Абсурд. Сборник рассказов

– Какая кафешка? – ответил Дед, отложив половник. – Работали мы, деткам соседским подарки добывали.

– О соседях подумал, а о нас кто думать будет? – язык у дочери заплетался, и что она говорила, было совсем непонятно. – Мы тут на хлебе и воде, а соседи как сыр в масле, получается?

– Так подумали мы о вас, вот какой суп приготовили, – Дед посмотрел в сторону. – Кушайте, я пойду внучку позову.

– Не придёте через пять минут – всё съедим, – пригрозила жена.

Дед пожал плечами и пошёл во внучкину комнату. Девочка сидела на полу и доставала из мешка добычу.

– Готово? Ужинать пора, – сказал Дед, присаживаясь на табуретку.

– Ещё чуть-чуть, – ответила внучка, разглядывая изумруд величиной с лесной орех. – Вот где они его взяли, интересно? Какой красивый!

– Честно такой камень не добыть, – Дед сложил руки на коленях и стал терпеливо ждать, пока внучка раскладывает камушки по цвету. Минут через десять девочка закончила, придирчиво оглядела добычу и сказала:

– Пошли, деда, ужинать.

Подойдя к столу, они обнаружили, что все тарелки пусты. Дочь, глупо хихикая, облизывала ложку, а жена торжествующе посмотрела на мужа и сказала:

– Я ж говорила – торопитесь, а то всё съедим. Остыло бы всё, кто холодный суп ест?

Дед вздохнул, собрал тарелки и отнёс их на кухню. Потом вернулся, тронул внучку за плечо и сказал:

– Пойдём, бутербродов тебе сделаю. Так и поужинаем.

– Бутербродов? – взвилась жена. – С чем это? С колбасой, небось? Нам-то колбасы не принёс, жмот.

– Мама, мне чего-то нехорошо, – сказала вдруг дочь, держась за живот. – Пойду я полежу немного. Если бутерброды есть будете – позовите.

Дочь встала из-за стола и, пошатываясь, пошла в свою комнату. Жена подскочила и побежала её догонять, причитая на ходу:

– Готовят непонятно что, а потом у нормальных людей живот крутит.

Дед ещё раз глубоко вздохнул и пошёл к холодильнику, искать колбасу на бутерброды. Внучка тихонько последовала за ним.

* * *

Дед хмуро смотрел вслед отъезжающих «скорой» и труповозки, вздыхал и бормотал под нос: «Вот и стал на старости душегубом». Вокруг толпились люди, громко голосили бабы, внучка утирала кулаком слёзы. Кто-то тронул его за плечо. Мороз обернулся и встретился взглядом с участковым. Неопрятный толстяк в расстёгнутом полушубке смотрел с прищуром. На мокрых губах прилипли хлебные крошки, вместо табельного оружия из кобуры выглядывал огурец. Обдав деда водочным выхлопом, полицейский с преувеличенным сожалением сказал:

– Неудачно заканчивается год. Прими мои соболезнования, Мороз Иваныч. Понимаю, тебе сейчас тяжело, но служба есть служба. Пойдём в хату, покалякаем, – участковый настойчиво подтолкнул деда к двери.

В помещении блюститель порядка аккуратно повесил полушубок на вешалку и по-хозяйски огляделся.

– Да-с, хоромы-то тесные. И не скажешь, что здесь живёт легендарный Дед Мороз, от которого все дети ждут подарков. Не думал о новом тереме? Всё же не престижно – в такой тесноте жить.

– Мне хватает, – кашлянул Дед. – Говори, зачем пожаловал?

– Неудачный год, – повторил полицейский, – твои жена и дочка преставились. А тут ещё Кирдяшкина обнесли. Представляешь, сейф вскрыли, все денежки и камушки спёрли.

– Не повезло.

– Ещё как не повезло. Случайно, не знаешь, кто это мог сделать?

Мороз напрягся:

– Откуда мне знать? Я там не был.

– Врать ты не умеешь, Мороз Иваныч, – сочувственно вздохнул участковый. – Глаза тебя выдают. Вор из тебя посредственный. Дилетант. На снегу возле дома депутата следы полозьев твоих саней. А на месте преступления я вот это нашёл. – Участковый выдернул из штанов целлофановый пакетик, в котором лежал фонарик деда. – Узнаёшь?

Дед попятился:

– Не моё это…

– А почему тогда на фонаре твои отпечатки? – взревел полицейский. – Отвечай!

– Нет их там! Я в перчатках был! – вскрикнул Дед и застыл с открытым ртом.

Участковый расхохотался:

– Вот так мы вас и раскалываем, лохов, – он развёл руками. – Это же сенсация. Легендарный Дед Мороз в тюрьме за ограбление. А как же подарки детишкам? Кто же дарить будет?

Дед угрюмо молчал, нервно покусывая седой ус.

– Я хоть и не ребёнок, но страшно люблю подарки, – вкрадчиво сообщил мент. – Понимаешь, о чём я дедушка? – И, видя, что Мороз непонимающе хлопает глазами – прошипел: – Подарок гони! Молчание дорого стоит!

Получив две увесистые пачки долларов, участковый ушёл, сказав на прощание:

– Я вернусь. Разговор не закончен.

Дед в изнеможении опустился на табурет. Из угла вылезла серая мышка и сказала:

– А ведь он вернётся. Доить тебя будет. Потом всё равно расскажет.

– Знаю.

– Кончать его надо.

– Как это кончать? – испугался Дед. – Не могу я!

– Тебе и делать ничего не нужно. Бери волшебное зеркало и смотри, как мы с Михайло Потапычем управимся, – мышка хихикнула. – Для дела мне вот эта блестюшка понадобится. – Она подхватила бриллиантовое ожерелье и выскочила на улицу сквозь приоткрытую дверь.

Увидев мышь, тащащую драгоценность, участковый встал, как вкопанный. Потом глаза его вспыхнули от жадности:

– Стой! Куда?!

Мышь шустро припустила по сугробам, полицейский за ней. Погоня была долгой. Участковый взмок, потерял шапку и один валенок. Наконец, он настиг беглянку. Та остановилась на краю большой полыньи.

– Попалась, гадина! – торжествующе взревел полицейский, но тут из большого сугроба вылез медведь и с рычанием спихнул его в воду. Бултых!

Дед, наблюдая эту картину в волшебное зеркало, зажмурился, а когда открыл глаза – на тёмной воде покачивался только зелёный пупырчатый огурец…

Все оставшиеся перед Новым годом дни Дед бегал по банкам, менял валюту на рубли. Внучка тоже была занята – она покупала подарки для окрестной детворы. Когда наступило 31 декабря, Дед собрал подарки в огромный мешок, отнёс его в сани и позвал внучку:

– Пора, Снегурочка, нам деток навестить.

Весь вечер перед праздником соседи наблюдали удивительную картину: Дед, в красной шубе до пят, сидел в самоходных санях, рядом с ним Снегурочка в синей шубке, на запятках устроились белки и зайцы. Возле каждого дома сани останавливались, Дед выходил из саней, клал на плечо мешок, брал за руку внучку, и они шли к дверям. Двери распахивались, ребятня выбегала во двор, обступала их, весело крича при этом. Дед дарил подарки, малыши рассказывали стихи про Новый год, пели песни и водили хороводы.

И все были счастливы, даже взрослые. Они с умилением смотрели на детей и подпевали:

«Маленькой ёлочке холодно зимой…».

ГРИГОРИЙ РОДСТВЕННИКОВ, САША ВЕСЕЛОВ. УРАВНЕНИЕ С ДВУМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ

Рисунок Юлии Ростовцевой

– Привет, почему ты молчишь? Мне скучно. Расскажи анекдот…

– Сейчас за окном по улице, шли весёлые апельсины надутые и разноцветные, как шарики, и огромные, как три рубля, а счастья нет.

– Какого счастья? Не отвлекайся!

– Прости. Я нервничаю всегда, когда тебя вижу… твои… Ну, а шутить и рассказывать анекдоты не умею. Ты красивая.

– А если точки восклицательными знаками заменить?

– Слишком пафосно.

– А вопросительными?

– И без них понятно, что всё сложно…

– Сложной жизнь делают люди. Мне вот не сложно. Я вижу мир двухцветным. Раньше я сожалела, что не вижу весёлых розовых апельсинов, они казались мне серыми. Только я давно привыкла. Я сегодня летала одна и ждала, что ты присоединишься. Но ты сказал: «всё сложно». Не хочу, чтобы было сложно. Есть ты, и есть я. Может, мы из разных миров? Тогда к чему твои слова о счастье?

– Не начинай… Я знаю, что изначально всегда и во всём виноват… Моё уныние сильно ранит тех, кто дорог, кто рядом, кто хочет мне помочь, но почему-то не помогает. Ты не бойся, любая ночь, самая тревожная полная страха обязательно закончится.

Рассвет найдёт нас и обнимет. Нужно просто перетерпеть эту ночь. Тревоги и волнения дели надвое, пополам, я всегда буду рядом…

– Но ты не пришёл. Ты не был рядом, когда я стояла на краю и звала тебя… Сколько было таких тревожных ночей, и я падала в пустоту одна. Ты всегда говоришь одно и то же: Я – виноват. Но это лишь слова. Как просто повиниться, но жить, как прежде. Прости, но я не знаю, хочу ли встречать с тобой рассвет…

– Прощаю… Сказать, что ожидание встречи с тобой давно стало для меня пыткой, а ждать и догонять, и терпеть противно сердцу всякого русского человека, значит не сказать ничего. Я пока не могу назвать точную дату, когда мы, наконец, увидимся, наверное, это случится не скоро…

Я не могу измерить точность ожидания часами… Да и зачем, если встречи не будет. Заказана встреча. Тобой заказана. Тебе просто нравится дразнить меня.

– Знаешь, как в Священном писании? «И будут двое одна плоть». Нас двое, но мы не вместе. Я жалею, что встретила тебя. Раньше было так просто, вот мир, вот небо, а вот я. Но тут пришёл ты, и я поняла, что больше не хочу одиночества. Мне холодно. Но согреть на расстоянии невозможно. Я не знаю, как теперь жить. Я разучилась быть одна, но и быть с тобой не получается. Ты же волшебник. Сделай так, чтобы я забыла тебя. Верни мне покой и свободу.

– Что Бог сочетал, того человек не разлучит. Человек – я, не волшебник, а человек.

Не обманывай себя, и меня не придумывай. Не хочу я ни твоего покоя, ни твоей свободы, всё бы отдал, чтобы обладать ими, но силой не возьму.

Закрой глаза, на миг замри и не различишь никогда, где ты: в небе с миром чудес, со мной в плену узилища, с избранником счастливым во дворце сияющем.

– Ты мастер плести кружева слов. Раньше я запутывалась в них, как глупая мушка в паутине. Но сегодня я прозрела. Хорошо, что я не различаю цветов. Только чёрное, белое и серое. Белый цвет – счастье. Чёрный – утрата. Но ты кажешься мне однотонным. Пепельным. Я не вижу контраста. Скажи, почему?

– Потому что другим ты будешь рассказывать о том, чему научилась у меня, врунишка. Я насквозь тебя вижу и знаю, чего ты хочешь. Замолчи, и паутина слов исчезнет, радость молчания освободит тебя, но и сама ты исчезнешь. Ты запуталась в двух красках: белый не счастье, он лишь пустота одиночества, зато чёрный творит контур жизни. Мне жаль, что ты видишь радугу серым коромыслом, но лучше видеть оттенки серого, чем верить в возможность отыскать белое на белом.

– Ты – демон! Отпусти меня. Я лишилась крыльев. Они сгорели в огне ожидания. Отпусти. Я уйду и не вернусь. Знаю, что буду помнить тебя вечно. Но разве это важно для тебя?

– Важно… но ключи у тебя…

ВИКТОРИЯ РАДИОНОВА. СКАЗКА О СПЯЩЕМ ДЯДЕНЬКЕ

Рисунок Юлии Ростовцевой

Жил на свете один славный паренёк Веня Кузякин: ни худой, ни толстый, ни коротыш, ни рослый, двадцати пяти лет отроду, системный администратор. Но была у него одна черта: терпеть не мог Веня принимать решения, всегда полагался на волю случая.

Вот и сегодня, наблюдая, как облако-крокодил превращается в облако-«Лада Калина», он допил кофе, перевернул чашку, надеясь, что густые потоки кофейной гущи подскажут, как быть со Светкой. Но кофейный рисунок больше всего походил на кукиш, то есть ничего конкретного не предвещал.

Тогда Веня загадал, когда он подойдёт к остановке, всё и решится само собой: если первым на перекрёстке покажется автобус №19, то Веня едет делать Свете предложение, а если трамвай, то к Борьке играть в плейстейшен.

На остановке Веня печально вздохнул: красивые Светкины глаза и золотистые локоны, как у принцессы из мультфильма «Бременские музыканты», всплыли в памяти и тут же растаяли, вспугнутые трамвайным звонком. «Значит, в другой раз, или вовсе не судьба», – рассудил он философски и полез в полупустой вагон.

В глаза бросилось, что зеркало заднего вида покрыто трещинами. Плюнув через левое плечо – хорошо, что за ним никто не садился следом, – он грустно притулился у окна и задремал. Спустя некоторое время почувствовалось чьё-то присутствие.

Приоткрыв один глаз, он встретился с недовольным взглядом дамы преклонного возраста, стоящей возле него вплотную. Выглядела старушка весьма необычно: причудливая шляпка с вуалькой, лиловый макинтош, перчатки-сеточки, в руках толстенная книга. Название Веня прочесть не успел, поскольку решил поскорее отвести взгляд. Дама всем видом претендовала на его место.

Будь трамвай переполнен, Веня не раздумывая бы его уступил. Но поразительное дело: в вагоне больше совершенно никого не осталось! Видно, все вышли на торговом центре, а ему ещё надо было ехать семь остановок. Над ним продолжали нависать и сверлить недовольным взглядом. Появилось желание пересесть. Но с чего бы ему это делать?! Он тут давно, старушка не хилая, да и полно вокруг свободных мест! И Веня в очередной раз решил положиться на волю случая: если в руках у неё книга отечественного писателя, место он ей уступит, а если иностранная литература, пусть стоит, у них там феминизм. Скосил глаза на книгу: «Г. Шиммельшпруэль. Сонник», и демонстративно отвернулся к окну. В тот же миг получил удар по затылку увесистым томом и проснулся. Сквозь гул голосов переполненного вагона в голове звучали обрывки слов из сна:

– Все твои сны будут сбываться!

– Бред! – решил Веня и, почесав затылок, выбросил это из головы.

День прошёл как один миг. С воскресными деньками всегда так: не успел проснуться, а уже пора бы и укладываться. Экран сотового высветил сообщение от Светки: «Мог бы и позвонить!!!» Веня смахнул его небрежно:

– Тоже мне, принцесса! Ну вот, значит, не мог. Дела были.

С раздражением вспомнил, что на сегодня запланировал кучу дел: растрясти жирок на пробежке, убрать комья пыли в углах, погонять пассажи на электрогитаре, но вместо этого весь выходной продолбились с Борькой в тупую стрелялку и к тому же завалили уровень.

– Завтра позвоню, – пообещал он сам себе и закрыл глаза. Перед внутренним взором возник кислотный пейзаж, наблюдаемый через оптический прицел.

Утро порадовало Веню естественными природными красками: небо синее, солнце жёлтое, облако белое, а кофе в красной кружке, разумеется, чёрный. Веня довольно улыбнулся. Вспомнились обрывки сновидения: от ядовитости красок виртуальной перестрелки передёрнуло. Вдруг неведомо откуда донёсся шелест, словно кто-то невидимый быстро перелистывал книжные страницы. Веня оглянулся по сторонам – ничего необычного. Кухня, как кухня: стол, гарнитур, холодильник. Но тут отчётливо прозвучал голос трамвайной старухи из вчерашнего наваждения:

– Стрелять во сне к неурядицам, ссорам с друзьями, конфликтам с начальством и разрыву с сердечным другом.

– Что за ерунда? – только и успел подумать Веня, как сотовый засветился Светкиным сообщением: «Больше мне не звони!»

– Вот это поворот! – пробормотал Веня, в спешке набирая Светкин номер.

Телефон виновато заскулил долгими гудками.

– Только этого не хватало!

Но времени на сердечные драмы совершенно не оставалось, в растрёпанных чувствах Веня помчался на работу.

Все как с цепи сорвались. Соседка накинулась из-за мусорных пакетов, которые Веня выставляет у двери. В автобусной давке каждый знал, куда ему встать и где его ждут с рюкзаком и длиннющими ногами. И все непременно спешили Вене об этом сообщить самым неприятным тоном и в резких выражениях. Охранник (добродушный старикан, обычно подмигивающий с улыбкой: мол, проходи, Вениамин, не надо пропуска, не парься) нынче промурыжил его не одну минуту. Хмуро разглядывал документ и непрерывно ворчал, что пропуск вот-вот просрочится, и тогда уж он ни в жизнь, ни за что, ни при каких обстоятельствах… А скопившиеся из-за этого на проходной сотрудники раздражённо вздыхали и закатывали глаза, словно это не охранник привязался, а сам Веня устроил тут канитель.

В бухгалтерии слетел комп, и Веня не только остался без обеда, но и получил втык от начальства, сопровождаемый угрозами лишить премии и четвертовать. В конце дня ещё и Борька попросил взаймы деньжат до аванса, а у Вени, как на зло, был совершенный голяк. Но друг даже не дослушал объяснений, надулся и послал его в известном направлении.

Продавщицы хамили, водители на переходе сигналили. Совершенно измотанный отвратительным днём Веня еле тащился через сквер. Воробьи на старых липах не только наорали на унылого прохожего, но и нагадили ему на плечи в буквальном смысле.

– Наконец-то этот кошмар закончился! – вздохнул Веня, будучи в постели, и провалился в сон.

Но кошмар только начинался. С тех пор абсолютно ко всем снам голос невидимой старухи зачитывал токование. А те, как на подбор, не предвещали ничего хорошего. Ночью Веня пел в хоре, утром старуха обещала завалить его нудной работой, и та не заставила себя долго ждать. Всю ночь напролёт ловил руками головастиков в мутном пруду – и старуха гарантировала ухудшение здоровья. Тут же Веня почувствовал першение в горле, а в нос словно набились недавние головастики. В обед Веня совсем расклеился и отпросился в поликлинику. В доврачебном кабинете миленькая фельдшер сделала все, что могла, а когда ему взбрело в больную голову пожаловаться на вещие сны, в этом она помочь уже не могла, выписала направление к специалисту.

Психиатр выслушал пациента внимательно, совершенно не удивился, прописал снотворное, ромашковый чай и посоветовал сходить к целительнице, даже дал визитку с адресом.

Несмотря на ОРВИ, Веня тотчас отправился по адресу на карточке. Во-первых, голоса в голове волновали его куда больше соплей и кашля. Во-вторых, идти далеко не надо было, нужный адрес находился как раз напротив поликлиники.

Дверной звонок исполнил мотив «Судьбы» Бетховена, и дверь открыла до боли знакомая пожилая женщина. Недовольный взгляд невозможно было ни забыть, ни перепутать. Веня захлопал глазами, но задавать вопросы не решился. Он начал загадывать, если в квартире увидит Сонник Шиммельшпруэля, то непременно спросит, что за дела, а если нет, то…

– С чем пожаловал? – старуха начала опрос прямо с порога, не церемонясь.

Веня, шмыгая носом, прохрипел о своей проблеме.

– И что беспокоит?

– Да как что?! – от возмущения голос дал петуха и снова перешёл на сип. – Это же невозможно просто! С утра знаешь, что тебя ждёт! Я ж как обречённый.

– Не вижу проблемы, – отрезала целительница. – Предупреждён, вооружён! Ты ж мечтал об этом!

– Да о чём же?

– Чтоб от тебя ничего не зависело!

– Ну да! – промямлил клиент, немного подумав. – Вот только…

Веня стал было говорить, что уж больно дурные сны он видит, и нельзя бы как-нибудь поменять ситуацию, но закашлялся и внятно выговорил лишь конец фразы:

– Нельзя ли, наоборот?

– Можно! – целительница приподняла со стола знакомый Сонник и неожиданно выпустила из рук. Веня вздрогнул от грохота и невероятным образом очутился у себя в постели.

– Бред! – прохрипел он и провалился в болезненный сон.

Ему снился бассейн полный золотых монет и денежных купюр. Веня купался в нем, как Скрудж Макдак. Разбудил невероятный запах. В половине пятого прорвало канализацию.

– Клин клином вышибают! – воскликнул взбудораженный Веня, чем немало удивил уже уходящих от него сантехников.

Ему пришло в голову повторить свой трамвайный рейс и, во что бы то ни стало, отловить старуху в естественной среде.

Трамвай с треснутым зеркальцем никак не попадался. Веня проторчал на остановке до темноты. Уже, чуть не плача, хотел воротиться восвояси, как вдруг раздался звонок и на перекрёсток выехал последний на сегодня трамвай. Сердце вспорхнуло жаворонком к горлу и упало в район желудка увесистой жабой. Трамвай прошёл мимо, не остановившись. В окно из-под вуальки выглядывала недовольная старуха.

Волна отчаянья подхватила Веню и понесла за трамваем. Двери на удивление открылись, и Вене каким-то чудом удалось-таки запрыгнуть на подножку.

– Что хотел? – рявкнула старуха, едва он успел войти в вагон.

– Все исправить!

– Много хочешь!

– Старая ведьма! – вырвалось в отчаянии.

От гнева старуха стала под цвет плаща, ярко-лиловой:

– Значит, ты вообще не проснёшься во веки веков! – прогремела она. Ноги у Вени подкосились, но тут трамвай остановился, стрекоча огромными стрекозьими крыльями, влетела кондуктор.

– Ваш билетик? – обратилась она к даме в лиловом, не обращая на Веню никакого внимания. Колдунья замешкалась, стала рыться в карманах, из лилово-гневной стала стыдливо-красной.

– Платите штраф! – заявила кондуктор и строго затрещала крылышками.

– Ну ладно! – рявкнула ведьма. – Будет спать, покуда его не поцелует принцесса!

– Квитанция, – кондуктор дыхнула на печать и опустила её на бланк со звонким ударом.

Веня дёрнулся всем телом, как это бывает в момент засыпания, и повернулся на бок уже в своей кровати. Ночь прошла без сновидений. А разбудили Веню звуки электрогитар, ударной установки и совершенно невозможного пения в диапазоне от глухого утробного баса, до визгливого истового фальцета:

– Баю-баюшки-баю-у-у, не ложися на краю-у-у!

– Не могу я спать у сте-е-нки…

На деревянных подмостках, в окружении ревущей толпы, неистово отжигала группа Роллинг Стоунз. Мик Джаггер, хороший и сам по себе, в парике платиновой блондинки и узенькой толстовке в сине-зелёную полоску, прятался за большим барабаном. Остальные музыканты, кажется, намеревались его покусать в проигрыше. На Вене была алая рубаха с разрезом до пупа и красные клёши. Толпа на площади задохнулась от восхищения при его появлении. Хотелось провалиться сквозь землю или хотя бы иметь пару пуговиц на вырезе.

Тут Кит Ричардс подкрался по-кошачьи и подмигнул, указывая грифом гитары куда-то вверх. Над Веней нависла стена дворца с изящным балкончиком, на котором сидела Светка. Она рыдала в ладошки. Кит дал Вене пинка, и тот подлетел до первого дворцового этажа. Ловко ухватился за оконную решётку, выполнил изящный кульбит и оказался рядом с любимой. Заиграли скрипки, толпа стихла. Светка при виде Вени, опустившемся на одно колено, залилась краской и поцеловала жениха в лоб. Толпа издала тысячеголосый вздох умиления.

Перед Веней распахнулись две двери. Он точно знал, что за одной он проснётся в своей постели, во что бы то ни стало помирится со Светкой, у них будет свадьба, двое детей – мальчик и мальчик, двушка, десятка и шесть соток. А за другой, у него будет кот, пёс, осёл и петух в друзьях, гениальный сыщик во врагах, король в тестях, принцесса в жёнах и абсолютное обожание толпы зевак. Веня не мог сделать выбор и уже было хотел… Но Принцесса прекрасно знала дурной характер своего нерешительного Трубадура и, крепко ухватив жениха за рукав, потянула за собой в дивный новый мир.

Веня предупредительно закрыл глаза. Ему было абсолютно всё равно, где он в итоге окажется. Какая разница, если тебя направляет уверенная женская рука. Это ли не счастье?!

АЛЕКСЕЙ ГРИГОРОВ. ГЛЯДЯТ С НАДЕЖДОЮ НАРОДЫ

Рисунок Алексея Григорова

Вы знаете, что такое «кризис»? В смысле, буквально? Правильно, «поворотный пункт». Финансовый, политический, среднего возраста – да мало ли!.. Вот у меня сразу несколько пересеклись в одной точке. Кстати, «точка решения» – это тоже вариант перевода этого самого «кризиса»! Короче, работа-семья-здоровье единовременно пошли под откос, и я психанул.

Нужно было что-то делать, как-то суетиться, куда-то бежать, но жизнь внезапно показалась настолько мерзким болотом, что я решил не тянуть. Знаю себя: если только чуть засомневаюсь – всё, пиши пропало. Ни за что не сделаю! Поэтому, едва осознав себя всеобъемлющим банкротом, моментально сделал то, чего боялся с самого детства. Высота – жуткая вещь! До дрожи, до кишечных колик боялся – и спрыгнул с балкона.

Брежневская «восьмёрка», шестой этаж. Рассохшаяся рама, ржавые гвоздики едва удерживают мутные от времени стёкла… Всякая хурда-мурда в ящиках и на верёвках, рассада и бельё, даже клетка с попугайчиками – всё медленно поднимается вверх вместе с ветвями деревьев. А внизу, прямо там, куда упасть должен, сидит кошка. И ни о чём, похоже, тварь несчастная не подозревает! А ведь я её сейчас ненароком того, расплющу… Время растянулось, а, быть может, и сознание сжалось в ожидании удара об асфальтовый бордюр. Не поребрик? А какая разница? Что сову об пень, что пнём сову – всё одно… О-дно! И когда я успел об этом подумать?

Не знаю, сколько там мигов оставалось до полной и окончательной победы гравитации, а только с организмом произошло НЕЧТО. Видно, сознание сжалось достаточно для того, чтобы воспарить. Буквально, о чём речь! Тряхнуло, конечно. Но – так, не сильнее, чем когда после застолья на кровать падаешь. Без промаха падаешь, прошу заметить! На пол падать не в пример больнее, проверено.