Распыление 4. Британский гамбит, или Дело Тёмного Лорда

– До вашей национальности мне нет никакого дела! – вновь рявкнул инспектор. – Мне не нравится скорость, с которой вы нарисовались. Не успело остыть тело Барсукова…

– Поверьте, успело, – вставил Лумумба, рассматривая уголёк в трубке.

– Но его убили только вчера, поздно вечером. Как российское правительство могло так быстро…

– У нас свои методы, – внушительно сказал бвана. Я подтвердил, засопев еще громче.

Инспектор, к чести его, на моё сопение даже не вздрогнул.

– Магия? – агрессивно спросил Страйк.

– И оперативная работа дипломатического корпуса, – кивнул Лумумба. – Кроме того, мне вменяется расследование безвременной кончины Игната Степановича.

– Убийство произошло в Букингемском дворце, – отчеканил Страйк. – А значит, на территории Великобритании. Расследованием будет заниматься Скотланд-Ярд.

– Но убита персона, обладающая дипломатическим иммунитетом. Наш соотечественник. Расследованием будет заниматься АББА.

– Барсуков убит банальным стилетом. Я не усматриваю тут магического состава преступления.

– Но посланник был магом. А значит, магическая подоплёка в любом случае имеет место быть.

Собеседники угрюмо уставились друг на друга через стол.

Страйк двигал челюстями и прожигал Лумумбу взглядом, бвана невозмутимо дымил трубкой. Инспектор сдался первым. Он полез в карман кителя, достал исполинскую сигару и спички, долго её раскуривал – что позволило ненавязчиво отвести глаза – и наконец, выпустив удушливый клуб дыма, рявкнул:

– Вы мне не нравитесь!

– Вы мне тоже, – не остался в долгу наставник.

Первый раунд. Один-один.

Затем они будто пришли к какому-то негласному соглашению: напряжение спало, позы расслабились, в глазах проявилось что-то вроде делового уважения к противнику.

– Когда мы прибыли рано утром, – негромко сказал бвана без всякого давления со стороны инспектора, – особняк уже находился в этом виде. Ни горничных, ни дворецкого мы не застали. Так же, как и тела покойного Барсукова.

– Что-о-о? – проревел Страйк.

– Что слышали, – не очень вежливо пожал плечами учитель. – В особняке был совершен… магический ритуал, причиной – или следствием – которого стало исчезновение мёртвого посланника.

– Ритуал имел отношение к некромантии? – так же негромко, с оттенком вежливого интереса, спросил инспектор.

– С большой долей вероятности, – кивнул бвана.

Я-то понимал: Лумумба не просто уверен, а прекрасно ЗНАЕТ, что ритуал Аш'к-Энте имеет некромагическую природу.

– Значит, это тем более наше дело, – вернулся к приказному тону Страйк. – Точнее, британской Королевской академии магии и волшебства.

– Соблаговолите пояснить, – флегматично попросил наставник.

– Заниматься некромантией в Англии запрещено, – нежно улыбнулся инспектор. – Это считается преступлением против короны, и карается смертной казнью.

– Но только не в пределах посольства, которое является территорией другого государства, – парировал с широкой улыбкой людоеда Лумумба. – К тому же, применить смертную казнь к покойнику весьма… хе-хе… затруднительно.

Второй раунд. Два-один в нашу пользу.

– Вы не имеете права скрывать от нас информацию по убийству посланника, – буркнул Страйк.

– Обещаю сделать всё, что в моих силах для того, чтобы донести её до вашего сведения. Разумеется, как только сам что-нибудь узнаю, – сонно прикрыл веки Лумумба.

– Разрешите хотя бы осмотреть место… – инспектор покрутил в воздухе сигарой.

– Исчезновения? – помог ему учитель. – Милости прошу.

Оба поднялись и направились обратно в золотую гостиную. Я пошел следом.

Третий раунд. Три-один в нашу пользу.

Орёл был на месте – так же, как и полицейские у дверей. Дядьки так и стояли на вытяжку: дубинки у пояса, руки по швам, ремешки похожих на ночные горшки шлемов – под нижней губой…

Признаться, я о них на время забыл.

Наставник куртуазно подвёл Страйка к пустому гробу, дал его внимательно осмотреть, не повёл бровью, когда тот потыкал пальцем, затянутым в чёрную перчатку, в белую шелковую подушечку…

– Хотел убедиться, что пустой гроб – не иллюзия, – выдохнул инспектор.

– Я так и понял, – кивнул наставник.

– Собачья работа, – неожиданно пожаловался Страйк. – Я поступил на службу зелёным мальчишкой, простым полицейским. Это было двадцать лет назад. Но я до сих пор скучаю по тем временам. Банальный сбор улик, опрос свидетелей… Как же тогда было хорошо.

– Но ведь ничего существенно не изменилось, – посочувствовал Лумумба. – И сбор улик и опрос свидетелей никто не отменял.

– А если улики рассыпаются прахом после рассвета, а свидетель пыхает огнём?

– Выход один: самому научиться пыхать огнём и развеиваться в прах, – грустно усмехнулся наставник.

– Пробовал, – скривился инспектор. – Не хватило индекса.

– Это как?

– В английском законодательном акте есть такой пункт: каждый гражданин должен пройти обязательную проверку на предрасположенность к магии, – скрипучий голос бронзового орла заставил вздрогнуть всех присутствующих, включая полицейских у дверей и отсутствующего покойника. – И каждому присуждается определенный индекс. При достаточности которого гражданин может стать кандидатом, а со временем – получить магическую степень.

Страсти какие, – подумал я. – Просто разгул бюрократии.

С другой стороны, здесь должен быть исчезающе мал процент спылившихся…

– Сочувствую, – искренне сказал Лумумба.

– Это лишнее, – отвердел лицом Страйк. – Я подавал заявку исключительно по долгу службы.

– Уступка за уступку, – предложил Лумумба. – Я буду держать в курсе – лично вас – о ходе магического расследования, а вы взамен позволите мне опросить свидетелей из Букингемского дворца.

– Да пожалуйста, – фыркнул инспектор. – Сколько угодно! Если они снизойдут и соизволят – я буду только рад.

– Что, всё так плохо? – вторично посочувствовал Лумумба.

– Сами увидите, – пожал плечами инспектор и направился к выходу из гостиной. – Я пришлю вам список, – бросил он, знаком приказывая полицейским следовать за собой.

Четвертый раунд. Ничья.

– Итак, – возвестил наставник, как только за окном раздался гул двигателя полицейского автомобиля. – Игра начинается!

Деятельно потерев руки, он плюхнулся на стул и положил ноги в мягких туфлях на гроб. А потом повернул голову ко мне.

– Ты точно уверен насчёт обряда Аш'к-Энте?

Я удивился. Впервые, почитай, бвана полагается на мои суждения, не проверив версию лично. И обиделся: если полагается, то зачем переспрашивать?

Тем более что я не смог бы объяснить своей уверенности при всём желании: я просто знал, что в особняке произошли определенные возмущения магического поля, которые по каталогу АББА фигурируют как обряд Аш'к-Энте, сиречь: изъятие жизненной энергии у окружающих существ суккубом.

Поэтому на вопрос бваны я просто кивнул.

– Осталось выяснить, кто именно был этим суккубом, – подвёл итог Лумумба.

– Логично предположить, что сам Барсуков и был, – ответил я. – Точнее, есть. Где-то.

– Вот и поищи его, – ласково предложил наставник. – Страйк – не дурак, хотя и прикидывался, – добавил он. – Конечно же, он будет теперь землю рыть, чтобы отыскать посланника раньше нас… Барсуков явно узнал что-то интересное, его поэтому и убили так скоропалительно.

– Почему скоропалительно?

– Стилетом в сердце. На балу у королевы. То есть, на глазах буквально у всех… – Лумумба вновь принялся разжигать трубку. – У противника явно не было времени на подготовку. Во дворце была куча магов, гвардейцев, пресса, наконец… Гораздо проще было расправиться с Барсуковым где-нибудь на пути домой. Или ночью. Но "он" боялся, что посланник может что-то кому-то рассказать. Словом, передать информацию третьему лицу.

– А теперь, чтобы его допросить, нужно вернуть тело домой. То есть, на территорию посольства.

– Вот и займись, – кивнул бвана. – Провожать усопших – твоя святая обязанность.

– То есть, искать я должен и на Том свете тоже, – сообразил я.

– АГХМ! – на этот раз мы с Лумумбой честно подпрыгнули. Если так будет продолжаться, я буду НАСТАИВАТЬ на том, чтобы орла куда-нибудь переселили. В кунсткамеру, например.

– Я вас слушаю, милейший, – сказал Лумумба, вновь приняв вальяжную позу.

– Вы всё время говорите так, словно тела посланника нет в гробу, – сказал орёл. – Я не стал указывать вам на ошибку при посторонних. Но сейчас…

– Стало быть, вы его видите? – быстро спросил наставник.

– Разумеется, – нахохлился орёл. – Это человек в парадном мундире с эполетами, с орденом Александра Невского на груди…

– Я вам верю, милейший, – перебил Лумумба. – Но поверьте и вы мне: тела в гробу нет.

Ничего больше не говоря, орёл расправил крылья. Сделав один взмах – в комнате поднялся ветер – он совершил могучий прыжок и уселся на спинку кресла с деревянной резной спинкой, которое стояло рядом с гробом. Кресло жалобно скрипнуло, но выдержало.

– Вы правы, – доложил через минуту, обследовав внутренность гроба и левыми и правыми глазами, орёл. – Игнат Степанович куда-то пропал. А я даже не заметил…

Из него будто выпустили воздух. Взгляд потух, перья сделались тусклыми и будто покрылись зеленоватой патиной.

– Наверное, старею, – пробормотал орёл, тяжело вспархивая обратно на свой мраморный насест. – Значит, пора в отставку…

– Полноте, милейший, – посочувствовал наставник. – Со всяким может случиться…

– Бвана, – тихо позвал я. – А ему могли отвести глаза?

– Это как? – услышал орёл. И впервые обратился непосредственно ко мне.

– К вам могли применить такой приём…

Я в кино видел. Там такие штуки: видеокамеры. Они направлены на одно место и всё время показывают, что там происходит. Но некие умельцы подключились к этим видеокамерам и зациклили картинку – будто бы ничего и нет. А сами спокойно ограбили банк, и смылись…

Когда я на пальцах объяснил, что имею в виду, орёл с сомнением почесал когтем правый клюв.

– Сомневаюсь, – сказал он левой головой. – Я ничего не почувствовал.

– А вы и не должны, – горячился я. – Если диверсия была направлена только на вас…

– Сегодня в посольстве никого не должно быть, – сказал Лумумба. – Прислугу разогнали, про то, что приедем мы, никто не ведал…

– А если охранная система молчит – значит, всё в порядке, – закончил я.

– Разрешите, милейший… – наставник подошел к орлу и протянул руку к тумбе. Птица подвинулась.

Лумумба постоял с закрытыми глазами, перебирая в пальцах невидимые нити, затем вздрогнул и отдёрнул руку, будто обжегся.

– Ах собака! Кусается, – он открыл глаза. – Вы реабилитированы, милейший, – сказал он орлу. – В охранное заклятие действительно был мастерски вплетён дополнительный контур, который отводил вам глаза… Трудновато будет его убрать, не нарушая остального плетения…

– Проще поставить защиту заново, – подал голос оживший орёл. – Раз старая скомпрометирована. Я этим займусь.

– Сделайте одолжение, – Лумумба отошел от тумбы. – Сколько это займёт времени?

– До ночи управлюсь.

– Приступайте, милейший, э… А как вас всё-таки звать-величать?

Мне тоже было интересно, какое имя носит бронзовая птица, и я навострил уши.

– Зовите меня просто: Ваше превосходительство, – с достоинством ответил орёл и прикрыл все четыре глаза.

Мы спустились на кухню. Орёл просил ему некоторое время не мешать, да и нам хотелось перемолвиться с глазу на глаз. А также выпить кофе: поспать этой ночью не удалось, к тому же смена часовых поясов… Разница небольшая, а на мозг давит.

– Ну, что ты обо всём этом думаешь, старший падаван? – спросил учитель, бодро шаря по шкафчикам в поисках всего, что потребуется для кофе.

Слава Макаронному монстру, на кухне он обычно орудовал сам. Когда представлялась такая возможность, конечно.

Мне, по словам бваны, можно было доверить только обмывать заварочный чайник, да и то – медный. Фарфоровый разобью…

– Запутанное дело, – глубокомысленно ответил я, усаживаясь на высокий стул.

– Я бы и сам не смог выразиться лучше, – согласился Лумумба.

Он включил газовую плиту, налил воды в медный ковшик… Я вздохнул. Дома мы кофе тоже в ковшике варили. Только у нас он беленький, эмалированный, с милым бордюрчиком из незабудок. Эх, как там Машка с Гамаюн? – не знаю, по ассоциации ли, или просто так, но я почувствовал, что уже соскучился.

Кухонное помещение располагалось в цокольном этаже, и имело чёрный выход к мусорным бачкам на заднем дворе, а также высокие французские окна в сад.

Через окна шел мягкий солнечный свет, который укладывался желтыми квадратами на плиточном полу в чёрно-белую клетку. Кроме того, через правое окно за нами кто-то подглядывал.

Взгляд был не враждебный, а скорее, любопытный.

Я подал Лумумбе знак, тот молча кивнул. Достал из хрустальной вазы громадное яблоко – красное, сочное, и стал небрежно подбрасывать на ладони.

Бросал он размеренно, ни на миг не прерываясь, всё выше и выше. Я же незаметно сполз с табурета и протёк к окну. Аккуратно нажал на ручку, открывая створку…

– Ой. А как это вы здесь оказались?

Существо, которое на меня смотрело из-под треснувшего козырька кепки с надписью "АРСЕНАЛ", несомненно, было мальчишкой.

– Ловкость рук и никакого мошенства, – ответил бвана от стола. – Вы чьих будете, молодой человек?

– Местный я. То есть, посольский. Конюхов. Сын.

– Раз местный, тогда милости просим, – учитель кинул мальчишке яблоко, тот ловко поймал. – Входи, гостем будешь.

– Благодарствую, – солидно ответил конюхов сын.

– Как зовут? – спросил я, пододвигая парню табурет.

– Петром кличут.

– Пётр Петрович, стало быть, – учитель пододвинул мальчишке большую чашку, в которую плеснул чуточку кофе и большую порцию подогретого молока.

Подал сахарницу – здесь, в Англии, сахар был не как у нас, а кусочками. Даже щипчики специальные имелись – для того, чтобы кусочки эти в чашку кидать.

Мальчишка стесняться не стал. Навалил с десяток кусков, шумно помешал ложечкой, отхлебнул…

– Это хорошо, что вы меня сами позвали, – наконец сказал он.

– Почему?

К детям я относился с опаской.

– Потому что я всё видел, – заявил пацан. Ухоженный такой, кожа прямо фарфоровая. Белая чёлочка, аккуратно зачёсанная на бок, ясные голубые глазки… У него даже шея была чистая. И за ушами…

– И что же ты видел? – спокойно спросил Лумумба.

– А всё, – ёмко обрисовал пацан. – Только запросто так я ничего не скажу.

– И что же ты хочешь?

– Чтобы меня в штат приняли. На полное довольствие и зарплату.

– Экий ты, меркантильный… – вырвалось у меня. – Детям работать не положено.

– В Англии – положено, – по-взрослому сказал мальчишка. – Хочешь жить – умей вертеться. А я мотоцикл купить хочу. На бензиновом ходу.

– Мал ты ещё для мотоцикла, – заметил я.

– Дак и стоит он немало, – вздохнул сын конюха. – Аккурат к шестнадцати и накоплю…

– Дальновидно, – похвалил Лумумба и вытащил из жилетного кармашка золотой рубль. Аккуратно положил на стол, пододвинул Петьке. – Если не врёшь – буду платить по денежке в день.

– Урра! – мальчишка протянул хищную лапку, но учитель быстро накрыл её своей рукой.

– Один момент, – веско сказал он. – Разрешение требуется. От отца.

– А это – пожалуйста, – Петька равнодушно пожал плечами, но руку от монетки убрал. – Пойдёте на Бромтонское кладбище, там отыщете могилку – свежая она, не ошибётесь. Поднимете папу моего – и спрашивайте, сколько влезет. Он у меня добрый, против не будет.

Я так и застыл с не донесенной до рта кружкой – кофейных чашечек Лумумба принципиально не признавал, в чём я его от всей души поддерживал.

Учитель был озадачен не меньше моего.

– Могилка? – переспросил он. – А кто же нас тогда сегодня со станции вёз?

– Чего не знаю, того не знаю, – покачал головой Петька. – Кэбмен какой-то. Я думал, вы его у станции наняли…

– А батя твой когда помер? – вежливо спросил я.

– Неделю тому. Игнат Степанович денег на похороны дали. Место на кладбище выбили… Депешу на родину отправили. Я и письмо с соболезнованиями получил. Так, мол и так, Родина вас не забудет… Пенсия за беспорочную папину службу и место в Воронежском кадетском корпусе – как сироте. Только я в военные не хочу. В Лондоне жить останусь.

Здесь надо напомнить, что общались мы, как обычно, через Вавилонскую рыбку. Точнее, я общался через рыбку. А бвана – многознатец и полиглот – своими силами языковой барьер преодолевал.

– И чем ты в Лондоне заниматься намерен?.. – спросил Петьку наставник, а я на минуту отвлёкся.

О смерти посла мы узнали сразу, почти мгновенно – что и дало Товарищу Седому возможность так быстро среагировать. А о том, что Пётр Незнанский, конюх при посольстве, а по-совместительству, русский разведчик, умер неделю назад – в Москве никто ни сном ни духом.

Всё страньше и страньше, – как говорила одна английская девочка…

Почему нам не показалось странным то, что высадив нас у ступеней особняка, конюх как-то поспешно уехал? Он объяснил это тем, что должен сдать взятую на прокат кобылу, а мы были несколько ошалевшие с дороги, так что подвоха и не заметили.

Точнее, я не заметил. Про бвану нарекать не буду.

…Механикусом хочу сделаться, – долетели сквозь раздумья слова мальчишки. – Батя говорил, человек с профессией нигде не пропадёт. Хоть в Англии, хоть в России. А здесь новую академию открывать затеяли. Не в Лондоне, конечно. В Ливерпуле. Вот заработаю денег, куплю себе мотоцикл, да и поеду… Мне Игнат Степанович протекцию составить обещали. И о стипендии похлопотать. Жалко, что его убили… Но ничего, – Петька приободрился. – Я и сам справлюсь.

– Ладно, самостоятельный ты наш, – кивнул Лумумба. Солидно, как взрослому. – О будущем твоём подумаем, А сейчас рассказывай, что видел.

Но хитрый мальчик говорить не спешил. Склонив голову, искательно посмотрел на бвану…

– А вот у кухарки Авдотьи варенье в холодильнике стоит. Айвовое. Я бы его с удовольствием попробовал…

Я молча поднялся, пошел к холодильнику – тоже зверь для меня диковинный, – открыл дверцу… Святой Макаронный монстр! Чего там только не было.

– Эй, – позвал я не оборачиваясь. – Ты своё варенье на вид узнаешь?

– Литровая банка, наполовину пустая, на правой верхней полке… – шустрый паренёк. Всё подмечает.

– Держи своё варенье, – я вручил ему холодную запотевшую банку и ложку в придачу.

– И начинай уже рассказывать, – в голосе Лумумбы проскользнули стальные нотки.

– Ну так вот… – Петька облизал ложку и положил рядом с собой на край стола. – Видел я, как покойный Игнат Петрович вышел из дому, сел в пролётку и уехал.

– Куда? – спросили мы с Лумумбой хором.

– А вот это, – Петька солидно расправил плечи. – Отдельный разговор.

Глава 3

– Что мы упускаем? – спросил я, когда Петька, доев варенье, ушел.

– Всё.

Лумумба покачался на стуле. Выглядело это довольно опасно, но кто я такой, чтобы запрещать учителю убиться на ровном месте?

– Но?

– Слишком рано делать выводы, – отрезал бвана. – Сперва разберемся.

– Кому выгодна смерть посланника?

– Хороший вопрос, – одобрил Лумумба. – Как по учебнику. Но неправильный.

– Почему?

– Потому что слишком широк круг людей, которые от смерти Барсукова только выиграли. Возьми нас с тобой: благодаря его кончине – мы здесь. Со всеми вытекающими.

– Не сказал бы, что это такое уж счастье.

– Это как посмотреть… – ножки стула всё-таки предательски скользнули по плиточному полу, но наставник успел ловко соскочить, сделав вид, что всё равно собирался вставать. – С твоей стороны – несчастье. Потому что ты хочешь обратно к Машке, в Москву. А с моей…

Он направился вон из кухни, пришлось плестись за ним.

– А с вашей?

– Да хотя бы зарплата, – пожал плечами Лумумба.

– А что, есть разница? – удивился я.

– Оклад посланника против жалованья оперативника? Ну что ты, конечно нет.

– Это был сарказм?

– А ты как думаешь?

И наставник широким жестом распахнул двустворчатую дверь в кабинет.

Я как стоял на пороге, так и окаменел. Кабинет Товарища Седого в Останкинской башне, если бы увидел своего собрата здесь, на Кенсингтон-Пэллас, испытал бы острое чувство профнепригодности и заплакал.

Он был похож на дорогую шкатулку из редких пород дерева. Причём, изнутри. Книги в обширном шкафу можно было хранить, как золотой запас страны – столько на них ушло драгоценных металлов и тиснёной кожи. За ковёр, который лежал на полу – купить небольших размеров город, а на обивку дивана ушло не меньше трёх бегемотов и парочка тигров. Поверьте, я знаю, о чём говорю.

Бвана, в отличие от меня, к роскоши никакого пиетета не испытал. Протопал по ковру, завалился в кресло и сложил ноги в вышитых туфлях на стол, размерами больше похожий на площадку для крикета. Да ещё и носом подёргал – брезгливо так, с осуждением.

– Что, пыли многовато? – спросил я, разглядывая этот самый стол. В толстом слое серой слоистой пыли чётко отпечатался след большой пятерни.

– Кресло жесткое, – откликнулся бвана, морщась и почёсывая спину. – Пружина в нём, что ли, вылезла… А пыль – это как раз хорошо, – и он с неодобрением посмотрел на меня. – Совсем расслабился, старший падаван. Забыл основы криминалистики.

– Да ничего я не забыл…

– Как следователь, – наставительным тоном начал бвана. – Ты должен только радоваться тому, что прислуга не проявила должного радения о чистоте вверенного ей помещения. По слою пыли, а также её текстуре и количеству, можно определить весь путь перемещения предметов в комнате, – достав из кармана халата трубку, наставник принялся её обстоятельно набивать. – Впрочем, – добавил он, пустив первый клуб дыма. – Это вовсе не пыль.

– А что? – тупо спросил я.

– Это пепел, – мягко пояснил бвана, и мазнув кончиком мизинца по столешнице, облизал палец. Задумчиво причмокнул и закатил глаза… – От сожженной руки мертвеца, казнённого за убийство посредством повешения и похороненного на закате, на кладбище за городом.

Я икнул.

– Это всё вы узнали по вкусу пепла?

– Разумеется, – не изменившись в лице, кивнул бвана. А еще по тому, что я, в отличие от тебя, не спал на лекциях по некромагии.

– Дак вы же их и читали, – резонно заметил я.

– Вот именно! А ты, мой лучший ученик, гордость и надежда отечественной магонауки, не потрудился впитать хоть каплю из того родника знаний, что я безуспешно изливал на твою симпатичную, но тупую башку.

– Да помню я всё, – я даже обиделся.

Нет, правда… Сначала пить целый день напролёт. Затем хватают, бросают в портал и отправляют за пол-мира. Потом цеппелин – ну, о нём я уже рассказывал… А теперь вот, ни жравши ни спавши, заставляют вспоминать курс лекций трёхгодичной давности.

– А если помнишь – напряги извилины и излагай, – строго выдал наставник.

– И пепел пробовать?

– На твой вкус.

Итак… – я повнимательнее присмотрелся к пеплу. Наклонился над столом, принюхался. Затем присел на корточки, чтобы глаза сделались вровень со столом.

Пятерня… Что-то забрезжило на краю сознания. Я перестал дышать – чтобы не спугнуть мысль.

– Ямайка, – уверенно констатировал через пару секунд. – Ум'балеле. Малоизвестное направление, возникшее в группе Антильских островов под влиянием Гаитянского вуду. Пятерня – это их знак. Пепел – пережиток раннехристианской эры, когда причастие совершалось пеплом – типа, сожженное тело господне… Отсюда – рука: в симпатических ритуалах руки казнённых преступников чрезвычайно популярны. Убийцы – так как за воровство смертную казнь не вменяют… В Англии самым распространенным видом казни является повешение, а то, что преступника не стали хоронить в городской черте – очевидно само по себе; как и то, что случилось это после заката – именно так поступают с людьми, на которых, – я сделал кавычки в воздухе, – не должен изливаться Божественный свет… Что тоже является пережитком, но довольно устойчивым.

– Молодец, – милостиво похвалил бвана. – Пять с минусом за знание материала.

– А почему с минусом?

– Потому что, как действующий оперативник в звании старшего лейтенанта, ты должен был вычислить всё это с первого взгляда, а не после моего нагоняя.

Туше. Когда наставник прав – он прав. Пора перестать, старший лейтенант, ныть по поводу невыносимых условий труда – собственно, а когда по-другому было? И включаться на полную мощность.

– Ладно. Вот мы обнаружили следы ямайканского ритуала в центре Лондона, в кабинете Барсукова. Что дальше? – подстегнул бвана.

– Проверить, не являлся ли сам посланник адептом Ум'балеле.