54 по шкале магометра

А в этом году сразу после цветения жахнул мороз, посшибав добрую половину завязей, потом налетел какой-то неведомый жучок и пожрал всё остальное. Нинино равнодушие подёрнулось разгорающейся тревогой – неужели совсем без? Но где-то в июле, забравшись на ту самую лестницу, она закричала:

– Есть! Есть! Целых два!

И тогда во мне вызрело дикое желание позвать "на урожай" друзей: разрушить, предать нашу тайну на двоих.

***

Друзьям не сиделось после моих "сказок про предсказательные яблоки". Нина же от моих кривляний нервно щурилась.

– Сейчас, – повторил я, встал с лавки и толкнул яблоню.

Шлёп.

Оторвалось только одно. Нина презрительно скривила губы и что-то прошептала в мой адрес.

А у друзей замерли их праздные улыбки, остекленели весёлые глаза, у кого-то выпал из рук пластиковый стаканчик. Коричневый звук пронял их до костей.

Потом, быстро освобождаясь от наваждения, делились увиденным общим будущим, одним и тем же, блёклым и невзрачным: "Неплохой фокус", "Можно в инет выложить – Что? – Ну гипноз общий этот", "Да ну, серовато предсказание, это и я такое могу наванговать: нефть, доллар, кризис и митинги". Оценки разнились по форме, сходясь в главном: "Скука смертная…".

Глухой ночью, когда все спали, я услышал из сада одинокое – тук – это приземлилось второе яблоко. По тому, как вздрогнула рядом Нина, я понял, что она это тоже слышала и видела – Мир, погрузившийся в панический хаос.

– Пусть всё идёт, как идёт, – прошептали мы вместе.

Рена Арзуманова

Кошки-мышки

Утро началось с того, что кот нагадил в тапки. В обе.

Старался, скотина.

Нет, возможно, что он нагадил ночью, но я наткнулась на подарок утром.

И что теперь делать? Я босиком не могу. Нигде. Ни по берегу моря, ни по газону, ни по паркету. Я могу только обутой. Придется бежать в магазин. Бежать при моем весе – та еще проблема. А времени на “похудеть” нет. Есть желание, но… Сплошные в жизни “но”. А тут еще тапки.

Необходимость бежать в обувной срывает все планы на день. Хотя, ничего особенного, в общем-то, не планировала. Я сегодня свободна, как птица. Свободная и никому не нужная. Кому птицы интересны? Если только орнитологам, но таких в моей жизни не случилось.

Прежде чем затолкать испорченные тапки в мусорное ведро, каждой дала коту по морде. Тот аж зарычал в ответ. Сволочь.

Короче, утро не задалось. Как, собственно, и утро вчерашнего дня. Как, собственно говоря, и многие предыдущие утра моей жизни.

Вчера только заявилась в офис, как мне с порога: “Вы уволены”. Вот так. Вот как так?

Я сразу поскакала к Гале. Галя – подруга. Дружим сто лет. Выплакала обиду на ее плече. А она мне: “Да не расстраивайся ты! Может, и к лучшему это увольнение?”. Галя – мастер находить лучшее там, где его не может быть по определению.

– Что ты говоришь? – возмутилась я, утерла лицо кухонным полотенцем и бросила взгляд на стоявший посреди комнаты рюкзак.

Галя перехватила мой взгляд и аж подпрыгнула на месте.

– Слушай, раз уж ты свободна, поехали вместе! Место в машине есть.

– Как это я поеду, если обещала тебе за котом присматривать?

– Да перестань, Машка! Попрошу кого-то из соседей. Делов-то: зайти да корм в миску насыпать.

– Так соседи и согласятся! Это я одна такая дура безотказная. Повезло тебе со мной.

Галя еще минут тридцать меня уговаривала поехать к озеру, но я не согласилась. Черт его знает, почему. Наверное, лень было вещи собирать.

Сегодня очень жалею, что не согласилась.

Если бы я уехала с подругой, то кота в моей квартире не случилось бы, и тапочки остались чистыми.

* * *

С Галей мы дружим с первого класса. Нас обеих воспитывали бабушки. Галины родители, геологи, вечно пропадали в экспедициях. Мои пропадали в вытрезвителе. Если не в вытрезвителе, то пили дома с друзьями. Потом дрались. Потом соседи вызывали милицию. И так по кругу. Бабушка забрала меня и официально оформила опекунство. Все детство да и юность я чувствовала себя ущемленной. Галя себя ущемленной не чувствовала никогда. Не знаю, почему. Мало того, Галина бабушка меня жалела. Подкармливала и время от времени покупала что-нибудь новое из одежды. Непременно одинаковое: что внучке, то и мне. Ношеное не отдавала никогда. Не унижала этим. Я, честно говоря, не понимала ее жалости. Ведь, по факту, что моих родителей, что Галиных – никогда не было на месте в нужное время. Какая разница, где они пропадали: в экспедиции или в вытрезвителе? Для меня разницы не было.

У подруги дома всегда жили коты.

У нас водились мыши, но, тем не менее, моя бабушка отказывалась от котят, которых время от времени пристраивала бабушка Гали. Мышиный помет и характерный запах сопровождали меня все детство. Как только не стало бабушки, мыши, почему-то, исчезли.

У Гали всегда все в жизни складывалось так, как ей хотелось. Любимая и хорошо оплачиваемая работа, круг друзей, путешествия. Путешествия – это, пожалуй, то, что она любила больше всего. Особенно – пешие маршруты. Нет, пожалуй, больше, чем путешествия, Галя любила котов. А я, как верная подруга, за ними ухаживала, когда хозяйка отсутствовала. Ну как ухаживала? Что за ними ухаживать, собственно: насыпать в миску корм, долить в плошку воды. Вот и все. Ни чесать за ухом, ни носить на руках, ни разговаривать с хвостатыми, как это делает Галя, я даже не пыталась.

На момент последнего путешествия подруги и, соответственно, моего увольнения, у Гали жил только один кот. Но зато какой! Трехцветный раскормленный мерзавец по имени Феликс. Хозяйка в нем души не чаяла. Говорила, что трехцветные коты, именно такие, черно-бело-рыжие, приносят счастье и удачу. Ерунда, на мой взгляд.

– Галя, – говорила я. – Что ж тогда твой кот с женихом тебе не поможет? Чтобы, так сказать, счастье укомплектовать?

– Да разве ж только в этом счастье, Маш? Счастье, оно…

На этой фразе подруга, как правило, замолкала, хватала на руки ненаглядного Феликса и улыбалась. И становилось понятным, что и она сама толком не знает, что это такое – счастье. А Феликс, сидя на руках хозяйки, смотрел на меня с презрением. Я это чувствовала.

* * *

В злосчастный день увольнения я, отплакав на кухне подруги, проводила её в дорогу и, вернувшись домой, завалилась спать. А что еще делать безработному человеку? Надо отоспаться за предыдущие годы каторжного труда.

Проснувшись, оглядела комнату. Так уныло. Может, ремонт затеять, пока не работаю? Нет, для ремонта нужна Галя. Вот уж у кого руки из правильного места растут. Она мне, кстати, давно предлагала помощь. “Поменяем обои, – говорила, – развесим фотографии”.

– Какие фотографии? – спросила я тогда, и подруга виновато потупилась. – Родителей, что ли, пьяных, в рамках повесить?

У самой Гали на стенах много фотографий. Они еще при бабушке висели. И мама с папой, и Галины детские, и какая-то дальняя родня. А у нас с бабушкой были голые стены. Думала тогда: вот вырасту и тоже фотографии развешу. Не выросла еще, видимо.

И, пока раздумывала про ремонт, вдруг решила поехать и привезти трехцветного Феликса к себе. А что, если, как говорит подруга, такие коты приносят счастье, то пусть и на меня поработает, пока хозяйка в отъезде. И не надо будет мотаться туда-сюда, чтобы его кормить.

Феликс сопротивлялся как мог, но, в конце концов, поддался на уговоры и залез в переноску.

– Ну, дружок, – сказала я коту перед сном. – Ты уж не ленись, мне счастье позарез необходимо. И похудеть хочу. И еще…

Я не успела додумать, что еще, как меня сморил сон.

А кот утром в тапки нагадил.

Скотина.

* * *

В обувном магазине ко мне сразу же подскочил продавец с именем “Юрий” на бейджике.

– Могу я вам помочь? – вежливо поинтересовался.

Я, честно говоря, смутилась: просить такого красавца искать тапочки? Вот если бы я за туфлями на шпильке пришла, то…

И вдруг… Я не знаю, что произошло, но у меня подкосились ноги. Сделала шаг навстречу Юрию и буквально повалилась на пол. Ковровому покрытию удалось скрыть грохот, но не удалось смягчить нелепость падения. Была бы стройной, получилось бы упасть грациозно.

Юрий подхватил меня на руки. Как пушинку подхватил и засуетился, не зная, куда меня пристроить. А я как онемела, ничего сказать не могу. Хочу произнести: “Да оставьте меня в покое”, и не могу ни слова вымолвить. Что за день такой? Все Феликс, скотина, виноват.

– Я вас домой отнесу, не переживайте, – заявил вдруг Юра и выскочил из магазина со мной на руках.

И, действительно, понес. Я чувствовала, что с каждым шагом теряю в весе. Вот буквально таю на глазах от счастья.

Феликс нас встретил пирогами и курицей, запеченной в духовке. Когда только успел. И тапками. Я глазам своим не поверила, но на коврике в прихожей лежали, прижавшись друг к другу, мужские и женские домашние тапочки. Новые, между прочим.

Но Юрий так и не переобулся. Он посадил меня на диван и огляделся.

– Как у вас мило, – заявил гость.

Я тоже огляделась: новые обои и занавески, на стенах развешаны фотографии в красивых рамках. На фотографиях – мыши. И тут из кухни вышел Феликс. Прошелся вальяжно туда-сюда, потерся о ноги Юрия.

– Трехцветный кот! – восхитился мой гость и подхватил Феликса на руки. – Такие коты к счастью.

Я, вспомнив поминутно сегодняшнее утро, хмыкнула в ответ. Какое там счастье?

– Ой, – спохватился Юрий, посадил кота на кресло и деликатно ощупал мои щиколотки. – Где у вас болит?

– Нигде, – честно призналась я. А ведь хотела соврать.

Феликс, мявкнув, удалился на кухню, и в эту же минуту из спальни появилась абсолютно белая кошка. Я остолбенела. За белой кошкой в комнате, непонятно откуда, материализовалась черная. Затем – рыжая.

– Да вы кошатница! – обрадовался гость. – Родная душа.

Я молчала. Просто не могла разделить радости Юрия. Кошек я как не любила, так и не люблю. Сидя на диване, отрешенно рассматривала фотографии мышей. Впервые за эти годы почувствовала, что скучаю по бабушке…

Поев пирогов с курицей и вдоволь наигравшись с кошками, гость распрощался. Я не нашла повода, чтобы задержать его подольше.

Через час после ухода Юрия обратила внимание, что исчез и Феликс. Это меня огорчило – что я скажу Гале? Три кошки – белая, черная и рыжая, чувствовали себя в моей квартире как дома.

Весь день потратила на поиски Феликса. И квартиру перевернула вверх дном, и по двору бегала в новых тапках – кота нигде не было. Как в воду канул. Интересно, если вместо Феликса я предложу Гале трех кошек разных цветов – устроит её такая замена?

Неделя прошла как в тумане. Все силы уходили на безрезультатные поиски. Ни кот, ни новая работа не находились. Зато вернулась Галя.

– Машка, – кричала она в трубку. – Жаль, что ты с нами не поехала! Озеро – буквально волшебное! И спасибо тебе за Феликса! Такой он красавчик: вычесанный, откормленный, довольный. Встретил меня…

– Где он тебя встретил? – перебила я подругу.

– Дома, где же еще. Я дверь открыла, а он лежит в прихожей на тапках. Тапки ты принесла?

– Какие тапки?

– Мужские. Новые.

Озабоченная пропажей Феликса, я даже не заметила, что из дома пропали и тапки.

– Галя, – я решила сменить тему. – Приютишь трех бездомных кошек?

– Бездомных?! Конечно! А где они сейчас?

– Сейчас они у меня. Временно.

– Мааааашка, добрая ты душа…

Стоит ли говорить, что, дав отбой, я не обнаружила в квартире ни одной кошки. Мыши на фотографиях смеялись и тыкали в меня лапами. Я это чувствовала.

На следующее утро кто-то нагадил мне в тапки.

Бежать в магазин за новыми не было никакого желания.

В магазин за тапками пошла Галя, которая все равно собиралась меня навестить.

* * *

Юрий и Галя поженились через полгода. Я, конечно, была подружкой невесты. Шелковое платье мышиного цвета красиво струилось по моей стройной фигуре. “И пусть, – думала я. – Пусть не случилось счастья, зато неожиданно похудела. Надо, как Галя, во всем плохом находить хорошее”.

Трехцветный Феликс сидел за свадебным столом на отдельном стуле рядом с женихом. Когда наши взгляды встречались, кот нагло ухмылялся. Я это чувствовала.

Михаил Рощин

Жучок

– Чем занималась, дочка?

Вопрос застал Лизоньку врасплох, только она вошла в кухню. Девочка помедлила несколько секунд.

– Играла на улице с Катей.

– Это хорошо, – улыбнулась мама, – у Кати здоровая семья.

– Но ведь ты разрешаешь общаться с ними не только из-за этого?

Мама присела перед ней на корточки, взяла за руку.

– Ну конечно, дорогая. Просто я уверена, что Катя не будет у тебя ничего просить. У них здоровья достаточно.

Хлопнула входная дверь.

– Привет! – крикнул папа из прихожей. – Лизонька дома?

Он всегда спрашивал это, возвращаясь с работы.

– Да, мы на кухне. Собираемся обедать.

Папа вошёл, присел возле дочери на стул.

– Доченька, тебя ни о чём не спрашивал наш сосед снизу?

– Дядя Олег? – девочка не поднимала глаз. Потом, поджав губы, замотала головой.

Папа встал на ноги, переглянулся с мамой. На лбу у каждого появились тревожные складки.

– Никогда не давай ему здоровья, слышишь! – сурово произнёс папа.

– Ну, он спросил, нет ли у меня хоть немного лишнего.

– Запомни, дочь. Здоровье лишним не бывает.

***

Спустя несколько дней Лизонька возвращалась с улицы домой. Она подходила к подъезду, как вдруг заметила соседа – он сидел на лавочке и грелся в лучах солнца.

Олег приветливо посмотрел на неё, но ничего не сказал. А выглядел намного лучше, чем в прошлый раз. Щёки порозовели, круги под глазами почти не были заметны, а извечная дрожь ушла из пальцев.

Лизонька поняла, что её заметили, и поспешно направилась к двери. Сосед слегка махнул рукой:

– Привет!

Девочка остановилась, не зная, как поступить.

– Тебе, наверное, велели держаться от меня подальше? – вдруг спросил Олег.

Лизонька потупила взгляд и тихонько кивнула.

– Понятно. Просто они не знают всего. Я ведь прошу излишки не для себя. У меня дома больная сестра, и я отдаю всё ей. Вот, решил напоследок посидеть на солнышке, почувствовать – каково это быть здоровым.

– А что случилось с вашей сестрой? – Лизонька подняла голову, но ближе не подошла.

– Она серьёзно больна. А я, где могу, собираю ей здоровье. Когда наберу достаточно, лекарство сработает, и она исцелится.

– А что, есть такой способ? Это как же бывает, чтобы здоровье само прибавлялось?

– О, это тайна. Но, если хочешь, расскажу. Ты ведь умеешь хранить тайны?

Глаза у девочка загорелись. "Тайна". Она, не скрывая интереса, кивнула.

***

Моя сестра очень давно и серьёзно болеет. С самого детства мы пытались её лечить, но без толку. Родители отдали ей всё здоровье, занимали у знакомых, у друзей. Даже брали кредиты в банках. Ты ведь знаешь, что здоровье можно брать в кредит? А потом у родителей здоровье кончилось, и они умерли. Но перед этим они достали одно средство. Есть в далёких краях редкий жучок. Насекомое, про которое никто не знает. Ну, почти никто. Некоторые знают, да молчат. А всё потому, что жучок этот питается здоровьем, а потом, когда вырастет, отдаёт здоровье обратно да в очень большом количестве. Вот только он теперь к сестре присосался, и только она может его выкормить, чужое здоровье жучок не принимает. А я каждый день бьюсь, пытаюсь найти хоть немного, чтобы жучка этого накормить через сестру. Вот, сегодня получилось взаймы взять. А что дальше делать, ума не приложу.

***

– Ты опять дала ему излишки здоровья?! – кричал папа: – Нельзя! Нельзя так разбрасываться! Оно же не восстановится никогда. Мы и так в кредиты влезли, чтобы ты здоровой выросла, а ты всем подряд его разбазариваешь!

Лизонька закрыла глаза руками и заплакала.

– Я не хотела, у него просто сестра болеет, а ей здоровье нужно, чтобы жучка накормить.

Девочка этого не видела, но лицо у папы пошло красными пятнами.

– Да он же обманывает тебя!

Мама подошла ближе, положила руку папе на плечо. Многозначительно посмотрела в глаза. Он глубоко вдохнул, потом присел на корточки и обнял дочь.

– Ну не расстраивайся. Просто не давай ему больше здоровья. Скажи – родители не разрешают.

***

Лизонька украдкой спускалась по лестнице подъезда. Тот разговор случился два дня назад, и неприятные воспоминания потихоньку угасали. Но слова "он обманывает тебя" продолжали звучать в ушах.

Она остановилась напротив двери. Подошла ближе, прислушалась. Из соседской квартиры не доносилось ни звука.

Девочка глубоко вдохнула и постучала. Гулкие удары, казалось, разнеслись по всему подъезду, и, наверняка, мама сейчас услышит, выбежит на площадку и будет ругаться.

Но звуки затихли вдалеке, как раскаты грома, и вновь наступила тишина. Лишь только изнутри послышались шаги.

Ключ повернулся в замке, с каким-то маслянистым стукающим звуком, а потом дверь распахнулась.

– Вы меня обманули? – быстро выпалила Лизонька, а только потом разглядела соседа. Он выглядел хуже обычного. Бледное лицо, ввалившиеся глаза и дрожащие руки явно намекали на полное отсутствие здоровья. Но, тем не менее, Олег слегка улыбнулся.

– О чём ты, девочка?

– О сестре! Ведь нет никакой сестры? И волшебного жучка нет. И здоровье вы тратите только на себя. Так?

Она выкрикнула эти слова, уже не думая о громкости. О том, что мама будет ругаться. О своём уходе из квартиры, что ей настрого запретили делать.

А сосед чуть отодвинулся в сторону, освобождая дорогу.

– Хочешь проверить? Заходи, она в дальней комнате.

Лизонька сомневалась. Она ведь никому не сказала, куда отправилась. А если сосед её не обманывает? Девочка не успела опомниться, как уже шагала по тёмной прихожей в направлении полуоткрытой двери спальни.

Там, на широкой кровати, лежала девушка. Серая кожа, осунувшееся лицо и, наверняка, крайняя худоба, что пряталась под лёгким покрывалом.

Лизонька подошла ближе и остановилась, в ужасе скользя взглядом по истощённому телу.

Девушка приоткрыла глаза, всмотрелась в образ гостьи, стоящей напротив окна.

– А, это ты? Олег рассказывал, что ты поделилась излишками здоровья.

Девочка подошла на шаг ближе.

– А правда есть такой жучок, которого вы кормите здоровьем?

Девушка измученно улыбнулась.

– Хочешь посмотреть? Тогда подойди ближе.

Она откинула одеяло.

Прямо посреди груди, выступая над краем ночной рубашки, торчала голова огромного насекомого. Чёрная, блестящая фасеточными глазами, она вгрызалась желваками в грудь девушки.

– Больно?

– Очень, – прозвучал тихий ответ, – но терпеть осталось недолго. Он уже почти наелся. Не хватает самой малости.

Во рту у Лизоньки внезапно пересохло, она подошла ближе и протянула руку.

– Возьмите, сколько надо.

***

Только через неделю Лизонька смогла набраться сил, чтобы выйти на улицу. Родители опять ругали, но не сильно – брань не прибавляет здоровья. А его девочке крайне не доставало.

И, играя в песочнице с подружкой, она не заметила, как к ней подошёл сосед.

Он выглядел просто замечательно. Здоровое румяное лицо, блестящие живые глаза; походка крайне преуспевающего человека. Но руки почему-то держал за спиной.

Он позвал девочку, она повернулась, но не подошла. Только смотрела на него исподлобья.

– Родители запретили мне разговаривать с вами. Папа сказал, что шкуру спустит, если подойдёте.

Сосед улыбнулся. Легко и по-доброму.

– Тогда не будем искушать судьбу. Я просто передам тебе привет от сестры. И подарок.

Он показал руки, в которых сидела огромная пушистая бабочка с яркими крыльями.

– Я оставлю её здесь. Это тот самый жучок, который сидел у сестры на груди. Теперь он превратился в бабочку, а она подарит столько здоровья, что хватит на всю жизнь и тебе, и твоей семье.

Лизонька подошла ближе и тронула мохнатое крыло. На пальцах остался радужный след, который мгновенно впитался в кожу.

– А как же ваша сестра? – тихо спросила девочка.

– Ей уже совсем не больно, – ответил сосед. А потом развернулся и пошёл прочь.

Антон Рохов

Скажи

Герман шел по раскаленному лучами июльского солнца асфальту и ворчал себе под нос. Уже с утра его день не задался, а липнущая к спине футболка грозила стать последней каплей в череде несправедливых придирок начальства и жаркой погоды. «А еще только обед!» – воскликнул он про себя, но тут же постарался успокоиться – не зря же три раза в неделю смотрел семинары «Сделай себя лучше». Глубоко вздохнув и изобразив на лице дежурную улыбку, Герман ускорил шаг, завидев давно поблекшую вывеску «Столовая Персик». Это место можно было назвать вполне приличным, если бы хозяин заведения раскошелился на новую букву «Р» взамен украденной несколько лет назад. А заодно на салфетки и нормальные приборы. Но кормили здесь вкусно, и поэтому уже на подходах Герман стал немного захлебываться слюной в предвкушении сытного обеда.

Когда до заветной двери оставалась всего пара шагов, за спиной послышалось цепкое:

– Молодой человек, подождите!

Герман не хотел ждать, ведь его перерыв стремительно таял, но, бегло оглядевшись, понял, что быстро шагающие мужчина и женщина обращались именно к нему. Решив, что еще не растерял последние остатки приличия, чтобы убегать от обращающихся к нему людей, он остановился. Но спустя пару мгновений пожалел о своем решении.

– Скажите, вы верите в бога? – только подойдя, спросила у него немного запыхавшаяся женщина лет тридцати и пристально уставилась. Герман замялся. Он ждал кого угодно: заблудившихся туристов, плохо притворяющихся попрошаек или, хотя бы, старых добрых алкашей с кучей невероятных и грустных историй. Но только не этих. Теперь, когда у него появилась возможность разглядеть своих нежеланных собеседников, парню хватило одного взгляда, чтобы понять – перед ним сектанты. Чистая, выглаженная одежда, пустой и надменный взгляд и еще более неубедительные улыбки, чем у него.

Июльское солнце продолжало нещадно жарить Германа, и с очередной скатившейся капелькой пота по спине его смятение быстро сменилось раздражением.

– В кого? – неожиданно даже для себя, сорвался он на крик. – Конечно верю! Каждое третье полнолуние съедаю ритуальную миску плоти Его – спагетти! После этого выпиваю бутылку красного вина и ложусь спать с мыслями о великом Летающем Спагетти Монстре!

От удивления мужчина выронил из рук книгу, которую собирался предложить Герману за символическую плату в тысячу рублей, а женщина потрясенно охнула. Сам парень, устыдившись, что сорвался на совершенно незнакомых людей, пускай они и сами к нему подошли, тихо бросил:

– Извините, я спешу.

И поспешил скрыться в столовой, краем уха услышав, как женщина прошипела – «безбожник».

***

– Скажи, ты веришь в бога? – спросил Герман у чучела саблезубого тигра, стоящего в музее естественной истории. Этот злополучный вопрос уже два месяца мучал парня, разносясь болезненным эхом по сознанию.

– И что, мне сложно было ответить стандартное и вежливое «я очень спешу»? Нет же! Полез в бутылку… – продолжил он жаловаться молчаливому тигру, который словно пытался войти в искусственные заросли высокой травы и там спрятаться, но застыл на полушаге и был обречен оставаться единственным собеседником Германа. Все прочие от парня уже успели отказаться. Девушка бросила еще месяц назад, покрутив пальцем у виска и намекнув, что у парня с головой не в порядке. А друзья как неделю не отвечают на звонки. Родители и те внесли в черный список, поставив на своем первом эксперименте по улучшению генофонда страны крест.

– Так тебе и надо, тщедушный гордец! – послышался над ухом Германа знакомый до боли тоненький голосок, чуть не обеспечивший парню комфортабельное пребывание в комнате с мягкими стенами. Он раздраженно махнул рукой, отгоняя навязчивого мотылька, который стал терроризировать его сразу после встречи с сектантами. В начале все было безобидно: мотылек появлялся несколько раз в день, обвиняя парня в лени. Но чем больше проходило времени, тем чаще стал появляться мотылек, и теперь нежеланный проповедник постоянно следовал за Германом, комментируя каждый шаг. Соберется парень поесть, положит третью котлетку на тарелку, а у него над ухом тонкий, пронзительный голосок рассказывает о жутких страданиях голодных детей из неведомых Герману стран и называет чревоугодником. Раньше парень считал, что довольно стойко может переносить такое, и пытался игнорировать проповеди, но мотылек так настойчиво и красочно все описывал, что теперь каждый кусок еды давался Герману с трудом. За чревоугодником последовал блудник и, когда Герман пытался хотя бы обнять свою девушку, мерзкий голосок тут же зудел на ухо – «Прелюбодей! Развратник! Бесстыдник».