«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Из доктрины Дуэ вытекало, что самолеты поля боя (фронтовые бомбардировщики, штурмовики, истребители) будут играть в будущей войне подчиненную роль. Все решат тяжелые бомбардировщики.

Как видим, доктрина Дуэ – вещь весьма спорная, и с момента ее появления в среде военных были как ее сторонники, так и противники.

В Советском Союзе ярым поклонником точки зрения итальянского генерала выступал М.Н. Тухачевский. В его бытность заместителем наркома обороны по вооружению (1931-1936) началась массовая постройка тяжелых бомбардировщиков. К середине 30-х на вооружении Красной Армии стояли более тысячи ТБ-1 и ТБ-3 [9; 164]. Доля тяжелобомбардировочной авиации в ВВС РККА выросла с 10,6% до 20,6% [59; 156]. Но… куда раньше, чем им нашлось применение, самолеты успели устареть. Малая скорость и слабая живучесть этих бомбардировщиков делали их легкой добычей для истребителей и исключали возможность применения в дневное время.

Теперь поставим себя на место Сталина. Прежде всего, он, видимо, поклонником доктрины Дуэ не был и считал, что победу в войне делают все рода войск одновременно. Но он уже санкционировал создание дальней авиации, промышленность построила огромное количество самолётов этого класса. Однако буквально тут же они оказались безнадежно устаревшими. Понесены большие материальные затраты, затраты времени и квалифицированного труда. Другими словами, ресурсы отвлечены от создания самолётов других типов. А отдача от тяжелых бомбардировщиков востребована быть не может. В бою жить этим самолётам только до линии фронта. И тут Сталину предлагают запустить в большую серию очередную машину. Утверждают при этом, что это – самолёт нового поколения, а наддув воздуха на основные двигатели делает его неуязвимым. Снова тысяча дорогостоящих машин. Снова должны быть «принесены в жертву» самолёты других типов. Это ведь только Резун в наши дни может утверждать, что «ресурсы Сталина неограниченны» [80; 360]. На самом деле, они хоть и были велики, но предел им был. Давайте, не будем забывать, что СССР был еще очень молодой индустриальной державой. Очень трудно менее чем за десять лет обеспечить себя таким промышленным потенциалом, чтобы всего хватало, всё было в избытке, всё было в неограниченном количестве. Дефицит ощущался во всем: в высокотехнологичном оборудовании, производственных мощностях, инженерных кадрах, квалифицированных рабочих. Недаром Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» говорит о таких высказываниях Сталина (речь шла о массовом производстве самолётов-разведчиков):

«Когда ставился вопрос о необходимости массового производства этих типов самолётов, И.В. Сталин обычно говорил:

– Выбирайте одно из двух: или боевую, или разведывательную авиацию, а то и другое мы строить не можем» [9; 165].

Не от вредности Сталин так говорил, а от того, что ресурсов, и впрямь, не хватало.

Ну, допустим, что «подпишемся» мы на тысячу ТБ-7, «вбухаем» туда огромные средства, отвлечем оборудование, людей, забрав их у самолётов других типов. А где гарантия, что через пару-тройку лет ТБ-7 тоже не устареет, как это случилось с ТБ-1 и ТБ-3? И где гарантия, что ТБ-7 действительно неуязвим? Это нам сейчас легко говорить, что на больших высотах немецкие истребители уступали нашему бомбардировщику в скорости, ибо «задним умом» всегда легко быть умным. А откуда мог знать Сталин, какие сюрпризы ожидали его самолеты в небе над германскими городами? К тому же не следует забывать, что эскадрильи дальних бомбардировщиков «привязаны» к цели, к определенной точке, и в этих условиях скорость уже не выступает решающим фактором. Ведь истребителям не надо гоняться за ними, истребители летят навстречу. Подобные соображения, безусловно, приходили в голову Сталину, ибо склонности к недооценке противника за ним не замечалось.

Но и это еще не все. Резун описывает ТБ-7, как абсолютно «доведённую», совершенную машину. На самом деле, таковой она не была. Мы даже склонны предположить, что не будь с ТБ-7 тех проблем, о которых сейчас пойдет речь, Сталин пустил бы самолёт в серию (хотя не в такую большую, не в тысячу единиц).

«Удар» пришел с той стороны, с которой его, в принципе, и следовало ожидать. Дело в том, что «бичом» всего советского военного авиастроения были сложности с двигателями. Проблемы с двигателями были при строительстве самолётов всех типов: штурмовиков, истребителей, бомбардировщиков. Так, С.В. Ильюшин еще в 1937 году начал проектирование своего Ил-2 (тогда он назывался БШ-2 – «бронированный штурмовик второй»). Но самолет был запущен в массовое производство лишь в начале 1941 года. Главная причина задержки – не было мотора, подходящего для самолета такого типа [56;135].

В 1939 году А.Н.Туполев начал проектирование фронтового пикирующего бомбардировщика, получившего наименование «103», затем – Ту-2. Эскизный проект самолета разрабатывался с двумя моторами М-120. Этот мотор подлежал передаче на стендовые испытания к 1 ноября 1939 года. Однако эти испытания были проведены только в августе 1941 года, и мотор их не выдержал из-за серьёзных конструктивных недоработок (разрушение главного шатуна, втулок, шестерен нагнетателя и другие дефекты). Мотору требовались большие доводочные работы [56;136].

В связи с неготовностью мотора М-120 заблаговременно были проведены доработки проекта и постройка опытного самолёта «103» была осуществлена с двумя моторами АМ-37. Самолёт с этими моторами прошел испытания в первой половине 1941 года и был запущен в серию в самый канун войны (17 июня 1941 года) [56; 136]. Но выяснилось, что и АМ-37 еще требует «доводки» под самолет Ту-2. Выпущенная серия была незначительной – всего 81 самолет. Затем Ту-2 сняли с конвейера [39; 365]. После очередных доработок проекта и испытаний Ту-2 стали выпускать с двумя другими моторами (М-82, а затем АШ-82ФН)[56; 136]. И появился этот великолепный пикирующий бомбардировщик в войсках уже ближе к концу войны, в 1944 году [39; 365]. А ведь он по ряду параметров превосходил знаменитую «пешку» (Пе-2). У последней, кстати, на этапе создания также были проблемы с двигателями. К счастью, их удалось быстрее решить [56; 138].

Аналогичное положение сложилось и с истребителями (Як-1, ЛаГГ-3, МиГ-3). Эскизные проекты самолетов начали разрабатываться в 1939 году под одни моторы, более мощные и высотные. Из-за неготовности этих моторов машины строились и запускались в серию с другими моторами (также недоиспытанными и не полностью освоенными в серийном производстве) [56;138].

Не минула «чаша сия» и ТБ-7. По тактико-техническим требованиям к самолёту-бомбардировщику дальнего действия ТБ-7 с 4 моторами М-34ФРН, которые утвердил начальник Управления Воздушными силами РККА Я.И. Алкснис в январе 1935 года, предусматривалось проектирование и постройка ЦАГИ этого самолета в двух вариантах: в обычном и высотном. Для каждого варианта были заданы соответствующие летно-тактические характеристики. Самолёт был спроектирован и построен в высотном варианте с четырьмя моторами М-34ФРН и центральной наддувной станцией – агрегатом центрального наддува (АЦН-2), приводящимся в действие авиатором М-100. Вот этот АЦН-2 и предназначался для повышения высотности моторов – сохранения их мощности на больших высотах [56; 136-137].

Совместные испытания двух опытных самолётов ТБ-7 проводились в период с 1937 по январь 1939 года [56; 137]. Т.е., вопреки утверждению Резуна, Сталин в 1936 году не мог подписать постановление о серийном выпуске ТБ-7 (да еще таком большом – 1 000 машин). В этом году еще не начались летные испытания самолёта.

Испытания первого опытного экземпляра ТБ-7 в 1937 году показали, что большой потолок самолета (8 000 -10 000 метров) делал его малоуязвимым, а по мощности бомбардировочного вооружения он был на уровне лучших в мире скоростных бомбардировщиков. Кстати, Резун допускает неточность, говоря о том, что ТБ-7 мог нести пять тонн бомб [80; 351,352]. Нормальной бомбовой нагрузкой считалась нагрузка в две тонны, максимальной – в четыре [38; 175], [54; 249].

Самолет был рекомендован к постройке опытной серии и к принятию на вооружение ВВС с устранением всех выявленных при испытаниях конструктивно-производственных и эксплуатационных дефектов [56; 137]. Видимо, тогда Сталиным и был подписан приказ о пуске ТБ-7 в серию. Но вряд ли эта опытная серия могла быть столь большой, как повествует Резун, ведь специалисты рекомендовали машину «доводить».

Итак, серию запустили. Одновременно продолжались и испытания. Эти испытания показали, что промышленность, к сожалению, не может устранить чрезвычайно серьезный дефект моторов – падение давления масла ниже допустимого предела на высоте более 6 000 метров [56; 137]. Вместо тяжелой и громоздкой наддувной станции АЦН-2 попытались установить на моторах значительно меньшие по весу и компактные турбокомпрессоры ТК-1. Но проблемы это не решило [56; 137].

Уже к 1939 году специалистам стала очевидной бессмысленность продолжения работ по доводке систем, повышающих высотность самолета до 8 000- 10 000 метров [56;137]. В результате подобных выводов конструкторов последовало Постановление Комитета Обороны, согласно которому все работы по высотному варианту самолёта ТБ-7 были прекращены. Однако вот какой нюанс: постановление последовало год спустя после прекращения лётных испытаний в январе 1939 года [56; 138]. Очевидно, в этот промежуток времени конструкторами предпринимался, как сейчас модно говорить, «мозговой штурм». По всей вероятности, результатов он не дал. И только уже после этого работы были свернуты.

Но история ТБ-7 не закончилась. Согласно Постановлению Комитета Обороны от 25 мая 1940 года, самолёты ТБ-7 строились малыми сериями в обычном невысотном варианте с различными моторами. Значительная их часть была выпущена с мотором АМ-35А. С ним ТБ-7, не испытывая проблем с давлением масла, мог «забраться» до 7 000 метров, т.е. на километр выше, чем с двигателем М-34ФРН [56; 138]. Но на высотах больших 7 000 метров проблема появлялась снова: давление масла падало ниже допустимого предела [56; 138].

К началу войны в ВВС РККА было не 11, как утверждает автор «Дня М», а 27 ТБ-7 [38; 155.175]. Из них два в высотном варианте [56;138].

Согласитесь, трудно упрекнуть Сталина в том, что он «отмахнулся» от абсолютно безукоризненной машины. И причины отказа от ТБ-7 лежали вовсе не в области стратегии грядущей агрессивной войны с Германией, а во вполне прагматичной сфере: самолёт не был надёжен в своем высотном варианте.

Мы преувеличиваем, говоря о ненадежности высотного варианта ТБ-7? Отнюдь. Дальнейшая история этого бомбардировщика – убедительное тому подтверждение.

О выпуске ТБ-7 в годы войны Резун поведал сверхкратко. Мол, хватились, начали, да поздно было. И читателю приходится самому додумывать: «… И, видимо, бросили. А почему бросили? Ну, написал же Суворов: поздно было».

Между тем, вопрос-то интересный. В самом деле: почему бросили-то? И почему поздно? И когда бросили?

Да. Ни Вторую мировую, ни Великую Отечественную не предотвратили. В этом смысле, точно – поздно (с резуновских позиций). Но шла-то как раз оборонительная война. Та самая, для которой ТБ-7 – в самый раз (опять же, по утверждениям Резуна). Сейчас и надо подрывать потенциал врага, бомбя его города, заводы, железные дороги, мосты. Надо ослаблять натиск противника. Таких самолетов мало (всего 27). И они почти все невысотные. Но ресурсы-то у Сталина огромные (даже безграничные, по мнению Резуна). Тысячу высотных ТБ-7, конечно, в короткий срок не сделаем, но сотню-другую – можно. Да начать и с десятка – неплохо. Десять неуязвимых машин высыпают на Берлин каждую ночь сорок тонн бомб. И никто ничего им сделать не может. Сорок тонн – это, конечно, не пять тысяч тонн. Но тоже ничего. Главное – безнаказанно. К тому же количество самолетов будет расти. И через год, глядишь, будем каждую ночь сыпать четыреста, а то и восемьсот тонн. Короче, не быть рейхстагу целым.

Но Сталин отказывается и от такой возможности. Точнее, хватается за нее, а потом вновь отказывается. Он что – плохо соображает? Нет. Соображал Сталин как раз очень хорошо. А произошло следующее. С началом войны был возобновлен выпуск ТБ-7 в высотном варианте. Как мы помним, в обычном варианте его серийный выпуск и не был прекращен, просто серии были малыми (тут Резун вновь допускает неточность, когда пишет: «На 22 июня 1941 года ТБ-7 серийно не выпускался» [80; 355]). Однако те причины, по которым в 1940 году приостановили выпуск высотных ТБ-7, никуда сами по себе не делись. Машина начала летать и выполнять боевые задания. И тут «недоведённость» системы наддува стала очевидной уже не на испытаниях, а в боевых условиях. Были неединичны случаи, когда ТБ-7 (с 1942 года – Пе-8) приходилось прерывать полёт и возвращаться или даже совершать вынужденную посадку [9; 165]. Бывало и так, что в зоне бомбометания пятый двигатель давал сбои, и бомбардировщик, опускаясь на средние высоты, становился довольно лёгкой добычей для истребителей и зениток противника [9; 165].

Выпускать в такой ситуации большие серии ТБ-7 (Пе-8) было бы совсем неразумно. Тем не менее, с производства этот самолет сняли только в 1944 году [39; 365, 395]. Всего советская авиапромышленность выпустила 93 таких машины [39; 395].

Итак, у Сталина имелось много веских причин отказаться от ТБ-7. Причин, так сказать, «обыденного» плана. Нет совершенно никакой необходимотси давать объяснение этому отказу с позиции агрессивных устремлений Сталина. Доводы Резуна, пытающегося доказать обратное, выглядят весьма спорными и натянутыми.

* * *

Аргумент шестой. В момент начала Второй мировой войны в Советском Союзе было ликвидировано советское партизанское движение. Произошло это потому, что Сталин готовился не к оборонительной войне. Он готовился к нападению. Партизаны для этого не нужны, а нужны диверсанты («Ледокол», глава 11 «Партизаны или диверсанты»)

В своем «Ледоколе» Резун кратко описывает проводившуюся в 20-е – 30-е годы в СССР работу по созданию еще в мирное время условий для развертывания с началом войны широко партизанского движения: подготовку кадров, создания тайных партизанских баз в приграничных районах [82; 105-107].

Далее его повествование можно свести к следующим тезисам:

1. Созданная в предвоенное время система партизанской войны с высокой степенью эффективности обеспечивала безопасность СССР [82;107].

2. После начала Второй мировой войны эта система была уничтожена:

«партизанские отряды распущены, оружие, боеприпасы, взрывчатка – изъяты, тайные убежища и хранилища – засыпаны землей, партизанские базы – опустошены» [82;107].

3. Кадры, оставшиеся после расформирования партизанских отрядов, направлялись «в подразделения воздушно-десантных войск, которые именно в этот момент вдруг начали бурный рост; в карательные формирования Осназ НКВД; в небольшие тайные группы, которые с некой целью собирали на границах Германии и ее союзников, или же перебрасывали через границу еще до начала боевых действий» [82; 109].

Вывод, который делает Резун из этих тезисов, собственно, уже озвучен нами в начале данного раздела.

Надо заметить, что указанные положения не совсем точно отражают реальность (впрочем, как обычно, у Резуна: «ложка меда в бочке дегтя»).

Поэтому остановимся на истории работы по подготовке к ведению партизанской войны. Кстати, с начала 20-х годов эту подготовку именовали работой по линии «Д» [26; 308].

Начало ей было положено вскоре после гражданской войны. Инициатива ее проведения исходила от М.В.Фрунзе. Уже в июне 1921 года он писал в статье «Единая военная доктрина и Красная Армия», размещенной в журнале «Армия и революция»:

«… Второе средство борьбы с техническими преимуществами армии противника мы видим в подготовке ведения партизанской войны на территории возможных театров военных действий. Если государство уделит этому достаточно серьёзное внимание, если подготовка этой «малой войны» будет производиться систематически и планомерно, то этим путем можно будет создать для армий противника такую обстановку, в которой они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником.

Но обязательным условием плодотворности этой идеи «малой войны», повторяю, является заблаговременная разработка её плана и создания всех данных, обеспечивающих успех её широкого развития. Поэтому одной из задач нашего Генерального штаба должна стать разработка идеи «малой войны» в её применении к нашим будущим войнам с противником, стоящим выше нас» [26; 309].

Что можно уяснить из этих слов М.В. Фрунзе? То, что причиной начала работ по линии «Д» явилась военная слабость Советской России, которая ожидала вторжения империалистических держав и не могла рассчитывать на успешное противостояние этому вторжению только силами регулярной армии.

Советское государство уделило «достаточно серьёзное внимание» подготовке «малой войны». Правда, до середины 20-х годов шаги в этом направлении были предприняты минимальные. Сказывались и экономические трудности, и, главное, широкое распространение по стране политического бандитизма, являвшегося, по сути, антисоветским партизанским движением. Тут уж не до широкого обучения своих партизан. Тем не менее, начали готовиться кадры, которые впоследствии сыграют значительную роль в проведении работы по линии «Д». И готовились они в ходе самой, что ни на есть, практической деятельности. После окончания гражданской войны на территории западных областей Польши действовали советские партизанские формирования (1921-1926 г.г.); в Румынии, Болгарии, Черногории (1923-1924 г.г.) и в Германии при активной поддержке и помощи советских специалистов создавались партизанско-повстанческие отряды. Называлось все это активной разведкой.

Мероприятия по активной разведке по политическим соображениям начали сворачиваться в 1925 году. В результате этого свёртывания высвободились уже весьма профессиональные кадры, которые и стали активно привлекаться к работе по линии «Д» примерно с 1927 года. Можно назвать такие фамилии как С.А. Ваупшасов, К.П. Орловский, И. Романчук, С. Макаревич и ряд других [26; 311-312].

Резко ухудшившаяся к 1927 году международная обстановка (апофеозом которой стал разрыв дипломатических отношений с Великобританией) заставила советское руководство вновь самым пристальным образом взглянуть на проблему обороны. Красная Армия по-прежнему была не готова к современной войне. Начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский докладывал Совету Народных Комиссаров:

«Наших скудных мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады)» [26; 312].

Промышленность была не в состоянии обеспечить заявки наркомата по военным и морским делам даже в том явно недостаточном размере, в котором те были подготовлены.

В этих условиях Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О немедленной разработке в наркоматах (каждому по своей линии) мероприятий, способствующих поднятию обороноспособности страны» [26;312].

Одним из мероприятий была подготовка к партизанской борьбе по линии созданного в 1927 году ОСОАВИАХИМа (в кружках обороны) [26; 313,316-317]. Какие-то подготовительные мероприятия начали проводиться и в приграничных округах [26; 313].

Пик работы по линии «Д» приходится на 1929-1934 годы [26; 313]. В это время кадры советских партизан и диверсантов17 активно набирались по нескольким направлениям. Во-первых, вновь мобилизовывались бойцы и командиры боевых групп, действовавших до середины 20-х годов на территории Польши. Во-вторых, набор шел из слушателей Высшей пограншколы ОГПУ. Наконец, из комсостава частей Красной Армии к подготовке партизан привлекались специалисты по различным отраслям деятельности [26; 313-314]. Таким путем создавались кадры инструкторов и будущих руководителей партизанского движения.

Рядовые бойцы привлекались также из комсомольской молодежи на добровольной основе и из участников гражданской войны (в том числе, из бывших красных партизан). Именно с ними и работали, в основном, кружки обороны ОСОВИАХИМа [26; 315,316-317]. Обучение по линии кружков было наиболее массовым.

На более высоком уровне подготовка партизанско-диверсионных кадров велась дорожно-транспортными и территориальными органами ОГПУ (НКВД), армейскими Особыми отделами и Разведуправлением Наркомата обороны [26; 314]. Причем, органы ОГПУ (НКВД) вели преимущественно подготовку диверсионных групп и диверсантов одиночек для подпольно-партизанских действий, а органы Разведупра, напротив, сосредотачивались на подготовке

____________________________________________________

17Надо понимать, что, в сущности, партизаны и диверсанты в то время – это одно и то же. Партизанский способ борьбы предполагал главным элементом деятельности диверсии на занятой противником территории. В данной связи резкое противопоставление Резуном партизан и диверсантов выглядит странно.

партизанских формирований и организаторских групп, которые могли бы действовать на незнакомой им территории (советским руководством предполагались не только оборонительные, но и наступательные партизанские действия) [26; 315].

Большой объем работы по обучению партизан и диверсантов велся на Украине и в Белоруссии, что вполне естественно – республики граничили с вероятными противниками. На Украине разведотдел штаба Украинского военного округа (УВО) вел подготовку партизанских кадров в Киевской спецшколе, располагавшейся в Святошине, и в ее филиале в Одессе. Кроме того, производились сборы по сплачиванию отрядов и групп непосредственно на местах. ГПУ УССР имело специальную школу в Харькове на Холодной горе и ее филиал в Купянске. ДТО Юго-Западных железных дорог ОГПУ имел два небольших учебных пункта в Киеве, где велась подготовка малых диверсионных групп и диверсантов-одиночек. Численность одновременно обучаемых в этих пунктах составляла от 5 до 12 человек [26; 315-316].

В Белорусском военном округе для организации подготовки к партизанской войне при особом отделе ГПУ БССР существовала специальная школа. По линии военной разведки подготовка проводилась разведотделом штаба округа, который так же, по-видимому, имел учебные пункты (точной информации о их количестве и местоположении не имеется) [26; 316].

Между Украиной и Белоруссией существовало своеобразное «разделение труда». В УВО тяготели к созданию небольших отрядов, но в значительном количестве. В БВО, наоборот, стремились к созданию крупных партизанских формирований и даже осуществляли специальные экспедиции для обобщения и изучения опыта партизанских действий в Сибири во время гражданской войны [26;318-319].

В результате, к 1933 году на Украине было подготовлено и законспирировано более 50 диверсионных групп численностью от 2 до 6 человек каждая, имелось не менее 30 организаторских групп численностью до 12 человек, более 20 партизанских отрядов по 20-50 человек и более 20 диверсионно-разведывательных групп по 6-8 человек, способных действовать за рубежом [26; 314].

В Белоруссии подготовили шесть партизанских отрядов (Минский, Борисовский, Слуцкий, Бобруийский, Мозырский, Полоцкий) численностью каждый от 300 до 500 человек, командирами которых были назначены К.П. Орловский, С.А. Ваупшасов, В.З. Корж, А.М. Рабцевич. У каждого отряда имелся свой штаб в составе командира отряда, его заместителя, заместителя по политчасти, начальника штаба, начальника разведки и помощника командира отряда по снабжению. Кроме того, в БВО в приграничных городах и на железнодорожных узлах были созданы и обучены подпольные диверсионные группы [26; 319].

Подготовка к партизанско-диверсионной борьбе шла и в Ленинградском военном округе. Однако масштабы ее были, очевидно, значительно меньшими, чем в БВО и УВО, т.к. о ней практически ничего неизвестно [26; 319].

Наконец, существовали две школы для подготовки диверсантов в Москве:

школа при Особой группе Я. Серебрянского (ОГПУ-НКВД) и школа при исполнительном комитете Коминтерна (школа К. Сверчевского). Обе специализировались на подготовке кадров для закордонной диверсионно-партизанской деятельности [26;316,332].

Какова была численность партизан и диверсантов, подготовленных в годы максимального подъёма работы по линии «Д»? По подсчетам занимавшегося этим вопросом А. Дюкова, «всего… по стране численность спецформирований можно определить тысяч в пять, да и то, скорее всего, с некоторым преувеличением. «Костяк» же кадровых (а не прошедших подготовку и потом надолго законсервированных) диверсантов был гораздо меньше… – полторы-две сотни человек. В этом нет ничего странного, как впоследствии заметил один полковник КГБ, «государство, которое смотрит вглубь и далеко, оно должно эти вопросы решать, создавая лишь небольшой профессиональный костяк, с тем, чтобы можно было наращивать мускулы и силы тогда, когда этого требует историческая обстановка» » [26; 319-320, 333].