Кировская весна 1938-1939

– Отделение выдвинулось на этот бугорок и попало под огонь пулемета противника, – сказал Федько, обращаясь к нам. – Кто из вас подаст команды и поведет отделение?

От неожиданности и удивления многие оцепенели. Подождав довольно долго и не дождавшись охотников, Федько улыбнулся:

Что, товарищи командиры дивизий, видно, не так просто и легко командовать отделением, как иногда кажется?.. Товарищ Ковалев, – сказал он, обращаясь ко мне, – командуй отделением!

Пулемет на позицию! – скомандовал я. – Огонь! Отделение, в укрытие за мной!.. А дальше я, используя удобный подступ, поведу отделение и атакую пулемет противника, – закончил я.

– Правильно, спасибо, – сказал Федько. – Итак, условимся, – обратился он ко всем командирам. – Наша группа – это отделение или взвод, в зависимости от задачи. Назначенный командовать подает команды, а группа соответственно выполняет их. Никаких рассказов о характере действия, все ваши команды и решения подтверждаются действиями группы. После занятий – короткий разбор. Всем понятно? – закончил он.

– Понятно! – далеко не единодушно и без особого воодушевления ответила группа.

Федько улыбнулся.

И начались наши двухнедельные, для многих весьма тяжелые занятия. Каждый день мы решали много задач, сперва за отделение, взвод и роту, потом за батальон, полк и дивизию. Мы совершали марш-броски, длинные перебежки и переползания, атаковали высоты и форсировали вброд речки. Командующий, как руководитель занятий, был всегда с нами.

Порядок выдерживался такой: в 8 часов утра после завтрака – начало занятий, в 13 часов – перерыв. Тут все собирались к машине командующего, из нее извлекались ящик с бутербродами, лимонад. Уничтожая все это, мы продолжали обсуждать то или другое положение.

«А как бы вы поступили, если бы вдруг…» – давая новую вводную уже в знакомой обстановке или ставя совершенно новую задачу, обращался к кому-то из нас командующий. И, наскоро проглотив бутерброд, приходилось принимать решение.

После перерыва занятия продолжались до 18, а то и до 20 часов. Возвратись в город, проголодавшиеся и усталые, мы наскоро обедали и заваливались спать.

На второй день кое-кто сказался больным. Но командующий был весьма к ним внимателен, сам заботился об оказании им врачебной помощи, находил время посещать их вечером и, как правило, за один день ставил их в строй. Редко кому удалось «проболеть» пару дней при таком внимании со стороны командующего.

К концу сбора все восхищались простотой, опытностью, отличными знаниями и большой трудоспособностью командующего. Мало того, что он целый день проводил с нами, он еще несколько часов расходовал на подготовку к занятиям. Надо полагать, что хотя бы 2-3 часа он уделял и текущим делам.

За две недели мы приобрели много полезных навыков, узнали немало нового об организации и проведении занятий. Для многих из нас эти сборы под непосредственным руководством командующего были весьма интересной и очень поучительной школой.

В последний день занятий, перед возвращением с поля в город, Федько собрал нас у своей машины и сказал:

– Ну, товарищи, все мы видели, чему и как теперь учить войска. Я был свидетелем ваших стараний и уверен, что вы все это усвоили. Завтра уезжайте в войска и приступайте к работе. Я скоро буду у вас и посмотрю, как у вас идут дела. Если у кого есть ко мне неотложные служебные вопросы, заходите завтра.

{52}

/Примечание Автора. В нашей реальности такой вид учения был организован И. Ф. Федько в Кавказской армии, за несколько лет до описываемых событий /

18.06.38 Лондон Черчилль

В ответ на мое письмо от 6 июня 1938 года Даладье написал мне 18 июня 1938 года:

«Мне было весьма приятно узнать, что сведения, приведенные в моем письме от 16 мая, соответствуют Вашим данным.

Я считаю абсолютно правильными все сведения, касающиеся германской армии, которые были приведены в памятной записке, приложенной к Вашему письму от 6 июня. Следует отметить, однако, что из 36 дивизий обычного типа, которыми уже располагает Германия, 4 полностью моторизованы, а 2 будут моторизованы в ближайшее время».

Сведения, полученные нами после войны из германских источников, показали, что эта схематическая картина состояния германской армии летом 1938 года была поразительно точной, учитывая, что составлена она была частным лицом.

{54}

04.06.38 Николай Кузнецов

В июне, уже в должности заместителя командующего Тихоокеанского Флота, мне по поручению комфлота Викторова довелось еще раз побывать в Хабаровске. Командующий войсками был в отъезде, и я ограничился встречами с Г.М. Штерном. Его назначили на Дальний Восток начальником штаба Дальневосточного военного округа. Приятель по Испании, комкор Штерн встретил меня, как старого друга, и мы долго засиделись у него на квартире, вспоминая его резиденцию в Валенсии на улице Альборайя, 8, мое пребывание в Картахене. Обрадованные неожиданной встречей, мы поражались тому, что судьба снова свела нас. И где? На Дальнем Востоке, о котором мы так много говорили на берегах Средиземного моря! Я был очень доволен назначением Штерна на этот пост. Знал, что с ним легко можно сработаться, и убедился в этом окончательно, когда немного спустя он оказался моим соседом, командуя армией.

По старой привычке Штерн звал меня дон Николас и прощался не иначе, как по-испански: «Салуд, компанеро», «аста луэго», то есть пока, пока…

Туманы, столь обычные для первых летних месяцев в заливе Петра Великого, в том году были особенно густыми и устойчивыми. Владивосток, словно тропический город, весь был пропитан влагой. Даже в квартирах отсырели одежда, продукты. Иногда нельзя было закурить папиросу – спички не зажигались. На машинах по горным дорогам приходилось ездить на ощупь, на глазок. С мостика корабля едва просматривался его нос. Того и гляди, какой-нибудь корабль коснется грунта или столкнется с другим. Опасности подстерегали на каждом шагу. Но время не ждало, и командиры соединений, принимая дополнительные меры предосторожности, выводили подводные лодки и надводные корабли в море. Сначала робко и одиночками выходили они на тренировки. От простых учений перешли к более сложным, от одиночного плавания – к учениям в составе соединений.

В июне флоту удалось провести первое небольшое учение. В один из ясных дней соединения развернулись от залива Владимира до Посьета. Перед тем я позвонил в Хабаровск и по сложившемуся порядку информировал об этом Федько и Штерна. От приглашения посетить флот они отказались, мотивируя свой отказ беспокойным поведением соседей на границах.

В назначенный час минный заградитель, изображавший «противника», двинулся в район вероятной высадки десанта. Авиация и подводные лодки без особого труда обнаружили этот тихоходный корабль и нанесли по нему точные торпедно-бомбовые удары.

На этот раз действия корабельных соединений и авиации отрабатывались совместно с частями Сучанского сектора береговой обороны. Горнострелковый полк И.Г. Костикова, защищая кромку берега в заливе Восток, упорно держался, ожидая подкрепления..

Когда в действие вступили береговые батареи и сухопутные части флота, руководство перебралось на эсминец и двинулось к месту «боя».

Как было положено, после учений начали их разбор. Выводы сделали утешительные, ничуть не сомневались в высоких боевых качествах людей и полезности проведенных тренировок.

Да и в чем было сомневаться? «Противник» следовал по нашему приказу в необходимом направлении. «Свои» соединения нетрудно было навести на воображаемого «супостата».

Как выяснилось позднее, мы излишне упрощали в мирные дни боевые учения, не предполагая сложности и значительности событий, которые могут последовать, и не считаясь с ними. А события надвигались…

{16}

03.07.38 озеро Хасан

3 июля пограничный наряд из двух красноармейцев, расположенный на верхушке пограничной сопки Заозерная на западном берегу озера Хасан, был неприятно удивлен. Со стороны оккупированной японцами Манчжурии, переименованной к тому времени захватчиками в Манчжоу-Го, к посту начала неспешное выдвижение крупная группа японских пехотинцев. По полевому кабелю старший наряда доложил на заставу, и вскоре на высоту прибежала запыхавшаяся группа пограничников во главе с лейтенантом Петром Терешкиным. Японцы развернулись в цепь и с винтовками наперевес, как в атаке, двинулись к высоте. Не доходя до вершины Заозерной, где проходила линия границы, метров пятьдесят, японская цепь по приказу офицеров, которые шли с обнаженными саблями в руках, остановилась и залегла.

На границе уже несколько лет было неспокойно. В ряде пограничных инцидентов (у Турьего Рога, у Хунчуна, у Сиянхэ, и в других) малочисленные группы японцев кратковременно переходили границу, вели даже стрельбу, но до роты их численность никогда не доходила {РИ}

04.07.38 озеро Хасан

Японский пехотный отряд, проведя у Заозерной целые сутки, отошел к корейскому селению Хомоку (на территории Маньчжоу-Го), которое находилось всего в 500 метрах от сопки, а также начал близ высоты сооружение различных служебных построек, установили воздушную линию связи. {РИ}

09.07.38 озеро Хасан

Приказ оборудовать на Заозерной пограничную заставу пришел в Посьетский пограничный отряд 8 июля. На следующий день, 9 июля, советская резервная пограничная застава скрытно выдвинулась на высоту и на ее вершине началось сооружение окопов и проволочных заграждений, усиленных фугасами. Для руководства работами по инженерному оборудованию высоты был направлен начальник инженерной службы отряда лейтенант Василий Виневитин.

{РИ}

15.07.38 озеро Хасан

15 июля в 17.00 группа из пяти японских офицеров вела скрытное наблюдение за высотой, а недалеко, в 150 метрах на берегу озера Хасан, укрывшись, находились лейтенанты советских пограничных войск Курдюков и Виневитин – они, в свою очередь, следили за «гостями». Из итогов наблюдения советским пограничникам стало ясно, что японцы хотят осмотреть восточные склоны Заозерной. Японцы не заметили советских пограничников, встали во весь рост и двинулись по склонам. Властный оклик «Стой, стрелять буду!» оказался для них настолько ошеломляющим, что, ни секунды не раздумывая, они стремглав бросились наутек. Виневитин прицелился и выстрелил. Один из нарушителей упал с простреленным черепом. Убитый – им оказался японский разведчик Мацумма Сакуни – поверх формы имел накидку и гражданское кепи, под накидкой – полевой бинокль, фотоаппарат, «маузер», а в сумке – блокнот с результатами наблюдения. {РИ}

16.07.38 Москва, Кремль

После визита в Народный комиссариат иностранных дел японского поверенного в делах, нарком Литвинов немедленно доложил об итогах состоявшегося диалога генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Кирову и Предсовнаркома Молотову. Был срочно созван Совет Труда и Обороны.

В целом, партия и правительство ситуацию решили не нагнетать. Концентрировать на доселе пустынном отрезке границы войска, а, тем более, объявлять в Дальневосточном военном округе мобилизацию четырех возрастов или военное положение, как это было сгоряча предложено Уборевичем, было признано излишним.

– Налицо, вероятно, желание отдельных японских офицеров получить повышение по службе за счет демонстрации воинского духа. Для нас сегодня самое разумное поведение будет заключаться в том, чтобы не поддаваться на провокации, и тем самым не дать японской военщине повода для агрессии – предложил наркоминдел Литвинов.

– Товарищ Уборевич вспоминает, видимо, «штурмовые ночи Спасска, и Волочаевские дни» – усмехнулся в усы Орджоникидзе.

Действительно, распеваемая по всей стране песня касалась именно событий 1922 года. Тогда, 17 августа 1922 года Уборевич был назначен председателем Военного Совета, военным министром Дальневосточной Республики и главнокомандующим Народно-революционной армии и флота Дальневосточной Республики. Под его командованием НРА 9 октября взяла штурмом Спасский укрепленный район и 25 октября вошла во Владивосток. 22 ноября 1922 года с упразднением ДВР НРА была переименована в 5-ю Краснознаменную армию, а Уборевич назначен её командармом до июня 1924 года.

– Действительно, мощь нашей Красной Армии, и ее авторитет на международной арене так высоки, что война совершенно невозможна – согласился и Каганович.

Такую позицию, хотя и с некоторыми оговорками, поддержали и остальные члены СТО, включая и товарища Кирова. В качестве единственного дополнения Киров предложил вынести ситуацию за пределы узкого круга кремлевских кабинетов.

– Власть у нас принадлежит партии, и ее члены должны быть объективно проинформированы о ситуации партийной печатью. При этом, конечно, не в ущерб безопасности пограничников, и не по вопросам, составляющим государственную или военную тайну – пояснил позже Сергей Миронович главному редактору «Правды» Бухарину.

18.07.38 Газета «Правда»

На первой странице газеты «Правда» за 18 июля была напечатана короткая заметка, свидетельствовавшая о том, что в Советско-Японских отношениях появилось недоразумение:

Опровержение ТАСС

Из японских источников распространяются сведения, будто 11 июля около 40 красноармейцев вторглись в район, расположенный к западу от озера Хасан, и заняли местность, которая принадлежит Манчжуго. На основании информации, полученной от НКИД, ТАСС уполномочен заявить, что вышеуказанные сведения не соответствуют действительности и что ни один красноармеец не переходил советской границы. Обращавшемуся в НКИД по этому вопросу японскому поверенному в делах были предъявлены Хунчунский договор от 1869 года и приложенная к нему карта, которые не оставляют сомнения в том, что упомянутое озеро расположено целиком на советской территории и что, таким образом, никакого нарушения границы с советской стороны не было.

(ТАСС)

{10}

19.07.38 Токио

18 июля началось массовое нарушение участка границы Посьетского погранотряда. Нарушителями были безоружные японцы-почтальоны, каждый из которых имел при себе письмо к советским властям с требованием «очистить» маньчжурскую территорию. Почтальоны задерживались, после чего принудительно возвращались в Манчжурию.

19 июля более 50 почтальонов с той же целью и теми же письмами посетили и советское полпредство в Токио. {РИ}

20.07.38 Озеро Хасан

20 июля на высоту Заозерная командование погранотряда прислало резервную заставу во главе с лейтенантом С. Я. Христолюбовым, и, дополнительно, взвод пограничников под началом помощника командира взвода И. Д. Чернопятко и два станковых пулемета с расчетами. Маленький гарнизон Заозерной устроился основательно, пограничники провели телефонную связь с отрядом, с соседними заставами, и завершили инженерное оборудование обороны, для каждой огневой точки разработали карточку огня, чтобы каждый знал свои действия на случай тревоги.

Для обеспечения правого фланга на соседней сопке Безымянной был выставлен пограничный пост – 11 человек под командой лейтенанта А. Е. Махалина. С ними тоже наладили телефонную связь.

Окопы отрывались с трудом, в связи с преобладанием на сопке Заозерная камня. Из камней пограничники сделали брустверы, соорудив, таким образом, некоторое подобие окопов, а на флангах под руководством лейтенанта В. М. Виневитина построили заграждения из колючей проволоки, и, кроме того, на склонах сопки устроили камнезавалы и заложили несколько фугасов – «сюрпризов».

{65}

22.07.38 Газета «Правда»

Вскоре после второго контакта по дипломатической линии с представителями Японии, на первой странице газеты «Правда» за 22 июля была опубликована значительная по своему объему статья, свидетельствовавшая о том, что обстановка начинает становиться напряженной:

НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТРЕБОВАНИЯ ЯПОНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

20-го сего месяца японский посол г. Сигемицу посетил народного комиссара иностранных дел и сделал ему следующее заявление: НКИД 15 июля, на основании Хунчунского соглашения и приложенных к нему карт, отверг требование японского посольства об отводе советских войск с высоты, находящейся к западу от озера Хасан. Японское правительство, вновь изучив этот вопрос, на основании данных, имеющихся у манчжурского правительства, пришло к заключению о принадлежности этого района Манчжуго. К этому же манчжурское население утверждает, что на высоте, о которой идет речь, оно справляет религиозные обряды. Советское правительство всегда проявляло стремление к миру и к сохранению статус-кво (существующего положения) в приграничном районе и потому на него падает ответственность за нарушение этого статус-кво. Японское правительство не настаивает на том, чтобы граница была сейчас же точно определена, и его требование сводится лишь к немедленному выводу советских войск из соответственного района, чем будет внесено успокоение.

Тов. Литвинов напомнил послу г. Сигемицу, что японскому поверенному в делах были предъявлены официальные документы, а именно – Хунчунское соглашение и приложенные к нему карты, на которых совершению ясно очерчена граница, проходящая по горам, расположенным к западу от озера Хасан. Карты имеют подписи прежнего китайского правительства. Предъявлением этих документов, вопрос должен считаться исчерпанным. Между тем, этим совершенно бесспорным доказательствам японское правительство противопоставляет ссылки на какие-то неопределенные и советскому правительству не представленные данные и утверждения анонимного манчжурского населения, которые невозможно проверить. Вхождение высоты к западу от озера Хасан в советскую территорию ни в коей случае не может быть оспорено. Туда и раньше посылались советские воинские наряды, посылаются и теперь. В пределах своей территории передвижение советских войск регулируется советскими властями, и никакое вмешательство и требования другого государства не могут быть допущены. Советские наряды в данном районе не имеют иной цели, кроме защиты статус-кво (существующего положения) на нашей границе. В отличие от других государств, Советский Союз содержит армии не для посылки их в чужие страны, а исключительно для защиты собственных границ. Красная Армия полностью сознает свою ответственность за нерушимость и неприкосновенность этих границ и этой ответственностью вдохновляется в своих действиях. На границе царит полное спокойствие, и оно может быть нарушено лишь японо-манчжурской стороной, которая в таком случае и будет нести ответственность за последствия. В каких пунктах советские войска не находились бы, они чужим территориям не угрожают. Если в дальнейшем японское правительство предъявит имеющиеся у Манчжуго данные, на которые оно ссылается, то советское правительство охотно их рассмотрит и выскажет свое мнение о них.

Посол Сигемицу высказал предположение, что его правительство ответом народного комиссара не будет удовлетворено. По его мнению, советская сторона ссылается на «какие-то карты, к тому же нигде не опубликованные». Необходимо принять меры к восстановлению спокойствия на границе и к разряжению атмосферы, которая создалась там. Иначе Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы. Вновь повторив свое требование об отводе советских войск, г. Сигемицу заявил протест против убийства советскими войсками японского жандарма.

Тов. Литвинов выразил удивление, что такой опытный дипломат, как посол г. Сигемицу, отзывается так пренебрежительно об официальных картах, которые определяют границы между государствами. Были ли в свое время опубликованы карты или нет, сила и убедительность документа от этого не увеличиваются и не уменьшаются. Странно слышать эти замечания от представителя правительства, которое отнюдь не практикует обязательность оглашения всех заключаемых им соглашений. Вряд ли это правительство считает, что заключенные им тайные договора не имеют никакой силы. Требование об отводе войск, не подкрепленное решительно никакими документами, неприемлемо. Вряд ли японское правительство согласилось бы менять расположение своих войск на основании подобных необоснованных требований. Что касается применения силы, то если г. посол считает хорошим дипломатическим средством подобную угрозу и запугивание, которым некоторые государства действительно поддаются, то он должен знать, что успешного применения этому средству он в Москве не найдет. Японский жандарм убит на советской территории, куда ему не следовало приходить.

В заключение народный комиссар т. Литвинов обратил внимание посла на имевшее место 19 июля вторжение в пределы советского полпредства в Токио какой-то японской банды, распространявшей там провокационные листовки. Хотя обычно ни один человек не может войти в полпредство, не будучи остановлен дежурящими там значительными полицейскими силами, последние не сделали никаких попыток воспрепятствовать вторжению банды в полпредство. В интересах спокойствия и нормальной работы советского полпредства в Токио и японского посольства в Москве японскому правительству надлежит принять меры к наказанию виновных и к недопущению повторения подобных случаев в будущем. (ТАСС).

{10}

22.07.38 Самолет Р-10

22 июля 1938 года закончились проводимые с 21 июня контрольные испытания для сравнения характеристик опытного ХАИ-5 с его серийным образцом на аэродроме НИИ ВВС. Ведущий летчик А.К.Долгов провел летные испытания самолета Р-10 М-25В № 14164 (4 серия 16 самолет). Отмечалось, что изменения на первых сериях самолета привели к увеличению его полетного веса на 163,5 кг. Ухудшились летно-технические данные, максимальная скорость самолета уменьшилась до 360 км/ч на высоте 2900 м, и как следствие, уменьшилась полезная нагрузка. Однако ухудшение летных характеристик оказалось не главным недостатком серийного самолета. Вновь появился огромный список дефектов конструкторского и производственного характера. Выявили: дефектов опасных для полетов – 8, снижающих безопасность самолета – 6 и затрудняющих эксплуатацию – 84. Как результат, в августе 1938 года приемку машин Р-10 завода 135 военные приостановили до устранения обнаруженных недостатков.

{38}

Самолеты Р-10 производства 1 завода имели много меньше производственных дефектов, но и они не достигали установленных требований.

{АИ}

22.07.38 Хабаровск

22 июля Совет Труда и Обороны СССР наконец согласился с настойчивыми предложениями наркома обороны Уборевича, о том что предложенная наркоминделом Литвиновым политика «не поддаваться на провокации» не оказывает на японцев видимого сдерживающего эффекта.

Согласившись с невозможностью мобилизации и объявления военного положения, Уборевич просил хотя бы согласовать предложение Наркомата Обороны от июня сего года о преобразовании Дальневосточного военного Округа в Дальневосточный фронт (ДВФ), с формированием штаба фронта, двух армий (Первая и Вторая армии) и Хабаровской группы войск. Тогда для ведения боевых действий назначалась бы 1-я армия, а для прикрытия госграницы в остальной зоне ответственности – 2-я армия и Хабаровская группа войск.

Дальневосточный Фронт был образован 23 июля, со строжайшим политическим указанием «Ни в каком случае не допустить пересечения государственной границы советскими воздушными, морскими и наземными силами».

Однако, события, как всегда, надвигались быстрее, чем к этому оказалась готова обороняющаяся сторона. О полной концентрации армейской группы войск, для чего было необходимо не менее месяца, не могло быть и речи. Противник явно опережал Красную Армию в мобилизации и развертывании. 1-й армии предстояло вступать в бой с марша, по частям.

25.07.38 Игнасио де Сиснерос

В июле военное положение республики стало особенно трудным. Наши войска были крайне измотаны беспрерывными боями. Каталония оказалась отрезанной от Центральной зоны. Серьезная угроза нависла над Валенсией. Чтобы остановить врага, требовались гигантские усилия. Мы пытались укрепить нашу армию, но располагали слишком ограниченными средствами. Однако республиканское командование решило хотя бы косвенно помочь фронту, который находился под наибольшей угрозой. Речь шла о Леванте – Восточном фронте. Для этой цели следовало организовать отвлекающий наступательный маневр в другой зоне.

Генеральный штаб подготовил смелую операцию: форсировать реку Эбро и проникнуть как можно глубже в тыл франкистской территории.

Осуществление операции поручили войскам под командованием Модесто. Форсировать Эбро должны были: в южной части – Пятый корпус Листера, в северной – корпус под командованием Тагуэнья.

Это была наша самая смелая операция за всю войну. 25 июля республиканские части прорвали вражеский фронт, считавшийся непроходимым, углубились на 20 километров и создали серьезную угрозу вражескому тылу, заставив франкистов поспешно перебросить свои войска из Леванта. Таким образом, их план захвата Валенсии провалился.