Тамблер (tumbler) с английского: тот, кто падает; голубь-вертун; игрушка-неваляшка; акробат; часть замка, соприкасаясь с ключом, приводит в движение затвор.

Нью-Йорк Балахна

2013—2016

ПРОЛОГ

Остров Зельды

Наши дни

Южнее Сицилии есть несколько вулканических островов. Самой большой из них, черная жемчужина средиземноморья – Пантелерия, место роскошное и загадочное, а самый маленький, Filiam Ventus, по-сути, просто черная, ребристая скала базальта, расчерченная красными шрамами кварца. Так называли это хмурое место рыцари норманнского королевства Сицилии, следуя арабам, называвшим его Ибна Арыя – дочь ветра, возможно потому, что в этих местах ветер дует непрестанно, не давая вырасти ничему живому, но, возможно тому были и другие причины…

Западная часть острова высокая, неприступная – окружена неистовым гулом боя скал с пенистыми силами моря. Восточная – более пологая, округленная и относительно тихая. В самом низком месте, не видном с моря – небольшая ложбина, наполненная изумрудно-зеленым зеркалом морской воды, рядом – грубое угловатое строение, полностью сделанное из черных кусков лавы.

На Filiam Ventus наступали сумерки, обветренные глыбы острова ожили, отбрасывая на темную гальку гротескные зыбкие тени. Над морем, закипающим белыми бурунами, заливал все небо багряный закат. К острову, вынырнув из низких, окрашенных пурпуром облаков, приближалась, все увеличиваясь в размерах, темная точка. Миновав линию прибоя, странное существо замедлило полет, перешедший почти в парение. Сложив гигантские черные крылья, на которых поблескивали, окрашенные багрянцем заката, брызги вечно живого моря, существо бесшумно опустилось рядом с изумрудным озерцом в восточной части острова. Крылья мгновенно исчезли, словно втянувшись в широкие плечи смуглого, темноволосого, крепко сбитого мужчины в черных джинсах и черной майке, решительно зашагавшего к странному дому из кусков лавы. Дверь в доме заменяло подобие арки, и морской соленый ветер беспрепятственно ворвался внутрь вместе с поздним гостем, который быстро поднимался вверх по мрачной широкой каменной лестнице без перил. Сверху донесся радостный лай, эхом отброшенный каменными стенами, и навстречу мужчине, вниз по ступеням, понесся огромный черный ротвейлер.

– Тише, тише, Бруно, старина, – Мужчина небрежно потрепал пса, вскинувшего мощные лапы ему на грудь, – Я тоже рад тебя видеть! Ладно, давай, пойдем, ты же знаешь, времени у меня мало.

Пес, поскуливая и громко цокая когтями по каменным ступеням лестницы, послушно отправился вслед за хозяином, который, поднявшись наверх, и быстро пройдя по прорубленному в лаве коридору, вошел в небольшой сводчатый зал. В центре зала находился квадратный каменный стол. Неожиданно изящными оказались кресла, стоящие вокруг стола, выточенные из светлого мрамора, они странно диссонировали с окружающей обстановкой. Мужчина опустился в одно из кресел, лицом к стене и негромко позвал: Зельда! Ничего не произошло, только черный пес, легший у ног хозяина, шумно втянул носом влажный воздух. Мужчина на секунду прикрыл глаза. Раздражение, смешанное со странной робостью, нарастало в нем, заставляя сердце биться быстрее. Он повторил громче, властней: Зельда! Воздух у каменной стенной кладки сгустился, стена будто плавилась, пытаясь вытолкнуть наружу что-то инородное, нарушающее ее вековой покой. Пес вскинул голову, заскулил и затих, опять замерев у ног хозяина. Из грубой кладки стены стала выступать, проявляясь в камне все больше и больше, женская фигура. Ее очертания становились отчетливей, и когда марево рассеялось, перед гостем и его черным псом, спрятавшим грозную морду в передние лапы, возникла высокая женщина с надменным лицом. Стена так и не выпустила женщину до конца. И ее длинные, слегка спутанные на концах, рыжеватые волосы, и дорогая ткань помятого и кое-где порванного пышного платья, и бледное лицо с острыми скулами-все было покрыто тончайшей каменной пленкой. При виде гостя, в серых глазах женщины мелькнул и тут же погас красноватый огонек, она улыбнулась, губы ее дрогнули, нежный голос произнес, наполняя мрачный зал:

– Здравствуй, Варлен!

Мужчина резко встал и, не глядя на Зельду, нагнулся к столу:

– У нас проблема.

– Неужели? – Зельда снова улыбнулась.

– Вот посмотри!

Варлен коснулся перстня на правой руке, тот загорелся красным огнем, и в центре зала появился светящийся красный куб, внутри которого плавало множество черных и бурых точек. Неожиданно цветовая гамма куба изменилась и дернулась, будто от судороги.

– Зельда, что это?

– Отсюда я не вижу, выпусти меня, и я рассмотрю получше!

– Мы оба знаем, что если я тебя выпущу, то мне придется тебя убить. Скажи, что ты видишь?

– Тогда хотя бы окно!

Варлен очертил пальцем с перстнем квадрат, и лицо Зельды освободилось от каменной пленки. Она вдохнула пьянящий земной воздух и указала на одну из двигающихся бурых точек в кубе:

– Проверь это.

Варлен вошел в светящийся куб и зажал между пальцами одну из точек, повернулся к Зельде:

– Это?

– Да. Камень, вероятнее всего, – Зельда хмыкнула, – он дестабилизирует систему, и должен быть у тебя.

Варлен дотронулся до рубинового перстня, куб тут же пропал.

– Хорошо, с этим разобрались, – подойдя к столу, Варлен выложил на него три золотистые ампулы:

– Мне нужны три унции, Зельда, и нужны сейчас!

– Три унции… Vous êtes arrivé à un mauvais endroit, alors. (тогда ты пришел в неправильное место)

Тень гнева набежала на лицо гостя, но он сдержался.

– Твой цибориум практически пуст, Варлен, осталось всего несколько капель… Это тоже дестабилизирует систему.

Варлен оперся на стол руками и опустил голову.

– Ты не веришь мне, но посмотри сам!

Варлен помедлил немного, потом обошел стол, отыскав правильное место. Он вздохнул, красный перстень на его левом мизинце засветился. Не спеша Варлен стал погружать руки в камень стола, послышался треск, тело его заискрилось, он весь затрясся. Ударила сильная молния, на секунду озарив весь Filiam Ventus и каменный стол, на котором теперь лежал стеклянный сосуд, с обеих сторон закрытый узорчатыми бронзовыми полусферами: это и был цибориум. Сосуд был почти пуст, лишь несколько золотистых капель перекатывались на самом дне.

– Что теперь, Зельда?

– Теперь ты должен пойти на охоту и наполнить его!

Варлен молчал и смотрел на цибориум, на последние золотые капли.

– Я могу пойти на охоту с тобой, Варлен.

Он улыбнулся и посмотрел на Зельду:

– Как в старые добрые времена.

– Bon vieux temps? (старые добрые времена?) – Зельда не оценила шутку.

Варлен приставил одну из ампул к бронзовой полусфере цибориума и капли послушно задвигались. Когда последняя капля перетекла из цибориума в ампулу, Варлен собрался уходить:

– Я отпущу тебя, когда он будет полным!

Вновь сверкнула молния, и когда гром докатился до Filiam Ventus, цибориума и Варлена уже не было на острове. Зельда повернула голову, окно, оставленное Варленом, быстро сужалось:

– Ты уже прилетел, мой смелый, mon garçon aux yeux bleus (мой голубоглазый мальчик), – она улыбнулась непонятно кому, – и я тебе помогу!

Зельда перевела взгляд на черного пса, который, прижавшись к полу, жалобно заскулил:

– Бруно, ты такой же трусливый, как и твой хозяин, – пес, продолжая скулить, стал задом пятиться к выходу из зала, – Все можешь, но всего боишься!

Окно в стене закрылось, фигура Зельды исчезла в каменной кладке

ЧАСТЬ I. Lumen Aureus

Глава 1

Системный сбой

Темно-синий Бентли Континентал мягко подкатил к пропускному пункту Научно-исследовательского центра «Оптиглас», новенькие корпуса которого находились в чистеньком подмосковном лесу. Два охранника в стеклянной будке упорно смотрели на дорогу, странно, но они словно не замечали дорогой автомобиль, поднявшийся сам по себе шлагбаум и человека за рулем, оставившего на окошке будки фирменный конверт DHL. Бентли остановился у одного из корпусов, из машины вышел Варлен, одетый в солидный серый костюм, и направился к входу. Днем у дверей корпуса тоже работала пропускная система, но сейчас, глубокой ночью, охранника не было, а стеклянная дверь здания была под защитой хитроумного электронного замка. Варлена не смутило это обстоятельство, он дотронулся до замка своим перстнем, и дверь бесшумно распахнулась. Ночной гость поднялся на третий этаж и найдя нужную дверь, все так же беспрепятственно открыл и ее. Варлен вошел в помещение и осмотрелся, не включая света- он отлично видел в темноте. Это была лаборатория Севастьяна Лукьянова, аспиранта МИФИ, и занималась она исследованиями в области квантовых эффектов и новейшими лазерными технологиями. Варлен улыбнулся, лаборатория явно нравилась ему. Вдоль стен стояли стеллажи с компьютерами и приборами, утыканные проводами, впрочем, провода змеились везде, особенно много их было у длинного металлического стола, на концах которого располагались две лазерные пушки, с виду похожие на дорогие кинокамеры. В самом центре узкого стола находились тиски-штатив, и именно эта деталь оборудования интересовала ночного гостя. Подойдя к столу, Варлен наклонился, глаза его сверкнули красным, выпустив яркие лучи в бриллиант, зажатый в штативе. Камень вспыхнул, заиграл, осветив лабораторию, провода и старомодную доску на стене, исчерченную рисунками, знаками и формулами. Варлен усмехнулся, мельком взглянул доску, затем подошел к штативу и вырвал из него камень. В лаборатории опять стало темно. Варлен покрутил бриллиант в руке, потом сжал его между пальцами, тот хрустнул куриной косточкой, Варлен о чем-то задумался и долго смотрел, как алмазная пыль сыпется из его руки, такая же искристая, как тот снег в Новоорхангельске…

Новоорхангельск, 1841 год.

Молодой, статный офицер в гвардейском вицмундире с белым стоячим воротничком и черными петлицами прохаживался по двору своего добротного бревенчатого дома в Новоархангельске. Было начало мая, но тут, на острове Ситка у берегов Аляски, все еще лежал снег, хотя солнце прогуливалось по небу весь день до полуночи. Тут же, во дворе, три почти одинаковых по-виду и одежде алеутов, разделывали, сидя на корточках, сегодняшнюю добычу- крупного морского котика. Кровь впиталась в снег и обледенела. Впрочем, молодой офицер ничего этого не замечал, он ждал и нервничал. В доме тявкнул щенок, офицер остановился и прислушался, видимо, ОНА все-таки пришла. Молодой человек облегченно вздохнул, поправил кивер на голове и вошел в дом с задней двери.

Внутри дома все было устроено просто и прочно: бревенчатые стены, печка, скрипучие полы. В зале вместо рояля и диванов стояли бочки, везде валялись мотки веревок, на стенах висело несколько винтовок. Квадратные столбы-балки поддерживали тяжелое перекрытие крыши, на них повисли целые гроздья ножей без ручек. Посередине находился огромный стол, в углу, где должен был быть иконостас, на деревянном резном кресле сидела молодая женщина с высокими скулами и рыжеватыми волосами, уложенными в пышную прическу. Женщина возилась с неуклюжим щенком черного ротвейлера, лежавшим на ее коленях: он шутливо кусал ее холеные пальцы, а она щекотала и тискала его, не обращая внимания на вошедшего офицера.

Молодой человек подошел к ней, склонился, чтобы поцеловать руку:

– Сударыня!

Женщина, все еще играя со щенком, протянула узкую кисть:

– Вот, мичман, как просили, пришла проститься с вами, уезжаю.

– Позвольте спросить, когда?

– А вот прямо сейчас! – женщина указала глазами на продолговатый оружейный ящик и дорогой английский сак, осевший на столе.

Офицер выпрямился, отошел от нее и заметно побледнел.

– Vous êtes un bon chasseur. (вы хороший охотник) Благодаря вашей помощи, дела мои завершены, mercy.

– Зельда, как же я? nous censés aller de pair (мы же должны ехать вместе)…

Женщина сбросила с колен щенка, встала, подошла к нему и положила руки ему на плечи:

– А, вы, мичман, будете служить Его Величеству Государю Императору на флоте и меня вспоминать. Nous reviendrons à cette conversation quand vous serez un capitaine (мы вернемся к этому разговору, когда вы будете капитаном) – Зельда улыбнулась, а потом заразительно засмеялась, – а вы как хотели?

– Je voudrais vous donner un cadeau. (у меня для вас есть подарок)

– Подарок? – Зельда посмотрела на железный лист позади кресла, на бочки, обмотанные веревками, потом на деревянный ящик на полке, – что же это, не томите!

Офицер подошел к полке и вынул небольшой деревянный ящик, поставил его на стол:

– Извольте.

Зельда приблизилась к столу, присмотрелась к ящику, медленно открыла крышку, вынула оттуда сафьяновый сверток, развернула. Внутри оказался медный обруч с небольшими отверстиями по бокам, сделанный просто и грубо.

– Варлен, зачем это? – Зельда была явно удивлена.

– Это корона.

– Корона? – Зельда снова засмеялась, – какого королевства, позвольте спросить?

– Королевства Lumen Elecricus, открытого нам Александром Вольтом и Майклом Фарадеем.

Зельда примерила корону:

– И кто же там королева?

Варлен наклонился и поцеловал ей руку:

– Вы, сударыня. Извольте, – указал ей на кресло.

Зельда послушно села в кресло, щенок, было, опять попытался забраться к ней на колени, но Варлен отпихнул его:

– Бруно, место!

Затем присоединил к отверстиям с боку короны свои странные веревки.

Зельда еще раз осмотрелась, в ее глазах сверкнули красные угольки:

– Так вы, сударь, на бочки на эти весь свой доход извели?

– В бочках этих, – Варлен указал на левую стену, – кислота, в тех щелочь, все по самому новейшему проекту!

– Меня хотели удивить, – Зельда была польщена, угольки в глазах погасли

– Сейчас сами все и увидите, сударыня – Варлен отошел к столу и достал из ящика маленькую деревянную коробочку с кругленьким набалдашником, от нее-то и тянулись веревки к бочкам.

Зельда улыбнулась ему, готовая к сюрпризу:

– Hoc solum scio quod nihil scio! – сказал он довольно громко нажал на набалдашник.

(я знаю, что ничего не знаю. Эпиграф к книге Майкла Фарадея «Experimental researches in electricity» 1839 год)

Корона, на голове Зельды заискрилась, боль пронзила ее насквозь. Она вскочила, схватившись за дымящуюся голову, но железные ножи, сорвавшись с балок пригвоздили ее обратно к креслу. И все-таки, она начала преображается, глаза её превратились в красные дыры, а за спиной распахнулись черные огромные крылья.

Варлен резко обернулся, одним движением открыл оружейный ящик. Вынув из него меч, и резко вытащив его из ножен, он подошел к бьющейся в кресле Зельде.

– Ты же хотел быть вместе! – хрипела Зельда, пытаясь сорвать обруч с головы.

Глаза Варлена наполнились красным свечением, а от рукоятки меча к острию поползла красная змейка.

– Вот мы и будем вместе, ensemble pour toujours (вместе навсегда) – змейка добралась, наконец, до острия клинка, и Варлен вонзил меч туда, где у Зельды должно быть сердце.

Зельду продолжало трясти, но крылья ее поникли, а глаза закрылись.

Варлен вынул клинок из ее груди, струя крови хлынула ему на мундир, он не смутился и вонзил в нее меч еще раз и еще.

С узкой кисти Зельды с легким звоном упал перстень с ярко горящим рубином. Варлен поднял перстень, он был маловат для его пальца, но он с силой запихнул его на мизинец. Шатаясь, он подошел к столу и залез обеими руками в разорванный сак, стараясь не поворачиваться к Зельде спиной. Там, как он и предполагал, лежал продолговатый стеклянный сосуд – цибориум, наполненный золотистой жидкостью. Варлен взял цибориум в руки, его начинала бить дрожь.

Поморщившись от нахлынувших на него воспоминаний, Варлен отряхнул пальцы от алмазной пыли. Затем, подойдя к доске, он нашел самую длинную формулу и поставил пальцем после нее жирную точку, которая тут же задымилась. Отойдя от стола, Варлен снова дотронулся до своего перстня, и внимательно осмотрел появившийся перед ним алый куб, в котором все так же вращались черные точки. Варлен немного выждал, система вела себя вполне стабильно: значит, Зельда была права насчет камня и системный сбой удалось купировать. Ночной гость окинул последним взглядом уже наполненную дымом лабораторию и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 2

Ипатьево

Взрыв и пожар в третьем корпусе стали главной новостью «Оптиглас». Лаборатория Лукьянова сгорела полностью, но как это произошло- было непонятно. Камеры наблюдения не показали ничего подозрительного ни на территории, ни в самом корпусе, но, каким-то образом, одна из лазерных пушек самопроизвольно включилась, это было ясно видно на записи, но пожар из-за этого казуса случиться не мог. И, ладно бы, пожар! Главное, что бриллиант, который, как известно сгореть не может – сгорел, или бесследно исчез, хотя штатив, на котором он был укреплен, нашли. Было множество досужих разговоров и в итоге Лукьянова вызвали на ковер. Понятно, что его обвинили в халатности, в краже напрямую его никто не обвинял, но тот факт, что начальник Лукьянова упорно обходил этот вопрос, раздражало физика еще сильнее, в итоге вышла некрасивая сцена, Лукьянов хлопнул дверью и ушел. Ему тут же позвонил зам и сообщил, что грант, который использовал Лукьянов в своем проекте, не в состоянии оплатить восстановление лаборатории, ему предложили присоединится к другой группе, или взять оплачиваемый отпуск, пока администрация «рассмотрит все варианты». Другими словами, одного из самых перспективных ученых центра вежливо попросили уйти. Было Севастьяну Лукьянову двадцать пять лет, он был вспыльчив и раздражителен, многое понимал в своем деле и не очень хорошо разбирался в людях. Впрочем, было в этом деле одно обстоятельство, которое сыграло немаловажную роль: в огромном фирменном конверте DHL, оставленном Варленом у охраны в ту ночь, содержалось крайне заманчивое предложение, исходившее от солидного университетского центра в Австрии. «Оптигласу» предлагался очень выгодный совместный проект, а в добавок – оплаченную командировку для начальника в Австрию для переговоров и, возможно, большего. Сгоревшая лаборатория Лукьянова подходила для проекта идеально.

Сначала Лукьянов решил уйти, потом решил жаловаться, потом написал разгромную статью, затем открытое письмо, в итоге уничтожил и то и другое – в общем, запутался окончательно. Но возможно, самым странным его поступком после всех этих перипетий стала поездка в Ипатьево к своему первому учителю физики, Антону Петровичу, хотя странным этот поступок назвали бы только те, кто не знал Лукьянова близко.

Севастьян Лукьянов, практически с самого рождения рос и воспитывался в детском доме, в небольшом районном центре Ипатьево, пока его не приняли в физико-математический интернат. Он отлично учился с самого начала, но именно встреча с Антоном Петровичем совершенно поменяла все его жизненные интересы, физика стала для него страстью, борьбой, чем то значительно большим, чем наука.

Последний раз Лукьянов ездил в Ипатьево после второго курса, потом жизнь так лихо закрутила его, что он почти не вспоминал о своем детстве и вот только сейчас понял, как важно для него поехать именно туда.

Лукьянов дошел от станции до Ипатьево пешком, хотя идти было чуть ли не час, был чудесный летний денек, повсюду пахло хвоей, смолой и чем то неуловимо родным. Шел он налегке и, кажется, даже забыл о всех своих проблемах на работе. Двухэтажное здание Детского дома мало изменилось за это время, к нему все так же вела желтоватая аллея, казавшаяся сегодня уже и короче. Лукьянов подошел к главному входу и позвонил, дверь открыла молодая симпатичная девушка, которая сразу показалась Севастьяну очень знакомой, но кто она, он сразу и не вспомнил. Она же как то странно на него среагировала, покраснела, замялась:

– Севастьян Сергеевич? Здравствуйте! – удивительно, но девушка знала его имя-отчество.

Лукьянов поздоровался, улыбнулся:

– Я к Антону Петровичу приехал

– А они все уехали, – девушка все никак не могла найти правильный тон, – Антон Петрович, все ребята и учителя, на десять дней, по Золотому Кольцу… Только малыши здесь, я и Наталья Ивановна… Они в среду только приедут, но можно им позвонить, я им уже сегодня звонила!

Девушку звали Вера Смирнова, она тоже была воспитанницей Ипатьевского Детдома, и вернулась сюда как воспитатель и учитель русского языка после педагогического института. Как только девушка заговорила, Лукьянов тут же вспомнил ее, ну конечно же, это она!

– Вера? Вас ведь Верой зовут? – Лукьянов был безумно рад встретить ее, Веру Смирнову, о которой он и думать забыл, и все же она была ему родным человеком, и именно за этим он сюда и приехал.

– Неужели вы меня помните? Да что же мы в дверях стоим? Проходите, проходите, я вам сейчас вашу фотографию покажу на стенде выпускников, вы же у нас знаменитость!

Через 10 минут они сидели в «кают компании», то бишь столовой и пили чай с конфетами. Вера подробно рассказала о делах в Ипатьево, об Антоне Петровиче, который уже собирается на пенсию и обо всех общих знакомых.

– Ну а ты то как сама, Вера? Видишь их еще?

– Кого? – Вера опять застеснялась и покраснела.

– Ну их, с золотыми крыльями?

Вера встала из-за стола, подошла к мойке, чтобы ополоснуть чашки, но на самом деле, девушка чуть не плакала:

– С тех пор как вы уехали в интернат – не видела…

Вера попала в Ипатьево когда ей было девять лет, Севастьяну Лукьянову, тогда просто Севе – двенадцать. Вера была странной девочкой: маленького роста, тоненькая, гладкие черные волосы и большие синие глаза, явно неместная. Она любила болтать, причем, все равно, с кем, но говорила уж очень необычно, скороговоркой, почти не задумываясь и не глядя собеседнику в глаза, что особенно раздражало ребят. Ей дали обидную кличку, дразнили, но что хуже всего – гнали прочь. Сева не был похож на «ботана», хотя это был именно тот год, когда в Ипатьево появился Антон Петрович и почти сразу же стал заниматься с Севой индивидуально, готовя его к физико-математическому интернату. Вера ходила за Севой хвостиком, он был не против, хотя и не считал ее другом. Его настоящим другом был самый взрослый в детдоме, и самый хулиганистый, Витя Куцепенко, по прозвищу Витя Куцый. Витя походил на питбуля: квадратный, мускулистый, но Севу уважал и с ним считался.

Летний вечер обнимал Подмосковье, стайка младших крутилась около столовой – приближался ужин. Вера с Севой сидели на земле, прислонившись к дереву, она рассказывала ему о лесе, о своей знакомой кошке Мусе Чемодановой, о муравьях, а Сева не перебивал. Ну, в общем, Вера решилась рассказать свое главное, любимое:

– Ты знаешь, они бывают разные, но я видела только золотистых. Они приходили ко мне ночью, когда я была совсем маленькая, и только когда мамы дома не было, ну, чтобы я с дивана не упала, у нас диван был, рыжий такой. Ну, в общем, они похожи на людей, у них есть глаза и волосы, и даже ресницы, их можно трогать, они не обижаются. Когда им нужно, они становятся большими или маленькими, и у них появляются крылья, тоже золотистые, они ими летают. А еще, у них есть звездочки, красивые такиееее, они ими пуляются…. Ты мне веришь?

Сеня теребил соломинку накручивая ее на палец:

– Нет, не верю, но ты рассказывай!

– Ну, вот, – почти обрадованно сказала Вера, – они помогают детям, всем детям, без разбора, и у кого родители есть, и таким как мы…

– А взрослым?

– Взрослым раньше помогали, а теперь нет, взрослые сами по себе…

На другом конце просторного двора, на бортике старой песочницы сидели Витя Куций, его адъютант Пашка Соловей, рыжеватый смышленый парень и еще двое пацанов, поменьше. Все ждали ужина.

– Смотри ребя, Смурнучка Севу грузит, – прокомментировал парочку под деревом Пашка.

Витя чуть улыбнулся, компания поняла, что можно смеяться и хохотнула презрительно.

– Надо бы ее проучить, – продолжил тему Пашка, – достала уже всех своей лабудой!

– В Котел ее! – встрял один из пацанов поменьше.

«Котлом» среди детдомовцев называлось бывшее помещение котельной в заброшенном корпусе, пол там прогнил и через жирные щели виднелась черная пасть котлована. Обветшалый корпус официально забили фанерой, но жизнь там продолжалась: пацаны устроили в «гнилушках» то ли штаб, то ли клуб, где курили, смотрели запрещенные журналы и играли в картишки. В «Котел» не любил заходить даже сам Витя, хотя он вообще ничего не боялся, не боялся даже драться с деревенскими мужиками.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3

Другие книги автора

Колонизатор. Картинки ближайшего будущего

Аркадий Уткин