Бубликайдер из созвездия Криптопотама

Поблагодарили её Илька и Лёха, и пошли по указанной им тропинке. И только миновали приятели дубы, как сразу же туман расселся, стало в лесу светло, и увидели мальчишки впереди меж деревьями деревенские дома. Оглянулись, а позади них – совсем другой лес: не тёмный ельник, а светлый березняк, и нет никакой женщины.

* * *

ДОСЬЕ Деревня Очаровановка. Географически из тех, что находятся «за три-девять земель». Точное местоположение никому не известно, даже самим её обитателям. Когда и кем основана – не установлено. За последние триста лет её население (его точная численность – загадка) пополнилось десятками жителей сёл, достаточно близко расположенных к Малиновой балке (грибников, пастухов, лесничих и – т.д.). В своих родных сёлах они числятся пропавшими без вести.

Особенности климата – нескончаемое лето. Вспашка полей, сев и уборочная – два раза в год. Год не имеет начала и конца, поэтому здесь он мера времени чисто условная. Течение времени гораздо более медленное, чем по другую сторону Малиновой балки: год в Зазабузовке равен неделе в Очаровановке.

Формы хозяйствования – на уровне позднефеодальных технологий (машин нет, лишь конная тяга). Житейский уклад – патриархальный, Медицины нет, но никто и не болеет – территория экологически чистая, много целебных источников, причём, содержащих что-то непонятное, вызывающие частичную или полную амнезию (беспамятство). Вся территория Очаровановки – сплошная аномальная зона, попав в которую, покидать её уже не хочется.

Население доброжелательное и отзывчивое, но пристрастное к тому, чтобы всякий вошедший в Очаровановку остался в ней навсегда. Образование – на уровне чтения и письма, а также счёта на пальцах. О том, что может быть по другую сторону Малиновой балки, очаровановцы осведомлены достаточно хорошо, а, вот, то, что на пространствах в противоположной стороне – совершенно не знают, да и не интересуются.

Малиновая балка – условная граница между Очаровановкой и остальным миром. Открывается раз в месяц, чаще всего в период полнолуния, о чём говорит появление над балкой густого, зеленоватого тумана. В остальное время по обе стороны Малиновой балки – лес, как лес, и ничего другого.

* * *

И вот, прибежали Илька и Лёха в Зазабузовку, а там – шум и гам, народ собирается идти на поиски. Оказалось, пробыли они в лесу на час, не два, не три, а весь день. Их отцы-матери перед вечером тревогу забили, и побежали по соседям за подмогой…

– А ты так и не узнал, где же это вы с тем другом Лёхой побывали? Кто была та женщина, и почему она знала твоего дедушку? – с горящими глазами, Васька засыпал Илью Степановича своими вопросами.

Дед, немного помолчав, пояснил, что он тоже расспрашивал об этом своего деда Макара. Но тот и сам, вроде бы, не знал, что это за место, где находится та неведомая деревня Очаровановка. А может, просто, не хотел об этом рассказывать? Лишь уже учась в институте, Илья Степанович узнал из научных книг, написанных разными учёными, про невероятные параллельные миры, про загадочные другие измерения, про таинственные энергетические порталы… А что касается той необычной женщины, то о ней Ильке рассказала его бабушка, Арина Фоминична. Оказывается, ещё молодым Макар тоже случайно попал в Очаровановку. Пробыл там, как ему казалось, всего неделю, а на самом деле, был там целый год.

– Дедуль, а как же мой пра-прадедушка Макар смог вернуться назад из той Очаровановки? – пребывая в безмерном удивлении, снова спросил Васька.

Илья Степанович снова некоторое время молчал, потом начал рассказывать:

– Бабушка, Арина Фоминична с дедом Макаром, в ту пору они были совсем молодыми, только ещё успели пожениться….

Как далее рассказал Илья Степанович, однажды Макар пошёл в лес рубить дрова, да и не вернулся. Его ходили искать всей деревней, но так и не нашли. Долго она горевала, думала, что он или в болоте утонул, или попал какому-нибудь зверю в когти. И тут одна женщина, знахарка, что по лесам целебные травы собирала, рассказала ей про Малиновую балку. И решила Арина Фоминична пойти туда, чтобы узнать про своего Макара. А травница та дала ей оберег – пучок каких-то трав пахучих. И, как настало полнолуние, следующим же утром пошла Арина в лес. И, надо же такому случиться: попала она-таки в те неведомые края! Встретила тамошних людей. Они привели её в свою Очаровановку. А там – на тебе: её Макара уже женят на другой, на тамошней. Ну, Арина Фоминична пришла прямо на свадьбу и объявила, что пришла за своим мужем, и никому его не отдаст.

– А почему пра-прадедушка Макар на другую согласился? Он, что, про свою Арину сразу же забыл? – возмутился Васька.

Илья Степанович на это даже руками развёл.

– Говорят, там ничего нельзя пробовать. Даже воду пить нельзя. Глоток сделаешь, и назад возвращаться уже не захочется. Вот это и случилось с дедом Макаром. И тогда та, из Очаровановки, что собралась за Макара замуж, предложила Арине: а пусть он сам решит, с кем ему остаться. Стоит Макар, как в помрачении, не знает, что сказать. А Арина к нему подошла, и дала ему понюхать ту траву пахучую. И тут же, как будто очнулся он ото сна. Обрадовался своей Арине и объявил всем, что никого ему не нужно, что он желает быть со своей законной женой. Тогда, стали их обоих уговаривать остаться. Мол, избу новую построим, и жить будете – как сыр в масле кататься. Но они не согласились, и ушли.

– А как же они нашли обратную дорогу? – не унимался Васька.

– Та жительница Очаровановки, что хотела выйти за Макара, сама их проводила. Люди там, вроде бы, живут хорошие. Но со странностями – все какие-то задумчивые, да ещё и стихами говорят… Та страна, как рассказала моя бабушка, очень большая. Там всегда лето…

– Эх! Вот бы, посмотреть бы! – размечтался Васька. – А Малиновая балка – она и сейчас есть?

– Есть… Только, ты туда ходить не вздумай! – Илья Степанович погрозил пальцем. – Если ты останешься там, то тогда тебя не будет здесь. А оттуда вернуться трудно, почти невозможно. А нам – как без тебя? А как без тебя твоим папке с мамкой? Ты подумал? Как Юрику без старшего брата?

– Ну, да-а… – согласился Васька. – Они будут скучать. Ну, ладно, дедуль, не пойду я в эту балку… – пообещал он, хотя в глубине души знал заранее: пойдёт, и пойдёт обязательно.

Васька взял в доме пару бабушкиных пирожков, немного послонялся по двору, и побежал к Антошке. А тот и сам к нему уже бежит.

– А пошли на рыбалку прямо сейчас? – предлагает. – До завтра ещё долго ждать. А удочку я уже сделал.

– Да, давай, сходим! – согласился Васька, сунув ему пирожок. – Свежей наживки сейчас в пять минут накопаем. Говорят, перед вечером на заре рыба хорошо клюёт.

– Давай махнём на то же самое место, где ты рыбачил! – откусывая пирожок, предложил Антошка. – Может, бубликайдерное волшебство там ещё сохранилось?

Немного повздыхав о том, что, конечно же, было бы куда лучше, если бы при них был бубликайдер, приятели, пока ещё светло, поспешили к речке. Разыскав то место, где утром рыбачил Васька, они размотали удочки, насадили наживку и закинули свои снасти, наблюдая за тем, как поплавки заколыхались на еле приметной волне. Поскольку рыба клевать не спешила, приятели обсуждали сегодняшние события. Вспомнив рассказ своего деда про Малиновую балку и загадочный лес, Васька не выдержал искушения и, взяв с Антошки слово никому про это не «звонить», рассказал всё, от начала до конца. Антон выслушал это повествование широко раскрыв глаза и даже приоткрыв рот – до того этот рассказ показался ему захватывающим.

– Вот это – да-а-а-а-а… – подивился он, когда Васька кончил рассказывать. – Вась, а тебе всё это и вправду дедушка Илья рассказал? Сам-то ничего не сочинил?

– Чтоб мне век не есть мороженого, если вру! – как это принято у зазабузовских пацанов, поклялся тот. – Только он мне запретил и думать о том, чтобы туда пойти. А мне теперь, наоборот, только о том и думается, чтобы сходить к этой Малиновой балке.

– У-у-у! У меня тоже так бывает! – закивав, признался Антошка. – Чем больше что-то запрещают, тем больше хочется это сделать. Помню, в прошлом году сварила мама сливовое варенье, а слива что-то тот год не выспела, и варенье получилось кисловатое. Я такое не люблю. А мама банку с вареньем поставила в чулан и приказала мне его не трогать. И, вот, ты знаешь, мне сразу захотелось этого варенья. Да! Вот, хочу, и – всё! Я даже ночью, бывало, просыпался, и думал: как бы мне его попробовать? Ну и однажды не выдержал. Съел всего одну ложечку. Потом – ещё, и ещё… И сам не заметил, как всю банку прикончил.

– Ругали за это? – сочувственно спросил Васька.

– Ругали… Посмеялись с папой надо мной! – Антошка огорчённо вздохнул. – Оказывается, это был мамин хитрый манёвр. Она мне специально запретила есть сливовое, чтобы я его съел, и не трогал абрикосовое и смородинное!

Приятели громко рассмеялись над этой «военной хитростью» взрослых. А поплавки их удочек за всё это время так ни разу и не шелохнулись. Клёва так и не было, так и не было. Теперь они уже оба завздыхали по пропавшему бубликайдеру. Едва не скрежеща зубами, Васька поднял удилище, глядя на голый крючок, нагло обглоданный мелюзгой.

– Антошка, ты как хочешь, а я завтра найду этого заразу Твикса, и начищу ему сопатку! – насаживая другого червяка, объявил он. – Хоть он и сильнее, хоть потом меня и поколотит, но в морду от меня всё равно получит! Пусть знает, как чужие бубликайдеры воровать!

– Я тоже с тобой пойду, и тоже с ним буду драться. – Антошка был настроен не менее воинственно. – Покажем ему, где раки зимуют!

То ли откликаясь на их геройские настроения, то ли потому, что прежнее действие «бубликайдера», и в самом деле, всё ещё сохраняло свою силу, но рыба неожиданно начала клевать. И лишь когда уже сгустились сумерки, приятели пошли домой, унося с собой улов, оказавшийся вполне солидным.

* * *

Глава 5

повествующая о семейном горе Горшкобоевых, и о том, зачем Веньку-Твикса возили к районным докторам

Васька с Антоном даже не подозревали, какие стенания раздавались в доме Горшкобоевых в тот самый миг, когда они приняли решение проучить негодника Твикса. А началось всё с того момента, когда Венька, промокший под дождём, прибежал домой, успев по пути отвесить подзатыльника зазевавшемуся соседскому первоклашке Тольке Дубееву. Правда, тот в долгу не остался и, состроив Веньке рожу, крикнул вслед обидную дразнилку:

– Твиксёнок-поросёнок! Твиксёнок-поросёнок!

Толька дождя не боялся, и даже был ему рад. Он ловил ладошками крупные дождинки, радостно прыгал перед калиткой, и не обращал внимания на требования мамы немедленно идти домой. Он даже не догадывался, что в этот момент у него куда-то бесследно исчез какой-то там порок сердца, из-за чего у него частенько теснило в груди, нельзя было заниматься физкультурой, а дядя-доктор сказал, что скоро ему будут делать операцию.

Иное дело – Венька-Твикс. Ещё когда только начало подкапывать, он вприпрыжку помчался домой, чтобы не выцвела, не полиняла купленная ему мамой на днях «крутяцкая» майка-футболка с изображением персонажа «Пиратов Карибского моря». А то ж! Ещё не хватало, чтобы из-за какого-то там «дурацкого» дождя «уделалась в хлам» такая «клёвая вещь»! Но майка всё равно успела отсыреть, что Веньку очень огорчило. Из-за этого-то он и дал «леща» малявке-Тольке, чтобы хоть на ком-то отыграться.

Венькина мама, Анджела Георгиевна (или, как иногда именовал её «лапуленька» – «ма», а также «мамахен»), увидев попавшего под дождь сына, тут же разволновалась, разахалась, и кинулась спасать его от неминуемой простуды. Она была уверена, что, наверняка, хвороба только и ждёт момента, чтобы коварно напасть на её ненаглядное чадо! Сняв поскорее сырую майку со своего драгоценного сынуленьки (нюнюленьки, зюзюленьки, тютюленьки), она закутала его в пуховое одеяло, сунула ему под мышку градусник, и побежала на кухню, чтобы там взять из аптечки таблеток от простуды. Вернувшись с пригоршней таблеток, Анджела Георгиевна увидела «зюзюленьку» раскутанным. Венька сидел перед включенным телевизором, по которому в этот момент шла новостная программа.

В телерепортаже какой-то мажор бахвалился своими полоумными гонками на дорогом лимузине по улицам большого города. Он и не скрывал, что злостно, сознательно нарушает правила движения, хотя это угрожает жизни других людей. Слушая его, Венька вдруг стукнул кулаком по подушке и ошеломил свою маму вырвавшимися у него словами:

– Во, урод! Куда только гаишники смотрят?!

Услышав это, Анджела Георгиевна едва не выронила таблетки. И не потому, что её Венечка выразился не очень литературно. Её невероятно удивило то, что сынуленька вообще мог сказать ТАКОЕ!!! Вот именно! Если бы он сказал: «Во, крутой пацан! Уважуха ему и респектуха! Я тоже так хочу!» – это было бы абсолютно нормально. Но чтобы он проявил беспокойство о каких-то там незнакомых ему «людишках»? Да, ни за что и когда! Однако… Случилось что-то невероятное – «нюнюленька» с какой-то стати вдруг проявил сочувствие к людям! Он возмутился тем, как поступает мажор (хотя и сам-то всё время был чем-то наподобие эгоистичного, зарвавшегося мажора). С блеющими нотками в голосе Анджела Георгиевна поинтересовалась:

– Венечка, солнышко моё, ты что-то сказал?

Венька, не отрываясь от телевизора кивнул.

– Ну, да! Тут, понимаешь, ма, какой-то осёл… – вдруг, словно опомнившись, он замолчал, после чего медленно обернулся к своей «мамахен», и с испугом в голосе спросил. – Ой! А чё это я так говорить начал? Я же хотел сказать: во, крутой пацан, в натуре! А назвал его уродом и ослом… Что это со мной творится?

Анджела Георгиевна тут же поставила диагноз:

– Венечка, у тебя очень сильная простуда, и поэтому ты, как бы, бредишь наяву! Сейчас же закутайся в одеяло, а я сбегаю за нашим фельдшером!

Это решение «мамахен» Твикса очень напугало.

– Ма, не надо фельдшера! – замахал он руками. – Она мне вот такенный уколище влупит! – Твикс пошире развёл руками, показав размеры шприца.

– Венечка, я тебе обещаю, что не будет никаких уколов. Пусть она тебя просто посмотрит!

– Ну, если та-а-а-к… Ладно, зови! – нехотя согласился Венька.

* * *

ДОСЬЕ Анджела Георгиевна Горшкобоева, сорок лет, образование – менеджер непонятно какого профиля. Место работы – местная администрация, основное занятие – выдача справок.

Характер – переменчивый. К начальству отношение предупредительно-почтительное, к пришедшим за справкой – скучающе-пренебрежительное, ко всем остальным – скандально-беспардонное. С точки зрения Анджелы Георгиевны, все её односельчане – недотёпы и тупицы. Лишь её Веронтий – ещё хоть чего-то стоит (и то, не всегда).

Единственная отрада всей её жизни – сынуленька-лапуленька-зюзюленька-нюнюленька Венечка – талант, вундеркинд, ребёнок-«индиго», будущий гений.

Мечта всей её жизни: присутствовать при вручении Нобелевской премии по всем номинациям (литературной, мира, по физике, химии и прочим наукам) самому великому и достойнейшему из достойнейших – Вениамину Горшкобоеву.

* * *

Минут через пятнадцать Анджела Георгиевна вернулась с сельским фельдшером Вероникой Александровной, уже пожилой медработницей, всю жизнь проработавшей в Зазабузовке.

– Вот, посмотрите, Вероника Александровна, у моего Вени очень сильная простуда и возникший на этой почве какой-то непонятный бред. Ну, моего Веню вы хорошо знаете – он, такой, подвижный, развитой мальчик…

– Да-а-а… Уж, кого-кого, а вашего-то Веню я знаю о-о-о-чень хорошо… – с какой-то непонятной интонацией в голосе подтвердила фельдшер. – Уж, что развитой он, то – развито-о-о-о-й…

При этих словах Венька отчего-то стал весь красный, и с головой закутался в одеяло. А Анджела Георгиевна, успев заметить ставшее пунцово-красным лицо своего сына, издала отчаянный вскрик:

– Вот! Видите? У ребёнка сильнейший жар! Вон, лицо какое красное!

Но Вероника Александровна ответила на это с олимпийским спокойствием:

– Лицо красное вижу, только это не от простудного жара. Это у вашего Вени наконец-то совесть проснулась, и ему впервые в жизни стало стыдно за некоторые свои слова и поступки. Правда, Веня? – она добродушно улыбнулась, и потрогала лоб Твикса своей пахнущей лекарствами рукой. – Температура у него нормальная. Ну-ка, послушаем лёгкие… Где там мой фонендоскоп? Ага, вот он. Ну-ка, дыши… Не дыши… Дыши… Не дыши… Нет, здесь всё нормально. Рот открой и скажи: а-а-а-а…

– А-а-а-а… – послушно протянул Венька, но тут же поспешил сказать. – Вероника Александровна, простите меня, пожалуйста, за тогдашнее. Мне очень стыдно за то, что вёл я себя тогда так по-свински. Честное слово, я больше не буду!

– Хорошо, Веня, я тебе верю, – снова улыбнулась Вероника Александровна, – Анджела Георгиевна, напоите сына чаем с мёдом и малиной, поставьте пару горчичников, и, я уверена, ему этого будет более чем достаточно.

– Как?! И это – всё?!! – у Анджелы Георгиевны от услышанного даже перехватило дыхание. – Ребёнок тяжело болен, у него явный бред – вы же слышали, что он сказал? «Простите», «я больше не буду»… ТАКОЕ Веня мог сказать только в бреду. Я на вас так надеялась! А вы – «чай с малиной», «горчичники»…

– А вы хотите, чтобы я прописала ему кучу таблеток и дюжину дорогущих уколов? – фельдшер с укором посмотрела на «мамахен». – Думаю, его здоровью это навредит куда больше, чем придуманная вами простуда.

Донельзя возмущённая Анджела Георгиевна гневно выпалила:

– Вам надо работать не медиком, а ветеринаром!!!

При этих словах Венька снова жутко покраснел и, с упрёком сказал:

– Ма-а-а! Ну, как тебе не стыдно?!

– Вот видите? Видите?! – Анджела Георгиевна с горделивым видом ткнула в сторону сына указательным пальцем. – И вы хотите сказать, что это не горячечный бред?! Такого от него я не слышала ещё никогда! Вот!

– То есть, вы предполагаете, что раз вашему сыну стало стыдно, в том числе, и за ваши слова, он сейчас не в себе? – Вероника Александровна пожала плечами. – Давайте оформлю Вене направление в районную поликлинику. Вы же не будете доказывать, что там тоже работают ветеринары?

– Разумеется, я это доказывать не буду! Хорошо, направляйте к ним, раз уж сами не умеете лечить.

С трудом сдерживая улыбку, Вероника Александровна написала направление и подписалась: ВЕТфельдшер Сорокина.

…На следующий день над этим направлением до слёз хохотала вся районная поликлиника – начиная с медсестёр из регистратуры, и кончая главврачом. Суть подначки заведующей зазабузовским медпунктом поняли все и сразу: про Горшкобоевых в их районе не слышал, наверное, только глухой. Поэтому когда Анджела Георгиевна входила в тот или иной кабинет, на лицах врачей и медсестёр тут же появлялись напряжённо-вымученные гримасы преувеличенно серьёзного выражения лица. Зато когда кабинет она покидала, там начинался безудержный хохот и стон. Но Анджела Георгиевна, ничего этого не замечая, всё сметающим не своём пути бульдозером шла от одного врача к другому, не обращая внимания ни на какие очереди.

При её появлении пасовали даже самые прожжённые райцентровские скандалистки. Даже торговки с местного рынка предпочитали не ввязываться с ней в словесные баталии. Ещё бы! Её сынуленька-нюнюленька был тяжело болен, и его нужно было срочно спасать. А эти бездельники-эскулапы, как видно, забыв о своём врачебном долге, никак не желали находить у нюнюленьки-зюзюлнньки даже намёка на что-то неизлечимое. Прямо, как сговорились!

Последним в длинном списке специалистов, которых намеревалась посетить Анджела Георгиевна, значился психоневролог. Тараном ворвавшись в его кабинет, она застала доктора за таким недопустимо-скандальным занятием, как кофепитие в рабочее время! Внезапное появление Анжджелы Георгиевны, влетевшей в дверь с топотом и грохотом, психоневролога несколько ошарашило. Едва не захлебнувшись кофе, он переменился в лице, а его левый глаз начал нервно подёргиваться.

– По… Почему без стука? – от неожиданности доктор даже начал заикаться.

– Потому, что мой сын тяжело болен, а вы не хотите исполнять клятву Гриппократа! – гневно выпалила визитёрша.

– Гиппократа… – робко поправил её психоневролог.

– Мне лучше знать, кому и в чём вы поклялись! – тигрицей прорычала Анджела Георгиевна. – Это мой сын, моя кровиночка… Вы должны ему помочь! – она ткнула пальцем в сторону доедающего мороженое Вениамина.

– А что с ним такое? – доктор протёр очки носовым платком.

Вздохнув, со слезой в голосе Анджела Георгиевна рассказала психоневрологу обо всех замеченных ею у сына проявлениях «психических аномалий». Особо она рассказала про появившееся у «кровиночки» совершенно ненормальное сочувствие к другим. А ещё про то, что он время от времени впадает в бредовое состояние, в котором может за что-то перед кем-то извиняться, а ещё, чего-то очень стыдиться.

– …Я очень хочу, чтобы мой сын стал таким же, каким и был всегда! Другого мне не надо. Поэтому вы должны сделать всё возможное и невозможное, чтобы я снова увидела своего сынуленьку-нюнюленьку!

«Нюнюленька» при этих словах поморщился и отвернулся. Судя по всему, чувствовал себя он неуютно. Психоневролог, посмотрев на мать и сына, растерянно спросил:

– Вам не хочется, чтобы ваш сын был честным, отзывчивым, совестливым?

– Мне не хочется, чтобы мой сын был застенчивой размазнёй, бесхребетным хлюпиком и слабохарактерным нытиком! – голосом киношного Бармалея почти проорала Анджела Георгиевна.

И доктор приступил к делу. Объявив, что он решил использовать методику, которую можно назвать «клин клином вышибают», прежде всего, психоневролог попросил Веньку как-нибудь его обругать. Например, назвать тупым бездарем и никчёмным эскулапишкой, или как-то ещё. Немного поколебавшись, «нюнюленька» неохотно, спотыкаясь на каждом слове, произнёс:

– Простите, доктор, но вы… То есть ты… Гм-гм… Тупой бездарь. А ещё… Гм-гм… Никчёмный эскулапишка.

Сказав это, он покраснел.

– Неплохо! – согласился психоневролог. – А теперь – это же, только без «простите», «гм-гм» и прочих междометий. Ну, смелее, смелее!

– Ты – тупой бездарь! Ты – никчёмный эскулапишка! – уже более уверенно, не краснея, и с некоторым даже удовольствием объявил Венька.

– А теперь – что-нибудь своё. Ну? Покрепче, покрепче!

– Ты – отстойный лабух, лузер и обормот! – начал перечислять Твикс. – Ты…

– Хватит, хватит, хватит! – психоневролог даже замахал руками. – Вижу, вижу, что всё уже наладилось, и ваш, уважаемая, «нюнююленька» с этого момента – снова стал настоящим хамуленькой. Моя работа закончена, забирайте это «счастье» и, так сказать, будьте здоровы!

Анджела Георгиевна выслушала его и недоверчиво спросила у Веньки:

– Венечка, радость моя, что бы ты сейчас хотел получить больше: новый скутер или айфон?

– Ма, я хочу и новый скутер, и айфон! А ещё, шоколадный торт! – объявил тот капризным голосом.

На лице Анджелы Георгиевны расцвела счастливая улыбка.

– Да! Я вижу: это снова мой сын, наш несравненный Венечка! Доктор, вы… Вы настоящий мастер своего дела! Идём, сынуленька, идём, наконец-то ты полностью здоров!

Они вышли из кабинета, а психоневролог, выплеснув недопитый кофе в раковину, налил в чашку валерьянки, и залпом выпил лекарство, не разбавляя водой.

– Сколько работаю, – проворчал он, – первый раз такое: пацана, у которого вдруг проснулась совесть, пришлось переформатировать в полное ничтожество. Ну, денё-о-о-о-к! Сле… Следующий!..

* * *

Глава 6

из которой явствует, что настоящему больному никакое лечение не страшно

По возвращении из райцентра, благополучно излечившийся от совести Твикс, отправился, как это он называл, «прошвырнуться» по деревне. Но, перед тем, как пойти прогуляться, он не мог не взглянуть свою «коллекцию» стыренного и отнятого у сельских ребятишек за последние дни. Вот настоящий футбольный мяч, который он уволок у мальчишек на соседней улице, стоило им немного отвлечься. Те устроили футбольное поле на лужайке, среди проросшего на пустыре молодого осинника. В ходе игры у них возникла спорная ситуация. Твикс, наблюдавший за их игрой со стороны, нарочно вмешался в спор и поддержал тех, кто был неправ. Спор тут же закипел с новой силой. Пока футболисты, срывая голос до хрипоты, выясняли, кто же на самом деле прав, а кто – неправ, он неприметно прошмыгнул в заросли и, взяв улетевший туда «в офсайд» мяч, поспешил с ним домой.

А вот – складной ножик, отнятый у мальчонки, который сам его только что нашёл. Заорав на всю улицу:

– Это – моё, моё, моё! Это я его потерял! – Твикс, как это называли пацаны, тут же «оттвиксил» чужую находку.

(Справка: «оттвиксить» – на языке зазабузовской ребятни означает «отнять, без зазрения совести»). А вон лежит непонятный синий, как будто, пластмассовый, «бублик», который он стибрил у двоих приятелей, надумавших вчера искупиться в Зазабузовке, несмотря на прохладную, ветреную погоду.