Прости мне мои капризы

Привстав, Ирина показала – как плавают лягушки. И вдобавок очень похоже продемонстрировала лягушачье кваканье:

– Ква-а-а… Ква-а-а…

Этой забавной выходкой – Ирина здорово меня рассмешила.

– Я не о том – умеешь ты плавать, или нет. Тем более, что здесь не глубоко.

– А о чем?

– Ты ведь не взяла с собой купальник.

– Ну и что? Я же не знала заранее, что у меня появится такое желание. Поэтому и не взяла.

– Тогда в чем ты собираешься купаться? В платье?

– Разумеется, нет!

– А в чем?

– Ни в чем…

После этих слов Ирины, которые она произнесла спокойно, не подумав над ответом ни секунды, – сердце мое точно взбрыкнуло в груди! Я разволновался. Мгновенно сработало и мое воображение – быстрее скорости звука, или даже света (а это, между прочим, триста тысяч километров в секунду!)

Испытываемые мной ощущения не позволили сформулировать мысль, которую я собирался высказать. Представлять Ирину «нивчём» (а именно в этом направлении проявила себя услужливая моя фантазия!) и одновременно произносить какие-то внятные вещи – было очень трудно.

Хотел же я ее – переубедить.

– Разве в этом есть что-то нехорошее, заслуживающее порицания? – продолжила Ирина. – Купаются ведь люди, ни в чем, на нудистских пляжах. Загорают… Ты был когда-нибудь на нудистском пляже?

Она повернула в мою сторону голову.

– Не был. Такие пляжи, наверное, только за границей есть.

– И я не была. Интересно: как там люди себя ведут, что они испытывают? Сотни человек находятся рядом друг с другом – и все голые!

– Не знаю. Но я не что-то нехорошее имел в виду.

– А что?

– Ничего…

– Ну, что? Что?

– Не знаю: как тебе объяснить. Ты же понимаешь, что, кроме нас, здесь нет ни одной души.

– Ни одной.

– И это тебя не смущает?

Ирина рассмеялась.

– Кажется, я тебя поняла! Не смущает…

– Ну, если так…

Я лишь развел руками. В прямом смысле. Как будто собрался пуститься вплавь.

– Я тоже хочу тебя спросить.

Ирина поднялась на ноги.

– За все то время, что мы с тобой знакомы, – в неадекватности поступков – я, или ты были замечены?

– Не были.

– Значит, беспокоиться не о чем!

– Конечно…

Спорить с Ириной дальше я не стал, согласившись с «железными» ее доводами. В самом деле: в неадекватности поступков и всего нашего с ней поведения ни я, ни она – замечены не были. Пусть делает, что хочет – ее полное право. В конце концов – не младенец, должна понимать: что к чему… Более того – я вдруг ощутил какое-то необъяснимое, сладостное удовлетворение – оттого, что она настояла на своем.

– Ты сам-то будешь купаться?

– Я не хочу.

– Разве можно не хотеть в такую волшебную ночь?

– Нельзя.

– Значит, будешь?

– Нет!

– Мы можем купаться не вместе, а по очереди. Сначала я, потом ты, или наоборот.

– Честное слово, не хочется.

– Тебе не хочется, а мне одной боязно. Немножко…

– Отчего?

– Вдруг Водяной утащит!

– Какой еще Водяной?

– Обыкновенный! Старенький, такой, старичок – лет под… триста! С длинными, непричесанными волосами, густой бородой по грудь, покрытый весь мхом и водорослями, всякими растениями из подводного его царства. Схватит цепкими, когтистыми своими лапами… Цап!

Ирина сделала неожиданное, быстрое движение руками. Как будто кого-то сцапала.

– И все! Привет!.. Старенький, несчастный Водяной!

– А почему несчастный?

– Потому что – одинокий!

Ирина опять обратила взгляд на реку. Она словно хотела в ней что-то, или кого-то увидеть.

– Молодец, Иринка! Какая ты молодец! Веришь в волшебство, сказки! Верь, пожалуйста! В твоем возрасте это, быть может, еще возможно. Если только сильно захотеть.

– Верить в сказки, Деда Мороза и Снегурочку – можно в любом возрасте! И даже нужно! Не в этом дело… В каждом приличном водоеме: озере, или реке – обязательно должен быть хозяин. Водяной! Какая же река без Вод…

Не договорив, Ирина отпрянула назад.

– Ты чего?

От ее резкого, импульсивного движения – я как-то крупно, всем телом, вздрогнул.

– Слышал?

– Что?

– Всплеск!

– Где?

– Вон там!

Она показала рукой.

– Это он!

– Кто?

– Ну, он! Хозяин! – Ирина перешла на шепот. – Ведет тайное наблюдение за нами. Высунул косматую голову из воды, как перископ, и посматривает – наверное, услышал наш разговор. Хитрюга! Думает, что я не распознаю его уловку! У меня даже мурашки по телу пошли. Бр-р-р…

Ирина передернула плечами. Провела ладонями по открытым предплечьям.

– Не беспокойся, пожалуйста! Это всего лишь сухая ветка, сорвавшаяся с дерева. А, может, заспанная рыбешка – какая-нибудь плотвичка, или премудрый пескарик, которому приспичило глотнуть капельку кислорода. Но ты, конечно, права! Люди должны верить в сказки – обязательно со счастливым концом, а если не верить, то с уважением относиться к тем, кто верит. Потому что без сказок скучно, неинтересно жить! Не зря же люди их придумали. Да и в самой жизни, не хуже, чем в сказках, случается много всяких любопытных и непонятных вещей, которые невозможно объяснить рационально. Приходишь, например, в какое-то незнакомое место и испытываешь вдруг чувство, что когда-то ты здесь уже бывал… Только ты не бойся! Никто тебя не утащит! Тут ведь мелко. Никакой подводной растительности нет – один песок. Поэтому Водяной здесь не живет.

– А где он живет?

– В омуте. Глубоком-преглубоком омуте! В полукилометре отсюда, ниже по течению – если идти напрямик, через луг. А если по берегу реки, то придется пройти метров восемьсот.

– Откуда тебе это известно?

– Про восемьсот метров?

– Про Водяного.

– В детстве – это было последнее лето перед школой – приходил я, иногда, с одной бабушкой – она за мной приглядывала, когда отец и мама были на работе – в эти места за ягодами. Тут за речкой, в большом, дремучем, точно, как в сказках, лесу, много черники растет – попадаются огромные черничные поляны. Набредешь на такую поляну, и сразу ведро ягод можно набрать, а то и больше. Главное, в азарте, не заблудиться – такое с некоторыми нашими ягодниками, даже опытными, случалось… Вот, бабушка про водяного и рассказывала.

– Зачем бабушке тебе – ребенку – нужно было про него рассказывать? Хотела тебя напугать?

– Верно! Думала, что я, услышав об этом страшном существе, испугаюсь и не буду подходить близко к речке. Она же отвечала за мою безопасность.

– А ей откуда известно?

– Ну, откуда? Она ведь тоже не молоденькая была – конечно, не триста лет, но все-таки… (При этих словах Ирина рассмеялась…). Много всего в жизни повидала – войну пережила, немало чего слышала от других людей – постарше. По дороге всегда рассказывала разные истории – про домовых, леших, всяких, там, кикимор, русалок… Физически старушка была крепкая, она, кстати, и по сей день жива, только уже из дому далеко не выходит и в лесу, конечно, не бывает. Так вот, ягод она набирала за нас обоих, я ведь не собирал, а всего-то и делал, что ел с куста, да от комаров отмахивался. А какие вкусные она пекла пироги! Пышные, сладкие! В общем, если будет желание – как-нибудь туда наведаемся.

– На черничную поляну?

– Нет, черника, кажется, уже отошла. К Водяному сходим. В гости.

– Хочу!

– Только днем.

– Хочу-хочу!

– Увидишь, как там красиво! Причем, место это необычное! С ним связана одна легенда. А может, это и не легенда, а правда…

– Какая легенда?

– Говорят, в войну в том самом месте затонул фашистский танк.

– Танк? – удивленно переспросила Ирина.

– Да! Это тебе не ствол от винтовки! Но никто не знает, как этот «зверь» там оказался…

– И главное: как он там поместился?

– Свободно поместился. В те времена речка была намного шире и глубже.

– Ну, да! Небо раньше голубей было, трава зеленей, солнце светило ярче!

– Это не выдумка! Так было на самом деле. Здешние леса с давних пор известны многочисленными болотами, которые питали реки. В послевоенное время болота зачем-то начали осушать. Может быть, из-за торфяных разработок. Торфа тут добывали много. Я даже помню, как этим торфом мы в доме топили печку, каким жарким был от него огонь. Рядом с разработками находилось небольшое озеро, у которого прежде не было названия. А потом озеро стали называть Горелым – потому что торф около него горел. Озеро существует и сейчас. Вода в нем – темная, и с каким-то особым привкусом… Стало быть, речки обмелели. И рыбы стало меньше… А месту, где затонул танк, люди тоже придумали название.

– Какое?

– Танка.

– Танка?

– Да, от слова танк.

– Как это все интересно! – задумчиво произнесла Ирина. – Река… Затонувший танк… Танка…

Она сделала несколько шагов вдоль берега.

Постояла, как будто что-то обдумывая.

Вернулась на прежнее место.

– Если то, о чем ты рассказал, действительно правда – было бы хорошо сделать одну вещь! Откопать это стальное чудовище и вытащить на поверхность. Представляешь грозного «Тигра», или «Леопарда», который уже давно не грозен и не опасен?

– Представляю, в кино видел.

– А взаправдашний?

– Взаправдашний – нет.

– И я – в кино. Вытащить, перевезти в село. И выставить на людном месте. Таким, как он есть – с перекошенной башней, забитым песком стволом, грязным, заржавевшим.

– Покрытым тиной и водорослями – как твой Водяной.

– Ладно, пусть будет – мой.

Я – Водяной, я – Водяной,Поговорил бы кто со мной.А то мои подружки –Пиявки, да лягушки…Фу, какая гадость.Эх, жизнь моя жестянка…

Ирина комично, пытаясь копировать своеобразный голос актера Анатолия Папанова, – пропела куплет из песенки Водяного из мультфильма «Летучий корабль». После чего снова принялась уговаривать меня составить ей компанию.

– Так ты будешь купаться?

– В другой раз.

Я продолжал упорствовать. Исходя из каких-то своих соображений, аргументов, обоснований, в которых сам же не мог до конца разобраться. Хотя опыт ночного барахтанья в реке у меня был. Два года назад, после выпускного бала, наш класс, по старой, доброй традиции, отправился на речку встречать восход солнца. И пока светило не взошло – все успели вдоволь наплаваться. Только не здесь, а в другом – более глубоком месте, и не в голом виде.

– Ах, так!

Ирина положила на песок фонарик.

Нагнулась.

Сложив ковшиком руки, зачерпнула воду.

И, повернувшись, брызнула в мою сторону.

– Вот тебе!

Потом еще, и еще…

Каждый раз влага достигала цели, попадая мне в лицо и на рубашку. Но я даже и не подумал отступить.

Наконец, Ирина решила меня пощадить.

Она сняла кроссовки, поставила на землю и запустила в воду – по щиколотку – ногу.

– Правда, вода теплая!

Подошла ко мне.

– Когда-то я тоже была маленькой – вот такой! – Ирина на секунду присела, показав, какой она была. – Я тогда всякой воды боялась, даже той, в которой мама меня купала, – в ванне. Думала: опущу руку, или ногу – в ту же речку, или лужу какую-нибудь, и меня за нее кто-то схватит. Потом, конечно, прошло. Ну, ладно… Ты, пожалуйста, отойди в сторонку – вон туда…

Ирина указала рукой за мою спину.

– Слушаюсь, барышня! Как прикажете!

Я произнес эти слова с облегчением, явным ощущением того, что так будет лучше.

Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, – я отмаршировал в указанном мне направлении.

– Достаточно?

– Да, довольно!

– Если не секрет, для чего это?

– Что?

– Моя ссылка.

Ирина улыбнулась.

– Так, ни для чего. И никакая это не ссылка! Ссылка – это когда в Сибирь, в тайгу… Ты, наверное, чего-то, там, себе, вообразил?

– Что же я такое могу вообразить?

– А что воображают мужчины, оставаясь наедине с хорошенькой, привлекательной дамой?

– Не могу знать, барышня!

– Ты говоришь неправду!

(Совершенно верно изволили заметить, барышня: как есть – неправду…).

– Видите ли, барышня, в чем дело. По части общения с дамами у меня имеется – недостаток опыта, то есть не имеется достаточного опыта.

– А достаточный опыт – это как?

– Я же вам говорю: не могу знать! Да вы, поди, сами чего-то такого нафантазировали…

– Может, и нафантазировала. Может, это самый подходящий момент для фантазий! Ведь то, что происходит с нами сейчас, в этом чудесном месте, – уже не повторится…

– Знаешь, что, Иришка?

– Что?

– Пойду-ка я отсюда!

– Куда?

– Все равно… Куда подальше! А ты, если какая опасность – кричи!

– Что кричать?

– Что хочешь. Главное – погромче! Чтобы я услышал…

– Погромче я умею. Три года пою в школьном хоре – вторым голосом. Только не надо больше никуда идти. Все! Бегу купаться!

После этих слов – барышня заторопилась.

Она быстро сняла с себя платье; аккуратно свернула, положила на песок, рядом с кроссовками.

Отстегнула лифчик, который уложила поверх платья, а затем кинула на него снятые трусики.

Резкая перемена, произошедшая с Ириной вдруг, – не лучшим образом повлияла на ее самоощущение.

Неприятное чувство незащищенности, уязвимости, очевидной беспомощности и бессилия – в том виде, в котором она теперь пребывала, перед окружающими ее величественной Природой, самим огромным, беспредельным, грозным миром, и даже перед какими-нибудь ничтожными, порхающими в воздухе, невидимыми микробами, – овладело ею.

К этому добавились и другие – малоприятные ощущения – от обрушившейся на нее прохлады.

По всему телу девушки прошла дрожь. Барышня съежилась, сжалась – как будто сделалась меньше самой себя.

Вероятно, не имея четкого представления о своих действиях в следующую минуту, – Ирина провела это время в неподвижности, то есть оставалась на том месте, где обнажилась. После чего пришли в движение ее руки – они безотчетно и импульсивно заскользили по груди, животу, бедрам. Наверное, это были попытки хоть как-то защититься от холода и, может быть, от самого нашего грозного мира. Более глубоким сделалось дыхание девушки. В общем, так ее организм переживал процесс адаптации.

В какой-то момент – всякое движение прекратилось. Руки Ирины замерли там, где их настигла поданная мозгом команда: «Стоп!».

На груди.

Ирина о чем-то размышляла. Казалось, решительные (прежде) намерения ее изменились. Она готова была уже передумать, пойти на попятную. Ведь в этой ее затее не было насущной потребности. Необходимости. Однако, мысль, что, дав задний ход, она тем самым выкажет свою слабость, – заставила ее выполнить задуманное до конца.

Девушка опустила руки.

Мысленно посчитала до десяти.

Подошла к реке.

Осторожно нащупывая ногами дно, – вошла в воду.

Разошедшиеся в стороны небольшие круги – заискрились под светом Луны.

Продолжая соблюдать осторожность, Ирина прошла вперед и остановилась там, где вода была выше коленей.

После этого она повернулась в мою сторону.

– Андрей! – раздался в тишине звонкий и, действительно громкий ее голос.

– Чего тебе?

– Ничего! Проверяю: на месте ты, или нет?

– Конечно, на месте! Куда же я денусь?

– Прекрасно! А ты меня видишь?

– Вижу!

– Хорошо?

– Плохо!

– А почему я тебя хорошо вижу?

– Не знаю! Наверное, у тебя зрение лучше!

– Я об этом не подумала! Все – купаюсь!

– Купайся!

Барышня прошла еще немного вперед…

Все это время я внимательно, неотрывно, с бешено бьющимся в груди сердцем, – следил за Ириной. За каждым ее движением! Ничего стараясь не пропустить!

В эти удивительные, счастливейшие мгновения моей жизни, она была для меня – не просто доброй, воспитанной и очень хорошенькой знакомой, а существом… понятием… явлением – гораздо большего масштаба, большей мощи и силы, нежели я мог себе представить. Центром мира! Вселенной! Всего нашего, не имеющего предела, мироздания…

Сначала, в мерцающем лунном свете, я наблюдал более-менее четко видимый, то медленнее, то быстрее двигавшийся, а то остававшийся на месте – силуэт.

Это было на берегу.

Потом, когда Ирина вошла в реку и понемногу стала от берега (и от меня) отдаляться, – «изображение» сделалось расплывчатым, смазанным.

Зато вполне отчетливо я слышал звучный плеск воды и наполненный радостью жизни, смех.

Вероятно, этот ее смех и сотворил со мной неладное…

Смейся, моя дорогая, смейся! Как чуден этот твой – заливистый, звонкий смех! Сейчас мы вместе, весело посмеемся с тобой.

То ли это я сказал вслух – довольно странную, непонятную совершенно фразу, то ли кто-то незримый произнес ее за меня…

Далее произошло самое странное.

Я перестал вдруг стоять, подобно столбу, в том месте, куда меня отправила Ирина. В один момент стянул с себя одежду, которую как попало побросал на землю.

Набрав полную грудь воздуха, словно рванул в карьер, – за одну, или две секунды преодолев разделяющее меня с рекой пространство.

Влетел в воду, вызвав волну и наделав шума.

И через мгновение – оказался рядом с ней.

Испугавшись нежданного и стремительного моего вторжения, громко вскрикнув, – Ирина отпрянула от меня. Отступила. Выставила вперед руки – точно стараясь защититься. Затем – развернулась и пустилась бежать. Так быстро, как это только возможно, когда тело наполовину находится в воде.

Я бросился за ней!

– Ирина!

Она как будто не услышала. Продолжала рассекать крепкими своими бедрами воду.

– Ирина!!!

Услышала.

Остановилась.

Я тоже остановился. И стоял на месте, не осмелившись подойти к ней ближе.

– Ирина! – в третий раз позвал я ее.

Повернулась ко мне лицом.

– Куда же ты? Зачем ты от меня бежишь?

– А как я должна была поступить? – не сразу ответила она. – Зачем ты меня так напугал? Сердце чуть не разорвалось!

Она отрывисто, тяжело дышала.

– Извини! Мне следовало тебя предупредить.

– Почему же не предупредил?

– Не успел…

– Не успел… – повторила за мной Ирина. – Сердце все еще бьется, как сумасшедшее…

Она приложила руки к груди.

Послушала.

Немного успокоилась.

Затем медленно приблизилась ко мне.

Встала близко – так близко, что и мой бедный «мотор» тоже чуть не разлетелся на части! И сказала:

– Поцелуй меня!

А я…

Словно того и ждал!

Целую Вечность!

Только…

Я не стал ее целовать. Нет! Я совершил другое. Сграбастал, дрожащую – то ли от холода, то ли от не прошедшего еще испуга (а, может, от того и другого…) – в охапку, точно соломенный сноп, стянул туго кольцом рук, как стягивают его жгутом – и давай после мять-разминать…

Она и опомниться не успела!

Трепещет бесплодно в железных моих объятьях, отчаянно пищит – тоненьким комариным писком, а сделать ничего не может! Никак ей от меня не вырваться!

Про поцелуй же, о котором она просила, я и не вспомнил…

Какая-то сумасбродная, безалаберная птица – противным и зычным голосом, похожим на карканье рассерженной и злой вороны, – прокричала у самого моего уха. И упорхнула в ночное небо. Мне даже показалось, что птица задела – огромным своим крылом – волосы на моей голове.

Резкий этот крик привел меня в чувство – как будто пробудил от крепкого, глубокого сна.

А может, я на самом деле заснул?

Стоя…

(Однажды подобный казус со мной уже случался. Я находился в суточном наряде по столовой – было это на первом курсе, в самом начале учебы, когда мой организм еще не перестроился полностью на новый, более напряженный, режим жизни, нежели на гражданке. Мыл в огромных железных раковинах кастрюли, тарелки, ложки-вилки, чистил не очень острым ножом картошку – механическая картофелечистка, как назло, вышла из строя… Ночь выдалась бессонной. И под утро у меня, быть может, как и у моих товарищей, начались «глюки», «видения» – рассыпанные по кафельному полу картофелины вдруг «ожили», стали «ползать», «перемещаться» в разных направлениях; то они «ползали» тихо, как неповоротливые черепахи, а то быстро, подобно вертким мышкам… В какой-то момент я, прислонившись плечом к стене, закрыл глаза и в тот же момент «отключился»…).

И опора у меня за спиной была – молодая, высокая осинка, чуть слышно шелестевшая листьями.

Значит, все это мне приснилось?

Очевидно, под воздействием волшебного своего «сна» (или чего-то другого, чему объяснения я дать не могу…), продолжая наблюдать за Ириной, – я в действительности почувствовал страстное желание: снять с себя одежду и войти в реку.

Мне захотелось выкинуть нечто из ряда вон выходящее! Буквально приспичило – оказаться рядом с Ириной, увидеть ее большие, отражающие льющийся лунный свет, с крохотными шариками зрачков – глаза, услышать прерывистое дыхание и сбившееся с ритма биение взволнованного сердечка, перебивающее стук моего собственного сердца.

Захотелось – коснуться ладонями чистого ее лица, провести по мокрым, вздрагивающим плечам, плотно захватить их в кольцо рук, привлечь ее к себе.

Стиснуть!

Сжать!

До крайнего физического предела!

Почувствовать тот опасный момент, когда она, не имея возможности сопротивляться, – вот-вот не сможет дышать.

Отпустить.

Подождать, пока она опомнится.

А потом: взять ее на руки и, прижимая легонько к груди, – бережно – как самую драгоценную в жизни ношу – нести над расплывшимся по водной глади – сияющим ликом луны…

Я фантазировал.

Витал в облаках.

За облаками.

Растравливал всего себя.

Терзал и кромсал, будто острым ножом, свое сердце.

Однако…

Каменным истуканом, в полной почти неподвижности, продолжал находиться на занятой ранее «позиции».

Следуя за Ириной взглядом, чутко улавливая и оставляя в памяти каждое прекрасное мгновение.

Веря в безгрешность и чистоту своих помыслов.

И не веря.

Сомневаясь.

Ругая себя – за ненужное это сомнение.

За нерешительность, опаску, или боязнь.

За все вместе взятое…

Ах, если бы она еще раз меня позвала! Все мои сомнения отпали бы тотчас!

Я был бы с ней рядом.

Близко-близко!

И дальше – уже не я один (не один!), а мы оба (оба!) – были бы ответственны…

За то, что могло между нами произойти!

Или не произойти.

Или – или…

Да!

Интересно: думала ли об этом Ирина? Не теперь, когда она занята купанием, а до того, ну, и – вообще…

Скорее всего – подобные мысли приходили ей в голову!

По-другому просто не может быть!

А почему не может? Учитывая разницу в возрасте и, соответственно, несовпадение (или как бы несовпадение…) наших жизненных, природных «циклов»…

(А индивидуальность личности? Относится к Ирине. Всякие, там, особенности строения и развития организма? У одного человека организм так развивается, у другого этак, у третьего еще как-то… Разные особенности – разные потребности у этого самого организма. С этим как быть?).

Надежда на то, что «потребности» возьмут над Ириной верх, и она, подчинившись им, меня позовет, – не оправдалась.

Казалось, она и вовсе забыла о самом моем существовании.

По-прежнему, весело, себе, плескалась.

Смеялась.

Играла с кроткой рекой…

Минут через десять купальщица, подняв напоследок порядочный фонтан брызг и сопроводив это действо множеством звучных, наполненных бурным восторгом, восклицаний, – завершила водные свои процедуры.

Быстрым шагом она приблизилась к берегу и вышла из реки.

Покинув теплую воду, – Ирина вновь оказалась в атмосфере прохладного воздуха. Только теперь его воздействие на нее было – более острым.

Состояние восторженности – также быстро у нее прошло.

Стоя на остывшем песке, на который с мокрых ее волос, и всего тела, стекала влага, она сильнее прежнего вдруг вся – сжалась, съежилась, стукнула раза три зубами.

Из полуоткрытых уст девушки выпорхнули несколько отрывистых, неразборчивых звуков – из тех, что человек издает, когда его знобит от холода.

– Тебе холодно? – не отрывая от Ирины глаз, сочувственно спросил я ее. Это все, что пришло мне в голову в тот момент. Помочь ей я ничем не мог.

– Хо… ло… не… м… но… го! – вздрагивая, ответила Ирина. – Мои ма… малень… ки… кие се… сес… трич… чки заме… мер… з… зли…

– Какие се… сес… трич… ки? – невольно копируя Ирину, спросил я. – Вроде бы у тебя одна сестра – Анька, но ее здесь нет.

– Мои двойня… ня… шки – близня… ш… шки…

Вот, теперь до меня дошло!

Доехало!

«Добежало»!

Классно она придумала! Здорово! Сестрички-двойняшки… Двойняшки-симпатяшки…

Да…

Только – истины ради говоря (именно ради истины…): не такие уж они и маленькие! Наблюдение, сделанное мной не теперь…

Пытаясь хоть немного согреться и обсохнуть, – Ирина энергично замахала руками. Так машут, разминаясь, на уроке физкультуры ученики.