Учение о первенствующем епископе в русском православном богословии в ХХ веке

В июне 2008 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял определение «О единстве Церкви»11. В данном документе Собором была выражена глубокая озабоченность «в связи с тенденциями пересмотра канонической традиции, проявляющимися в высказываниях и действиях некоторых представителей Святой Константинопольской Церкви». В документе отмечалось, что отдельные иерархи и богословы Константинопольского Патриархата развивают новую экклезиологическую концепцию, согласно которой:

а) принадлежащей вселенскому Православию считается только та Поместная Церковь, которая состоит в общении с Константинопольским престолом;

б) Константинопольский Патриархат имеет исключительное право церковной юрисдикции во всех странах православного рассеяния;

в) в этих странах Константинопольский Патриархат единолично представляет мнения и интересы всех Поместных Церквей перед государственной властью;

г) любой архиерей или клирик, несущий служение за пределами канонической территории своей Поместной Церкви, находится под церковной юрисдикцией Константинополя, даже если сам этого не сознает, а следовательно, может при желании быть принят в эту юрисдикцию без отпускной грамоты (как это имело место в случае с епископом Василием (Осборном));

д) Константинопольский Патриархат определяет географические границы Церквей и, если его мнение не совпадает с мнением той или иной Церкви по данному вопросу, может учреждать на территории этой Церкви собственную юрисдикцию (как это произошло в Эстонии);

е) Константинопольский Патриархат в одностороннем порядке определяет, какая Поместная Церковь может, а какая не может участвовать в межправославных мероприятиях.

Архиерейский Собор констатировал, что «такое видение Константинопольским Патриархатом собственных прав и полномочий вступает в непреодолимое противоречие с многовековой канонической традицией, на которой зиждется бытие Русской Православной Церкви и других Поместных Церквей, а также с их реальными пастырскими задачами по духовному окормлению диаспоры»12.

Напомнив, что перечисленные вопросы могут получить окончательное разрешение лишь на Вселенском Соборе Православной Церкви, Собор призвал Константинопольскую Церковь «впредь до общеправославного рассмотрения перечисленных новшеств проявлять осмотрительность и воздерживаться от шагов, могущих взорвать православное единство»13.

Очевидно, что модель первенства, предлагаемая сегодня Константинопольским Патриархатом, близка к римско-католической, противоречит православной экклезиологии и каноническому преданию Церкви. Между тем не менее очевидно, что в XX веке Поместные Православные Церкви оказались в совершенно новых условиях, требующих оперативного и скоординированного решения многих вопросов и проблем, возникающих в сфере межцерковных и межправославных отношений14. Следует признать, что стабильных механизмов решения подобных вопросов в Православной Церкви на сегодняшний день не существует15.

Органом высшей власти в Православной Церкви является Вселенский Собор, однако последний из них состоялся двенадцать столетий назад. Подготовка Всеправославного Собора ведется почти сто лет, однако очередная попытка его провести в 2016 году вновь оказалась неудачной. Главной причиной стало отсутствие согласия между Поместными Церквами по проектам соборных документов, регламенту и организационной процедуре Собора, а также неразрешенный конфликт и разрыв евхаристического общения между Антиохийским и Иерусалимским Патриархатами на момент открытия Собора.

Как ожидалось, Святой и Великий Собор будет созван Вселенским Патриархом Варфоломеем в Константинополе в 2016 году, «если не возникнет ничего неожиданного»16. Собранием Предстоятелей Православных Церквей, состоявшимся в Шамбези 21–28 января 2016 года, было одобрено решение созвать Святой и Великий Собор Православной Церкви 18–27 июня 2016 года на Крите. Однако данное решение, как и регламент Собора, а также проект соборного документа «Таинство Брака и препятствия к нему», не были подписаны делегацией Антиохийской Православной Церкви. Последний документ не был подписан также делегацией Грузинской Православной Церкви. Обе Церкви указали на наличие серьезных оснований для своего решения.

Ради успешного продвижения к созыву Собора Русская Православная Церковь сочла возможным подписать вышеупомянутые документы, выразив при этом уверенность в необходимости предпринять в оставшееся до Собора время энергичные усилия по поиску общеправославного согласия в отношении документов, не подписанных одной или двумя Поместными Церквами, что позволило бы осуществить созыв Собора. Со стороны Русской Православной Церкви, а также Грузинской, Сербской, Болгарской и Элладской Православных Церквей и Священного Кинота Святой Горы Афон были представлены существенные поправки к проектам документов Собора «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром» и «Миссия Православной Церкви в современном мире». Однако дальнейшего общеправославного обсуждения сложившейся ситуации предпринято не было.

Четыре Поместные Православные Церкви (Антиохийская, Грузинская, Сербская, Болгарская) выразили мнение о необходимости переноса Собора, из них три (Антиохийская, Грузинская, Болгарская) отказались от участия в Соборе, намеченном на 18–27 июня, а предложение Русской Православной Церкви о созыве чрезвычайного Всеправославного предсоборного совещания не было принято Синодом Константинопольского Патриархата. В связи с этим Священный Синод Русской Православной Церкви на заседании 13 июня 2016 года заявил, что необходимое основание для созыва Святого и Великого Собора, заключающееся в наличии «согласия Блаженнейших Предстоятелей всех общепризнанных Поместных автокефальных Православных Церквей» (Регламент организации и работы Святого и Великого Собора Православной Церкви, ст. 1), «очевидным образом отсутствует» (журнал № 40)17.

В результате 18–26 июня 2016 года на острове Крит состоялся Собор, в котором приняли участие только десять Поместных Православных Церквей. Антиохийская, Русская, Грузинская и Болгарская Православные Церкви не участвовали в работе Собора. При этом ряд иерархов Поместных Православных Церквей, принимавших участие в Соборе, заявили, что отказались подписать документ «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром» ввиду несогласия с его содержанием.

Священный Синод Русской Православной Церкви на заседании 15 июля 2016 года постановил, что проведение Собора при отсутствии согласия со стороны ряда автокефальных Православных Церквей нарушает принцип консенсуса, вследствие чего состоявшийся на Крите Собор не может рассматриваться как Всеправославный, а принятые на нем документы – как выражающие общеправославный консенсус18. Тем не менее Синод отметил позитивное значение состоявшегося Собора, который «явился важным событием в истории соборного процесса в Православной Церкви»19.

Очевидно, что Константинопольскому патриарху как Предстоятелю первенствующей Церкви отводится сегодня в этом процессе важная роль. Поскольку Вселенские и Всеправославные Соборы пока представляют собой исключительное явление в жизни Церкви, в соответствии с общим смыслом 34-го Апостольского канона было бы естественно предположить, что, по крайней мере, некая координирующая роль в решении вопросов, выходящих за рамки внутренней жизни Автокефальных Церквей, могла бы принадлежать епископу первенствующего престола.

До произошедшего в XI столетии разделения Церквей такое служение единству на универсальном уровне осуществляла первенствующая Римская Церковь. Однако стремление Римских епископов подменить первенство в служении первенством власти над другими Поместными Церквами привело Вселенскую Церковь к печальному разделению. В данном контексте папистические тенденции в заявлениях и действиях некоторых современных иерархов Константинопольского Патриархата таят в себе огромную опасность для Православия.

Об этом, в частности, свидетельствует статья «Первый без равных» – ответ на документ «Позиция Московского Патриархата по вопросу о первенстве во Вселенской Церкви», появившийся в 2014 году на официальном сайте Вселенского Патриархата20. Автор статьи впервые за две тысячи лет истории Православия прямо высказывает утверждение о том, что Вселенский Патриарх в своем лице является primus sine paribus – «первым без равных»21, и это не может не вызывать серьезной озабоченности и тревоги.

Вместе с тем, отвергнув и продолжая отвергать идею первенства в ее римской форме, православное сознание, по верному замечанию отца Александра Шмемана, нередко приходило к простому отрицанию самого факта такого первенства. «Православная наука, – писал отец Александр, – еще ждет именно православной, не отравленной ни полемикой, ни апологетикой оценки места Рима в истории Церкви первого тысячелетия»22. Такая оценка, по мысли отца Александра, необходима для выяснения православным богословием природы и функций первенства во Вселенской Церкви.

Аналогичную позицию занимал протоиерей Иоанн Мейендорф: «Православная экклезилогия требует, – писал отец Иоанн, – чтобы Церковь являла свое единство и кафоличность чрез одного епископа в каждой местности, через один синод епископов под председательством регионального главы в каждой стране (или регионе); наконец, в мировом масштабе, чтобы свидетельство Православия становилось реальностью через единство епископата; это последнее единство требует наличия “одного епископа”, который не был бы папой, наделенным административной властью над своими собратьями, но обладал бы авторитетом, достаточным, чтобы организовывать, осуществлять и в некотором смысле представлять соборность Церкви. <…> В прошлом мы всегда резко отрицали папские привилегии, не предлагая – чего, к сожалению, не делаем и сегодня – взамен никакой осмысленной альтернативы. Бóльшую часть времени мы просто защищали церковный партикуляризм и национализм, тогда как вопрос, поставленный папством перед сознанием всех христиан, есть вопрос о христианском свидетельстве в мире. С православной точки зрения, главные функции “первого епископа” состоят в обеспечении постоянной совещательности и соборности между всеми православными церквами и в обеспечении церковного порядка, особенно же – местного и регионального единства всех православных христиан»23.

Похожую точку зрения на проблему высказывали такие известные русские богословы и церковные историки, как профессор А.В. Карташев, протоиерей В. Зеньковский, протоиерей Н. Афанасьев. Некоторые русские богословы (Карташев, Мейендорф, архиепископ Василий (Кривошеин)) даже предлагали создать при Константинопольском патриархе постоянный Всеправославный Синод. Противоположные взгляды выражали в церковной печати профессор С.В. Троицкий, архимандрит Софроний (Сахаров), иерархи и богословы Русской Зарубежной Церкви.

На сегодняшний день не существует подробных исследований этой полемики. В сети Интернет можно найти лишь несколько небольших статей публицистического характера, содержащих поверхностные, а порой и неверные оценки24.

За последние несколько лет вышли в свет отдельные публикации25 по вопросам, относящимся к проблематике исследования: А. Шишкова26, В. Пузовича27, П. Ермилова28, А. Мазырина29, А. Кострюкова30, А. Кырлежева31, архимандрита (ныне епископа) Иринея (Стинберга)32. Однако указанные работы затрагивают лишь частные аспекты проблемы, не охватывая развитие учения о первенствующем епископе в русском православном богословии XX века в целом.

Вместе с тем ведущая роль в осмыслении проблемы первенства в XX столетии принадлежала именно богословам русского происхождения. Сегодня с этой оценкой соглашаются в том числе и видные греческие богословы33. Идеи, высказанные Афанасьевым, Шмеманом, Мейендорфом, не только определили в XX веке лицо современной православной экклезиологии, но и оказали существенное влияние на римско-католическую экклезиологию, обновленную на II Ватиканском соборе в 1962–1965 годах. Это определило рамки настоящего исследования, ограничив его рассмотрением русской православной богословской традиции в XX веке.

Актуальное состояние проблемы первенства в контексте межправославных и православно-католических отношений с позиций Русской Православной Церкви сегодня освещено в статьях и выступлениях митрополита Волоколамского Илариона34, однако подробных ретроспективных исследований «путей русского богословия» в осмыслении данной проблемы на сегодняшний день не существует.

Последние официальные документы Московского Патриархата, в которых выражена принципиальная позиция по проблеме первенства35, сформулированы в тезисной форме и не содержат ссылок на предшествующую богословскую традицию Русской Церкви.

В этой связи в настоящем исследовании была поставлена цель – рассмотреть развитие учения о первенствующем епископе в русском православном богословии XX века с экклезиологической, канонической, исторической и церковно-практической точек зрения, провести его анализ, систематизировать и обобщить полученные результаты и дать им оценку с православных позиций.

Для достижения этой цели были намечены следующие основные задачи.

1. Исследовать общее состояние учения о первенствующем епископе в русском православном богословии в начале рассматриваемого периода – на рубеже XIX–XX веков и дать его общую характеристику.

2. Определить роль русских православных богословов XX столетия в развитии православного учения о первенствующем епископе, выявить факторы, определившие особенности развития этого учения в русском православном богословии XX века.

3. Выявить связь учения о первенствующем епископе в русском православном богословии с другими «магистральными» для русского православного богословия XX века темами.

4. Провести сравнительный анализ этого учения в наиболее значимых трудах русских православных богословов и официальных документах Русской Православной Церкви XX века с экклезиологической, канонической, исторической и церковно-практической точек зрения.

5. Провести анализ имевшихся различий в подходах, а также внешних условий, в которых находились русские православные богословы разных юрисдикций, и попытаться объединить их позиции в типологические группы.

6. Попытаться выявить в учении о первенствующем епископе в русском православном богословии XX века наличие общего «ядра», объединяющего позиции богословов разных направлений.

7. Дать оценку имевшимся расхождениям. По спорным вопросам предложить аргументированные решения, способные в максимальной мере примирить выявленные противоречия.

8. На основании проведенного исследования ответить на вопрос: позволяют ли взгляды русских православных богословов на учение о первенствующем епископе с учетом выявленных разногласий сформулировать единую позицию, которая может быть признана адекватной русской богословской традиции, официальной позиции Московского Патриархата и православному подходу в целом.

9. Сопоставить развитие учения о первенствующем епископе в русском православном богословии с экклезиологической реформой в Римско-Католической Церкви в XX веке и исследовать вопрос возможного взаимного влияния и пересечения двух традиций. Наметить перспективные пути дальнейшего диалога.

С учетом поставленных задач, в материал исследования, помимо трудов русских православных богословов и официальных документов Московского Патриархата, были также включены наиболее значимые экклезиологические документы Римско-Католической Церкви XX столетия, касающиеся темы исследования.

Монография имеет Введение, 8 основных разделов и общее Заключение. Для удобства читателей большинство разделов и подразделов работы имеют собственные заключения, где дается синтез основных итогов и выводов.

1. Состояние учения о первенствующем епископе в русском православном богословии на рубеже XIX–XX веков

Рубеж XIX–XX столетий был отмечен наивысшим расцветом русской богословской, канонической и церковно-исторической науки, выходом в свет блестящих исследований, многие из которых сохраняют свою научную значимость до сих пор. Особую важность для темы настоящего исследования представляют работы русских канонистов и церковных историков этого периода36: А.С. Павлова (1832–1898)37, Н.С. Суворова (1848–1909)38, И.С. Бердникова (1839–1915)39, Т.В. Барсова (1836–1904)40, Н. А. Заозерского (1851–1919)41, П.В. Гидулянова (1874–1937)42, А.П. Лебедева (1845–1908)43, В.В. Болотова (18531900)44, И.И. Соколова (1865–1939)45 и др. В XX веке русские богословы в своих трудах, посвященных проблеме первенства, опирались на эти исследования и ссылаются на них в своих работах.

Вместе с тем труды русских богословов этого периода, в которых предпринимались попытки описания и осмысления канонического института первенствующих епископов, страдали рядом общих недостатков.

Несамостоятельность, зависимость от трудов западных ученых, в том числе католических. Отсутствие на фоне широкой полемической антилатинской литературы четко сформулированного положительного православного учения о первенствующем епископе. Противоречивость оценок феномена «папства» в трактовке роли и положения Римского и Константинопольского Первоиерархов в истории Церкви.

В XIX столетии вышло в свет большое количество полемических работ, посвященных разбору и критике римско-католического учения о папском примате46. Не последнюю роль в пробуждении интереса к этой теме сыграло принятие в 1870 году I Ватиканским собором догмата о папской непогрешимости. Русская богословская печать уже в конце 1860-х годов, когда в Римско-Католической Церкви началась непосредственная подготовка к Ватиканскому собору, проявила большой интерес к главному вопросу, который планировалось на нем обсуждать47. После 1870 года вопрос о папской непогрешимости стал предметом серьезных научных монографий и статей48.

В работах этого периода убедительно доказывалась несостоятельность римско-католического взгляда на первенство Римского епископа, опровергались традиционные католические аргументы в защиту папского примата, однако единого альтернативного православного учения о первенствующем епископе в этот период русскими богословами разработано не было. Русская церковная наука, а в особенности – церковное право, как это открыто признавали в своих трудах большинство русских канонистов того времени, только начинала развиваться. Все работы этого периода (достаточно посмотреть на ссылки) находились в большой зависимости от трудов западных ученых – католических или протестантских. При этом русские авторы часто упрекали друг друга в заимствовании неправославных подходов в изложении вопросов канонического права и церковного устройства. Так, например, авторитетный русский канонист профессор А.С. Павлов объяснял принципиальные недостатки учебника профессора Н.С. Суворова тем, что «автор не только в формальном, но и в материальном отношении строит свою систему по иностранным образцам, преимущественно католическим»49. Сам Суворов в своем учебнике обвиняет уже другого авторитетного канониста, профессора И.С. Бердникова, в цитировании католических авторов и «перенесении римско-католических схем и понятий на русское церковное право»50. В свою очередь Бердников изобличает Суворова в следовании протестантскому учению о Церкви и ее природе51.

Особенно ярко отсутствие разработанного православного учения о первенствующем епископе проявилось в оценке так называемого греко-восточного папизма Константинопольских патриархов.

Профессор Т. Барсов в своей книге «Константинопольский патриарх и его власть над Русской Церковью» (СПб., 1878) на основании анализа канонов попытался доказать, что постепенное развитие церковной централизации привело к окончательному утверждению во Вселенской Церкви двух равнозначных центров высшей власти – Римской и Константинопольской кафедр. «Для законности и силы какого-либо общего церковного постановления и распоряжения необходимо нужны были участие и согласие двух старейших иерархов христианской Церкви: римского и константинопольского и их кафедр, так что постановленное и сделанное помимо их участия и согласия не могло иметь законной силы. <…> Предпринятое и предложенное одним иерархом при его кафедре предварительно должно было быть обсуждено и одобрено другим иерархом и при его кафедре, чтобы получить правомерное действие для общей церковной пользы»52. По мнению Барсова, такое положение Константинопольского патриарха сложилось исторически и было сформулировано каноническим законодательством Древней Вселенской Церкви, поэтому оно «должно быть признано бесспорным и получить свое полное значение»53.

Изложенный Барсовым взгляд на роль Константинопольского патриарха в структуре высшего управления Вселенской Церковью дал основания ряду православных канонистов обвинить Барсова в «восточном папизме». Резкой и аргументированной критике работа Барсова была подвергнута А.С. Павловым в его рецензии «Теория восточного папизма в новейшей русской литературе канонического права»54. На основании подробного разбора приводимой Барсовым историко-канонической аргументации Павлов сделал следующий вывод: «“Юридический образ константинопольского патриарха”, начертанный г. Барсовым, никак не может быть признан верным и подлинным. Он представляет нам нечто совершенно чуждое православному каноническому праву – византийского папу, а не первого из четырех равных между собою патриархов Востока»55.

Иную точку зрения на теорию «восточного папизма» высказал выдающийся историк профессор А.П. Лебедев. По его мнению, изложенная Барсовым «идея о восточном папстве сама по себе верна. Ошибка г-на Барсова заключается не в допущении самой идеи, а единственно в том, что он старается обосновать ее на канонических документах, тогда как доказывать ее возможно только историческими данными»56.

Сам Лебедев в своих работах неоднократно указывал на сходство властных устремлений Константинопольских патриархов с Римскими папами. По мнению Лебедева, «возникновение пяти патриархатов и патриархов не было заключительным актом в развитии иерархической централизации. Хотя в идее патриархи были равны между собой по авторитету, но в церковной практике авторитет каждого из них не был одинаков»57. «Всегда и неизменно выше других патриархов был епископ Римский. Так было с самого начала христианской истории. Равного с ним епископа не было и быть не могло»58.

Поначалу примат Рима, согласно Лебедеву, не был чем-то строго определенным и точно сформулированным. Это было признанное всеми первенство любви и авторитета в служении единству и согласию всей христианской Церкви. Лебедев приводит многочисленные свидетельства того, что не только на Западе, но и на Востоке с первых веков за Римской Церковью признавалось первенство, ставившее ее епископов выше остальных. С первых веков Восточная Церковь признавала за папой право оберегать единство церковного учения во всех Церквах.

Высокий авторитет Римской кафедры привел к непомерному росту самомнения и властолюбия Римских епископов, которые начали придавать догматическое значение своему авторитету. К середине V века папы возвышаются настолько, что им «почти нечего было больше желать»59. Вину за это Лебедев возлагает в том числе и на восточных христиан: «Восток, Восточная Церковь с IV века, как будто умышленно делает очень многое, чтобы утвердить и уверить папу, что он действительно выше других епископов»60.

Со временем у Рима появляется серьезный соперник – Константинополь: «Это был соперник, с которым борьба папы была продолжительна и упорна. С течением времени на Востоке остался один патриарх, который по справедливости мог носить это имя – Константинопольский. Прочие патриархи Востока стали его послушными орудиями. <…> Константинопольский патриарх сделался почти таким же папой Востока, каким на Западе был Римский епископ. Естественно, между этими двумя “папами” происходила многовековая борьба, разрешившаяся разделением Церквей. Разделение Церквей – это есть вековечное свидетельство, что два великана-иерарха после бесплодной борьбы некогда разошлись, сложили оружие, не видев возможности победить один другого»61.

Таким образом, причину разделения Церквей Лебедев видит в соперничестве двух «пап» – епископов Старого и Нового Рима, которые не смогли победить друг друга. Ответственность за возникновение папизма Лебедев возлагает в том числе и на христианский Восток, который долгое время не возражал против папистических притязаний Римских епископов.

Похожие мысли об ответственности Востока за возникновение папизма высказывал и церковный историк В.В. Болотов. По его мнению, Запад в лице Рима изъявлял желание контролировать церковную жизнь Востока, в то время как Восток не вмешивался в жизнь Запада не только по нравственным причинам, но и по равнодушию, а главным образом – по крайнему неведению обстоятельств церковной жизни Запада. Замкнувшись в кругу своих интересов, восточные епископы не только не боролись с ростом папских притязаний, но нередко им потворствовали своими попущениями и уступками разного рода. «Следствием этой византийской тактики было то, что на востоке о серьезной полемике против папских притязаний вздумали уже слишком поздно, когда они получили авторитет освященной веками древности, когда эти идеи проникли в сознание западного христианского мира, когда за папой стояла покорная ему Западная Церковь»62, – пишет Болотов. «Историческое папство и патриаршество не только развивались параллельно, но и переплетались между собой до неузнаваемости, и нельзя сказать, чтобы они когда-либо становились в противоречие одно к другому. Стремления папства сначала всегда прикрывались стремлением к утверждению патриарших прав, а потому и оставались незаметными для современников»63.