«Я жил тогда в Одессе пыльной…»

«(Продолжу исповедь в коляске.)…»

(Продолжу исповедь в коляске.)Как лето знойное, минула«Любовь с сединкой на висках…»И вновь один. Один без ласки,Без состраданья и вниманья,Чем был я в детстве обделён,Без попечения, заботы,Без интереса к своей жизни,Чего в душе не получилЯ от родителей несчастных,И мне достались выше мерыНеутомимая тоска,Неутолённое желанье,Что приумножались с каждым годомВзамен родительской любви.Когда мужал, как все с годами,Моё отчаяние длилось,Подруги я не находил,Не находил я нежных мыслейИ, с тем же, – нежного плеча…Смотреть не надо на великих,Как камердинер утром видит,Но анекдот минувших днейВам записать необходимо,Как будто зеркало, бесстрастноИ до потомства донести.Зачем безудержно копатьсяВ белье ранимого поэтаИ выставлять всё напоказ?Там не нашли, здесь догадались —Верней всего, предположили,Поскольку нечего сказать.Но будет. На себя взгляните,Своё бельишко потряситеПред любопытною толпой,И людям будет интересноВзглянуть открытыми глазамиНа ваше тайное нутро,Где суть природная таится.Однажды тайна станет явью,Как от других её не прячь.Кривить душой сейчас не стануИ после я кривить не буду,Скажу открыто, грех на мне…Но я в исподнем не копаюсь,Не получаю гонорары,Дешёвой славы не ищу,Когда сокроетесь в могиле,Оставив грязное наследство?!Друзья, друзья… О чём же я?Увлёкся нежностью минуты,Красою жизни под светилом…Пришла осенняя пора,И легкомыслие пропало?Что я? Где я? И как быть дальше?Придёт элегия зимы?Друзья, друзья…. Неужто время?Настало время рассчитатьсяЗа все ошибки и долги?Увы, как это не прискорбно,Увы, как это не печально,Но смерти, право, не боюсь.Пусть не боюсь, но, честно, рано —В тартарары идти не время,Ещё побуду на земле.Я верю в женщину, подругу,Я верю в искренность, душевностьИ в силу искренней любви.Когда я был ещё в Лицее(Лицей казался мне казармойИ находил монастырём,Лишённым женского кокетства,А также – роскоши и неги,И большинства житейских благ;Моя же тесная обительНа годы долгие учёбыБыла не кельей, а мурьёй),То написал письмо с надеждой,В любви пристрастно объяснился,В своих стихах, Карамзиной.Жене историка признался,Что без неё не сплю ночами,Грущу и плачу наяву.Как то, не знаю, получилось?Наверно, кровь сыграла шутку,Коль преждевременно созрел,А после тягостно томилсяОт многочисленных романов,Стремясь любимую найти?Екатерина же прекрасна —Она бела и холодна,Как будто сделана из камня,Из целой мраморной основы,И нет в ней лишнего куска.И если б вдруг язычник ФидийРешил создать ещё Мадонну,То сам бы взял за образецКарамзину Екатерину(Я сохранил на сердце чувство,Коль извинился перед нейДо тихой свадьбы с Гончаровой,На издыхании простилсяС Карамзиной же навсегда).Тогда же было всё прекрасно:Она смеялась, я – терзался,Хоть было мне шестнадцать лет,Ей было тридцать шесть, не больше…И вот я ехал полусонный,И мысли вялые вращались,Никита бросил: «На привалУже пора остановиться,Да подкрепиться, что найдётся,И справить должную нужду…»Ну, что ж, привал?! Пусть так и будет,И вот мы вышли из коляски,Втроём собрали скромный столИ сели радостно за ястваПоэт, и дядька, и возничийИ затянули разговор…

«И снова к женщинам вернулся …»

И снова к женщинам вернулся —Так мысли к разуму слетелисьИ загалдели, кто о чём,Что Катерина тоже старше,И род Раевских был обширен,А я средь них – совсем один.Она серьёзна не по-женски,Как англичанка-гувернанткаЕё поставила во фронтИ ей старательно внушила,Как ныне барышне желанноДержать всё время на уме,Что подчиняется расчёту,Что прибыль верную приносит,То, безусловно, хорошо.Старалась долго англичанка,Грозила пальцем, как ребёнку,Большими делала глаза.Она и топала ногами,Порой и сладкого лишала,А то и била по рукам…Когда настала эта осень,То мы ничуть не флиртовали,Держали чувственность в руках —Тогда мне было только двадцать, —И Катя верно помогалаНапевно Байрона читать.(Хромой и гордый англичанин,Я ныне жму титана руку:Поэт поэтом дорожит!Хоть нет сейчас тебя под солнцемИ нет среди друзей за пиром,Как нет тебя среди подруг,Но ты живёшь в сердцах достойных,Кто слово в дело предваряетИ жизнь стремится изменить.Ты жил средь нас, грозе подобно,Подобно ветру, был мятежный…Друзья, я так же мог бы жить…Он не хотел искать покоя,Когда волной восстали греки,Не смог на месте усидетьИ, коль в стихах воспел свободу,Ушёл за Грецию сражатьсяИ… от простуды там почил…Он покорил тогда ЕвропуХолодным мрачным эгоизмом,Но так себя и не нашёл.Не помогли «Часы досуга»,С них начались его исканья,И стал бессилен Дон-Жуан.Поэт владел великой силой,Что не страшили неудобстваИ неприятности судьбы.Во все душевные движенья,Что управляют человеком,Он проникал своим умом,Пронзал сердечные пределы,Все страсти, тайные стремленья,Что мог словами рассказать.Бесцельно странствовал по свету,Но жизнь такая надоела,Решил приют найти в строках,Где звук страданья, настроенья,По большей части составлялиОснову творчества его.А люди света не ценилиЕго достоинство талантаИ клеветали на него.Тогда людей стал ненавидеть,Стал презирать ухмылки светаИ осыпать огнём острот.Как жрец минутных наслаждений,Маэстро чувственных иллюзий,Он с тихой грустью вспоминалО прошлом счастье человека,Когда имел годами раньше,И выражал свою тоску.Она вселенское пространствоСвоим эфиром охватило,Чтоб нотой скорби зазвучать.Прогнал с позором интересыСвоей блистательной эпохи,Того же общества, где стал —Где стал поэтом не за деньги,Не за уменье прогибаться,Но за умение мечтать.Он, как источник, был открытымИ был прекрасным, как поляна, —Блажен незлобивый поэт,Который делится судьбою,Который пишет не для званий,Но для рачительной души.Для той души, что ценит мудрость,В делах и в жизни – разуменьеПревыше золота земли,Поскольку жить нельзя иначе.Блажен поэт, пути хранящий —Дороги света и любви —И бескорыстно отдающийДругим, не требуя оплаты,Себя и редкостный талант.Он так любил, но не был счастлив,Бежал от благ, хотя был лордом,И был богат, но одинок.Был неординарным человеком —Среди чужих казался страннымСреди своих он был чужим,Когда Господь греха не вменитИ не найдёт в душе лукавства,Блаженным станет человек:Ему отпустят беззаконья —Покрыты станут заблужденья,Покрыты будут все грехи.Он никому не мстил за слухи,Не обижался на доносы,А просто напросто прощал,Хотя порой бывало больно,И выворачивало душу,А смерть казалась пустяком.Держал свой суд над лицемеромИ каждый день в беду и радость,Стихами правду говорил.Блаженны милостивые люди,Они помилованы будут,И сохраняться их дела…Была фантазия богата,И, как орёл, она крылата,И благородна, как вода.Искал подолгу исцеленьяСвоей душе среди народов,Что в первобытной тишине,Где сам народ не ведал гнётаНи от лица своих соседей,Ни от лица своих вождей.Там дух культуры не внушали,Не обещали райской кущи,Но жили люди, как цветы,Ценили мысли и поступки,И дух натуры, пламя страсти,Не подчиняясь ничему.Он облекал, как светлый скульптор,В ту поэтическую формуВсё идеальное, что знал.Любой читатель, как ни думалО жизни лорда и поэта,Всегда величье находил.Хотя он в бога и не верил,Благочестивым был в стихах —Писал об искренности сердцаИ о душевном вдохновенье,Всех тех, кто с верою живёт.Живя, страдал в несчастном браке,И, наслаждаясь, знал в избыткеЛюбовь доступную, но, всё ж,Писал о женском благородстве,О нежной верности до гроба,О счастье искренней любви…)Блажен поэт, кто духом нищийИ в вечных странствиях по жизниУзреть стремится суть вещей.

«А здесь природа ликовала…»

А здесь природа ликовала,Теплом и солнцем помогалаИ осень чудная была…Как мне, призрев свои сомненья,К суровой деве подступиться?Того я искренне не знал.Смотрел душой на Катерину,И говорить хотелось КатяЧтоб ею думать и дышать.Я говорить хотел Катюша,Всечасно жить, дарить утехи —Ласкать и нежить, целовать,Чтоб с ней делить её невзгоды,Чтоб и она была со мною,Как благоверная жена;Хотел делить с ней радость жизни,Делить минуты огорченьяИ от несчастий защищать…Она ж читала по-английскиИ без труда переводилаНа близкий нам родной язык.Я слушал Катю, и казалось,Что пред собой невольно вижуОдну из ярких героинь.Наверно, Лейлу из «Гяура»?А вдруг Медору из «Корсара»?Кто ты, Раевская, скажи?Возможно, дева Сарагосы,Как светлый лучик Чайльд-Гарольда?Всё тщусь загадку разгадатьИ в чистоте представить образ,Увидеть искренность желанийИ грубой жизни правоту.В своём уме держу картиныИ пыль забвения стираю —Я помню встречи. Не забытьУста вишнёвые Катюши —Ах, сколько нежности и ласки! —Не устоял бы и Шекспир!Как Беатриче, факел мыслиИ поэтического слова,Екатерина без обидМеня вела сквозь дебри слухов,Оберегала от наветовИ нашу дружбу берегла…Когда пришлось Гурзуф оставить —Врачует воздух путешествий, —Я образ Кати увозил.Когда же был в Бахчисарае,Ходил по дворикам с надеждой,Слёз не осушит мой Фонтан;Когда слеза, из скал возникнув,Стекала вниз, за ней – другая:Слеза стекала за слезой…А был я раньше в КишинёвеИ близко знался с генералом,А генерал тот был Орлов.Как полагал, лишь друг Раевских,Привыкший жить по-фронтовому,Но, вышло, подлый человек.Он сделал Кате предложенье,Когда Раевских я покинул,И дева приняла его.Как я узнал, мне стало больно,Так будто нож всадили в спину.Зачем же предали меня?Как тяжек груз, душа страдает,И я с Раевскими вдогонкуГотов до Киева скакать…Проходят дни, и я в ОдессеПишу роман, главу вторую —Онегин ожил наяву,Как будто я списал с натуры,Собрав всех юношей России,Живущих в цвете лучших летСреди побед сиюминутных,Среди вседневных наслаждений,Как на пирушках и балах.От лени, жизни бестолковой,От бесполезного устояПора Евгения спасать.Пора спасать тебя, Россия,От роковых, подчас, событий —Грядут иные времена……И пусть любовь моя минула,И стала Катенька Орловой,Моя душа не отцвела.Нашёл я мужество остатьсяИ продолжать свои исканья,Да верность музам сохранять.Ведь жизнь течёт и всё меняет,А всё меняется и длится,И я меняюсь каждый день.Минула прежняя влюблённость,Минули старые воззренья,На смену новые идут.Взрослеешь ты всегда с утратойБылых надежд и представлений.Хотя и больно, надо жить.Так и сейчас со мной случилось,И доля новая открылась,Когда в душе опала мга.Туман рассеялся, и солнцеВновь поднялось – уже в Одессе, —Когда в гостиную вошёлДворца сиятельного графа,Узнав полячку Воронцову.Как молода она лицомТак молода своей душою,Что светом детского кокетстваСтремилась многих обольстить,И коммерсанты, офицеры,Все кавалеры и… поэты…Летели роем на свечу.Она же быстрыми глазамиИ нежным взглядом всех сражалаИ попадала точно в цель,И уст приятная улыбка,Которой я нигде не видел,Нас призывала: поцелуй!Была приветлива со всемиИ так естественно любезна,Что раз увидев, покорён…Всех одинаково встречая,Так различать людей умела,Что знала к каждому подход.Ещё скажу, теряясь в мыслях,Ей было скучно возле женщин,И было славно средь мужчин.

«Пусть Воронцов – мой предводитель…»

Пусть Воронцов – мой предводитель,Начальник жёсткий, энергичныйВ делах коммерции и благ,В бумагах здешнего порядка,Как боевой наместник края,И в счастье собственной семьи,Как муж внимательный и рьяныйВ своей заботе о супругеИ охраняющий свой дом,Но я в сужденьях независим,Хотя и числюсь подчинённым,В своих поступках прям и горд.Полёт фантазий, вдохновеньяИ вольность влюбчивого сердцаЯ под запретом не держал.При всех регалиях у графа,Как ложку дёгтя в бочке мёда,Всё ж недостатки видел я.Сказать нельзя, насколько честенГерой великого сраженья,Насколько прав в своих делах.Но сделал много для ОдессыИ для развития торговли,Себя он тоже не забыл.Наверно, то – порок России,Когда сидишь на важном местеИ пополняешь свой карман.Конечно, это недостаток,Но не опасней, чем влеченье,Что охватило существоИ подчинило всё сознанье,И чем питало вдохновенье.Моё несчастье иль болезнь?Всегда любил замужних женщин —Не просто женщин, но красавиц,К тому же, умниц, хоть куда!И пусть биограф представляет,Насколько дамы были старшеНасколько мудрые, чем я.Но это, верно, не причина,Чтоб я сумел себе позволить,Как недоумок, разрешить,Своё оказывать вниманьеЗамужним женщинам РоссииИ нарушать покой мужей?!Как будто оводы, кусалиМои встревоженные мысли —Меня кусали, не таясь.Но я не знал, куда укрыться,Вздохнуть украдкой и забыться,И боль мучительно терпел.Они ж, как гурии, летали,Клевали душу и на частиТерзали сердце, криком плач.Но я – не бог, обычный смертный,Знакомы радости земные —Хоть и поэт, но человек!И потому, как всё живое,Любить и может ошибатьсяЗемли и неба проводник,Кем и живёт поэт на свете,Своей душой стихи слагает,Себя врачуя и других…Но я один… Кто дух поддержит,Перо упавшее подниметИ на столе зажжёт свечу?

«Как всё запутано и сложно…»

Как всё запутано и сложно,Когда влюблённость – вдохновенье,Что порождает новый мирИных надежд и представлений,Каких-то светлых ожиданий,Лишённых горя и тревог…Пусть я поэт, известный многим,Но этим, право, не красуюсь,А лишь живу короткий мигОт дня счастливого рожденьяДо дня печального ухода —Как установят небеса, —И миг стихами украшаю,За них талантом отвечаюСвоей отвергнутой судьбы.За смелый стих, ума творенье,За слово сказанное людям,В своих строках несу ответ —За дух и мысли отвечаю,Чем поучаю, вдохновляю,На труд и подвиг поднимаю,Чтоб мне поверили они.Так должен ли за все романы,За поцелуи и объятья,Смущённый смех и блеск очей,Открытость сердца иль намёки,Обеты, страхи, завереньяЯ пред народом отвечать,Поскольку он, народ России,Пока живу и сочиняю,Всё для меня – герой и бог?Имел ли право я покинутьРоссийский брег, спасаясь бегством,И, не жалея о минувшем,Принять участие в сраженьях,Как думал Байрон ради греков,И тем предать свою страну,Где царь Кащей над златом чахнет,Где русский дух… где Русью пахнет,Русалка на ветвях сидит?Что будет лучшим избавленьем —Вдали за Грецию погибнутьИль пасть в борьбе за свой народ?А здесь сражаюсь с ВоронцовымЗа обладание персоны,Когда она – его жена.Он – светлый граф, а я – «писака»,А граф – наместник, я же – ссыльный,И суть – неравенство сторон.Из нас двоих венок победыКому достанется по праву?Хочу, чтоб выиграл Пегас.А графу что, со мной стреляться,Иль стать посмешищем Одессы?Он выбрал меньшее из зол.Теперь сегодня в поединкеВенок достался ВоронцовуЗа то, что мудрость проявил.Ведь мог прислать мне секундантов,Назначить место, час для дракиНа пистолетах иль ножах?!Сертификации не вышло,И вся Одесса забурлила,Что ныне слабость проявилНаш граф. Повёл себя, как трусик,И впрягся в дело, словно в тягло,Где он – тяглец, а я – наглец.Не наказал его, мальчишку,Арапа, вздорного поэтаИ честь семьи не отстоял.Считай, со смертью соревнуясь,Как лев, в баталиях сражаясь,Свой чин напрасно получил?!Сей человек, познавший порохИ знавший кровь не по картинке,Поэта просто пожалел?..Не принял граф моей перчатки.Зачем ему дуэль с мальчишкой?И грех брать на душу не стал.А мне б досталась Воронцова,И успокоил бы желанье,Когда бы графа я убил?А смыл бы он свои обидыИ свой позор перед Одессой,Сразив поэта наповал?Хотя и ходит «рогоносцем»,Но, тем не менее, сдержалсяИ жизнь арапу сохранил.Не стал меня брать на арапа,А просто выслал из Одессы,Чтоб сочинял свои стихи.Когда талант – удел немногихИ достояние народа,Найдётся право отнимать?Стихи по младости приходятИ по горячности натуры.А так писал бы в пятьдесят?Зачем гранить мне мостовую,Кому-то плакаться в жилетку,А там турусы разводить,Что на колёсах иль без оных?А если был бы я женатым,И стал оказывать вниманьеКакой-нибудь там ВоронцовМоей супруге, что от бога,Живёт совместно пред народом,То как бы я себя повёл?..…Сидел потерянно в коляске,И собирал пасьянс из мыслей:Что заслужил, то получил.(За всё сполна на Чёрной речке,Как срок пришёл душой ответить,Я рассчитался по долгам…)Что мне достойно будет с честьюВ любви нести твой образ милый,И мне по праву ли даноЖелать, чтоб именем моимТвой слух был занят постоянноИ мной была окружена;Желать, чтоб громкою молвоюВсечасно, каждое мгновеньеТебе звучало обо мне;Желать, чтоб радостно внималаТы гласу верного поэтаОдна в открытой тишине;Желать, чтоб помнила моленьяВ минуту тягостной разлукиТогда в саду, во тьме ночной?