Красная Книга

Менее реальная, чем призрак фамильяра.

– Стойте, милорд, – тихо, но беспрекословно остановил Эшер. – Вход не здесь.

Он показал, что в одном месте соляная линия разомкнута.

Зайдя за Нинсоном, досыпал соли, запечатывая круг.

Великан исходил потом, будто сидел в парной.

– Мне нужно попить.

– Да, милорд, вижу, вас немного лихорадит. Мы найдём воду и лекарство после очистительного обряда. У меня с собой только забродивший морс, пока выпейте его. Конечно, это вам не «Мохнатый шмель». И не «Трёхгорный эль». Вот, держите!

Ингвар откупорил заткнутую кукурузным початком тыкву-горлянку на добрых два литра и стал пить маленькими глотками.

Несмотря на то, что Эшер назвал это пахнущее болотом пойло морсом, вкус его ничуть не напоминал ягодный. Скорее, травяной декокт, отдающий то ли полынью, то ли спорыньёй.

– Спасибо. Странный какой-то морс. Как будто из травы выжат, а не из ягод.

– Это вы просто устали, милорд. Теперь факелы, милорд. Нужно зажечь их, милорд. Вы помните руну? Кано. Двадцать первая руна Одиннадцатого Лоа.

Ингвар протянул руку. Ничего не произошло.

К горлу подкатил тянущий комок. У Нинсона появилось желание рассказать этому понимающему мудрому дядьке об ужасной путанице. Но на этот раз такое желание вызвало лютое отторжение.

– Ну-ну, милорд. Эмоции – это нормально. Я понимаю. Соберите разум, тело и дух под своим началом и давайте уже. Определите себя действием.

Ингвар отчеканил:

– Кано. Двадцать первая руна. Одиннадцатый Лоа.

– И как же она выглядит?

– Так! – Ингвар рассёк воздух косым зигзагом.

– И что же она делает?

– Нагревает. Чем сильнее колдун, тем сильнее нагреется предмет. Сильный колдун может так нагреть, что предмет загорится. Чем легче ему загореться в природе, тем легче пройдёт колдовство. Металл невозможно нагреть, это ясно. А воду можно сделать тёплой. А если у колдуна достанет оргона долго её нагревать, то можно и вскипятить. А сухая берёзовая стружка может даже загореться, коли оргона будет много.

– Ну-ну. Мы же не на занятии, – остановил зазубренный ответ Эшер, но по его голосу было слышно, что он рад аккуратности, с которой Нинсон усвоил знания.

– Но это же только теория. Эшер, ты в жизни, в самом деле, видывал кого-нибудь, кто сможет вскипятить кружку воды? Это же какие танджоны нужны.

– Несколько таких колдунов я смогу назвать. И один из них вы.

Теперь придётся пробовать.

Ингвар снова стоял на перепутье.

Путь профана был ясен – жаловаться.

Или на необходимость заняться ранами.

Или на невозможность сосредоточиться из-за холода.

Или из-за жара – последствия босоногой прогулки с горы.

Или из-за искорёженного плеча, сбитых ног, любых других царапин.

Путь мастера был столь же ясен, но совершенно непривычен…

Протянуть руки, бросить руну, зажечь огонь.

Отсюда, из ведьмовского круга, Ингвар ясно увидел, как часто выбирал путь профана. Путём мастера он тоже хаживал. И нередко. Но не выбирал его самостоятельно. Всегда его туда вовлекали обстоятельства. Последнее время туда едва не силой заталкивала Тульпа.

– Я попробую.

Эшер скривился при этих словах, но ничего не сказал.

Ингвар вспомнил, как во время занятий в убежище Тульпа так же – причём прямо вот точно так же – кривилась при этих словах. Терпеливо и настойчиво объясняла, что одно дело попробовать, а другое – сделать.

Тот, кто хочет сделать – делает.

Тот, кто хочет попробовать – пробует.

Это разные действия. С разными результатами.

А жизнь колдуна – это слова, написанные в Мактубе.

И нужно с умом подбирать выражения и строить фразы.

Слова слабы. Как говорится, что вырублено топором, того не перечеркнёшь пером. Но кроме них и вовсе ничего нет. Вот и приходится опираться на их чернильную эфемерность. Вначале надеяться, что слова будут верными. Потом уповать, что их прочтут.

– Я не буду пробовать, – поправил себя Ингвар. – Я сделаю.

– Проговаривайте вслух, пожалуйста, – попросил Эшер.

– Встать удобно. Ток оргона не пережат. Ноги с корнями. Колени твёрдые. Бёдра свободные. Поясница скруглена. Позвоночник расправлен. Грудь открыта. Плечи пустые. Локти тяжёлые. Шея… с шеей сложности всё время были. Забыл. Голова – чаша.

– Пропустили сердце. Сердце?

– Сердце – сияющий амулет! Шея – жезл! Шея – жезл, вспомнил.

– И энергия собирается…

– Да-да, продолжаю. И энергия собирается ножом из оргона. Тонкий луч направляется на фокус заклинания. Я представляю веве. Руна Кано – пламя. Лоа Одиннадцатый. Сурт. Его веве – две параллельные черты.

– Да. Руки вытягивайте вперёд. Ладони параллельно. Между ними внутренним взором рисуйте Кано. И теперь осторожно в этот тоннель давайте оргон. Осторожно, но напористо. Как паучок прядёт ниточку.

Степень концентрации требовала от Ингвара перестать метаться мыслью и отдать всего себя руне. Но даже того крохотного кусочка внимания, что оставался для внешнего мира, было достаточно, чтобы заметить вспышку чёрного дыма в руках Эшера.

Уголька сдуло порывом колдовского ветра. Факел вспыхнул.

Сразу же занялась сухая стружка, обёрнутая в пропитанную горючей мазью тряпицу. Колдовство любит основательную подготовку.

Ингвар вкладывался по-настоящему, черпал тот оргон, что был, но кроме пустого стремления, кроме искреннего желания, ничего не смог выдать. И отлично это знал. Колдун он или нет, но кое-что видел. Ошибиться было невозможно.

Эшер, однако, делал вид, что ни при чём. Он вытер мокрый лоб и заложил за спину трясущиеся руки. Ещё бы. Колдовство, без пассов, без галдежа, такое скрытное и быстрое – это должно быть на грани возможностей даже очень и очень хорошего колдуна. Галдят и шевелят руками даже мастера колдовства. Даже гранд-Мастера, чего уж там.

Подмастерья часто представляют, как пройдут все испытания, создадут свой выпускной шедевр и примутся расхаживать в шапочке, где на чёрном бархате будет на весь мир лучиться вышитая золотом буква «М». Буква в цвете Третьего Лоа, золотого Мастера Луга, покровителя каменщиков и изобретателей, особенно ярко сияла на фоне чёрного забвения Шахор, на фоне мимолётности прогоревшего костра жизни.

Настоящее мастерство могло побороть бессмысленность чёрных зеркал и не сгореть от собственного жара. По крайней мере официально этот символ трактовался именно так.

Но на деле мастера редко носят свои шапочки.

Эшер был не просто скромен, не просто не носил никаких знаков и отличий – он скрывал инсигнии. Наверняка там, на тыльной стороне ладони, спрятанный под паучьей перчаткой, застыл колдовской стигм. Ингвар понимал, что нужно подыграть. Знал, что это важно.

Буквально жизненно важно.

Он кивнул сам себе и испросил удачи для притворства.

«Двадцать-двадцать-двадцать!»

Уголёк уже собрался воедино из разорванных дымных клочьев и теперь обиженным котом намывался недалеко от Нинсона.

– Вот. Готово. Поджёг.

– Поздравляю, милорд! Проходите в следующий круг.

Глава 12

Темница – Трубочный Табак

Ингвар встрепенулся, услышав:

– Ты что, уснул?

Тульпа протянула ему очередное зелье.

Великан помотал головой и сонно пробормотал:

– Улыбаюсь – значит, не сломали. Не сломали.

Он отпил. Самое настоящее пиво по вкусу. Густое и мутное. Не «Мохнатый шмель», конечно, но тоже вполне приличное.

– Это не пиво, – ответила Тульпа на вопросительный взгляд Ингвара. – Это пот Луга.

Нинсон усмехнулся про себя.

«Пот Луга? Даже так? Значит, первое, это, небось, кровь Хорна? А второе тогда молоко Дэи, поданное в бараньем роге? Пиво – это не пиво, а пот самого Луга. Ну да».

И тут, посреди насмешки, он понял, что пятнадцать минут назад, когда стоял вплотную к Тульпе, мог нарисовать целую карту запахов. Вот до чего обострилось обоняние. Да и сил тогда было изрядно.

Всю эту чудовищную бредятину про пытки, про колдуна, про то, что он не он, а его гостья вообще никто, тоже воспринял на удивление спокойно, и при том вся информация для него была лёгкой, естественной, он даже перешучивался. Чем это ещё можно объяснить, как не молочком Дэи? Что же дальше?

Мёд Навван? Жир Кинка? Слюна Доли? Соль Ноя? Слёзы Макоши? Семя Инка? Соки Ишты? Желчь Сурта? Пепел Шахор?

На самом деле, на каждой церемонии полнолуния в любой деревенской общине тоже использовались зелья с такими названиями. Их сдабривали хитрыми добавками и заговаривали. Но одно дело просто вино со специями, разгоняющее кровь, и совсем другое – эта медно-терпко-солёная жидкость, так обострившая нюх.

Так же, как и нет никакого сравнения усыпляющего молока Дэи, которое употребляется на праздниках, с тем, что получил он. Это было молоко успокоившее, но не притупившее разум. Молоко, словно налитое из большой и нежной груди Дэи.

– Допил?

Тульпа достала каменную ступку и кристалл, похожий на соляной камень. Легко перетёрла его в мелкую пыль. Прочитала наговор, звучавший, как колыбельная. Пересыпала искрящуюся пыль в ярко-жёлтую лакированную коробочку с табаком. Приготовленной смесью набила трубку. Утрамбовала ключом-стилетом, с которым не расставалась ни на секунду. Наконец капнула что-то сверху из крохотного пузырька размером с ноготь и быстро убрала склянку в рукав.

Церемонно поклонилась и двумя руками протянула трубку колдуну.

Ингвар так же поклонился, принимая вырезанную из чёрной кости трубку с чашечкой в форме цветка о двенадцати лепестках. Множество стеклянных бус и резных брелоков украшали её, клацая при каждом движении, как погремушка.

– Я думал, чёрные кости только у драконов.

– Чёрные кости только у драконов, – усмехнулась Тульпа.

Она повернула ключ-стилет другой стороной. Оказалось, что рукоятка – это полая трубка, куда вставлен мелок. Тульпа принялась чертить на полу узор.

Ингвар не знал, как объяснить себе происходящее.

И был близок к тому, чтобы перестать его объяснять.

Позволить ему происходить.

Тульпа вела сложные расчеты. Ничего не произносила, но шевелила губами. Продолжала рисовать знаки. Кружила по камере, подобрав рукой юбку и полы своего странного распашного платья. Добавляя тот или иной символ на стену или на пол. Ингвар любовался её грацией, стройными ногами в узких штанах, плавными движениями бёдер и округлым задом.

Голова работала до странности чётко.

Но долгих мысленных цепочек не получалось.

Вода была прозрачна – но ёмкость неглубока.

Приятно наблюдать за женщиной, за быстрыми и ладными движениями.

– Ты можешь уже зажечь трубку, – напомнила Тульпа.

– У тебя есть огниво?

– Трубку надо разжечь руной огня. Кано. Запусти её в табак.

– Хочешь, чтобы я раскурил трубку без лучины?

– Тебе придётся. Огня здесь неоткуда взять.

Ингвар тоскливо посмотрел на светящийся шарик люмфайра.

Что он мог сказать?

Что когда-то, как и многие, надеялся, что у него есть дар?

Что тысячи раз пробовал зажечь свечу усилием воли?

Но никогда, ни единого раза не добился успеха.

Даже в том, чтобы затушить свечу.

Не говоря уже о том, чтобы зажечь.

Его оргон был таким же вялым, как и у всех остальных пустышек.

Уголька, которого не видел и не чувствовал ни один колдун, можно было считать исключением. Исключением, чьё наличие лишь подтверждает правило. То был лишь глитч – рябь на яви, клякса в Мактубе.

– Доверься мне и просто попробуй. По-про-буй. Сможешь?

Ингвар ничего не ответил.

Испепеляющим взглядом уставился на плохо различимые листики табака в раскрытом цветке о двенадцати костяных лепестках. Они ждали вложенной руны. Тульпа спокойным голосом на одной ноте произнесла, как заклинание:

– Обстановка соответствует. Тебе не надо поджигать воду. Тебе не надо поджигать воздух. Тебе не надо поджигать песок. Тебе не надо поджигать то, что не должно гореть. Обстановка соответствует. Тебе надо поджечь то, что создано для того, чтобы гореть. Создано. Для этого. Для горения. Для огня. Обстановка соответствует. Тебе не надо делать ничего такого, чего ты уже ни делал бы тысячу раз.

Она набрала побольше воздуха, потеряв дыхание:

– Тебе надо просто позволить энергии быть. Трубка. Она для курения. Она для огня. И твоё тело, и твой разум прекрасно знают, что трубка – это хорошее место для огня. Естественное место, понимаешь? Смотри.

Тульпа взяла обе руки Ингвара в свои ладони.

– Теперь руна. У руны Кано есть ключ – это факел. Представь себе факел. У руны Кано есть смысл – это желание. Почувствуй, насколько ты алчешь огня. Почувствуй, насколько ты алчешь жизни. Почувствуй, насколько ты алчешь вернуть себе силу. Свою. Силу. У руны Кано есть своё значение – это огонь. Позволь этому желанию пройти сквозь тебя. Вылиться из тебя. Придай ему форму руны Кано.

Ингвар изо всех сил представлял себе уголок руны Кано, который напаивал чёрным сиянием и раз за разом прижимал к сухим листикам. Но ничего, проклятье, совершенно ничего не происходило.

Пока тонкая прямая струйка дыма не поднялась из чашечки.

Ингвар мгновенно потерял концентрацию и уставился на Тульпу. Она перехватила его взгляд и взглядом же показала, что нужно немедленно вернуться к прерванному занятию.

– Давай, дружок, давай. Повторяй. Кано. Кано. Кано. Давай!

– Кано, Кано, Кано…

С каждым словом Ингвар учился не просто повторять название руны, а бросать её, проводить сквозь танджон, напаивать оргоном.

На двадцать первой Кано, на двадцать первом броске, на двадцать первом настоящем применении Сейда табак в трубке озарился ровным красным светом.

Пыхнуло облачко дыма.

Ингвар посмотрел на женщину, сидевшую перед ним.

Лоб покрылся крупными каплями. Под глазами запали тени. Губы дрожали. Она произнесла осипшим, словно от крика, голосом:

– Видишь, не так уж и сложно.

Глава 13

Лалангамена – Ведьмовской Круг

Ингвар видел, что ему предстоит войти в круг фей.

Теперь, когда стало светло, он понял, что крупные лисички растут ровным кругом. Такой круг мог быть любого размера и образоваться из любых грибов: волнушек, груздей, моховиков. Говорили, что вблизи установленных Лоа порталов из орихалка бывают и стометровые круги белых грибов.

Нинсон видел подобное и раньше, но всегда из мухоморов. Он знал, что грибной круг называется ведьмовским кольцом и не сулит ничего хорошего вошедшему. Колдовское место обязано своим появлением концу радуги, который когда-то сюда упирался. Или вырастает над местом захоронения колдуна, праведника или невинной девушки. Тут уж кому какие сказки больше нравятся.

Но ни один крестьянин не пустил бы скотину пастись в окрестностях таких кругов. Именно в окрестностях, потому что внутри кругов травы либо не было вовсе, либо она казалась едва живой, жухлой, жёлтой. А вот колдуны любили такие места. В них сходились оргоновые линии. Танджоны Лалангамены.

Ингвар видел, что свет над кругом имеет чуть-чуть другую окраску. Но уже не мог отличить того, что видит, от того, что должен видеть.

«Двадцаточку бы!» – взмолился Ингвар об удаче и вошёл в круг. Сел в центр, поджав ноги, и замер в позе, которая стала привычной за время занятий с Тульпой.

– Отлично, милорд. Теперь смотрите на меня. Что это? – Эшер показывал листок, на котором была нарисована руна.

– Это что, экзамен какой-то? Может быть, завтра?

– Что это?! – Эшер так рявкнул, что пламя встрепенулось, чуть не слетев с факелов.

Ингвар знал, что известный колдун никогда не стал бы терпеть подобного обращения. Как и знал теперь, что он не был этим колдуном, как бы ни хотелось того Тульпе. Да и ему самому.

Но надо было отвечать.

– Это знак, руна, которая… Которая…

– Имя?

– Это Феху. Накопление оргона.

– Почему ты ей не воспользовался? Почему ты пришёл слабым? Почему ты не собрал силу? Почему ты слаб? Почему ты решил быть пустым?

– Я не знаю. Я не смог. Я не подумал. Я забыл, – баррикадировался словами Ингвар.

– Это руна оборотничества! Она могла спасти тебе жизнь! Это Вторая Лоа! Дэя!

– Я не подумал.

– Это что? – Листок сменился другим.

Ингвар понял, где видел такие маленькие твёрдые пергаментные квадратики. У суфлёров, что стояли за кулисами во время кино. Квадратики были похожи на подсказки для актёров, забывших текст. На карточки колдуньи Зеннар, что использовались для проверки колдовских способностей.

– Это Урус.

– Что означает?

– Мощь.

– Какой у неё ключ?

– Бык.

– Действие?

– Сила, выносливость, энергия. Это Первый Лоа! Это Хорн!

– Почему ты ей не воспользовался? Почему ты не придал себе сил? Почему дорога чуть не убила тебя? Как ты можешь позволить себе лихорадку? Почему ты слаб?

– Я не знаю. Я не смог. Я не подумал. Я забыл, – тараторил Ингвар.

Эшер показал следующую карточку.

– Трор. Гром. Преграда. Замок. Это Пленный Лоа. Пятый Лоа. Перекрученный Кинк!

– Почему ты не огородился? Почему позволил убить Бьярнхедина и Ялу?

– Я не… Я не… Я не… – всхлипывал Ингвар.

– Дальше! – жёстко рыкнул старик, и пламя факелов опять заметалось, пришибленное вибрацией голоса Эшера.

– Ансс. Дыхание. Письмо. Мысленные послания. Четвёртая Лоа. Навван. Актриса.

– Почему не пытался позвать у лагеря? Почему не отвечал на наши запросы? Почему ты оглох? Зачем ты оглох? Дальше!

Ингвар мог поклясться, что Эшер задал эти вопросы молча, не открывая рта.

– Райд. Путь. Дорога. Ниточка тропы. Ной. Седьмой Лоа.

– Чертил её наверху? Почему ты забыл? Почему ты предал себя? Почему ты предал Тульпу? Зачем ты хотел потеряться? Зачем ты хотел найти ложный путь? Дальше!

Ингвар пользовался Райд, бросал её на вершине и именно с её помощью и определил тропку. Но он не рискнул перечить Эшеру. Нинсон увидел, как серебряным светом высветились все следы шагов на поляне.

И с оторопью понял, что все показанные Эшером руны начинают действовать. Заметки на полях, которые стали вплетаться в текст Мактуба.

– Эта?

– Кано. Огонь. Факел. Одиннадцатый. Поджигатель! Злой Сурт!

– Сосредоточился на ней? Пытался её нагреть? Вкладывал ли оргон? Нужно было легко зажечь факел теплом лихорадки! Дальше! – Голос Эшера гремел над поляной, прогоняя летучих мышей с окрестных деревьев.

И Ингвар почувствовал, как горячая краска разливается по горлу, по щекам, как пылают уши, как горят лёгкие от каждого вдоха. Как воздух вокруг клубится маревом.

– Гебо. Союз. Подарок. Очаровать, расположить, облегчить разговор. Шестая. Доля.

– Дальше!

– Винж! Радость. Звезда. Сны. Иллюзии. Четвёртая. Навван.

– Сны?! – Эшер неистовствовал. – Почему ты спишь? Ты хоть раз пробовал эту руну? – Голос старика вибрировал, а огонь жался к факелу, как уши перепуганного зверька. – Дальше!

– Хага. Удар. Град. Воздушный удар. Сурт! Разрушитель Сурт!

– Давай! Давай!! Давай!!! – грохотал голос Эшера.

Великан оказался на ногах без обычного кряхтения толстяка.

Вспрыгнул, как вздёрнутая за макушку кукла.

Ноги сами впились в землю. Корни ушли на глубину.

Оргон ведьмовского круга хлынул по венам.

Закипел под пупком!

Забурлил в танджонах!

Заполнил котелок жизни!

Запульсировал в сердце-амулете!

Забился яростной змеёй в шее-жезле!

Затопил разум всемогущим белым пламенем!

– Хага, – выдохнул Ингвар и выпрямил руки.

Резко, будто стряхнул капли с мокрых ладоней.

Эшер, веер карточек в руках, прочно вкопанные столбики факелов – всё это разлетелось, как сухие листья. Старик кубарем укатился в темноту, долетев до соляного круга. Потухшие факелы, выдранные из земли, раскатились в стороны. На окрестных деревьях желтели мокрые кляксы впечатанных лисичек.

Великан стоял в центре развороченного ведьмовского кольца.

Пот струился по спине, оставляя полоски в засохшей пыли.

Его плечи были пусты, его локти были тяжелы.

Сердце было амулет, оргон был нож.

Голова была чаша, шея была жезл.

Он тяжело и глубоко дышал.

Хотелось есть.

Часть III

Прекрасные Дни

Если хочешь понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай и чувствуй.

Антон Чехов

Глава 14

Темница – Нарисованная Дверь

Ингвар пыхтел трубкой.

Тульпа обессиленно прислонилась к стене.

– А сейчас мне нужно, чтобы ты подумал вот о чём. Тебе приходилось представлять, что ты находишься в другом месте? Не там, где на самом деле. Иногда это можно назвать мечтательностью. Иногда это можно назвать спасением. Ох, Лоа. Женщине это было бы всё гораздо проще объяснять. Мы чаще так спасаемся. Например, когда…

«Мы», – подумал Ингвар. Тульпа не сказала про женщин: «Они».

Из этого можно было бы сделать какой-то вывод… Если бы не дым, можно было бы. Чем больше Ингвар курил, тем больше утрачивал способность к пониманию отдельных слов.

– Эй? Ты меня слушаешь?

– Слушаю, – ответил Ингвар с мягким спокойствием спящего.

– Короче, когда тебя пытают, можешь представить, что находишься в спокойном месте? В лесу, например. И тогда будет не так больно. Ну, в теории.

– Могу.

– Убежище построено по такому же принципу. Хорошо себе представляешь такое место, вне мира. И туда, если что, можно сбежать, как бы ото всех спрятаться. Успокоиться, взять передышку. Выспаться, когда на самом деле тело проспит всего час. А внутри этого домика для тебя как бы пройдёт много времени. Или, наоборот, переждать что-то. Внутри пройдёт всего пара минут, а снаружи, где тебя пытают, целый день.

Заметив, что Ингвар не слушает или не понимает сказанного, Тульпа не стала повторять или упорствовать в объяснениях. Замерла на минуту, кивнула сама себе и вернулась к рисованию.

Она начертила на стене круглую дверь, вписанную в полукруг рунного портала. Осмотрела творение и задумалась, где бы логичнее расположить ручку.

В итоге примеривалась несколько раз и нарисовала её прямо в центре двери.

Пришло время для маленького зелёного ларчика. Оттуда появились пирамидки благовоний и тонкая свечка в подсвечнике с колечком, которую она подожгла от угольков из трубки Нинсона. Камера наполнялась сизым табачным дымом и сандаловым ароматом.

– Мне. Плохо, – сказал Нинсон.

«Знал бы ты, как мне плохо», – подумала Тульпа.

Но только ободряюще улыбнулась своему подопечному колдуну.

«Ладно, он-то ни в чём не виноват. Хорошо хоть дозрел».

Великану показалось, что он слышит странные мысли женщины.

Но дым оставил ему лишь воспоминание о том, какая она красивая. Как чувственно и трепетно блестит пот над нежной верхней губой.

– Тульпа. Что это?

– Колдовские печати, Ингвар. Ты же меня им и обучил. И это было сложно. Я знаю только одну. И на это ушла вся жизнь. Не проси объяснить в двух словах, ладно?

– Не понимаю.

Тульпа потёрла пальцами переносицу.

– Та-ак… Если бы я технически могла ошибиться адресом и явиться к какому-то другому умственно неполноценному узнику, то прямо сейчас начала бы нервничать: а не промахнулась ли я? Но раз ты меня видишь, то ты – это ты. Тот, кто меня создал и научил каждому слову, которое я знаю, и каждой мысли, которую я думаю. То есть, технически, это ты научил меня постоянно подкалывать тебя. Неудивительно, что друзей у тебя нет.

– Можно сказать, ты моё воспоминание?

– Да, типа того. Начинаешь соображать. Когда-то ты обучил сам себя великолепной технике внутреннего убежища. Строить его очень тяжело, очень долго и очень сложно. В своё время ты уже сделал это.

– Не понимаю.

Тульпа закончила вычерчивать колдовские узоры. Несколько кругов, один в другом. В центре мишени оставалось место для того, чтобы туда мог сесть человек.

Женщина указала на круглую дверь с ручкой посредине.

– С помощью неё мы войдём в Убежище. Чем раньше мы туда попадём, тем лучше. Сначала расскажу тебе, что это такое.

Тульпа подошла к ведру. Заглянула. Убедилась, что оно ещё пустое. Ловко ударила шнурованным сапожком по краю. Ведро перевернулось вверх дном. Подтянув юбку, уселась. Закинула ногу на ногу.

– Для того чтобы создать Убежище, нужно обязательно обладать каким-то запасом личной силы. Оргона. Ты сейчас пуст. Поэтому я буду помогать. Это значит, что рядом со мной ты сможешь это делать. А когда меня рядом не будет – не сможешь. Но восполнишь запасы оргона и будешь справляться сам. Меня к этому времени рядом уже не будет. Ты понял?

– Да. Но. Я хочу. Чтобы. Ты была. Рядом.

– Хорошо, – резко сказала Тульпа, которую раздражали все эти дымные сантименты изменённого сознания. – Теперь я постараюсь как можно проще объяснить, как это работает. Мы сами придумываем тот мир, в котором живём.