Южная сторона

–Хидэте, всё не так просто, как ты думаешь. Я боялась, что однажды я не смогу сдержаться. Не думала, что это произойдёт так скоро. Сынок, я тебе всё-всё расскажу, но позже, когда подрастёшь. Сейчас для тебя это будет слишком сложно.

Вообще ничего не понял. Ладно, раз так не получается, зайдём с другой стороны.

–Мам, почему папа меня ненавидит, а ты – нет?

–Да, это правда, я тебя не ненавижу, но если папа узнает, то он нас с тобой обоих выгонит. Молю, не говори ему ничего…

–Не беспокойся – я перебил её, – ты же знаешь, не скажу.

–Спасибо, Хидэте. Просто знай, я тобой дорожу, ты мой единственный ребёнок…

–Но папой ты дорожишь больше, – снова я перебил.

Она посмотрела на меня глазами, полными отчаяния и боли. Ей приходилось куда сложнее, чем мне, все эти годы. Если я просто ничего не знал, то она всегда притворялась, сдерживала себя. Не могу я на неё злиться. Сейчас она сидит передо мной на коленках в своей тонкой юбке, уверен, её ноги уже покраснели от холода. Она, с растрёпанными волосами, смазавшимся макияжем и слезами на глазах на собственном заднем дворе чувствует себя как в следственном изоляторе.

–Всё в порядке, я знаю, что ты много для меня делаешь, мам.

–Да, сынок, да… – она снова начала плакать навзрыд.

Я не выдержал этого зрелища, опустился на колени и обнял её. Она уткнулась в мою грудь, обхватила руками всю спину и крепко прижала к себе. Её плечи время от времени вздрагивали, она всё никак не могла успокоиться, плакала и плакала. Своей рукой я провёл по её тёмным коротким волосам, на что она только сильней сжала меня в своих объятиях. Тепло, которым со мной так щедро делились в последнее время нашло того, кому оно сейчас куда нужнее, чем мне.

–Хидэте, не нужно ничего говорить папе, просто, когда вырастешь, закончишь школу, уезжай учиться в институт. Я знаю, какой ты умный, у тебя получится поступить на хорошую специальность. А потом найди хорошую работу. А мы с тобой будем иногда видеться, ты мне будешь рассказывать, как у тебя всё хорошо. Ладно?

–Хорошо, мам, я буду усердно учиться. Но я не хочу уезжать и оставлять тебя одну. Я буду о тебе заботиться… Скажи, я вам… не родной, да? Поэтому папа меня ненавидит?

Мама рассмеялась сквозь слёзы. Сейчас она немного похожа на сумасшедшую. Всё также оставаясь в моих объятиях, она ответила:

–Нет, Хидэте, ты мой родной сын. Если ты так думаешь из-за цвета волос, то это просто небольшое нарушение в твоих генах. Но, поверь, ты наш с папой родной сынок. Пожалуйста, назло ему, будь счастлив, очень прошу тебя, Хидэте.

–Мам, я хочу знать, расскажи мне.

–Прости. Не могу я сейчас, не могу, пожалуйста, поверь, я делаю всё, чтобы ты рос и ни в чём не нуждался. Как думаешь, почему в нижнем ящике шкафа всегда лежит целая гора твоих любимых булочек? Папа их в жизни не ел. Они только для тебя. А ещё…

–Из-за чего вы с ним поссорились?

–Папа не хочет брать тебя в гости и злится, когда о тебе спрашивают родители Реи и Джесса, у которых мы сегодня были. Папа сказал им, что ты наказан, потому что плохо учишься. Представляешь, он сказал, что ты плохо учишься! Да он понятия не имеет, какой ты у меня умный. Ты всё знаешь, сам обо всём догадался, хотя я так холодно вела себя по отношению к тебе, ты всё равно всё понял.

–Вы часто ссоритесь с папой? – я продолжил спрашивать у неё всё, что приходило в

голову, не мог не воспользоваться моментом.

–Нет, сынок, не часто. В основном, только когда ходим в гости. Папа не хочет брать тебя с собой, сколько бы я его ни уговаривала.

–Да, я слышал. Пойдём домой, ты наверняка уже простудилась, хочешь в больницу попасть? На улице очень холодно.

Она грустно улыбнулась и дотронулась рукой до моей щеки. Я посмотрел на неё выжидающе-мягким взглядом.

–Ты у меня совсем рано повзрослел. Это я должна о тебе беспокоиться, а не наоборот. Пойдём скорей в дом, папа наверняка уехал в бар, до утра его можно не ждать.

–Хорошо, мам. Поднимайся скорее.

Вроде, она понемногу начинала приходить в себя. Я поднялся с колен и дал ей руку. Она еле-еле смогла сжать её. Тогда я присел, взял её руку и положил себе на плечо, и вместе мы встали. Ноги её не слушались, мы с горем пополам дошли до крыльца, у которого не оказалось нашей машины. И правда, папа куда-то уехал, и сейчас это было только на руку. Мы вошли в дом, и я повёл маму в ванную, согреваться, хотя и мои ноги горели от холода.

Через полчаса она вышла в халате с накрученным на волосы полотенцем. Я лежал в своей комнате, обдумывая сказанное ею, но она прервала моё одиночество. Мама молча зашла ко мне, улыбнулась и села на кровать рядом со мной. На мой вопросительный взгляд она сказала:

–Ты не против, если я посплю сегодня тут? Всего одну ночь.

–Конечно, мам, ложись.

И она легла на мою кровать. Я вспомнил про обещание, данное Эку.

–Скажи, где ты купила те три пары тапочек? Старшему брату Тая они очень понравились, и я пообещал, что и ему подарю такие.

–Правда? Это так здорово. Я их купила в «Поднебесной», это торговый центр, далековато от сюда.

–Ничего страшного, я давно изучил весь город и знаю, где он находится и как до него добраться.

У меня было предостаточно времени длинными летними вечерами для самовыгула. Мне потребовалось около двух месяцев, чтобы пройтись по всем улицам, и ещё полгода, чтобы заглянуть в каждый двор. Хотя я до сих пор не мог запомнить названия всех магазинов, кафе, парикмахерских и остальных заведений. Всё это для того, чтобы Си-Номавари стал не просто моим родным городом, а частью меня самого. Мне хотелось знать этот город, как облупленный, чтобы ни одна тропинка не скрылась от моего взгляда. Я знал, где самые лучшие качели, на какой стоянке аномально много красных машин, в каком районе чаще всего бегают уличные собаки. Где находится «Поднебесная» я, естественно, тоже знал. Минут сорок ходьбы или пятнадцать – на общественном транспорте. Я решил, что завтра же наведаюсь туда после школы.

Я до сих пор сидел на краю. Мне было немного неловко, но так хотелось быть поближе к маме, что я наплевал на это мешающее мне чувство. Я лёг рядом с ней, на вторую половину кровати. Тогда она пододвинулась ближе ко мне и крепко обняла. Наконец-то я мог в полной мере почувствовать её, ощутить, что она рядом, что любит меня, что дорожит мной. Теперь у меня была целая армия, в которой состояли мама и Тай. Два человека заменили мне весь мир. Точнее, они стали этим миром.

–Уже за полночь. С днём рождения, сынок. У тебя первый юбилей, тебе наконец-то исполнилось десять. Уже совсем скоро ты станешь большим и сильным. Сильным настолько, что сможешь самостоятельно решать свою судьбу, строить планы на будущее, жить, как тебе заблагорассудится. Я желаю тебе лишь одного, – я затаил дыхание – не бояться. Не бойся сделать первый шаг, не бойся сделать и последний, – она сейчас как будто не только мне, но и себе этого желала, – не пугайся грозных людей и опасайся слишком милых, ведь в них гораздо меньше искренности, чем в тех, которые открыто могут выражать свою злость. Цени твоих друзей, ведь Джесс и Рея – замечательные, как и их родители. И Тай, этот маленький мальчик, такой открытый и добрый, возьми его под свою опеку, ведь тебя он точно послушает, если попытаешься его вразумить, – она прямо как знала, что вчера произошло, но я не стал перебивать, – и знай, что бы папа тебе ни наговорил, это лишь его фантазии, за которыми он прячется, потому что реальность слишком жестока. Я сделаю для тебя всё, что в моих силах, Хидэте. Главное помни, что ты мне очень дорог, – она сделала небольшую паузу, – а утром загляни под ванную, хорошо? Там припрятан небольшой подарок для тебя. А давай, так это и оставим? На каждый праздник я буду оставлять тебе подарки под ванной, а ты утром будешь их оттуда забирать?

–Хорошо, но тогда и я буду их туда класть для тебя.

Мама рассмеялась и кивнула. В первый раз она поздравила меня с днём рождения так искренне. Я запоминал всё, что она говорила, а наутро записал в тетрадь, чтобы её слова направляли меня и поддерживали, когда она сама из-за папы не сможет этого сделать. После, не говоря ни слова, мы уснули.

Сквозь сон я почувствовал, как кто-то аккуратно пытается выбраться из моих объятий. Мама не хотела, чтобы папа застал нас вот так, впрочем, я бы тоже от подобного в восторге не был. Я дал ей высвободиться. Она осторожно приподнялась, поцеловала меня в лоб и тихо вышла из комнаты.

[15.02.2002]

Зазвенел будильник. Я открыл глаза, и тут же передо мной пронеслись все события вчерашнего дня. От этого голова идёт кругом. Перед глазами возник смутный образ отца. Нужно узнать, вернулся он домой, или нет. Я понял, что не знаю, первый ли раз он такое вытворял. Уезжал ли он до этого на всю ночь, не сказав ни слова? Вот же, надо было спросить вчера у мамы. Но я и так достаточно узнал. Теперь, со всей этой информацией можно копать глубже. Мама дала мне достаточно подсказок.

Я встал с кровати и не спеша пошёл умываться. Ванная комната, как и всё остальное, находилась на первом этаже.

Но как маме самой жилось всё это время? И как она может до сих пор любить папу, если он так к ней относится? Она его просто прощает из раза в раз? Она не устала от такого его поведения? Он же просто манипулирует ей, грозясь… бросить, или выгнать, как и сказала мама? Не знаю, правда это, или нет. Лучше не испытывать судьбу. Осторожность с этого момента – мой лучший друг. Продолжить их подслушивать?

Я спустился по лестнице и направился к ванной. Дверь в спальню родителей закрыта. Но они ничего особенного последнее время не говорили, да и мама мне много подсказок дала. А хотя, с этого не убудет, мало ли, вскользь упомянут что-нибудь, с помощью чего смогу докопаться до истины, которая сейчас кажется недосягаемой. Для начала надо разложить всё по полочкам. Первое – папа меня ненавидит непонятно почему. Второе – я всё-таки их родной ребёнок. Третье – мама меня любит и оберегает. Четвёртое – папа, по словам мамы, может отказаться от нас с ней в любой момент.

Я вошёл в ванную, включил воду, достал щётку и пасту, начал чистить зубы.

Перспектива остаться на улице зимой меня совсем не радовала, но знать я всё хочу. Значит, нужно что-то придумывать. Но что? План, как заставить папу всё выложить? Это будет нелегко, но у меня нет иного выбора, кроме как справиться с этой задачей. А пока умоюсь.

Они вчера соврали, что я остался дома из-за плохой учёбы. Значит, родители Джесса и Реи не знают о нашей ситуации, а ведь наши мамы дружат втроём гораздо дольше, чем я живу. Они познакомились то ли в школе, то ли в институте. Я узнал это от Джесса и Реи. Они мне когда-то в детстве это рассказали, и я очень удивился: сохранять близкие отношения на протяжении такого долгого времени достаточно непросто.

Я закончил чистить зубы и принялся умывать лицо. Над раковиной висело зеркало. Я смотрелся в него только для того, чтобы удостовериться, что лицо чистое, и на нём ничего не осталось. Я мельком оглядел себя – всё было нормально – и отвернулся. Странное ощущение вдруг окутало меня с головой. Я посмотрел на себя ещё раз. Мои глаза, мои горячо ненавистные красные глаза. Они стали ярче, теперь издалека было видно, что они кроваво-красного цвета. Мне казалось, если я выключу свет, они засветятся. Раньше я такого не замечал за собой. Может, это всё из-за того, что вчера я сильно переохладился? Точно, мама не простыла, интересно? В это время они с папой обычно собираются на работу, а сейчас в доме тихо.

Я уже хотел выходить из ванной, но запнулся обо что-то. Это маленькая коробочка. Точно, день рождения, а я и забыл. Я уместил коробочку в карман своей пижамы и быстрым шагом пошёл до комнаты, чтобы спрятать заветный подарок. Папа не должен о нём узнать. После я оделся, собрал всё для школы в рюкзак и спустился вместе с ним на кухню, чтобы позавтракать. На первом этаже до сих пор пусто. Стен между кухней, прихожей и гостиной нет, поэтому всё хорошо просматривалось. Я поставил портфель около обеденного стола и подошёл к окну. Машины на стоянке не оказалось. Тогда я направился к двери в спальню. Она закрыта, но не заперта. Осторожно, тихо-тихо я приоткрыл её и увидел маму, одиноко лежащую на кровати. Я оглядел остальную часть комнаты, и папы там не оказалось. Тогда я шёпотом сказал, всё также стоя в дверном проёме:

–Мам, ты заболела?

Она тут же подорвалась и уставилась на меня.

–Папы дома нет, – успокоил я её, – я всё проверил, его точно тут нет, не бойся.

Её взгляд стал мягче, а поза – расслабленной. На лбу у неё проступал пот, она тяжело дышала и не могла нормально сфокусировать взгляд. Точно простыла.

–Значит, он ещё не вернулся, понятно… – она растерянно посмотрела в окно, – Хидэте, мне сегодня нехорошо, сможешь сам приготовить себе завтрак? Точно, с днём рождения тебя, сынок!

–Ты уже мне говорила это, спасибо. Сделать тебе горячий чай?

–А ты не опоздаешь в школу?

–Нет, у меня ещё есть время. Подожди немного, сейчас я тебе всё принесу.

С этими словами я побежал на кухню, поставил чайник, нашёл в холодильнике малиновое варенье и хлеб. Я намазал кусочек хлеба вареньем, достал мамину кружку, чайный пакетик и молоко. Через пару минут я принёс ей всё это и поставил на тумбочку около кровати. Она улыбнулась и чуть не расплакалась. Но потом собралась и сказала:

–Хидэте, папа может прийти в любой момент. Иди скорее кушай, а потом в школу, сынок. Удачи тебе сегодня.

–Хорошо, мам. До вечера, отдыхай.

Я медленно закрыл дверь в спальню и пошёл делать себе завтрак. Когда я ел мою любимую булочку, запивая её ароматным чаем, с улицы послышались звуки работающего автомобиля. Через некоторое время они оборвались. Ещё через минуту дверь открылась, и вошёл отец. Я тут же почувствовал отвратительный запах алкоголя. Папа еле-еле стоял на ногах. Когда он увидел меня, мирно сидящего за столом, то, не разуваясь, подошёл. Он злобно посмотрел на меня, я хотел что-то сказать, но не успел придумать, что. Он опередил меня. Резко схватив меня за галстук, он начал кричать:

–Как ты, урод, можешь преспокойно тут сидеть и попивать чаёк, а?

От его «а?» у меня зазвенело в ушах, настолько громким был его возглас. От такого жуткого поведения у меня невольно тут же подкосились ноги, и полились слёзы.

–Пап, пусти, – промямлил я.

В тот момент я до жути его боялся. До этого он мог разве что смотреть на меня своим презрительным взглядом. Никогда он не поднимал на меня или на маму руку. По крайней мере, с мамой я не застал подобного ни разу. Но на мою просьбу он только сильнее разозлился.

–Да что ты говоришь, отпустить тебя? Почему именно ты остался жив, а? Сидишь тут такой весь радостный, ешь тут свои булки, улыбаешься, – он наклонился ко мне, и слюни из его рта, пока он кричал, попадали прямо на моё лицо, – катись отсюда, пока я и тебя не зашиб, тряпка красноглазая.

Он поднял меня, держа при этом за шиворот, и швырнул на пол. В этот момент мама вышла из спальни. Я полетел вниз, ударился спиной об холодильник и сполз по нему на ламинат. Лёжа на полу, я увидел, как мамино лицо исказилось от ужаса, и выступили слёзы. Она подбежала ко мне и положила одну руку мне на щёку. Отец в это время продолжал что-то выкрикивать.

–Мам, я в порядке, – прошептал я.

Я не был в порядке. Физически – это не так больно, а вот сердце разрывалось от грусти. Тогда я чётко ощутил, где находится душа у человека, потому что она начала чертовски сильно болеть. В груди всё готово было разорваться, вывалиться наружу, пробив рёбра. Мама шепнула мне:

–Уходи скорей, я тут разберусь. Постарайся сегодня переночевать у кого-нибудь, прости меня за это…

–Ты не виновата, мам. Всё хорошо.

Мы говорили достаточно громко, чтобы слышать друг друга, но в то же время папа не смог разобрать ни слова за своим криком. Мне страшно оставлять маму наедине с этим. Как я могу уйти, зная, что тут творится такое сумасшествие? И что мне делать… Нет, ты ведь не тряпка, и ты это знаешь, подумай хорошенько: милиция – не вариант, будет шумиха, а если раскроется, что он ещё и пьяным машину водил, так вообще проблем не оберёшься. Значит, надо не только мне уйти, но и маме – тоже. Я поднялся, взял её за руку, и мы выбежали на улицу. Я удивился, но она даже не сопротивлялась. Я запер входную дверь, и теперь мы относительно в безопасности. Маме на глаза попалась машина. Она подбежала к ней. Закрыта. Ключи дома. Когда я это понял, тут же рванул к окну, заглянул в него, но отца не увидел. Я зашёл в дом, папа сидел под столом не в состоянии встать. Сердце забилось ещё сильнее, кажется, оно могло раздавить мои лёгкие своим напором. Я перевёл взгляд на полочку при входе, ключи были на ней. Когда отец меня увидел, он предпринял ещё одну попытку подняться, но ничего не получилось. Ноги его не держали. Я заставил себя очнуться, а тело – начать слушаться. Я схватил ключи, наши с мамой куртки и выбежал из дома. Мама, увидев меня, крикнула.

–Хидэте, зачем? Опасно же…

–Он сидит на кухне, не может встать. Всё хорошо, поехали отсюда.

Я старался говорить, как можно уверенней. Мы сели в машину, мама вставила ключи, завела её, и тут распахнулась дверь, из которой вывалился отец. Всё с теми же дикими криками он подбежал к нам, начал дёргать ручку двери, но мама успела нажать кнопку блокировки. Отец матерился, бил руками по стеклу, кричал что-то. Мама сквозь слёзы сказала мне пристегнуться и закрыть глаза. Я её послушался. Под рёв мотора автомобиля и глухие стуки по стеклу мы резко сдали назад. Крики стали тише. Машина развернулась и выехала с щебня на асфальт. Я открыл глаза. Всё, закончилось. Я посмотрел на маму, по её лицу катились слёзы, она была в полной растерянности. У нас нет бабушек и дедушек, у которых мы могли бы остановиться, поэтому мне нечего ей предложить. Я не знал, что теперь делать.

Мы ехали сначала по одной улице, потом свернули на другую. Через некоторое время выехали на ту единственную дорогу, которая вела из города. Я уставился на маму, ожидая разъяснений, но она молчала, упорно смотря только вперёд.

В голове прокручивались слова отца: «Почему именно ты остался жив?». Значит, кто-то умер. Возможно, вместо меня. Или папа просто убедил себя в этом. Спрашивать я сейчас точно не буду, да и не до этого. Нужно придумать, где нам остановиться, и что делать дальше.

Мы выехали из города. Я никогда прежде не покидал Си-Номавари, поэтому с интересом смотрел на мелькающие заснеженные деревья, которые ненадолго помогли мне отвлечься. Мысли об отце отступили на второй план. Я ведь только по картам смотрел, что находится за этим лесом. На пятьдесят километров южнее должен располагаться другой город, Нелортон. Он не сильно меньше нашего, и там есть парк аттракционов, самый большой и опасный в округе. Как-то я нашёл в кладовой старый атлас с картой нашей области. Там подробно расписано про каждый город. Только благодаря этому атласу я что-то знал об окрестностях. Из-за того, что мне никогда ничего не рассказывали, а знать я хотел всё на свете, я неплохо научился сам добывать информацию. Меня знали в нашей городской библиотеке, причём не в детской, а во взрослой. Детская пару лет назад перестала интересовать меня. Когда в библиотеке проводили ревизию и перебирали книги, то те, которые шли на переработку, нередко отдавали мне. Но одно дело прочитать о городе и совсем другое – побывать там самому. Поэтому я не выдержал и спросил:

–Мам, мы в Нелортон?

Она, не отводя глаз от дороги, ответила мне:

–Да, Хидэте. Там нам помогут… я надеюсь.

Как же мне надоело ничего не знать. Кто поможет? У мамы там живут родственники, о которых я не знаю? Я закрыл глаза в попытке успокоиться. В голове всплыл чёткий образ разбушевавшегося отца с его диким выражением лица. Я невольно дёрнулся, пытаясь прогнать воспоминания. Мне же нужно в школу! Видимо, сегодня – нет. Я не хотел туда идти из-за Маки и Диба, а вот с Таем увидеться я совсем не против. Сознание поплыло, стало неясным, и вскоре я отключился. Меня усыпил монотонный звук двигателя.

–Хидэте! Хидэ, просыпайся! Мы приехали, – где-то далеко зазвучал мамин голос.

Я открыл глаза. Машина стояла во дворе среди мусорных баков. Я посмотрел назад и увидел дорогу, по которой мы сюда въехали: грязная, узкая, занесена чёрным снегом. Со всех сторон её, как и этот двор, окружали стены домов, которые явно построены не меньше двадцати лет назад. Те, что из дерева, почернели. Я боялся, как бы они не рухнули прямо сейчас. А бетонные – заросли какой-то плесенью. Я вышел из машины, и запах гнили вперемешку с тухлятиной чуть не отправил меня в ещё один сон. Мама подошла ко мне, крепко взяла за руку, и мы пошли к железной двери, расположенной в одной из бетонных стен. Над дверью висела железная табличка с выгравированной надписью: «Эбис». Мама постучала сначала один раз, сделала паузу, потом ещё три, пауза, снова – один. Кто-то по ту сторону подошёл к двери, повернул замок, отодвинул щеколду, судя по издаваемым звукам, и, наконец-то, дверь открылась.

Я тут же захотел убежать. Я бы лучше с отцом сейчас дома находился, чем стоял вот здесь, посреди свалки, с мамой. Она в расстёгнутой куртке, в длинной серой кофте и домашних растянутых штанах, а на ногах вместо обуви шерстяные носки. И вишенкой на торте разместилась температура. Точно в больницу попадёт, если нас тут сейчас, конечно, не зарежут.

Перед нами предстал мужик лет сорока. Под два метра ростом, с густой неухоженной бородой, в чёрной бандане, такого же цвета кожаном жилете с кучей карманов на голое тело. Штаны все увешаны цепями, само собой, тоже чёрные. Все руки от и до забиты татуировками, тело, сколько его было видно, также покрывали наколки. Второй раз за утро я захотел убежать со всех ног, потому что подумал, сейчас нас убьют. Мужик стоял несколько секунд, смотря то на маму, то на меня поочерёдно. Мама же глядела прямо на него. Наконец, она заговорила:

–Прости, что как снег на голову. Рада тебя видеть, Ягер.

Он улыбнулся ей в ответ, сделав такое мягкое выражение лица, с каким я даже представить себе его не мог. Не суди по внешности, чтоб тебя. Он заметил, в каком мы виде, и тут же сказал проходить внутрь. И только сейчас я понял, что и мама, и я, идём по полу босиком. Куртки я взял, а вот на остальное времени не было. Мы вошли в узкий коридор, который освещали редкие красные лампы. Пропустили несколько дверей, а потом вошли в одну. За ней ещё один коридор, который мы прошли до конца, до другой двери. Открыв её ключом, он вошёл внутрь, а мы за ним. Пока мы шли сюда, я не увидел ни одного человека. Интересно, что это за место?

Мы оказались в большой комнате. Тут стоял большой письменный стол, на котором красовался граммофон. Посередине несколько диванов и стеллажи, забитые виниловыми пластинками. Чёрные обои нагнетали атмосферу, а чёрные лампы по углам предавали особый стиль. На одной из стен на вкрученных деревянных крюках висели скрипки. Я как будто попал в восемнадцатый век, только свечей не хватает. Но тогда мне было не по себе. Успокаивало лишь то доброе выражение лица этого человека, которое он показал нам на улице.

Мама села на диван, я рядом с ней. Мужчина пристально посмотрел на нас.

–Что-то случилось, как я вижу. Оставайтесь пока тут.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. Вся моя храбрость испарилась, и я уже был готов начать плакать, но мама меня обняла, как только мы остались одни.

–Не бойся, Хидэте. Тут жутковато на первый взгляд, но здесь мы в полной безопасности, поверь.

Её голос не дрожал, а наоборот, стал ровным и спокойным. Я знал, что мама не станет делать что-то сумасшедшее, но не мог просто взять и поверить ей, находясь в подобном месте. Ещё несколько минут мы сидели, обнявшись. Потом дверь открылась, звук приближающихся шагов настигал нас. Диван, на котором мы сидели, стоял спиной ко входу, поэтому мы ничего не видели. Шаги становились всё ближе и ближе. И вот уже прямо за нашими спинами кто-то стоял. Я зажмурился, и в следующую секунду почувствовал небольшую тяжесть и тепло на плечах. Когда открыл глаза, увидел, что мужчина принёс плед, которым только что укрыл нас с мамой, и три кружки чая. Он взял маленький журнальный столик, который прятался за стеллажом с пластинками, и поставил его между двумя диванами, расположенными друг напротив друга. На одном из них сидели мы, а на второй сел он. Мама укрыла меня и сама укуталась в плед. Потом она взглянула на мужчину, который выжидающе смотрел на неё.

–Даже не знаю, с чего начать… – растерянно сказала она.

–Начни сначала, и по порядку, – понимающе ответил он.

–Хорошо, постараюсь, – она глубоко вдохнула, – это Хидэте, мой сын, ему десять. Яо никогда его не любил, но сегодня это перешло все границы.

Мама не представила отца, а просто назвала его по имени, значит, папу этот человек знает.

–А я тебе говорил, выбирай меня, – абсолютно серьёзно сказал мужчина.

–Я не должна сожалеть о самом важном выборе в моей жизни, Ягер, – не менее серьёзно ответила мама.