, ответ был один: « Сама!» Сначала пыталась сама, потом мальчишки помогали, а когда колесо прокололи, подарок повесили в сарай до весны, пока не приехал Гена. Целый день он возился в корыте с холодной водой, искал прокол, потом заклеил и накачал колеса.
Лена суетилась рядом или сидела на корточках, мгновенно выполняя любой приказ дяди. Иногда она убегала в дом, выносила любимый пирожок с капустой и кормила его, а он, улыбаясь, жевал и что-то закручивал грязными руками. К вечеру машина стояла, как новенькая. Радости не было предела. Они носились по сельской гравийной дороге или уезжали далеко в степь, где ветер свистел в ушах, где такой простор, что дух захватывало! Хоть на багажнике и твердо и трясло, но зато вдвоем!
А отец приходил опять каждый вечер пьяный и недовольный. Он вроде бы и дарил радость, но тут же ее отнимал, и рана от нанесенной обиды долго не заживала. Но зачем Жанне знать это?
– Конечно, дарил, – ответила Лена, пожав плечами. – Всегда конфеты приносил. Много. Мы с сестрой их делили. Я сладкоежка. Моя порция исчезала быстро, а сестра ела по одной штучке в день. Иногда я ей помогала.
– Забирала, что ли?– смеясь, уточнила Жанна.
– Нет, зачем? Просила. Она же маленькая. Не жадная. Себе одну возьмет и мне даст. А еще, когда мне было семь лет, мне купили велосипед. Гоняли с ребятами по улицам до свиста в ушах.
– Да, мы тоже гоняли. Здорово, правда? Я ведь с родителями на окраине города жила, там мало машин. Ну, а в учебе тебе помогают?
Лена улыбнулась. « Ну, как они могли помочь, когда у них за плечами три класса, четвертый закончили под бомбежками: в город немцы заходили, оба стали кормильцами. Сложение, вычитание и полная безграмотность!
Во втором классе они вместе подписывали рисунок. На дом задали нарисовать какой-нибудь предмет. Лена очень старалась. Чемодан получился ярким, с красными и желтыми полосами, как кино. Должна быть пятерка. А чтобы Вера Яковлевна не сомневалась, подписала: « Чемодан». Вечером решила похвастаться. Иван посмотрел на рисунок и решительно произнес:
– Что ты пишешь?! Чему тебя только в школе учат! Неуч! Неси ручку исправлять ошибки.
И, положив на кухонный стол альбом, жирно, грязно исправил букву «е» на «и».
– Вот как надо, поняла? Грамотей!
Но тут засомневалась Гера, может, надо «у» поставить?
Отец вскочил со стула, раскричался, что его учат все, кому не лень, махнул рукой и ушел в другую комнату.
–А… Разбирайтесь сами!
Лена взяла испачканный лист и заплакала. Рисунка он так и не увидел, и не похвалил.
– Нет, уроки я делаю сама, – серьезно ответила девочка. – Они же работают, им некогда.
– А когда тебе непонятно? – допытывалась Жанна, – что делаешь?
Лена удивилась. Она не задумывалась об этом, поэтому пожав плечами, ответила:
– У ребят спрашиваю или у учителя. Но редко.
– Почему?
–Если неясно, спрашиваю сразу, на уроке.
– А книги? Как ты выбираешь книги? У вас в станице библиотека есть?
– Ну, конечно, есть, – обиделась девочка, – и у нас курортный город. Через Подкумок перейдешь – вот и город, там и детская, и взрослая библиотека.
– Не обижайся! – примирительно сказала Жанна. – Так как ты выбираешь книги?
– Ну, если попадется интересная, ищу книги этого же автора или в конце произведения бывает список литературы по теме. Выписываю и читаю.
– А учитель список книг на летние каникулы дает?
Лена с удивлением посмотрела на Жанну и покачала головой.
– А у тебя есть любимая книга?
«Вот пристала? – подумала Лена. – Как на уроке!» Но вежливость требовала ответа
– Конечно, есть. «Овод»
– О, серьезный герой! – рассмеялась она. – Будешь бороться за равенство, братство и свободу? «Пусть я пташка малая, но все же я счастливая!» Так?!
Лена резко отвернулась и уставилась на выжженные безликие берега.
– Да, не обижайся, – тронула женщина девочку за руку, – не сердись! Мне тоже когда-то нравился Овод…
И опять закурила.
Солнце садилось где-то там впереди, и темная вода в реке будто догоняла его, бежала к нему, но голые берега сжимали, сдавливали, не давали вырваться навстречу заходящему светилу.
Потушив сигарету, Жанна сдержанно сказала:
– Скоро будет наша пристань.
Лена растерялась, покраснела от волнения, суетливо вскочила, подошла к борту, вглядываясь в даль.
– Да не волнуйся ты так, – успокаивала ее Жанна. – Как только подойдем к причалу, он выйдет.
Лена не ответила. Ее сердце учащенно билось, вспотевшие ладошки крепко прижались к перилам. Она не могла говорить. Она готовилась любить незнакомого отца уже только за то, что он не пьяница и не курильщик. Жизненного опыта хватало отторгнуть лишь эти пороки, но девочка еще не знала, что есть недостатки страшнее.
Встречу с отцом она представляла все-таки иначе. Все произошло просто и обыденно.
Глава 3
Баржа причалила. На пристани никого. Испуганный девичий взгляд бегал по деревянной постройке речного вокзала, по прямой пустынной улице, уходящей в гору и опять по безлюдному причалу. Жанна молчала. Бледнея, Лена спускалась по трапу, и вдруг наступила на скрипучую прогнувшуюся доску, испугалась, схватилась за перила и, наклонившись, увидела темноволосого мужчину немного выше среднего роста в черных отглаженных брюках и белой рубашке с еле заметной полоской. Он стоял внизу и бесцеремонно ее рассматривал.
– Ты Стелла?
Незнакомец то ли спрашивал, то ли утверждал. Она кивнула и подумала: «Отец! Красивый! Как Григорий Мелихов.»
Мужчина понял сразу, что это она, его дочь, хотя видел ее в последний раз четырехлетним ребенком. Веснушчатый носик, волнистые русые волосы, губы, особенно верхняя, чуть шире нижней – его порода. Но вот удовольствия, радости почему-то не было. Он смотрел на плод неудавшегося семейного прошлого и никаких отцовских чувств не испытывал ни тогда, на перроне вокзала, ни сейчас на причале.
Тогда был молод, хотелось славы, как у отца, карьеры, денег. И получил бы все, если бы Герка не капризничала и слушалась бы его. Голь перекатная! Ни связей, ни доходов – одна красота, да сиротство, а туда же со своей моралью, верностью. Кому это нужно?! Дура ревнивая! Думала, что комнату в центре города ей просто так дали! Ушла, а он и не держал. В это время у него как раз появился шанс жениться на студентке, дочери второго секретаря обкома. .Как все закрутилось! Совсем забыл, вычеркнул из памяти неудачный, бесперспективный брак. Со студенткой пришлось. конечно, попотеть, но своего добился, хоть и не сразу. Добился… на свою голову. Женился, но отдельной квартиры так и не получил.
И вот это прошлое опять спускается к нему в образе дородной колхозницы с облезлым носом. Интересно, что ей надо? Если денег – не дам! Иван переписал на свою фамилию, пусть и кормит.
Григорий подошел, суетливо прижался на мгновение сухими губами к губам девочки. Лена онемела от неожиданности. В ее семье не приняты такие нежности, целуют только в щечку и маленьких детей, как Людку, или приехавших родственников. Но целовать в губы!… Она думала, что это делают лишь влюбленные.
Удивление сменилось растерянностью. Лена покраснела. Григорий улыбнулся и довольно крякнул, отметив про себя, как похожи мать и дочь в момент смущения. Точно, не обманула… его дочь… А то мало ли найдется претендентов пожить за его счет.
Повернувшись к Жанне, он кивнул ей, здороваясь, взял сумку и радостно произнес:
– Ну, пойдемте, машина уже готова, починил, сейчас поедем к маме на хутор.
–Может, сначала покушаем, а? – нерешительно произнесла Жанна, но, взглянув на мужа, осеклась. Жесткий, злой взгляд заставил ее замолчать.
– Пожалуйста, не начинай, – сквозь зубы процедил Григорий, сдерживая раздражение. – Не будем спорить.
Он взял Лену под руку, тут же улыбнулся, будто маску сменил, и ласково спросил,
– Ты ведь не очень проголодалась? Потерпишь, пока мы приедем домой?
Мгновенная смена тона, интонации, настроения смутила девочку, обескуражила. Она же в гостях! И хотя Лена, как и Жанна, не ела целый день, кивнула в знак согласия. Ее учили: со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Неудобно знакомиться и сразу спорить.
Григорий, довольный, что нашел союзницу, подхватил ее под руку, прижавшись к плечу.
–Ты не представляешь, как я рад, и сестры обрадовались, когда я им сказал, что привезу тебя на хутор! Соберется вся родня. Я тебя со всеми познакомлю. Это так здорово, что ты решила приехать. А я торопился завершить дела, чтобы успеть к вашему приезду.
Он говорил, говорил… Ласковые звуки нежного баритона обволакивали, притягивали, расслабляли. Ее глаза светились. Она нашла своего отца, вот он, идет рядом, красивый, добрый. Она уже любила этого отутюженного образованного, интеллигентного человека, ревизора донского пароходства. И какой ласковый…
Глава 4
Жанна шла чуть поодаль, хмурая и недовольная. Она не смотрела на мужа, будто знала и так: сейчас он обнимет эту девочку за талию, затем, рассказывая ей о родне, сообщит, как ее все ждут, наклонит к ней голову и на мгновение доверчиво прижмется. Как все до боли знакомо! Как он постоянен в своем обольщении! Интересно, он хотя бы понимает, что это его дочь?! Где ему понять, когда он и младшую-то видит изредка. Как хочется пить!
Она остановилась, вынула оставшуюся мелочь, посчитала. На бутылку воды должно хватить.
Солнце село, но вечер прохлады не принес. «Какая голая улица, подумала Жанна. – Ни одного деревца, ни одного цветочка. И дома серые, унылые. Как только тут люди живут?! А вот и магазин. Забегаловка какая-то».
– Пойду, воды куплю, – бросила она и повернулась к двери магазина.
– Опять! Ты опять споришь на ровном месте! – раздраженно крикнул Григорий. – Я же сказал тебе, что все есть. Потерпи!
– Нет, – громко, не сдерживаясь, сказала Жанна, – я хочу пить, а потому зайду в магазин и куплю воды. Понятно?!
Григорий стремительно повернулся к Жанне, схватил ее за руку, дернул на себя и прошипел:
– Тебе же говорят, что я все купил. Что тебе еще надо?!
Та злость и жестокость, с которой были произнесены эти приличные слова, поразили девочку сильнее, чем бессмысленная матерная речь.
Жанна вырвала руку.
–Отстань! – закричала она от боли и унижения, но, увидев устремленные на них детские глаза, полные страха, сожаления, она перешла на другую сторону улицы, чтобы прекратить перепалку, но Григорий уже не мог остановиться или не хотел.
Приплясывая, размахивал руками и рассыпал упреки громко, без стеснения, на всю улицу, с готовностью доставая из глубин памяти интимные обиды. Жанна огрызалась так же зло и громко.
Лена шла, опустив голову. Ей было неприятно, стыдно идти рядом. В их станице такого нельзя было допустить. Вмиг ославили бы, осмеяли! Казалось, взаимные упреки никогда не иссякнут, но вид «Волги», стоявшей на обочине, перекрыл словарный понос взрослых людей и направил их мысли в другую сторону.
Повернувшись к девочке, Григорий сделал вид, что опомнился, виновато, нежно улыбнулся, прижался к ней плечом и ласково сказал:
– Ты же все понимаешь? Да? Извини, роднулька, не сдержался.
Распахнул галантно дверцу рядом с водителем, приглашая сесть. Лена поглядела на него с сочувствием. Ей казалось, что причиной ссоры стали капризы Жанны, и жалела его, что не осталось незамеченным.
Жанна села, свернувшись, на заднем сидении и больше не произнесла ни слова, а Григорий, вдохновленный новым знакомством, рассказывал девочке, что у нее две тетки и дядя, его младший брат. У матушки огромный сад, огород и полно всякой живности. Старшая сестра замужем, у нее двое детей, а вторая живет одна в станице, рядом.
– Тебе понравится у нас, вот увидишь!
– А дедушка есть ?
– Умер.
Лена покраснела, не зная, что надо в таких случаях говорить. Ее пальцы нервно перебирали ремешок сумочки. Несколько минут ехали молча. Наконец, Григорий сжалился над девочкой:
–Умер десять лет назад. Сердце. Он в гражданскую еще воевал, потом коллективизация. Был первым председателем колхоза, – с гордостью добавил он.
Лена внимательно посмотрела на отца, которого так мечтала найти. Сколько времени уже рядом сидит, а она еще и не рассмотрела его. Странно, что она сразу не заметила веснушек. Они почти незаметные, но по всему лицу. Так вот откуда у нее верхняя губа больше нижней!
А Григорий вдохновенно рассказывал:
–Наш колхоз самый богатый. Отцу тогда звание Героя Социалистического Труда дали и вот машину.
Он погладил руль одной рукой и ласково взглянул на приборы.
– Теперь она моя. Ну. Что же это я все о себе, да о себе, А как мама твоя поживает?
– Хорошо. Работает на ткацкой фабрике. Ткачихой, – засмущалась Лена. « А что еще говорить? Всего не расскажешь!»
– А как Иван к тебе относится?
Лена опустила глаза. Зачем этот вопрос? Как на него отвечать? Жаловаться? Рассказывать, как иногда невыносимо, и хочется бежать, куда глаза глядят?! Не сейчас.
Григорий зорко следил за мимикой девочки и понимающе улыбнулся, когда услышал:
–Хорошо. Работает, дома частникам строит, – и поспешно добавила, увидев недоверчивую улыбку, – недавно стиральную машину маме купил. Здорово теперь. Руками не надо стирать и время освободилось.
– Для чего? – уже добродушно засмеялся Григорий.
– Для чтения. Книг накопилось, непрочитанных, целая стопка!
– А учишься хорошо?
– Угу.
Лена никак не могла освоиться. Даже во сне не могло такое присниться! Она постоянно вжималась в кресло и время от времени стеснительно одергивала накрахмаленное платье, еще утром стоявшее колоколом.
Так вот он какой, ее родной отец! Красивый, умный, не пьет и не курит. Все совпало с мечтами. Неужели так бывает?! Даже страшно.
На заднем сидении зашевелилась Жанна.
–И все-таки он чужой, – подумала девочка и спросила, – А где Вы с мамой познакомились?
– Ну, что это? Что? – плаксиво, обиженно протянул Григорий. – Ну что это за «Вы»?
Он обнял одной рукой Лену за плечи и притянул к себе:
– Ты же моя роднулька. Да? Давай на «ты»?
Румянец смущения был так невинен и привлекателен, что Григорий не удержался и нежно поцеловал девочку в щечку.
–Вот и хорошо. Договорились? А познакомились в Ростове на танцах., – он мечтательно закатил глаза. – Знаешь, как она удивительно легко танцевала! А походка… Ни с кем не сравнить. Летящая! Бывало, приду на свидание пораньше, спрячусь за кустом и жду, а она идет к фонтану, будто порхает. Ножки и земли не касаются! А поет – соловей!
Он запел песню: « Взял бы я бандуру да сыграл на ней», но запнулся на высокой ноте, и они рассмеялись.
Глава 5
До хутора доехали быстрее, чем хотелось бы. Вернее, Лена и не поняла, что приехали, думала: в поле остановились. По обе стороны дороги тянулась бесконечная палевая сжатая земля. И вдруг, как в сказке, вместо полей появились белоснежные саманные хаты с широкими дворами, укрытыми виноградом. Это было так неожиданно и красиво. Машина поехала медленнее, качаясь и подпрыгивая. Проселочная дорога явно не место для государственной красавицы «Волги». Не успели остановиться, как из дома высыпала толпа людей. Окруженная многочисленной, шумной родней, Лена, стесняясь всеобщего внимания, здоровалась, кивала, улыбалась. Каждый пытался дотронуться до девочки, разглядывал ее и не скрывал удивления и радости. Их повели во двор, где был уже накрыт стол.
Обедали шумно, весело. Двоюродные, троюродные братья, сестры, тети, дяди, бабушка спрашивали о маме, об учебе, о жизни. В этом калейдоскопе девочка не могла запомнить ни лиц, ни имен. Она отвечала сдержано, односложно и с удовольствием ела. Все было таким вкусным, что поток вопросов быстро иссяк. Вся родня деликатно ела котлеты с салатом, лакомилась фруктами, а помидоры такие сладкие, что Лена не могла не взять второй. Стол ломился… Ешь – не хочу!
Но Жанна только выпила стакан компота и незаметно вышла из комнаты. Григорий сидел рядом с Леной и потому, как он ласково посматривал на нее, как нежно пожимал под столом руку, она чувствовала, что понравилась новым родственникам. Потом черноволосый мальчуган, двоюродный брат, вынес из комнаты баян, развернул меха, и все подхватили: «Когда б имел златые горы и реки, полные вина…»
Песня неспешно лилась над степью.
–Юрка, ты нас укачал, давай веселую!
Пальцы мальчика забегали по кнопкам, стулья загремели, кто-то зычно залихватски закричал: « И……и…их!» И пошла пляска с частушками.
Сначала Лена с удовольствием смотрела на танцующих, притопывая сидя, а потом и сама пошла в пляс, передергивая плечами, как это делают только казачки, и, выбивая каблуками траву в такт музыки, как это делала мама. Родственники одобрительно зашумели, а младшая сестра Григория, когда-то нянчившая девочку, тут же поддержала Лену пастушкой, племянница ответила, и пляска стала еще радостнее, еще звонче. Григорий, довольный и счастливый, смеялся и хлопал в ладоши.
«Наша порода, – говорил каждый его взгляд, брошенный на мать, дородную, конопатую женщину, когда-то рыжую и стройную певунью, влюбившую в себя первого председателя колхоза, богатыря- казака, коммуниста. Она сдержано кивала в ответ сыну, соглашаясь с ним. «Наша, наша! – говорил ее взгляд, – и певунья, и плясунья. Настоящая казачка!»
Незаметно подкралась ночь. Темно стало как-то сразу. Взрослые разошлись по домам, а ребята пригласили Лену прогуляться по хутору. Шли вслепую. Никогда еще Лена не видела такой черной ночи! Было так темно, что рядом идущего человека можно только осязать. Ни на небе ничего светлого, ни на земле… Ноги то и дело проваливались в ямы или натыкались на кочки. От постоянного напряжения болела спина, и девочка только слушала ребят, мечтая быстрее вернуться назад.
Когда шумная ватага ввалилась во двор, Григорий задержал Лену и негромко сказал:
– Погоди немного. Давай постоим здесь. Прохладно. Надо же – ни одной звезды!
Лена обрадовалась: ей надоело шататься в темноте с малознакомыми ребятами.