Старый дом под черепичной крышей

Гуделка утвердительно кивнул головой.

– Немедленно едем, – сказал встревоженно Пал Палыч. Он сунул в сумку стальной гвоздодёр, бельевую верёвку на всякий случай, взял Гуделку, положил его в нагрудный карман, так, чтобы из кармана высовывалась одна его голова, запер кабинет и быстро пошёл на троллейбусную остановку, пожалев об ушедшем милиционере.. «Он в этом деле был бы как раз кстати, ему бы это было весьма полезно услышать», – подумал Пал Палыч, ещё больше убыстряя шаг. За перекидным пешеходным мостом через железную дорогу он уже почти бежал в направлении троллейбусной остановки.

– Только бы успеть, только бы успеть, – повторял он, прибавляя и прибавляя шаг. И только, когда они сели в троллейбус, Пал Палыч немного успокоился, вытащил мобильник и попытался позвонить, но абонент не отвечал.

– Куда звонишь? – спросил Гуделка.

– На четвёртый жил участок, – сказал учитель.

– Это мне ничего не говорит, – ответил Гуделка, – такого дома я не знаю и людей под таким именем тоже.

– Это милиция Заводского района, там у меня знакомая работает, бывшая моя ученица.

– Какая ученица? Она надёжный человек? На неё можно положиться? – спросил Гуделка.

– Надёжная, надёжная. И должность у ней солидная. Не хотелось бы по пустякам беспокоить.

– Кто такая эта должность?

– Не должность, а женщина – Муза Карповна Городец, начальник отдела, майор. Понял?

– По правде говоря, не очень. Я в чинах и званиях не разбираюсь. А майор – звучит. А, зачем к ней?

Какой ты любопытный, братец… Хотел поговорить. Дело-то уж больно деликатное, чтоб подстраховала, так чтоб без особого шума, мало ли что мальчишки могут придумать… «Да и ты тоже, уж больно разговорчивый, первоапрельская шутка в кармане», – подумал о Гуделке Пал Палыч, но не произнёс этого вслух.

– Они не придумать… – сказал Гуделка.

– Так вижу,… вижу. Это-то меня и… – Пал Палыч не договорил. Он не знал, как строить свой разговор с игрушкой, стушевался и замолчал.

Гуделка кивнул понимающе, хотя почти ничего не понял, потому, как люди живут по своим непонятным законам, которых, как говорил Никита, насочиняли с одной только целью, чтобы их не исполнять, а живут совсем по другим, которые нигде не написаны, но исполняются неукоснительно.

«Придётся нам разруливать с пацанами одним» – подумал Пал Палыч» и не заметил, как проговорил свои мысли вслух.

– Как это разруливать? – спросил Гуделка, разве у вас есть руль?

– Это выражение такое. Разруливать – значит исправлять что-то, налаживать.

– Что исправлять?

Пал Палыч не ответил на вопрос Гуделки, продолжая прокручивать в мозгах ситуацию. «Звонить Музе Карповне, как он хотел, стоит ли? Что он скажет? что игрушка ему об этом рассказала. Такому бы и он не поверил, а подумал бы, что сообщивший пьян или наркотиками увлекается, оттого и глюки. Звонить однозначно нельзя,… проверить самому, а потом уж сообщить,… это будет правильно. Лучше ещё раз мысленно прокрутить ситуацию. По всей видимости, хозяин коттеджа решил их попугать и посадил в подвал, чтобы не лазили по чужим дворам. Даже если и велись серьёзные переговоры с участием иностранца, никто мальчишек в серьёз не примет, даже если их и обнаружили. Наверняка подумали, что играя в прятки, перелезли через забор или что-нибудь на это похожее», – так думал Пал Палыч, совершенно не ведая в какую опасную историю влипли его ученики, а через некоторое время влипнет и он сам. А, в общем, он уже в неё почти влип.

В троллейбусе было мало народа, Пал Палыч сидел с Гуделкой на заднем сиденье и люди думали, что пожилой человек разговаривает сам с собой. Их это нисколько не смутило, потому как такое бывает, когда люди проговаривают свои мысли вслух, особенно пожилые.

– Ты тех мальчишек хорошо помнишь, что тебя нашли на чердаке? – спросил Пал Палыч Глиню.

– А как же не помнить, я их в жизнь не забуду.

– Их случайно не Мухой и Пегасом звали?

– Точно, Пегасом, а с ним этакий маленький с рыжей шевелюрой был, его Пегас Мухой называл… – вы откуда знаете?

– Это сейчас обсуждать не будем.

– Я знаю, что когда они из дома вылазили, сторож Никита стукнул одного метлой по спине. Когда они меня на базар несли, то Муха жаловался, что у него спина от метлы горит. Я тогда очень обрадовался, что меня на базаре на прилавок поставили, народу вокруг тыщи и все на меня смотрят. Потом, я уже говорил, этот доцент появился. Я тогда очень обрадовался, что в музей или на выставку попаду, а тут… – глиняный мальчик, не договорив, замолчал.

– И что же, не попал, значит, на выставку? – участливо спросил Пал Палыч.

– Как видите,… жулики оказались,… и полный дом вещей в целлофановую плёнку завёрнутых, от пыли; я когда со двора убегал, в окно дома заглянул, чтоб узнать, где доцент и не сцапает ли он меня?

– А что же иностранец, тоже жулик?

– Думаю, что так. Он меня ещё болванчиком называл. Сам болванчик горбоносый… – Гуделка замолчал, видимо вспоминая пережитое. Затем заговорил снова. – Бизнес у них с доцентом общий. Ещё Фома Фомич с ними. Он у них главный. Это тот самый Фома Фомич, что мамушкин дом купил. Думаю, что у них сейчас совет должен быть.

– Какой совет?

– Как какой? Обыкновенный – что делать со свидетелями их переговоров, то есть с Костей и Антоном?

– Понятно… – сказал Пал Палыч. – Ты мне вот чего скажи – ваш дом на Большой Горной стоял, в переулочке и был крыт черепицей?

– А вы откуда знаете? – удивился Глиня.

– Вопросы отложим на потом. Ты лучше скажи, в доме было много таких игрушек как ты?

– Много, только гармонист, козочка и овечка добровольно к Фоме Фомичу поехали, они синеволосой понравились. Сами того хотели. Она их и взяла. Никита сказал про них, что раз ума нет, то считай калеки. И где они сейчас, никто не знает. Мне ребята рассказали, про то, что мамушкин дом сломали.

– Я это знаю, сам видел, – подтвердил сказанное ребятами Пал Палыч.

– Не всё знаете. Никита перед сломом дома игрушки в ящик из-под мыла положил и на чердак отнёс. Мы с Свистоплясом…

– С кем,… с кем? – перебил Глиню педагог.

– Какая, право, у тебя память плохая… Ну, с кентавром, я же говорил. Мы бои устраивали, вот в ящик и не попали, а другие в ящике оказались. А где теперь этот ящик – никто не знает. Вот и всё, что мне известно, а что там и как? – не знаю, – заключил Глиня и, помолчав, добавил, – Антон говорит, что с Заступником, с богатырём по-вашему, беда приключилась, может быть даже и погиб, – Глиня засопел и уткнулся носом в плечо Пал Палыча. Он хотел скрыть от учителя нечаянно нахлынувшие слёзы.

– Не расстраивайся, – сказал Пал Палыч, – ты лучше дом покажи, где ребят с Свистоплясом удерживают, – троллейбус к конечной остановке подъезжает. Вон уже церковь, а за ним музей краеведения, там и конечная.

Они вышли из троллейбуса и Пал Палыч быстрым шагом пошёл туда, куда указывал Гуделка. Вскоре они остановились перед высоким кирпичным забором. Пал Палыч через дырочку заглянул во внутрь – автомашины во дворе не было, значит хозяина тоже нет.

– Может быть, стоит вызвать милицию и подождать? – спросил Пал Палыч глиняшку.

– А если их уже увезли, пока я к вам ездил?– предположил Глиня.

– Тоже верно, только время протянем, – согласился Пал Палыч с доводами глиняного мальчика.

– Тогда нам ничего не остаётся, как лезть через забор, – сказал Пал Палыч и стал исследовать кирпичную кладку на предмет – не обнаружится ли где удобное место для перелезания?

Когда он искал удобное место для перелезания, то остановилась какая-то старушка и проворчала, глядя на пытающегося влезть на высокий кирпичный забор пожилого человека:

– Чему молодёжь научится, когда старики по заборам лазают, а ещё с виду добропорядочный человек… Насмотрятся фильмов по телевизору вот и сходят с ума,… тьфу,… глаза бы не смотрели.

В этот момент ни Пал Палыч, ни Гуделка не знали, что к этому самому дому мчится на большой скорости чёрная иномарка и что не дольше как через полчаса она въедет в автоматически открывшиеся ей ворота. Этого учитель не знал и не мог знать, а вот что он понимал, так это то, что надо попробовать на прочность сучок стоящего рядом с забором дерева. Попробовал, оценил, видимо остался доволен, влез на дерево и по суку достиг забора, перебрался на толстую ветку другого дерева, что росло во дворе и только он стал перебираться на другую ветку, чтобы достичь ствола и спуститься по нему на землю, как из-за дома вышли два прилично одетых молодых человека и предложили Пал Палычу спуститься вниз, предусмотрительно приставив к стене лестницу. Молодые люди были весьма крепки телосложением и не шутили, Пал Палычу пришлось подчиниться.

– Его куда? К тем, что ли? – спросил один из охранников.

– Надо его закрыть в другой подвал. Все вместе – это опасно.

Охранники проводили Пал Палыча до открытой двери подвала, обыскали, дали хорошего тычка между лопаток, отчего учитель полетел в тёмное пространство подвала. Дверь с визгом захлопнулась и кто-то из охранников произнёс: «Вот так-то лучше будет, и тебе не суетно, и нам спокойнее».

– Ты здесь? Малыш! – окликнул Пал Палыч, лёжа на цементном полу, Гуделку.

– Тут я, тут… – послышался Гуделкин писк. – Вы не могли бы повернуться на бок, а то я из вашего кармана никак не выберусь…

– Хорошо хоть ты со мной, – проговорил учитель, переворачиваясь на спину и продолжая лежать.

– А куда же я от вас денусь!? – сказал Глиня, вылезая из нагрудного кармана и прохаживаясь по груди Пал Палыча.

– А я решил, что тебя потерял. «Вот,– думаю,– и Гуделку потерял», а ты здесь. Это даже очень хорошо.

– Чего ж хорошего, когда нас сцапали, – сказал Гуделка

– Голова болит, – проговорил Пал Палыч морщась и трогая рукой голову, – ударился.

– Жаль, конечно, что перед тем как нас сюда толкнуть, они матрац не постелили, – пошутил Гуделка.

– Какой там матрац, – морщась, сказал Пал Палыч, – однако ты игрушка с юмором, ценю. В нашем положении юмора только и не хватает, – учитель, кряхтя, стал подниматься на ноги, а Гуделка предусмотрительно спрыгнул с груди Пал Палыча и уселся на, лежащий на полу обрубок бревна.

Гуделка не стал развивать тему юмора в экстремальных ситуациях, он думал. Он думал об этом странном сообществе людей, среди которых очень много хороших и честных человеков и про то, что совсем небольшая кучка плохих людишек не даёт им спокойно и мирно жить. Вот и Пал Палыч – очень хороший человек, а его в подвал… Так не годится. Значит, они с Свистоплясом правильно боролись с пороками. Так порок наживы у одних, заканчивается подвалом для других.

Кое-как придя в себя от тычка и удара головой, Пал Палыч встал, обследовал небольшое помещение, нашёл в стене маленькое вентиляционное окошечко и стал наблюдать, что происходит во дворе.

– Послушай, Глиня, – сказал Пал Палыч, – а нас не в тот подвал посадили, где были ребята? Их может быть отсюда увезли или дали по шее и прогнали. – С этими словами учитель поднял Гуделку с земли и поставил его на выступающий кирпич вентиляционного окошечка.

– Не – а? Тот подвал с другой стороны дома, а этот с этой,– сказал Гуделка, – оглядев в окошечко двор.

–Значит, нас от ребят отдельно держат, – высказал мысль Пал Палыч и стал наблюдать дальше. Во дворе появился с метлой дворник. Он подошёл к воротам и стал мести. В нём Пал Палыч без труда узнал Никиту. «Видно он здесь подрабатывает» – подумал учитель. В тот момент, как только Пал Палыч увидел Никиту, он стал рассчитывать на его помощь. Только как ему подать незаметно сигнал?

Но замыслу Пал Палыча не удалось сбыться. К дворнику подошли те самые охранники, что арестовали Пал Палыча, и стали указывать Никите на дверь, дескать, сегодня подметать не надо, уходи. Голос Никиты был грубый и до Пал Палыча донеслись слова: «Вы мне не указ; мне Эдуард Аркадьевич сказал мести, я и мету, всё как положено, минута в минуту.

– Это голос Никиты! Это голос Никиты! – закричал Гуделка, – он нас обязательно выручит! Никита!! Никита-а-а!! – закричал он изо всей силы.– Это я, мамушкин Глиня! Нас заперли с учителем в подвале! Выручи нас!..

Никита уже собирался уходить, но услышав Гуделкин голос, узнал его и, развернувшись, направился к подвалу.

– А вот туда тебе, борода, нельзя, – проговорил один из охранников, загораживая дворнику дорогу.

– Я тут двор убираю и везде хожу, – ответил Никита.

– Ты! Чума с метлой,… дёргай отсель,– угрожающе сказал загородивший Никите дорогу охранник.

Видя, что Никиту просто так не проводишь, охранники решили выпроводить его силой. Один зашёл сзади и взял Никиту за шиворот, и повёл к воротам. Но не успел он и пройти трёх шагов, как жилистая рука Никиты дотянулась до руки охранника и, захватив её крепкими пальцами, легко перебросила тело парня через себя, затем так же легко охранник был поднят на вытянутые руки Никиты и переброшен через забор. «Вот так и ладненько, – проговорил Никита, – теперь порядок. А то они сказали,… они сказали,… тьфу на вас,… мне сам Эдуард Аркадьевич распорядок составил,… указчики.

Видя такой оборот дела, второй охранник спрятался за половинку ворот, прихватив с собой лопату. Как только дворник повернулся к нему задом и пошёл к подвалу, ударил его совковой лопатой по голове; черенок у лопаты сломался, а Никита, схватившись за голову, упал. Тут же в дверях появился другой охранник, держась за плечо и постанывая. Вдвоём они волоком оттащили Никиту в сторону от ворот, положили у забора рядом с чёрным «фольксвагеном» доцента, связали и воткнули в рот кляп. «Вот и нет моего помошничка, – подумал Пал Палыч, – теперь жди своей очереди… тут дураком не прикинешься. Машину-то я в дырочку забора не увидел».

Только теперь учитель понял насколько серьёзна история, в какую он вляпался. «Эти церемониться не будут, у них всё просто», – подумал он и стал наблюдать дальше. Пал Палыч наблюдал, а Гуделка сидел тут же на подоконнике на половинке красного кирпича, и плакал, приговаривая: «Нет больше Никиты,… никто не погладит по голове,… никто не расскажет про Англию,… никто не расскажет о справедливости… Ы-ы-ы-ы…».

Охранники же нисколько не мешкая погрузили Никиту в багажник «фольксвагена», и не более чем через десять минут в этом же багажнике, рядом с Никитой лежал и связанный Пал Палыч. Когда учитель увидел идущих к подвалу охранников, он сразу всё понял.

– Глиня!.. – и он кивнул на оконце, – по мою душу идут.

– И по мою тоже, – твёрдо сказал Гуделка и быстро забрался в нагрудный карман Пал Палыча. – Я друзей в беде не оставляю.

– Это бессмысленная жертва… – сказал Пал Палыч.

– Не думаю, что вы на моём месте поступили б иначе… Не будем спорить и не надо меня переубеждать… – и Глиня спрятался в кармане.

Пал Палыч тоже попытался сопротивляться охранникам, но те были молодые и тренированные, они быстро скрутили учителя и бросили в багажник.

Во время борьбы из кармана Пал Палыча выпал Гуделка. Наблюдавший со стороны за сопротивлявшимся учителем доцент, подошёл и поднял Гуделку, повертел в руках и положил в бардачок автомобиля.

– А вот красть чужие вещи нехорошо, – сказал он, подойдя к багажнику. – Как я понимаю, вы и через забор лезли, чтобы стянуть, что-либо ценное, а тут такая удача. Как я понимаю, действовали группой. Вы хоть знаете, что держали в своих руках? Вижу, что не знали… Хорошо,… я поясню.

Не надо пояснять, – проговорил Пал Палыч из багажника, – я учитель по керамике и не хуже вас разбираюсь в лепных изделиях.

– Ах! Вы учитель! – удивился Эдуард Аркадьевич. – Значит не простой вор, а разбирающийся в культурных ценностях… Так я понимаю… Очень приятно познакомиться, – с издёвкой проговорил Забродин. – Вы, наверное, воспитатель тех самых пацанов, что тоже посягали на чужую собственность, а теперь сидят связанные в соседнем подвале. Кажется, их зовут Костя и Антон. Не так ли? Что ж, какой воспитатель – такие и ученики,… кол-лега.

– Какой я тебе коллега? – прохрипел Пал Палыч.

– Если два человека занимаются одним и тем же делом, то они коллеги, что тут непонятного. Вы ищите игрушку, а я её нашёл, правда, вперёд вас, это бывает, Удача – она не регламентирована, на неё никакой прогноз не распространяется, уж вы мне поверьте.

Голос доцента был с ехидцей. Чувствуемое превосходство так и выпирало из произносимых им фраз.

– Что ж вы мне рта не затыкаете, господин доцент? В современных фильмах принято затыкать рты, а затем везти на какой-нибудь не работающий завод. С вашей лёгкой руки их теперь на Руси так много, что долго и искать не надобно. Вам только остаётся в безлюдном цеху подцепить жертву крюком, подвесить и пытать,.. Что, разве не так?

– Ты, папаша, насмотрелся неправильных фильмов, – сказал доцент, – Точнее, такой сюжет для тебя и для твоего соседа по багажнику не подходит, слишком поэтический. Да и что из вас выбивать? Деньги? – у вас их нет; завещание на многомиллионную в долларах недвижимость? – тоже самое… У вас ничего нет? Скудная пенсия, да плюс к ней скудный приработок, вот и всё. А вы – заброшенные цеха-а-а!,… крюки-и-и!… Кто о вас будет руки марать?… Вы просто пропадёте, дорогой учитель, вот и всё. Всё что знаете вы – примерно тоже самое знаю и я, так что, скажем, вы не являетесь носителями суперважной информации. Наверное, ломаете себе голову, почему я с вами разговор веду?

–Да уж загадка, если всё так просто, то чего уж там… – сказал Пал Палыч.

– Не напрягайтесь… И вы, и дворник, мне нужны только потому, что оба являетесь ценными носителями навыков, а это серьёзно. Навыки, конечно, можно наработать, но это долго, а время – деньги. В наше время люди нетерпеливы, я не про себя, я могу и подождать. От вас зависит, какой будет план наших действий дальше.

– Что-о-о… План?… План готовящегося преступления, так? – перебил его Пал Палыч.

Эдуард Аркадьевич поморщился.

– Экие вы подыскиваете выражения, Пал Палыч, вас ведь так величают?.. Пал Палыч не ответил.

–А я ведь ничего плохого не хочу ни вам, ни вашему товарищу по несчастью. Поверьте. Я сам хотел на вас выйти, но вы меня опередили и всё получилось вот так нелицеприятно. Просто вы являетесь, судя по статье в газете, реаниматором игрушки и не один год над этим работаете и, исходя из информации в газетной статье, сильно в этом деле преуспели, но не во всём. Ваш сосед, как только очнётся, расскажет вам недостающие детали технологии, ведь он хорошо знал хозяйку дома и даже ей помогал. Как видите, вы оба могли бы оказать делу возрождения игрушки неоценимую услугу. Ведь от вас не требуется ничего такого. Вы возродили игрушку, это уже много. Второй шаг – создание в городе мастерской по её производству. По сравнению с тем, что сделано, это мелочь. Когда вы почти у цели, оказаться в багажнике – обидно. Тем более, игрушка, хотя и в единичном экземпляре найдена, а скоро будет в наших руках и вся коллекция.

– Конкретнее можно, – проговорил Пал Палыч.

– Можно и конкретнее. Делать ничего, по сути, не надо, честь ваша не затрагивается, совесть вашу никто покупать не собирается и даже денег никто не предлагает. Это ведь бестолку, правда? Вы же не покупаетесь?… Можно на этот вопрос не отвечать, я это и так знаю. А дело самое пустяшное – я вас отпускаю на свободу, могу отправить на курорт. Одним словом, вы два-три месяца молчите об игрушке, а потом вольному воля – говорите о её достоинствах сколько хотите. Мы вам даже обустроим мастерскую по её производству. Хотите – будете директором мастерской, а желаете – то и научным консультантом, поможем вам выпустить для детей книжечку по игрушке, и даже альбом на двух или трёх языках в суперобложке, где наряду с фотографиями найденной игрушки будут фотографии и игрушек, слепленные вашими руками, разве это плохо? Если желаете, в городе будет музей игрушки. Игрушкой с радостью пополнят свои фонды лучшие музеи мира. Можем украсить детский парк игрушечными глиняными персонажами. Согласитесь, это гораздо лучше, чем лежать в багажнике. Как видите, мы игрушке не враги и сделаем всё возможное, для её процветания. Убедил?

– Как я понимаю, вы хотите раскрутить игрушку и на ней заработать?

– У вас прекрасная логика, Пал Палыч. Что в этом плохого, что мы её собираемся раскрутить? Поймите, государство и правительство города и области этим не будут заниматься, а у таких как вы на это нет денег. В итоге остаёмся мы, с возможностями, с влиянием, связями и деньгами, логично?..

– Я понял. Вам необходимы серьёзные свидетельства об игрушке, практическая её проработка, от этого она вырастет в цене, – сказал резко Пал Палыч.

– Вы умный человек. Всё правильно, она вырастет в цене, но о деньгах ли речь, ведь вы и этот дворник – альтруисты, для вас важна идея, так кто вам будет мешать наслаждаться собственной фантазией, да ещё и постоянно имея в кармане на жизнь. Я вам предлагаю реальное дело, наша фирма не привыкла разбрасываться талантами, сударь, потому и стараемся сберечь каждого значимого человека.

– Захлопывайте багажник «добродетель», – проговорил зло Пал Палыч.

– Дело ваше, учитель, только помните – незаменимых нет. Предлагаемый вариант удобный и для вас, и для нас. Просто с вашим отказом этим делом займётся «Изумруд».

– Что, подпольная кликуха бизнесворотилы? – с сарказмом спросил Пал Палыч, хотя от Гуделки он знал, что это подпольная фирма по продаже антиквариата за границу.

– На сей раз вы ошиблись. «Изумруд» – хорошо законспирированная организация. Да, «Изумруд» это сделает и без вашей помощи, правда немного дольше по времени. – И с этими словами Эдуард Аркадьевич кивнул одному из охранников, крышка багажника захлопнулась и через две минуты машина, мягко покачиваясь на неровностях, не торопясь выкатилась со двора, Автоматическая система закрыла створки ворот.

Глава 47. Профессору плохо

Шевелись! Шевелись! – кричит Сима, глядя как бездомные перебирают оставшиеся кучи мусора. Вчера кучи не добрали и потому сегодня Сима торопиться довершить разборку, опасаясь как бы не нагрянул Фома Фомич, ведь не зря же он позвонил ему по мобилу и приказал искать игрушку.

– Зорче гляди, дармоеды! – выкрикивает Сима. – Кто просмотрит, тому глаз вон, а кто увидит, тому бутылка горячительного, персональная от Симы и моё благорасположение. А моё благорасположение многого стоит, правда, профессор? И он толкнул профессора ногой. Позолотин свалился набок и заохал.

– Не трожь старика, – зло сузив глаза и в упор глядя на Симу проговорил Крокыч, – тронешь – убью. Сима опешил, но с Крокычем связываться не стал, просто выругался и пошёл дальше, делая вид, что не слышал сказанное.

– Спасибо тебе, – проговорил Позолотин, – переводя дыхание, – плохо мне что-то, совсем плохо, как бы не умереть…

Крокыч бросил заниматься мусором и решил отнести Позолотина в тень. Солнце пекло нестерпимо. В яме на свалке что-то тлело и оттуда шёл дополнительный жар и смрад. В стороне рычали, деля добычу, собаки. Крокыч обхватил Позолотина и волоком потащил его подальше от мусорной кучи и положил около большого лопуха так, что тень от его листьев падала на голову профессора.

– Здесь вам будет лучше, – сказал Крокыч, подсовывая под голову Позолотина охапку травы.– Главное, лежите спокойно и не шевелитесь.

– А если Сима спросит? – послышался слабый голос Вениамина Павловича. – Ругаться будет.

– Не беспокойтесь, профессор, я с Симой вопрос улажу, – и Крокыч ушёл.

Вениамин Павлович, как только Крокыч ушёл, сразу забылся, тело его обмякло и он ощутил сладкую полудрёму. Он вдруг, как бы во сне, увидел свою давно умершую мать, она молодая стоит на лугу с граблями, а отец в стороне, по пояс голый, косит высокую траву. Спина у него шоколадного цвета, а на военных солдатских брюках тёмные пятна от стекавшего со спины пота.

– Иди, Венечка, иди, – говорит мать, маня ребёнка к себе, и Веня, перебирая босыми ножками, подходит по нескошенной траве поближе, а дальше идти опасается. Мать берёт его на руки и сажает под большой лопух. Под этим лопухом тень и налетающий ветерок приятно холодит грудь. Венечка протягивает ручонки и пытается поймать пальчиками живительные струйки ускользающего ветерка. «Дай, дай, дай, – говорит он и смеётся. И вдруг Веня слышит, будто вокруг него начинают говорить цветы. Они наклоняют к нему свои разноцветные головки и повторяют: «Он спит… Он спит. Венечка хороший. Спи… Спи. Тебе надо поспать. Он спит. Он спит». Но Веня знает, что он не спит, а слышит то, что не слышит ни его мать, ни отец. Он, Веня, понимает язык цветов и ему становится от этого весело и смешно. «Дай, дай, дай» – повторяет малыш и смеётся, а в ответ вновь слышит: «Спи, спи, тебе надо поспать». Он слышит эти голоса настолько явственно, что просыпается.

«Что это?.. Неужели галлюцинации?»,– думает Вениамин Павлович. Он поднимает тяжёлые веки и видит широкий лист лопуха над головой, но голоса почему-то не исчезают. Они совсем рядом. Он понимает, что находится на свалке, что над ним лопух, но откуда же голоса? Неужели давно минувшее соединилось с настоящим? Но ведь он учёный, профессор, понимает, что так не бывает. Но, голоса цветов?… Разве их не было? Разве он всё это придумал? Они были. Почему были? Он слышит их и теперь, связь прошлого с настоящим ещё не успела разорваться и это, по всей видимости, остаточные явления полубредового состояния. «Вероятно, галлюцинация, – подумал Вениамин Павлович, – от перегрева, со временем пройдёт, надо только спокойно лежать и пройдёт. Лишь бы не появился Сима и не погнал на разборку мусора». Но Симы не было, а чья-то рука кладёт ему на лоб смоченную в холодной воде тряпочку. Холод действует и Позолотин видит, прямо около своего уха, маленькую, похожую на куколку девушку.