Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

Естественно, что Военно-судебный устав определял и подсудность дел: так как к компетенции военно-окружных судов относились дела о генералах, офицерах и гражданских чиновниках военного министерства, преступлениях нижних чинов, но только в том случае, когда полковой суд не имел достаточных полномочий применять более строгое наказание; о преступлениях против военной службы, а также когда преступное деяние было совершено совместно с гражданскими лицами или же если по делу заявлен гражданский иск на сумму свыше 100 рублей.

Командование и представители военной юстиции очевидно понимали, что некоторые судебные решения о наказаниях военнослужащих шпицрутенами на практике означали мучительную смерть или как минимум серьёзные увечья для чудом оставшихся в живых осуждённых.

Так, при подавлении восстания ополченцев в Инсаре в 1812 году каждый девятый из приговорённых военным судом умер в результате наказания шпицрутенами. Такая же участь постигла лидеров бунта Чугуевского и Таганрогского полков – 25 унтер-офицеров были запороты насмерть.

В 1844 году III Отделение Собственной Е.И.В. канцелярии, докладывая императору «Нравственно-политический отчёт за 1843 год», включило в него обстоятельный комментарий о следствии по делу и наказании фельдфебеля Лейб-гвардии Егерского полка М.Тищенко.

Фельдфебель школы кантонистов Лейб-гвардии Егерского полка Максим Тищенко, имевший безупречный послушной список и две нашивки за 15-летнюю службу, на основании Свода военных постановлений Военно-уголовного устава кн. 1 ст. 237 был приговорён генерал-аудиториатом к наказанию шпицрутенами за то, что дважды ударил капитана Горбунова, служившего полковым казначеем, в ведении которого находилась полковая школа. Офицер, неоднократно подвергавший своего подчинённого (впрочем, как и других младших командиров) избиениям за различные упущения по содержанию караульного помещения, шесть раз ударил Тищенко в присутствии других солдат и кантонистов, за что и получил удар по лицу в ответ. Фельдфебель был схвачен, при задержании сказал капитану: «Делайте что хотите. Вы в голове моей не оставили косточки “не разбитой; погубили вы моё семейство; я пропал, и вам не «хорошо»”»[19].

(Кстати, в этом же полку много лет назад один из ротных командиров – Батурин – был заколот штыком одним из солдат, и тоже перед строем).

За исполнением приговора, постановленного в отношении фельдфебеля, на Семёновском парадном месте лично наблюдал командующий Отдельным гвардейским корпусом генерал от инфантерии А.Ф. Арбузов.

По приговору суда осуждённый был прогнан через тысячу (!) человек пять раз и «по выключке из военного звания» должен был быть сослан в Сибирь в каторжную работу[20], но от понесённых увечий скончался в лазарете).

В тот день дежурный офицер полка Н.А. Момбелли записал в «Журнале дневных происшествий»: «Тищенко раздели догола, связали кисти рук накрест и привязали их к прикладу ружья, за штык которого унтер-офицер потянул его по фронту между двух шеренг, вооружённых шпицрутенами. Удары сыпались на Тищенко с двух сторон, при заглушающем барабанном бое. В то время, когда раздевали Тищенко, Арбузов сказал речь солдатам, состоящую из угроз: в случае не вполне сильного удара самого солдата провести между шпицрутенов».

Капитана Горбунова, «который, замечая нерадение по службе фельдфебеля Тищенко, не доводил о том до сведения полкового командира, а 19 сентября 1843 года, при осмотре бывшей в ведении Тищенка школы кантонистов, взыскивая с него за найденные неисправности, наносил ему побои по лицу рукою за каждую неисправность, так что принимался тогда бить его до 6-ти раз, чем и возбудил его к дерзости против себя, арестовать на один месяц с содержанием на гауптвахте, с внесением сего штрафа в формулярный список» (Русские уголовные процессы. Издание А. Любавского Санктпетербург. Тип. «Товарищества общественная польза». 1868).

Легендарных казанских разбойников Быкова и Чайкина окружной суд приговорил прогнать одного через 12 000, а другого, учитывая его раскаяние, через 11 000 шпицрутенов. Казнью командовал командир местного гарнизона полковник Корейша. При этом процедура наказания была строго регламентирована – так, в соответствии с Уставом устанавливалась максимальная толщина шпицрутена: в ствол ружья должно было входить не более трёх шомполов, однако Корейша приказал заготовить «специальные орудия» для экзекуции, существенно отличавшиеся большей толщиной и крепостью. Первый осуждённый выдержал 5000 ударов, второй – 3000. Гарнизонный врач Соколовский, сопровождавший процедуру[21], принял решение положить обессиленных преступников на тележку, после чего казнь продолжилась: их тела теперь везли вдоль строя под ударами солдат. Затем врач прекратил наказание, и потерявших создание уголовников перевезли в больницу только для того, чтобы после их излечения казнь была продолжена. В тот же день в результате побоев они наконец-то умерли, но и на этом их история не закончилась. Трупы разбойников были доставлены в анатомический театр при университете, где их скелеты на долгие годы стали наглядным пособием для студентов, изучавших анатомию.

Наказание солдата прогоном через строй. Гравюра с рисунка Жоффруа, 1845

И подобные решения военно-окружные суды по-прежнему выносили десятками. Впрочем, как некоторое исключение на этом кровожадном фоне выглядит приговор военного суда по делу рядового Дементьева, обвинённого в отказе выполнить приказание поручика Дагаева и его оскорблении.

Как следует из протоколов и материалов судебного заседания, рядовой Дементьев успешно сдал экзамены для производства в унтер-офицеры, то есть как минимум имел обязательный для этого многолетний безупречный послужной список. Солдат живёт со своей женой и малолетней дочерью вне воинской части, что разрешалось уставом для семейных военнослужащих, оставшихся на сверхсрочную службу. На бытовой почве у него происходит конфликт с живущей по соседству женщиной: собака, как выяснилось позднее, принадлежавшая поручице Дагаевой, сильно испугала маленькую дочку солдата. После сделанного её отцом справедливого замечания дама посчитала себя оскорблённой, о чём и сообщила ему, не стесняясь в выражениях. При этом во время конфликта Дементьев не знал, что она является женой офицера. Для разрешения бытовой неурядицы рядовой обратился к мировому судье. Поручик Дагаев посчитал, что такое поведение нижнего чина затрагивает его честь и требует прибытия солдата к нему на квартиру для дачи объяснений. Рядовой отказывается из резонных опасений, что офицер может его оскорбить физически, о чём он впоследствии заявит на следствии. Более того – а в нашем случае это является принципиальным – Дагаев не был его непосредственным начальником, а только старшим по воинскому званию. Дальнейший конфликт между военными происходил уже публично, на улице и при свидетелях. Поручик несколько раз ударил рядового по лицу, затем, обнажив саблю, нанёс ему удар табельным оружием плашмя. Как установит суд, защищаясь от ударов нападавшего, Дементьев сорвал с офицера эполет в надежде, что это остановит поручика, после чего прибыл к своему командиру с докладом о случившемся.

Дело слушается в Санкт-Петербургском военно-окружном суде с участием присяжных заседателей. Защитником рядового Дементьева выступает адвокат, известный судебный оратор и автор лучшего учебника русского уголовного права Владимир Данилович Спасович. Вне всяких сомнений, блестящая речь адвоката в защиту обвиняемого во многом предопределила его дальнейшую судьбу. Дагаев, который требовал от младшего чина почтительного отношения к своей жене, не учёл некоторых важных обстоятельств, которые и решили исход дела в пользу рядового. Прежде всего того, что Дементьев за личное мужество во время Русско-турецкой войны был награждён знаком отличия Военного ордена IV степени (в обиходе – Георгиевским крестом)[22], имел две золотые нашивки на рукавах мундира за беспорочную службу и как сдавший экзамен на унтер-офицерское звание, которых поручик не мог не заметить. Основными привилегиями таких отличившихся в сражениях военнослужащих было категорическое запрещение подвергать их физическим наказаниям вне зависимости от тяжести совершённого ими проступка, увеличенный на одну треть «обыкновенный» денежный оклад при первом награждении, льготы при последующих назначениях и т. д. Не говоря уже о том, что такие «кавалеры» пользовались заслуженным авторитетом и уважением своих сослуживцев.

Из протокола судебного заседания следует, что в соответствии со ст. 769 Устава военного судопроизводства «из соображений высшего порядка» поручик Дагаев не был вызван в суд и допрошен, – следовательно, его показания были представлены суду только в письменном виде. Такая возможность предоставлялась ст. 642 Устава уголовного судопроизводства, в соответствии с которой некоторые участники процесса освобождались от явки в суд, в том числе «воинские чины, состоящие на действительной службе, когда начальство их по военным обстоятельствам признаёт невозможным разрешить им отлучку из места служения». Тем не менее при отсутствии физической возможности допросить истца адвокату обвиняемого удалось на основе письменных документов и опроса свидетелей выстроить ясную и логичную систему аргументов в подтверждение версии о невиновности своего подзащитного.

На заключительной части заседания суда, перед вынесением вердикта Владимир Данилович обратился к присяжным заседателям со словами: «Дисциплина нарушается одинаково, когда подчинённые бунтуют и волнуются, и совершенно в равной степени, когда начальник совершает то, что ему не подобает, когда человеку заслуженному приходится труднее в мирное время перед офицером своей же армии, нежели под выстрелами турок, когда георгиевскому кавалеру, который изъят по закону от телесного наказания, наносят оскорбление по лицу, отрывают ус, когда лицо его покрывается бесславными рубцами. Я вас прошу о правосудии» (Судебные речи известных русских юристов. Изд. третье. Гос. изд. юридической литературы. М., 1958).

Генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин – военный министр. Гравюра, издание А. Мюнстера, Санкт-Петербург

Коллегией присяжных заседателей рядовой Дементьев был признан невиновным в приписываемых ему деяниях вследствие их недоказанности. Формулировка решения, конечно, так себе, но всё-таки не позор и не ссылка на вечное поселение…

Позднее в Уголовном уложении (в редакции 1903 года) появится статья 45, в которой будет указываться, что «при необходимой обороне подчинённого против незаконного посягательства начальника не считается преступным лишь то деяние, которое совершено подчинённым в пределах необходимых для отвращения опасности, угрожавшей лишением жизни или телесным повреждением самому защищавшемуся».

Понятно, что для министра-реформатора генерал-фельдмаршала Д.А. Милютина каждый подобный рапорт о случаях нанесения физического бесчестья офицерам их подчинёнными был событием из ряда вон выходящим. Противники «либеральной» военной реформы как раз и объясняли такие позорные факты снижением требовательности к нижним чинам и, как следствие, общего состояния воинской дисциплины личного состава. Особенно резонансными они выглядели, когда речь шла об элитных подразделениях Русской армии: гвардейских или таких прославленных, как 65-й Московский пехотный полк.

Созданный ещё в 1700 году соратником Петра Великого генералом А.М. Головиным, Московский полк получил своё боевое крещение в боях под Нарвой, затем участвовал в Полтавской битве, Гангутском сражении, в ходе которого «московцы» атаковали противника, будучи пересаженными на галеры, в осаде Данцига во время Польской войны 1733–1735 годов, штурме крепости Очаков, Кавказской войне, героической обороне Смоленска от наступающих войск Наполеона. В Бородинской битве Московский пехотный полк отчаянно сражался в центре авангарда и т. д. И в дальнейшем его история постоянно пополнялась новыми славными страницами, прежде всего связанными с массовым личным героизмом солдат и офицеров: только в одном бою при Прейсиш-Эйлау в 1807 году 23 полковых офицера и 600 солдат пали смертью храбрых. За беспримерный героизм на поле боя в Крымскую войну полку были Высочайше пожалованы георгиевские знамёна с надписью «За Севастополь в 1854 и 1855 гг.» к уже имевшимся серебряным георгиевским трубам с надписью «Московского пехотного полка в воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражениях 1814 г. января 17 при Бриен-ле-Шато и 20 при Ла-Ротиере»[23]. Позднее Высочайшим приказом от 25 июня 1900 года новое отличие – Александровская юбилейная лента «1700–1900» на полковое знамя.

Как следует из полковой летописи, 1 сентября 1863 года 65-й пехотный оставил «просторные» (так было написано в полковой летописи) Хамовнические казармы в Москве и вступил на новые постоянные квартиры в глубоко провинциальном уездном городе Венёв Тульской губернии, рассредоточившись на обширной территории трёх уездов: Венёвского, Каширского и Епифанского. Штабы, лазарет и тыловые службы также располагались практически по всей территории губернии, в основном в наёмных домах, хозяева которых по самым разным причинам не всегда стремились добровольно обеспечивать постой военнослужащих. По этому поводу командир соединения неоднократно обращался с жалобами к Тульскому губернатору. Очевидно, что провинциальное расположение полка и относительно спокойное мирное время не могли не сказаться и на его укомплектовании, и на уровне боевой подготовки личного состава, тем более что часть его наиболее подготовленных солдат и офицеров уже была переведена в сибирские 18-ю и 36-ю дивизии[24]. Так что в штате оставались только 64 офицера и 1964 нижних чина.

3 апреля 65-й полк получает новую специальную задачу: стать лагерем в районе 2-го участка строящейся Московско-Курской железной дороги, недалеко от станции Ясенки и деревни Житовки.

Ровно через месяц, 7 мая, в соединение прибыл вновь назначенный командир – полковник Петр Алексеевич Юноша, который до этого всю свою предыдущую службу провел в Лейб-гвардии Московском полку и фактически сменил на должности Якова Фёдоровича Труневского – человека доброго, иногда вспыльчивого, но при этом «любившего выпить и смотревшего на службу весьма легко»[25]. Возможно поэтому окружное начальство, которое практически никогда не видело полковника трезвым, предложило ему увольнение «по-тихому», то есть по выслуге лет, но с пожалованием чина генерал-майора в отставке.

Теперь перед «московцами» и их командиром были поставлены ранее никогда не выполнявшиеся задачи по обеспечению караульной службы и конвоированию арестантов; обычно эти функции выполняли местные и конвойные команды. Сложность этого нового предназначения боевой части объяснялась ещё и тем, что большинство каторжников, работавших на строительстве железной дороги, были осуждёнными участниками Польского восстания 1863–1864 годов[26].

Они вместе с мобилизованными на стройку крестьянами составляли основную рабочую силу и размещались в специально простроенных для них восьми бараках (в каждом примерно по 300 человек). Караульные команды соответственно стояли в ближайших деревнях. Для охраны строящейся линии были дополнительно сформированы специальные воинские подразделения, которые действовали совместно с арестантскими ротами из Москвы и Владимира. При этом военные находились ещё и в распоряжении инспектора гражданских арестантов генерал-майора барона Штемпеля, а непосредственно за выполнение важной государственной задачи по обеспечению строительства стратегического инфраструктурного объекта отвечал главноуправляющий тюрьмами империи генерал-лейтенант Н.П. Синельников. Кстати, на этом посту Николай Петрович способствовал существенному облегчению участи польских заключённых. Наличие такого большого количества мятежных поляков среди каторжников и вызвало необходимость их усиленной охраны регулярными воинскими подразделениями, тем более что буквально через несколько недель в полк пришло известие о начале Кругобайкальского восстания каторжан, осуждённых за участие в Варшавском бунте. Его возглавили отставной инженер-капитан русской армии 48-летний Нарцыз Целинский и 30-летний пианист из Варшавы Густав Шарамович. Идейным вдохновителем бунта станет русский революционер, один из организаторов «Земли и воли» Н.А. Серно-Соловьевич. На удивление, лидерам восстания удастся оперативно сформировать и вооружить вполне боеспособный «Сибирский Легион вольных поляков», захватить несколько населённых пунктов, уничтожить мосты и нарушить телеграфное сообщение. По поступающим докладам о ситуации на мятежной территории, основными силами бунтовщиков как раз и были 700 поляков, которые работали на различных участках строительства Кругобайкальского тракта. Во многом из-за традиционного для любых кризисных ситуаций паралича местных властей беспорядки были подавлены с большим трудом, и то только после привлечения 1-й и 3-й конных бригад Забайкальского казачьего войска, действовавших вместе с добровольцами из местного населения. Однако с учётом сплочённости восставших, их фанатичной преданности католической церкви и веры в святость борьбы за независимость Польши император повелел губернским и жандармским властям впредь осуществлять беспрецедентно строгий контроль за подобным контингентом арестантов.

На первых плановых состязаниях по стрельбе и строевой выучке личный состав 65-го Московского полка закономерно показал неудовлетворительную подготовку: рядовой состав всё ещё был вооружён устаревшей шестилинейной винтовкой ударной системы, заряжавшейся с дульной стороны, стрельба из которой требовала определённого навыка, который с трудом достигался исключительно частыми тренировками. Всё это потребовало от полковых офицеров усиленных мер по наведению порядка в стрелковой подготовке и поддержанию должной дисциплины. Ситуация осложнялась ещё и тем, что в соответствии с мероприятиями, проводившимися в рамках военной реформы, нижние чины, выслужившие установленный 12-летний срок, подлежали увольнению, а наиболее подготовленные офицеры и солдаты либо переводились либо подлежали переводу к новым местам службы в Восточной Сибири. На их место прибывали ранее находившиеся в отдельных резервных батальонах «сверх штата», то есть в большинстве своём неспособные к службе по различным обстоятельствам, среди них были и штрафованные за различные проступки при Московском орданансгаузе, и «бывшие в бессрочных отпусках по слабости здоровья, и, следовательно, ничем не занимавшиеся в течение нескольких лет».

Бытовые неудобства, связанные с тем, что гражданское губернское начальство, соблюдая интересы только что созданного в результате «земской реформы» Александра II уездного земства, периодически отказывало в отводе помещений для проведения занятий, приводили к тому, что, например, в течение зимы командиры подразделений вообще не имели возможности собрать людей для личного обучения, поэтому вынужденно ограничивались нечастыми объездами подразделений для занятий. Да и те в лучшем случае проводились не чаще одного раза в неделю. Вдобавок ко всему на территории уездов отсутствовали свободные земли для устройства стрелковых полигонов, а имевшиеся небольшие участки, годные для проведения учений, никак не выделялись гражданской администрацией губернии, хотя её и возглавлял отставной генерал-майор Михаил Романович Шидловский – бывший офицер Генерального штаба и командир гвардейского Волынского пехотного полка. Чрезвычайно активный и самолюбивый губернатор, сам по образованию военный инженер, похоже, имел собственное мнение относительно организации боевой подготовки в воинских частях, расквартированных в губернии. Пожалуй, самым ярким эпизодом в его биографии стал затянувшийся конфликт с управляющим Тульской Казённой палаты действительным статским советником М.Е. Салтыковым (Щедриным) – как судачили в губернии, «из-за несовершенства российского законодательства».

Всё дело в том, что Положение «О преобразовании казённых палат и изменении штатов» от 23 мая 1866 года закрепляло статус управляющего региональной Казённой палатой как единоличного начальника местного подразделения Министерства финансов, к тому же персонально отвечающего за расходование бюджетных средств в губернии. Губернаторы, в свою очередь, привычно ссылались на «Общий наказ губернаторам» от 1837 года, который наделял начальника губернии всей полнотой власти на вверенной территории, включая право проведения ревизий всех губернских и уездных учреждений. В Наказе особо подчёркивалась личная ответственность губернского начальства перед государем за пополнение бюджета, то есть в случае недобора налогов, пошлин и сборов спрашивал император с губернского начальника персонально. Тем не менее в нарушение существующего порядка председатель Казённой палаты М.Е. Салтыков направляет требование о взыскании штрафов с местных купцов за торговлю без специальных билетов (т. е. разрешений) в губернское полицейское управление. Полиция, как известно, была подчинена местной администрации, и это требование явно выходило за рамки должностных полномочий руководителя регионального контрольно-счётного органа.

В довольно резком письме тульский губернатор М.Р. Шидловский вынужден напомнить министру финансов М.Х. Рейтерну – однокласснику и старинному приятелю Салтыкова (Щедрина) по Царскосельскому лицею – о своих особых полномочиях: «Доколе не будет снята эта обязанность, дотоле я не могу быть лишён права требовать от Казённой палаты те сведения, которые мне необходимы, правило это утверждено законами. Если вместо письменных сношений с Казённой палатой я послал иногда за справкой чиновника, то это делается с целью сократить переписку и ускорить ход дела[27]. Отдавая должное опытности и знаниям действительного статского советника Салтыкова, не могу не высказать, что единственная цель его – достигнуть совершенной независимости от начальника губернии. Он ищет самостоятельности, которая для чиновника административного ведомства немыслима. Личные его объяснения со мной отличаются такой резкостью, что я вынужден избегать их».

Ещё три года назад Михаил Ефграфович, описывая в своём рассказе «Она ещё умеет лепетать» Митеньку Козелкова, который, достигнув определённых высот в бюрократической иерархии, ухитрился уложить всю самобытную идеологию русского человека во власти в одном слове – «Рра-ззо-ррю!», – неожиданно увидел эту свою фантазию наяву… в образе начальника Тульской губернии и возненавидел его всей душой с первого взгляда.

Как и следовало ожидать, тульский губернатор, имевший влиятельных покровителей в столице и возможность личного доклада императору, вышел из этой чиновничьей баталии победителем. М.Е. Салтыкова (Щедрина) Высочайшим указом перевели вице-губернатором в Рязань – в назидание. В отместку писатель-сатирик решил увековечить образ своего недруга, который теперь навсегда вошёл в историю русской литературы как «Помпадур» и «губернатор с фаршированной головой», а едкий памфлет об этом эпическом противостоянии двух чиновников был опубликован в «Отечественных записках» за 1867 год и пользовался большой популярностью у читателей.

На этом, прямо скажем, нерадостном фоне существенную роль в формировании общей нездоровой атмосферы в 65-м пехотном полку играло и то, что часть его офицеров, имевших достаточную выслугу и боевой опыт, стали выходить в отставку, а претендовавшие на карьерные перспективы по понятным причинам настаивали на своём переводе в другие соединения, как и довольно низкий образовательный уровень командиров всех уровней, что, как ни странно, тоже было связано с военной реформой. С точки зрения профессиональной подготовки офицерский состав некогда прославленного полка представлял из себя какой-то удивительный quoi de ces couleurs (цветной винегрет – фр.): в соответствии с выпиской из «Истории 65-го пехотного Московского Его Императорского Высочества Государя наследника цесаревича полка» к 1 января 1866 года офицеров в полку по образованию состояло:

– из военной академии 1;

– кадетских корпусов – 17;

– кончивших курс в гражданских учебных заведениях – 4;

– в гимназиях и семинариях – 13;

– в юнкерских училищах и дивизионных школах – 21;

– не получивших никакого образования – 7.

Командиром 9-й роты был выпускник Харьковской духовной семинарии Василий Чугаев; командир нестроевой роты Василий Смирнов тоже проходил обучение в духовной семинарии в Калуге, но не окончил полного курса. Конечно, «не боги горшки обжигают», но кадровые военные знают, что происходит, когда «человеком с ружьём» начинают руководить бывшие торговцы мебелью, теплотехники или альпинисты.

Полковник Юноша, к счастью, – выпускник Императорского 2-го Петра Великого кадетского корпуса в Санкт-Петербурге. В этом смысле полку действительно повезло, но таких кадровых военных, как мы видим, в соединении очень немного, а за скромной цифрой «1» в разделе «окончившие академию» как раз и «скрывался» капитан, польский дворянин Б.В. Яцевич.