Полная версия
Распыление 4. Британский гамбит, или Дело Тёмного Лорда
По пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда Лумумба смотрел на меня с восхищением. Это был один из них.
– Знаешь, это мысль, не лишенная священного безумия. Просто гениально… – я скромно потупился. Гениальным меня еще не называли. – Гениально тупо! Оправдывает тебя лишь то, что ты не был знаком с Барсуковым лично. А потому мог и не знать, что покойный был так называемым Белым магом. Сиречь, человеком, совершенно не способным на общение с потусторонним миром – в любом его проявлении. Впрочем и это не оправдание, – я совсем сник. – Обратив внимание на обилие зелёных насаждений в палатах особняка, их цветущий, ухоженный вид и особенно то, что в одном помещении уживаются совершенно антагонистичные по своей природе виды – он ткнул мундштуком трубки на банановое дерево в кадке рядом с коллекцией кактусов, помещенной в стеклянный виварий – ты должен был мгновенно сделать вывод, что Барсуков был травником. Это его качество, несомненно, является большим подспорьем в сельском хозяйстве, но совершенно непригодно в магии смерти.
Всё эту лекцию Лумумба выдал на одном дыхании. Мне же пришлось безропотно обтекать: ох, рано меня повысили в звании… Машка бы и то быстрее разобралась.
Я вздохнул. Может, в этом всё дело? Без наэлектризованного присутствия напарницы у меня мозги засохли?
– Ладно, ближе к делу, – бвана встал, и аккуратно прицелившись, подул на пепел.
– Эй, что вы делаете? – испугался я. – А как же улики?
– Такие улики к делу не пришьёшь, – скучно вздохнул наставник. – Отпечаток ладони – это тьфу, любой мог оставить. Вот хоть бы и ты. Давай-ка лучше поищем ещё.
– А что будем делать с Ум'белеле?
– К ним мы наведаемся ночью. И о делах наших грешных покалякаем…
– А здесь такие есть?
– В Лондоне всё есть. Индийские Локапалы, китайские маги Гу, японские Оммьо – каждой твари по паре.
Кабинет был не то, чтобы большой, но какой-то уж очень плотно набитый. И перетряхивать все эти книги, пресс-папье, коллекции курительных трубок, официальных бумаг и неофициальных писем было очень муторно и пыльно.
В бумаги я даже не вдавался – сразу передавал Лумумбе. Он теперь посол, пусть сам и разбирается.
Попутно я продолжал думать. Перебирая трубки, нюхая остывшие угли в камине, ползая по ковру с лупой, я пытался сопоставить некоторые уже известные факты, но это никак не получалось.
– Что-то не сходится, – наконец сказал я, весь красный и потный вылезая из-под стола. Бвана даже не пошевелился. На коленях его лежала стопка разных писем, взгляд без остановки бегал по строчкам.
– Что не сходится? – спросил он отстранённо.
– Обряд Аш'к – Энте не из вуду. Это древняя магия коптов.
– В Ум'балеле есть аналогичный обряд. Сарабанда.
– Это вроде как танец?
– И это тоже, – кивнул учитель. – Но в первую очередь Сарабанда – это восставший мертвец. Причём, восставший не самовольно, а путём очень сложного колдовства.
– Но зачем оставлять улики? – удивился я. – Пепел, рука…
– Послание, – коротко ответил наставник.
– Кому?
– Нам.
Я помолчал, переваривая. Затем осторожно спросил:
– Именно нам, или нам – вообще. Как наследникам Барсукова?
– А ты как думаешь? – хитро прищурился наставник.
– Ну… Это может быть предостережение – мол, не суйтесь в наши дела… Попытка запугать – с той же целью.
– Или открытое письмо, которое может прочесть далеко не каждый, – подытожил бвана. – Да ты ищи, ищи…
– Что искать-то?
Ковёр на полу манил своей мягкостью. Так и хотелось завалиться на него, закрыть глаза…
– Что угодно. Какую-нибудь необычную вещь.
– А разве не лучше поискать самого посланника? – я душераздирающе зевнул. – Помните, как в Мангазее? След зомби…
– Посланник, скорее всего, пребывает на дне Темзы – откуда его и выловит в положенное время полиция, – пробормотал Лумумба, бегло просматривая какое-то письмо. – Его и подняли-то только для того, чтобы затруднить расследование.
– Значит, нужно искать мага. Как в деле Бабы Яги… Привязать магическую ниточку, да и пойти себе по следу.
– Ты забыл, что за пределами посольства пользоваться магией мы не имеем права.
Я загрустил.
– Значит, по старинке? Опрос свидетелей и скрупулёзное выяснение того, что делал покойный перед смертью?
В этот момент раздалось пение ангельско-адских труб – звонили в дверь.
– А вот и первый свидетель, – довольным тоном заявил бвана, вскакивая со стула и сбрасывая на пол кипу бумаг. – Идём, засвидетельствуем.
– Отчего вы решили, что это непременно свидетель?
– От того, что я заставил их нервничать.
– Через Страйка?
– В том числе. Заявив, что собираюсь не просто занять должность, но и принять горячее участие в расследовании смерти предшественника, я взбаламутил здешний тихий пруд.
Распахнув двери в очередную гостиную – на этот раз с розовой лепниной на потолке – бвана крикнул:
– Ваше превосходительство! Впускайте гостя!
– А может, вы хотя бы переоде… – я хотел попенять Лумумбе, что негоже принимать незнакомых людей в домашнем халате, но осёкся. Бвана был при полном параде: во фраке, белоснежной сорочке и с уложенными волосок к волоску бакенбардами. – Научите меня, как это делается, – с завистью просипел я, оглядывая свою затрапезную джинсовую курточку.
– Хорошо выглядеть целый день – искусство не для всех, – фыркнул Лумумба. – Ты еще не дорос. Так что… – он помахал руками, будто развеивал дым, и я стал невидим. – Не шевелись, – приказал наставник. – А так же не чешись, не чихай и не сопи… Сделай хоть раз в жизни вид, что тебя нет.
Я на эти инсинуации отвечать не стал.
– Леди Чейз! – раздался громоподобный голос орла. Он разнёсся по всем комнатам, перекатываясь гулким эхом в зеркалах и каминных трубах, отражаясь от гладкого натёртого пола и сопровождаясь гулким буханьем литавров.
Пару минут ничего не происходило: бвана замер в авантажной позе, опираясь на каминную полку. Я в уголочке прикидывался веником.
Честно старался не сопеть. Но то ли пепла от ямайканского обряда налетело больше, чем следует, то ли трудолюбие английских горничных было сильно преувеличено, но мне захотелось чихнуть. И так захотелось – просто не утерпеть.
Бвана, чуя неладное, страшно зыркнул – он меня прекрасно видел – белыми очами. Я зажал нос. Затем, испугавшись, что этого будет недостаточно, скорчил страшную гримасу. От избытка распиравших меня изнутри чувств присел на корточки. Открыл рот и часто-часто задышал… И тут я увидел свою лапу.
Здоровенную, покрытую короткой тёмно-рыжей шерстью, с крепкими чёрными когтями. Чуть не завизжал от неожиданности, честное слово.
А затем вошла Она…
Нет, это вовсе не было бесплотное видение, эфемерный образ, или элегантный призрак. Вот уж призраком я назвал бы её в последнюю очередь.
Она летела над полом стремительной и энергичной походкой. Глаза её сияли жаждой деятельности и любопытством. Фигура была напоена светом, окутанная ярким, канареечно-желтым платьем, а в тон ему – непокорными, торчащими во все стороны кудряшками цвета соломенного мёда.
– Так вы новый посланник? Очень рада. Ну, не то, чтобы рада смерти Барсукова – он был душкой и хорошим собутыльником, но рада тому, что это – вы.
С места в карьер. Ни здрасьте, ни как дела… Дамочка умела взять быка за рога.
– Я? – только и смог вставить наставник в пулеметную очередь коротких фраз, сказанных хорошо поставленным голосом. Тихий человек счёл бы его несколько визгливым или пронзительным, но зато слова чеканились, как на параде: одно к одному, и все во фрунт.
– Слава летит впереди вас, полковник, – выстрелила новой очередью наша гостья. – Лорд Блэквуд все уши прожужжал. Особенно про Мёртвое Сердце. Честно сказать, я устала от его иезуитских проповедей, и решила узнать всё сама. Слава богу, мы живём в современном мире, когда девушка может проявить любопытство к джентльмену, не вызывая лавины кривотолков. К тому же, наша встреча была просто неизбежна: я – именно та дама, с которой Барсуков танцевал, когда в него всадили кинжал.
– Значит, вы являетесь первой подозреваемой.
Наставника было не узнать. Первый красавец Москвы, любимец дам двух континентов, сейчас мямлил и заикался. Я даже наскоро проверил его ауру: вдруг дамочка применила незаметное, но действенное проклятье? Но нет. Леди Чейз была чиста. В этом конкретном смысле, конечно. А в остальном…
– Это замечательно! – захлопала в ладоши гостья, и я вдруг сообразил, что никакая это не дамочка, а скорее барышня. В смысле, что леди Чейз, при всём пристрастии, можно дать не более девятнадцати лет… – Какое захватывающее приключение! Такого со мной ещё не бывало.
Сверкая взглядом, – совсем, как мальчишка, которому в голову пришла свежая мысль выстрелить из рогатки в окно, и только осталось выбрать – в чьё, – она танцующей походкой пробежалась по комнате. Желтое платье из какой-то очень лёгкой воздушной материи в мелкий белый цветочек так и льнуло к её телу.
Набегавшись, леди упала на кожаные подушки дивана – которые при этом издали удовлетворённое "уфф" – и уставила глаза на наставника.
– Ну давайте, – прикрикнула она приказным тоном. – Допрашивайте меня. И смотрите: чтобы никакого снисхождения.
– Извольте… – бвана отлепился наконец от камина и сделал шаг по направлению к девушке.
– Ой, собачка! – бодро спрыгнув с дивана, барышня рванула ко мне. Упала на колени, обхватила одной рукой за шею, а другой принялась тормошить, заливисто хохоча. Не могу точно сформулировать, в какой момент у меня начала дёргаться задняя лапа…
– Это ваш? – вопросила барышня. – А какой он породы?
– Э… Русский мастиф, я полагаю.
– Ух ты! Я о таких не слышала.
– Новая линия. Недавно появилась.
– Замечательно. Значит, одолжите мне его на пару вязок. Это может существенно разнообразить родословные моих сук.
И барышня полезла смотреть мне зубы. Я увидел любопытный, искрящийся смешинками взгляд у самой своей морды… А потом лизнул её в щеку. Не смог удержаться. Щёчка была нежная, с лёгким румянцем и покрыта мягким пушком. Как мозговая косточка.
– Ванька, фу! – крикнул Лумумба. И уже барышне: – Извините его, леди Чейз. Совсем от рук отбился, мерзавец. Вот я его поводком по мордасам…
– Ну что вы, полковник. Я совсем не обиделась, – барышня легко вскочила на ноги, потрепала меня по ушам и направилась к Лумумбе. – Какие счёты между собачниками…
Ниточка слюны из моей пасти провисла до самого пола.
– Итак, вы танцевали с посланником… – начал Лумумба, когда барышня вновь чинно устроилась на диване. – Простите, леди, я бы предложил вам чашечку чаю, но…
– Да, полковник, почему в доме нет слуг? Вы дали им выходной? Когда я бывала здесь раньше, такого не случалось. Я, конечно, за демократию и всё такое, но ведь и совесть надо иметь: оставить совершенно незнакомых с домом людей одних, без помощников…
– Э… Вы имеете в виду совесть покойного Барсукова? – осведомился как можно вежливее наставник.
– Да нет же. Вилликинз! Здешний дворецкий. Я думала, он хорошо знает своё дело. Это лорд Блэквуд порекомендовал Игнату взять английского дворецкого. Понимаете, Британия… – она сделала гримаску – очень традиционная страна. Здесь плохо поддаются новым веяниям, отдавая предпочтение старым, проверенным шаблонам. Без знания традиций в Англии ты – никто. А посланнику, тем более, такой просвещенной державы, как Россия…
– Было просто необходимо влиться в местное элитное общество, – закончил за неё Лумумба. – Я всё понимаю. Но тем не менее, когда мы с помощником – он бросил смущенный взгляд на меня – прибыли, в особняке никого не было. Кроме Его превосходительства, разумеется.
– Признаться, – леди Чейз заговорщицки подмигнула – я его немного побаиваюсь. А вы?
– В определенном аспекте, – туманно выразился бвана. И немного утомлённо продолжил: – Итак, вы танцевали с посланником…
– Да! Бал в честь дня рождения королевы, – оживилась барышня. – Скукотища. Цветы, подарки, чопорные вельможи… Только с Барсуковым и можно было отдохнуть душой. Он пригласил меня на вальс, мы немножко потанцевали… Затем немножко выпили – Барсуков был непривычно молчалив, мне показалось, его гнетёт какая-то забота, какая-то мысль. Потом мы отправились на второй тур, и только я хотела спросить: – колитесь, посланник, что за камень у вас на душе?.. Как он упал. В спине – кинжал, моя перчатка в крови.
– Так вы не видели, кто нанёс удар?
– Ну натурально! Там была давка. Вы не поверите, сколько народу посещает балы у королевы… На танцполе не то, что яблоко – блоха бы не проскочила.
– Ясно, – поджал губы Лумумба. – Значит, опросить свидетелей…
– Все скажут, что ничего не видели, – отмахнулась леди Чейз. – Понимаете, Англия. Все эти лорды, пэры и сэры не признают, что стали свидетелями убийства, даже если будут душить их жен. Причём у них на глазах.
– Стало быть, осмотр помещения…
Я, кажется, понял, почему так злорадствовал инспектор Страйк. Он заранее знал, что нас ждёт.
– А вот с этим я могу помочь, – решительно тряхнула кудряшками леди Чейз. – Так получилось, что у меня при дворе есть кое-какие связи, и… Я вас проведу. Только ночью. Вас устроит?
– Моей благодарности не будет предела, – чопорно кивнул Лумумба.
Я укусил свою подмышку: блохи замучили.
Когда леди Чейз удалилась, клятвенно пообещав, что будет ждать в два часа пополуночи у задней калитки Букингемского дворца, Лумумба снова переоблачился в халат, а меня, слава Макаронному монстру, превратил в человека. Мог ведь и забыть…
– Эта женщина, – задумчиво сказал он, посасывая мундштук.
– Девушка, – поправил я. – Ей на вид не больше девятнадцати.
– Это называется деньги, падаван.
– В смысле?
– В том смысле, что леди Чейз выросла в холе и неге. Она не знает, что такое голод и холод. Не представляет, что значит: чего-то хотеть и тут же это не получить… Годы просто стекают с неё, не оставляя никакого следа. На самом деле, ей немного за тридцать.
– Стало быть, она из тех изнеженных барышень?
– Кто сказал, что изнеженных? Ты видел, как она двигается?
Я прикрыл глаза. Носки едва касаются пола, движения легки и уверенны, но вместе с этим очень скупы…
– Она двигается, как опытный фехтовальщик.
– Вот то-то и оно, – прикрыл глаза Лумумба, и снова повторил: – Эта женщина…
– Очень мило с её стороны было прийти, и рассказать нам о Барсукове, – попытался утешить я наставника, а затем непроизвольно почесался подмышкой.
– Рассказать… – повторил наставник, а затем вскинулся: – Чего ты всё время вошкаешься?
– А то, – огрызнулся я. – Могли бы и без блох обойтись.
– Блохи нужны для достоверности образа, – задумчиво пробормотал бвана. – Да не чешись ты. Пойдём в город – купим тебе противоблошиный шампунь.
– А ты заметил, что она нам так ничего и не сказала? – вдруг спросил учитель. – Нет, брат ты мой. Она приходила не давать показания. Она приходила знакомиться. Посмотреть, что мы из себя представляем. Попробовать, так сказать, на зуб…
– Да ведь она даже не магичка, – заметил я, пытаясь дотянуться зубами до области между лопаток. к сожалению, возможности человеческой анатомии этого не позволяли.
– Не магичка, – согласился Лумумба. – Но может ею стать в любой момент. Потенциал – ого-го.
А я вспомнил, как поначалу наставник мямлил и тушевался. Это он её сканировал… Хитрец! Даже я ничего не почувствовал.
– Всё-таки кое-что она сказала, – заметил я. – Барышня была очень близка с покойным. И здесь, в особняке, бывала неоднократно.
– И сейчас она приходила, чтобы проверить: что изменилось, – кивнул Лумумба. Статус ей позволял вызвать нас к себе, причём, в приказном порядке. Но она пришла сама…
– Потому что хотела в чём-то убедиться, – добавил я. – И что-то проверить. Вопрос – что?
– А вот это, – Лумумба поднялся. – Мы узнаем сегодня ночью.
Глава 4
Поспать нам так и не удалось. Едва дверь закрылась за леди Чейз, заявились слуги: кухарка и горничная. Я с ними не разговаривал, но слышал, как их строго отчитывали Его превосходительство.
Орёл долго пенял женщинам за то, что те оставили боевой пост, но потом смилостивился и отпустил – наказав впредь исполнять обязанности, как подобает.
Лумумба, со своей стороны, с обеими познакомился – элегантно поцеловал ручки и расшаркался, включив обаяние на тысячу пятьсот вольт.
– Ликом чёрен и прекрасен… – восхищенно поделилась кухарка с горничной, когда обе проходили мимо меня по коридору.
Я увязался за ними – от кухарки вкусно пахло холодцом и свежим хлебом. Ах да… Во избежание коллизий меня опять превратили в пса. О каких таких "коллизиях" шла речь, наставник не упомянул, только бросил вскользь, что так со мной проще общаться.
Да я не в обиде. Во-первых: на кухне меня тут же накормили, и не чем-нибудь, а первоклассным борщом с обрезками мяса и размоченными в нём кусками хлеба. Во-вторых – слуги меня совсем не стеснялись, что позволяло незримо присутствовать при разговорах.
Так я выяснил, что покойного Барсукова в доме любили, потому что был он свой, русский – не то, что эти чопорные англичашки. Приходил посидеть по вечерам в людскую – когда дела позволяли – любил немножко выпить в своей компании, и сыграть по маленькой в дурачка. А еще с огородом помогал: под его хозяйским взглядом морковка из земли так и пёрла, так и пёрла.
Что леди Чейз – звали её, как выяснилось, Амалия, – бывала в особняке запросто, и очень интересовалась магией. В чём Барсуков ей в меру способностей помогал…
Что Вилликинз – тот ещё сморчок: ходит в таких же слугах, как и они, а нос дерёт, как благородный. Вот и накануне смерти Игнат Степаныча с самого утра куда-то запропастился, и ключи от сейфа в кабинете уволок – все с ног сбились, разыскивая, но ни ключей ни дворецкого так и не нашли…
И самое главное: под утро, после того, как покойного доставили в особняк и его освидетельствовал доктор, они, служанки, честно пытались остаться – негоже покойника одного бросать; но вдруг навалилась такая беспросветная тоска, да еще с головной болью, с ломотьём во всех косточках, что обе от греха ушли по домам. Отлёживались целый день, и только сейчас, к вечеру, почувствовали силы вернуться на работу.
Последнее полностью подтверждало мою теорию о произведенном в особняке ритуале Аш'к-Энте, который требует большого количества жизненной силы.
Отсюда вопрос: как мог быть произведен ритуал, если слуги в это время были в доме?
Ответ: колдун воспользовался кровью, которая осталась на кинжале. Имея кровь жертвы, вовсе не обязательно присутствовать на месте лично…
Еще вопрос: где кинжал?
– Спишь, падаван?
Я так и подскочил. И вовсе я не спал… Так только, обед переваривал.
– Идём. До встречи с королевой нужно кое-что уладить в городе.
– ?..
– Нет, превращать в человека не буду, не обессудь. Ты мне и так нравишься.
Надо бы потренироваться в магии метаморфоз. Сразу, как выпадет свободная минутка…
Когда мы вышли на улицу, почти стемнело. По улице вновь полз туман – желтый, как топлёное молоко. Деревья выступали из него подобно постовым, которым предстояло вечно охранять один и тот же дом…
По живой изгороди за спиной зашуршало, я инстинктивно зарычал. Но тут же успокоился: запах варенья, жевательной резинки и слегка поношенных шерстяных носков с головой выдавал Петьку. Опять шпионить намылился… Теперь уже за нами.
Я вопросительно посмотрел на бвану. Тот кивнул, и неторопливо натягивая перчатки, тихонько скомандовал:
– Петр Петрович, предстань пред светлы очи.
Шуршание стихло. Затем раздалось громче, и на дорожку рядом с нами вылез мальчишка, в тёмной курточке, джинсах и ботинках на толстой подошве. На голове его опять была кепка, козырьком назад. Спереди на лоб свешивался клок соломенных волос.
– Вы что, на тайную встречу инкогнито собрались? – вместо приветствия спросил ребенок.
– С чего ты взял? – Лумумбе явно не понравилось, что пацан так быстро его раскусил.
– А по собаке. Уж больно масть приметная… Совсем, как кудри у вашего помощника. А зачем превращать человека в пса, если не для тайного мероприятия?
Лумумба хрюкнул.
– Я сразу догадался, что вы маг, – удовлетворённо кивнул мальчик. – Только не такой, как дядя Игнат… Тот мог апельсин – вот такой – из зёрнышка вырастить, а вы, значит, людей в собак… А меня превратите?
– Много будешь болтать – обязательно, – с чувством пообещал Лумумба. – Только не в большого красивого пса, а в такую… знаешь, на тонких лапках…
– Ага. У леди Амалии есть, – ничуть не испугался ребенок. – Черчиллем кличут. Ух и зловредный этот Черчилль! Чуть что, за пятку – хвать!
– Во-во, – похлопал его по голове наставник. – Так что подумай…
– А чего тут думать? – пожал плечами Петька. – Я вам помочь хочу. Мне дядю Игната знаете, как жалко?
– А отца не жалко?
– Папаня пили уж очень. И дрались. Без него даже лучше, честное слово. А вот дядь Игнат…
– Ладно, скажи-ка друг любезный, ты Лондон хорошо знаешь?
– Еще бы! Хайгейт, Хэмпстэд, Марлебон, Ислингтон, Паддингтон…
– И где там можно купить Пыльцу?
– Пыльцу-у-у?.. – мальчишка почесал под кепкой. – А у вас разрешение есть?
– Ну разумеется, – не моргнув глазом соврал Лумумба.
– Это хорошо, – кивнул пацан. – Идите тогда на Портобелло, это рынок такой. Там – магические лавки. Они и торгуют Пыльцой.
– А если на минутку представить, – бвана присел рядом с Петькой на корточки. – Что разрешения у меня всё-таки нет. Потерял. Тогда что?
– Тогда – в юго-западный боро, – шмыгнул носом мальчишка. – В Ньюхэм или на Собачий остров… Только это опасно.
– Ничего, мы справимся.
– И с Дементорами?
– С кем с кем?
– Такие охранники. Их Белый Совет Магов призвал… Появляются там, где твориться что-нибудь незаконно-магическое, и выпивают душу.
– Белый Совет, говоришь? – усмехнулся Лумумба. – Ну-ну…
Петьку он уговорил остаться. Поручил следить за домом: кто приходит, кто уходит, кто мимо шастает слишком часто… Его превосходительство, мол, изнутри дом охраняет, но на улицу ему хода нет: как хранитель, он к месту привязан. А нам до зарезу нужно знать, что в округе твориться.
Первые пару кварталов я еще прислушивался: не идёт ли пацан следом, но потом успокоился. Видать, в бедные районы мальчишке и самому не больно-то хотелось соваться.
Шли неспешно. Бвана решил, что небесполезно будет прогуляться, взглянуть на Лондон изнутри. Я не возражал. В собачьем теле бегать – одно удовольствие.
Пока мы шли, одежда наставника претерпевала изменения. Из Харрингтон-хауса вышел солидный господин в цилиндре, крылатке и с тросточкой, по Кенсингтону шел обычный прохожий в приличном твидовом пальто, а к Ньюхэму подходил бродяга, закутанный в драный клетчатый плед, в цилиндре с оторванным верхом и с тележкой из супермаркета, в которой громоздилась куча всяческого тряпья.
– Лондон подобен огромной сточной канаве, которая влечет преступников, перекупщиков и бродяг, – пояснил бвана, отвечая на мой немой вопрос.
Себя я со стороны не видел, но количество репьёв в хвосте и тусклая, свалявшаяся шерсть говорили о том, что из холёного русского мастифа я превратился в дикого ирландского волкодава.
Впрочем, внешность наша менялась сообразно городу: тенистые сады за изящными коваными решетками сменились на высокие каменные заборы, затем – на прилепленные друг к другу домишки, которым задний дворик заменяла бетонная площадка с мусорными бачками.
Потом пошли и вовсе трущобы: десятиэтажки с сплошь заколоченными первыми этажами, с выбитыми стёклами, с граффити везде, где можно и где нельзя…
Здесь надо пояснить, что на самом деле Лондон огромен. Пересечь его в какие-то полчаса просто нереально – если ты не маг уровня Лумумбы. Бвана применил тот же метод, что и в Африке: с каждым шагом он "протыкал" пространство таким образом, чтобы оказаться в намеченной точке кратчайшим путём.
Собаки видят в чёрно-белом диапазоне. Так считали учёные до Распыления – мне об этом Машка рассказывала. Только они, эти учёные, забыли про нюх… А запахи могут быть совершенно любого цвета. Даже того, которого нет в природе.
Трущобы пахли коричнево, с зелёными крапинками – как старая бумага, на которую недавно наблевали. И наделали еще чего похуже. Но собаки к запахам относятся несколько по-другому, чем люди, поэтому мне тут даже нравилось.
Давно просроченные консервы, застойная вода, гнилые листья. Тусклый, как потемневшее серебро, запах старости. Забористый, как штопор, дух немытых тел, засорившейся канализации и вываленных прямо на улицу отходов и горький душноватый запах каменного угля… А уж над всем этим витал тонкий, всепроникающий запах корицы… Пыльца.