Цветок Тенгри. Хроники затомиса

– Странно как-то, – проворчал Андрей, – мы же не марионетки какие-то, чтобы через нас кто-то свою программу проталкивал! Ты же сама о свободе воли и выбора говорила!

– А я и сделала выбор, – оценивающе посмотрела Аня на Андрея, – слушать волю тихого голоса своей души. Вот ты, похоже, его еще не сделал! Но я не виню тебя, ты ведь только что трансформировался, и твое новое информационное тело еще не пропитала до конца все твое существо, не проникло во все уголки твоего сознания. Возможно, тебе, пока, и не знаком тихий голос твоей души…

За разговором ребята подошли к дому, и Андрей, как ни закидывал удочки, так и не сумел узнать, что Аня задумала на завтра. Он даже пытался использовать свои паранормальные способности, чтобы прочитать Анины мысли, как читал мамины, однако задачка оказалась ему не по зубам, Аня, очевидно, предвидела подобные действия и выставила ментальный защитный экран. Из этого Андрей сделал вывод, что рано поставил Аню на ступень ниже себя, и что, пожалуй, и теперь она остается для него загадкой. Прощаясь, Аня крепко пожала Андрею руку и как-то чересчур сурово посмотрела ему в глаза, отчего тому еще больше стало не по себе.

«Ну вот, – думал он, проходя в свою комнату, – еще утром я чувствовал себя новоявленным Господом Богом и готов был визжать от восторга, а теперь снова какой-то пришибленный. Я все понимаю, тайны тайнами, но нельзя же так атмосферу нагнетать! И почему нельзя все начистоту рассказать? Мы теперь партнеры-сверхчеловеки, значит между нами не должно быть тайн, иначе возникает недоверие одного партнера к другому, и это, в конечном счете, может навредить этой самой таинственной миссии. По-моему, весьма здравая мысль, а эти тайны испанского двора все только портят. И что за сглаз такой! Сглаз и порча по-моему совсем из другой оперы. Похоже, она мудрит, чтобы себе значимость придать, поскольку я с ней сравнялся».

А впрочем, Андрей понимал, что эти мысли возникли от обиды, и Аня действительно нацелилась на нечто Андрею неведомое, хоть он и пытался неоднократно выудить эту информацию из своей универсальной вставки.

На всякий случай он выполнил пожелание Ани и не оживлял больше газовую плитку с помощью пирокинеза, поэтому обедать с мамой они ходили в местную диетическую столовую. На более дорогой ресторан в центре города она не могла раскошелиться, поскольку денег до конца отпуска осталось совсем немного, но Андрей, осознавая тот факт, что с сегодняшнего утра он уже перестал быть избалованным капризным ребенком, был на удивление покладист, несмотря на жалкий выбор блюд, и стойко выдержал кулинарное убожество диетического общепита. Мама была удивлена, но промолчала, только изредка бросая на Андрея подозрительные удивленные взгляды. После обеда он милостиво согласился погулять с мамой по местному парку, они сходили на источник с Нафтусей, и Андрей даже выпил пару стаканов, хотя еще вчера утверждал, что больше ее в рот не возьмет. Всю прогулку мама пыталась разговорить сына, заводя темы, которые, как ей казалось, должны быть интересны ему, однако Андрей был рассеян, отвечал нехотя и никакого душевного разговора, на который была настроена мама, не получилась. Вскоре она сама обиженно замолчала. Андрей же, как раз, и не собирался обижать родительницу, просто он был погружен в свои мысли по поводу последних событий, и боялся что, не подумав, ляпнет нечто не соответствующее статусу десятилетнего ребенка, каковым, с сегодняшнего утра, по сути дела уже не являлся.

«Интересно, – думал Андрей, – если в меня действительно переселилась душа взрослого Андрея, то тогда мое осознание себя в качестве взрослого сверхчеловека вполне объяснимо, но почему Аня стала взрослой, ведь, как я понял из ее рассказа, ее знающая половинка, которая позавчера к ней вернулась, была половинкой все той же десятилетней девочки? Да, видимо, чего-то мы не знаем».

Выйдя из парка и прогуливаясь по городу, Андрей с мамой забрели в небольшой, утопающий в поздних цветах скверик, в котором они были не раз, и не раз Андрей обращал внимание на старую православную церковь в центре скверика, правда, никогда раньше у него не возникало желание зайти внутрь. Сегодня же он, сам не зная почему, почувствовал непреодолимое желание зайти туда, о чем немедленно сообщил обиженно молчащей родительнице.

– С чего это ты вдруг, – подозрительно глянула на него мама, – я тебе сколько раз предлагала туда зайти, а ты все ни в какую, бабушки старые, видите ли, на тебя не так посмотрят! А, между прочим, в этой церкви старинные иконы висят, а сейчас во всем мире признали их, как величайшую ценность. Слышал, наверное, про Андрея Рублева, Феофана Грека? Многие иностранные миллионеры готовы за них огромные деньги отдать, только все это не продается, это общенародное достояние.

– Ну да, – проворчал Андрей, сейчас это общенародное достояние, и все ими ходят и восхищаются, а как в двадцатые-тридцатые годы ими печки топили и вообще церкви по всей стране разрушали, так никто про их ценность не вспоминал.

– Тихо, – одернула его мама, тревожно оглядываясь по сторонам. Очевидно, инстинкт человека, родившегося и воспитанного в эпоху культа личности, как тогда выражались, настолько въелся в ее сознание, что кругом виделись стукачи, хотя на дворе не успела отзвенеть Хрущевская оттепель.

– А чего ты так боишься, – презрительно скривил рот Андрей, – ты сама не раз говорила, что в нашей стране не все так радужно было и есть, как нам в школе вдолбить пытаются. Сама говорила, что дедушкиного брата в тридцать седьмом расстреляли, и что он сам чудом тюрьмы избежал.

– Прекрати! – зашипела мама, – надо же соображать, где такие вещи можно говорить, а где нельзя. Одно дело – дома, а другое – на улице!

– Ну, так, – саркастически хмыкнул Андрей, – как раз дома-то и проще установить один прослушивающий микрофон, чем под каждым кустом на улице.

– И откуда ты набрался всего! – возмущенно зашептала мама, – ты ребенок еще, и на эти темы тебе рассуждать рано. Пожил бы ты в тридцатые-сороковые в семье родственников репрессированного! Во мне до сих пор этот страх сидит, и никакими демократическими преобразованиями его из нашего поколения не выбить. Может я, конечно, и перестраховываюсь, но уж лучше перестраховываться и спать спокойно. Ладно, чего это я с тобой на эту тему, как с взрослым! Дай Бог, чтобы ты никогда не узнал того, чего наше поколение знало!

«С какой стати вдруг меня понесло, – подумал Андрей, – никогда меня политика не интересовала! Действительно, неуместная здесь дискуссия. И все-таки, почему я на эту церковь словно бы другими глазами смотрю? Словно узнал что-то. А что я мог узнать? Я ее уже сто раз видел раньше, чего же я в ней нового обнаружил? Наверное, надо внутрь зайти, может там что-то разъяснится».

Миновав ряд нищенок-старушек, Андрей с мамой зашли внутрь, при этом он, неожиданно для мамы и себя самого, осенил лоб крестным знамением. Тут Андрей понял, хоть и знал точно, что никогда сюда не заходил, что ему знакомо и убранство и внутренняя планировка этой церкви, что он хорошо помнит, где расположена та или иная икона, и, мало того, ему все время казалось, что он был в этой церкви с Аней, и она что-то интересное ему здесь показывала. Только что? Почему-то чудесная вставка на этот счет молчала. А, впрочем, все эти де жа вю Андрея теперь уже не особенно удивляли: после всего, что он пережил в течение этих двух дней, подобная неувязочка с памятью и здравым смыслом была уже в порядке вещей.

«Возможно, – подумал Андрей, – тот, взрослый, душа которого сейчас в меня вселилась, был здесь раньше, возможно даже с двойником Ани встречался, чего ж тут удивительного?»

Отойдя от мамы, он неспешно прогуливался по церкви. Вечерняя служба уже закончилась, народу было немного, и он уже без особого удивления отмечал, что вот эту икону он видел, а вон там должна быть такая-то икона – и она там и правда оказывалась. Тут его внимание привлек образ, с которым, как ему показалось, у него были связаны особо яркие впечатления. Впрочем, он не мог припомнить конкретных событий, он только знал, что к ним какое-то отношение имела Аня. Икона эта, как он сразу же вспомнил, называлась «Сошествие во ад», и Андрей с интересом начал вглядываться в известный евангельский сюжет, хотя, почему именно этот сюжет привлек его внимание, он сам не мог понять. Неожиданно ему показалось, что здесь что-то не так, хотя он точно знал, что не двигал свою точку сборки, смещение которой приводило к изменению восприятия мира. Тут он увидел, что фигура Христа, спускающегося в преисподнюю внутри золотого эллипса, исчезла, а вместо нее возникла словно бы фотографическая карточка десятилетнего мальчика. Это был он сам, в ковбойке и шортиках, а вместо лукавого коричневого беса появилась темная фигура монаха с глухо опущенным на самое лицо капюшоном и с медальоном в виде железного куба поверх черного плаща до земли.

Дальше все произошло очень быстро: эллипс с копией Андрея и монах ожили на иконе, словно мультяшка, эллипс опустился вниз, к самому основанию росписи, черный монах подошел к нему, почтительно поклонился, а затем открыл невидимую раньше дверцу в эллипсе (в объеме он выглядел как золотое, но прозрачное яйцо на подставке из трех лучей). Оживший мальчик вышел наружу, с любопытством оглядываясь, а зловещий монах снял с себя медальон и одел на шею миниатюрному двойнику Андрея. В следующий момент что-то на поверхности иконы вспыхнуло, и оживший фрагмент сюжета исчез, оставив после себя прежнее изображение.

«Так-так, – подумал слегка опешивший Андрей, – еще один двойник объявился! Мне, честно говоря, это начинает уже надоедать. Жил себе, понимаешь, будучи убежден в своей уникальности, в смысле единичности, теперь же выясняется, что всяких там Андреев Даниловых в разных измерениях хоть пруд пруди! Обидно даже. Ладно, не ясно, что мне хотели этим сказать, но сегодня с утра мы и поинтереснее вещи видали. Хотя, этот монах! Он мне почему-то хорошо знаком. Ладно, пойду отсюда, а то что-нибудь опять привидится, надоело уже!»

Андрей подошел к маме и сказал, что все интересное уже посмотрел и вообще устал, и хочет домой. Выходя, он еще раз обернулся и, как ему показалось, столкнулся с тревожным взглядом Богородицы с иконы «Утоли мои печали», которая так же показалась ему странно знакомой. Домой они пришли затемно, Андрей, сославшись на усталость, ушел в свою комнату и тихонечко, чтобы мама не услышала и не заинтересовалась бы, с какой стати он стал закрываться, запер двери на шпингалет.

Из головы его все не шел этот странный феномен с иконой, поскольку никакого разъяснения из своей чудесной вставки на сей счет, он не получил.

«Все же, – думал Андрей, пристроившись поудобнее на диване, – выходит вставка эта моя не всеведуща. Да и притомился я основательно, ноги после нескольких часов ходьбы гудят как у обычного малотренированного мальчишки: выходит ни на роль рекордсмена по марафонским дистанциям, ни на роль чемпиона по штанге я не гожусь. Значит, трансформировался я не полностью, а лишь частично». – На всякий случай он попробовал приподнять старый платяной шкаф, однако даже не смог сдвинуть его с места.

«Значит, – констатировал Андрей, – супермен из меня получается недоделанный, и далеко не все я могу, как мне вначале казалось. Кстати, – припомнил он неожиданно, – Иисус Христос тоже не отличался какой-то сверхъестественной физической силой». – Андрей не читал Евангелия, однако, отметил, что хорошо знает его содержание, а заодно с ним и весь Ветхий завет. Мысли об Иисусе Христе снова вернули его к эпизоду в церкви, отсутствие объяснения на который так же свидетельствовало о его, Андрея неполном совершенстве.

«Что же мне хотели этим сказать, – думал Андрей, – что я, как Иисус Христос? Но тогда почему преображение возникло именно на иконе „Сошествие во Ад“? Тем более я видел и другие изображения Христа, и нигде в другом месте он в мою фотокарточку не превращался. Может, это означает, что я в аду окажусь? И совсем скоро, ведь на фотографии мне было столько же лет, сколько сейчас? Неужели это намек на то, что я скоро умру?!»

Андрею стало не по себе, и он постарался сам же придумать доводы, которые опровергли бы сей горестный исход.

«Во-первых, – думал Андрей, – даже если я вдруг умру, то с какой это стати должен в аду очутится? Я ничего такого греховного не совершал, разве что мать иногда капризами доводил, но ведь за это в ад не попадают. К тому же, те чудесные преображения, которые со мной произошли, говорят о моей исключительности и избранности! Нет, это что-то другое, это означает, что меня уподобили Иисусу Христу! А что, не без основания, с какой это стати обычный человек, тем более ребенок, вдруг получил бы все эти способности. Ах, ну да, вспомнил, я же Меровинг, отдаленный потомок Спасителя, а значит и сопоставление правомерно и в этом причина появления моих чудесных возможностей и знаний. Наверное, Меровингу и положено в один прекрасный день их получить. Правда, непонятно, почему только сейчас и какое к этому отношение имеет душа моего взрослого двойника из другого измерения? Но Бог его знает, как другие потомки Иисуса Христа этот дар получают, может именно так, чего голову зря ломать! Однако все же фигурировал ад и монах. Так ведь это же не монах, это же черный магистр, Мефистофель, или, если уж совсем быть точным, демон Асиэль! Выходит, я и с Мефистофелем был знаком? Занятная история получается! А ведь он мне медальон на шею повесил, это что, намек на то, что я свой дар от него получил? Нет, не может быть, я еще ребенок, ни с каким Мефистофелем контракт не подписывал и ничего он мне на шею не вешал, я и не видел его никогда! Если же мой взрослый двойник с ним якшался, то я к этому отношения не имею и ответственности за это не несу! Это же не справедливо!» – Правда его тут же кольнула мысль, что тогда и чудесный свой дар паранормальных возможностей он получил несправедливо, но он тут же возмущенно отогнал ее, ведь если он Меровинг (а это не только вставка ему поведала, но и Аня подтвердила), то и получил он свой дар по праву, как потомок не кого-то там, а самого Иисуса Христа!

Так и не сумев, толком, разъяснить себе, что означала эта странная сценка на ожившей иконе (вернее, выбрав то объяснение, которое ему больше понравилось), Андрей решил больше не забивать себе голову разными мелочами, а полностью отдаться мыслям о собственном, не до конца осознанном величии.

«Значит так, – думал Андрей, – неутомимым силачом я вроде бы не стал, зато сегодня в поле точно осознал, что могу летать, и наверняка полетел, если бы Аня не вмешалась! В конце концов, мало ли что она мне, у меня своя голова на плечах, думаю, здесь мне никто не помешает. Попробую ка еще раз!»

Как только Андрей дал себе такое фантастическое задание, как в его сознании тут же возникла схем, каким образом этого можно добиться, причем схема касалась самой природы гравитации, объяснения которой, как знал Андрей, ученые пока не смогли найти. Объяснение носило следующий приблизительно порядок:

ГРАВИТАЦИЯ И ПРИНЦИП ЕЕ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ.

До момента Первичного Взрыва, когда начала разворачиваться физическая вселенная, все ее пространство было сжато в единой точке, и пространство это было как бы абсолютно искривлено. В момент Первичного взрыва пространство, став неким первичным полем, стало формировать трехмерный объем, который разворачивался с определенной скоростной константой, то есть непрерывно объемно расширялось, и постоянно уменьшало свою кривизну – от абсолютной кривизны точки, стремясь к абсолютной прямизне бесконечности. Скорость распрямления кривизны пространства была некой первичной константой, абсолютом, и на этот абсолют косвенно указал Эйнштейн, постулировав скорость света как предельную во вселенной, в действительности же, предельной скоростью была скорость распрямления кривизны пространства, а скорость света равнялась ей, поделенной на некий тормозной коэффициент, выводящийся из разницы частотности фотонного поля и собственной частотности пространства-эфира. Так что, о скорости распрямления кривизны пространства можно судить по скорости света и скорости разбегания галактик. Можно иначе сказать, что скорость света – это скорость растягивания его расширяющимся пространством, а разбегание галактик это так же растягивание их расширяющимся пространством, и скорость такого разбегания так же равна скорости распрямления кривизны пространства, поделенная уже на свой собственный тормозной коэффициент, выводимый из разницы собственной частотности пространственного поля и некой производной всех частотностей такого сложного объекта как галактика. Чем грубее объект, и чем большей массой он обладает, тем больше этот тормозной коэффициент и тем меньшую собственную предельную скорость передвижения по вселенной этот предмет может иметь. Энергия этого тормозного момента возникшего между собственной частотностью расширяющегося пространства и собственной частотностью объекта и есть гравитация.

Андрей сам поразился, как просто он сумел объяснить без всяких формул и высшей математики то, что до сих пор не могла объяснить ни одна светлая голова планеты.

«Если же, – продолжал размышлять Андрей, – создать некую смазку из ментальной энергии и как бы пропитать ею нужный объект, то можно управлять гравитацией, как вздумается, меняя этот самый тормозной момент, как резко уменьшается сила трения и, соответственно, энергия, при этом выделяемая между деталями, когда их смазать машинным маслом».

Как понял Андрей, мысленная или ментальная энергия – это такая категория, которая пребывает вне физического пространства, поэтому ее можно как бы вклинить между атомами объекта и первоэлементами-лептонами «чистого пространства-эфира». В этом случае возникает нечто вроде смазки, тормозной коэффициент снижается и гравитация уменьшается, вплоть до исчезновения. Все дело в степени ментальной силы, которая у обычных людей находится в зачаточном состоянии и не способна управлять гравитацией. Он же, Андрей, теперь такую возможность получил. Собственно, этой способностью он уже пользовался, когда мысленно передвигал ложку, принципиальной разницы между телекинезом и левитацией нет.

Получив, таким образом, теоретическую базу (при этой обойдясь без физических и математических формул), Андрей приступил к реализации теории на практике. Что он делал конкретно, он сам бы затруднился сказать, поскольку его трансформировавшийся разум позволял проделывать такие мысленные манипуляции, о которых он даже не смог бы раньше вообразить. Схематично это можно было описать, как пропитывание своего тела буфером между «чистым распрямляющимся пространством» и всеми структурными элементами субстанции, из которой состояло его тело. В тот момент, когда он почувствовал, что это ему удалось, Андрей потерял вес, и достаточно ему было мысленно оттолкнуться от дивана, то есть придать себе некий вектор движения, как он плавно всплыл пот потолок.

Непередаваемое чувство восторга заполнило все его существо. Как страстно мечтал он об этом моменте, прекрасно сознавая, что ничего подобного в его жизни не будет. Но вот, все-таки свершилось, как ни трудно в это поверить! Андрей нежно погладил шероховатую поверхность потолка, это движение оттолкнуло его вниз, словно мячик, и он, несомненно, опустился бы на пол, если бы не уперся в него мысленным лучом (этого вполне хватило), и снова не взмыл к потолку.

«Тут надо осторожно, – подумал Андрей, – а то можно и башку раскроить о потолок: любое движение отбрасывает меня, как перышко, но масса-то прежняя остается, хоть и в невесомости».

К счастью все нюансы полета прекрасно управлялись с помощью мысленного отталкивания, и чем сильнее был мысленный паторн, тем больше возрастала скорость полета.

«Хотя, какой же это, блин, полет, – думал Андрей, совершая очередной пируэт под потолком, – что толку вот так болтаться по маленькой комнатенке! Комаров, разве что, бить, а то каждый вечер перед сном их по полчаса гоняешь. Да, достойное применение новому дару. Надо, конечно, на улицу выйти, уже поздно и темно, вряд ли кто увидит».

Андрей хотел вновь вернуть своему телу вес и сказать маме, что он пойдет, немного подышит воздухом в саду перед сном, но тут у него возникла новая идея: а почему бы ни попробовать еще одну свою вероятную способность, почему бы ни пройти сквозь стену или потолок? Да-да, именно потолок. И тут же у него сформулировалась схема-объяснение принципа прохождения сквозь стены.

ПРИНЦИП ПРОХОЖДЕНИЯ СКВОЗЬ ТВЕРДЫЕ МАТЕРИАЛЬНЫЕ ОБЪЕКТЫ.

В действительности, если бы не вышеописанный гравитационный момент торможения, все предметы легко проходили бы сквозь друг друга, поскольку расстояния между атомами по сравнению с собственными размерами ядра – огромны, и атомы одной субстанции легко проходили бы между атомами другой, если бы не силы, возникающие вследствие разницы тормозных коэффициентов, а у любых двух объектов, разделенных пространством, существует и разница в величине тормозных коэффициентов, а, следовательно, и некая сила, возникающая от этой разницы, которая не позволяет атомам одного вещества проникать между атомами другого без нарушения структуры. Если, опять же, ментально убрать эту разницу, то межатомного отталкивания не возникает, и один объект может проходить сквозь другой без потери исходной формы и свойств. Если сформулировать окончательно, то выровнять тормозные коэффициенты двух предметов это то же самое, что убрать между ними пространство, слить в один.

Андрей тут же «пропитал» ментальной смазкой небольшой участок потолка и без труда просочился сквозь него, как бесплотный призрак (он припомнил, что в «прежней жизни», в астрале делал это множество раз). Оказавшись на темном чердаке, Андрей взмыл уже под крышу, таким же образом прошил и ее, и свечой взмыл в темное августовское небо. Оказавшись на высоте метров сто над землей, он завис в воздухе, и огляделся вокруг. И домики, и садовые участки под ним выглядели как игрушечные, аккуратно разделенные на квадратики и прямоугольники, с редким вкрапление трапеций, либо каких-то неравносторонних фигур по краям садового товарищества. Город утопал в огнях, собственно это была главная характеристика простирающегося под ним ночного вида, и лишь большой, неосвещенный аморфный участок на окраине соответствовал лесопарку. А впрочем, наблюдать, как снуют там, ближе к центру маленькие игрушечные машинки и еще меньшие спичечки запоздалых прохожих, было не особенно интересно, это можно было бы сделать с любого многоэтажного дома: примерно такую же картину Андрей наблюдал с обзорной площадки Исаакиевского собора.

В этот момент до слуха Андрея донеслись отдаленные возгласы, и только сейчас он заметил, что на соседнем садовом участке, непосредственно прилегающем к хозяйскому саду, собралась небольшая группа взрослых и детей, при этом они явно устремили свои взоры в его сторону, для пущей убедительности показывая пальцами. О чем они переговаривались, Андрей с такой высоты не мог расслышать, однако ему показалось, что несколько раз прозвучало слово «человек».

«Вот, – подумал Андрей, – так рождаются легенды о летающих тарелках».

Первой его мыслью было улететь подальше, чтобы не смущать обалдевшую группу зевак, тем более, он увидел, что из дома к группе наблюдателей бежал мужчина, держа в руках что-то похожее на полевой бинокль, в который, как подумалось Андрею, на таком расстоянии можно вполне разглядеть, что высоко в воздухе неподвижно висит десятилетний мальчик, живущий со своей мамашей в соседнем домике. Хотя, с другой стороны, было темно, возможно они и не смогли бы его подробно разглядеть, тем более идентифицировать, но пока он размышлял, узнают его или нет, внизу зажегся мощный фонарь – похоже, это был автомобильный аккумуляторный прожектор, и конус света отчетливо выхватил фигуру Андрея из тьмы.

«Тьфу, ты, – выругался про себя Андрей, – похоже, всерьез засекли!» – и резко пошел вверх и в сторону, вынырнув из луча, который тут же начал метаться по небу, пытаясь вновь поймать его в фокус. Однако наш герой поднялся уже не меньше чем на полкилометра, да еще и ушел по касательной в бок, поэтому оказался в недосягаемости луча. Андрей уже был над самым парком, и тут сообразил, что впопыхах потерял координаты своего участка – сверху они были такие одинаковые, – и постарался вновь отыскать его географическое местоположение. Какое-то время он нервно челночил ночное небо, но потом понял, что с такой высоты, даже если бы он оказался над самим участком и домом, то вряд ли бы узнал его, поскольку это была типовая застройка в здешних краях. Спуститься же ниже – означало вновь привлечь к себе внимание еще нередких прохожих, и кто знает, какие зловещие слухи поползут завтра среди соседей о таинственном ночном летуне! А вдруг его все-таки узнали! Возможно, когда его поймали в луч прожектора, тот, с биноклем, успел навести на него окуляр и сумел разглядеть! Андрею тут же поползли в голову истории о том, как в прежние времена толпа неграмотных, темных крестьян с косами и вилами учиняла суд Линча над застигнутыми врасплох колдунами и ведьмами. Почему-то припомнилась Алеся Александра Куприна, повесть о которой он прочел совсем недавно, уже в Трускавце. Конечно, времена и нравы сейчас не те, но ведь это не означает, что какому-то десятилетнему пацану из Москаливщины позволено летать над городом и пугать честных граждан. Андрей вспомнил, что расправы над всякими колдунами и магами чаще всего происходили именно в Западной Украине, в Карпатах. Конечно, при всем его нынешнем могуществе он наверняка сможет что-нибудь противопоставить разъяренной толпе, хотя бы улететь, если в набор паранормальных сил, которые у него объявились, не входит гигантская сила и сверхбыстроходность. А вдруг со страха у него и улететь не получится? Ведь часто то, что человек может сделать в спокойной обстановке, не выходит при волнении и тем более стрессе!