Цветок Тенгри. Хроники затомиса

Андрей, продолжая оставаться в восприятии тонкого плана земных стихиалей с удивлением наблюдал струистый, живой, постоянно меняющийся мир, заполненный человекоподобными и совсем не человекоподобными призрачными существами, сменивший привычный, фиксированный, воспринимаемый обычным зрением мир. Он подумал было пообщаться с кем-нибудь из полевых стихиалей, например струистой Вайитой, напоминающей чем-то воздушную горную речку, которая одухотворяла летние освежающие ветра над полями и равнинами, либо с более приземленной, напоминающей стайку цветастых бабочек, Фальторой, пестующей флору и фауну тех же лугов и полей, но тут ему пришло в голову, что нечто подобное он уже делал и это слишком просто. Вот было бы интересно вызвать сезонную природную стихиаль, которая здесь не присутствует. Хватит ли его могущества на то, чтобы вытянуть в ближайшее отражение какую-нибудь зимнюю стихиаль, к тому же было бы интересно посмотреть, к чему это приведет. Нет, разумеется, зону надо ограничить площадью, допустим метров в десять-пятнадцать, а то мало ли что. Лель ведь четко сказал, что погода изменится. Андрей, которому всегда было присуще недовольство текущим моментом: зимою хотелось лета и наоборот, – подумал, что ему уже изрядно надоела летняя, то истомная, то будоражащая атмосфера, и неплохо было бы охладиться и погрузиться в зимнюю предновогоднюю праздничность и ожидание сказки.

«Конечно, – думал Андрей, – насчет снега этот Лель, конечно, загнул, это в принципе невозможно, а вот прохлада бы не помешала».

Андрей, мысленно очертив вокруг себя определенного размера круг, начал настраиваться на те хорошо памятные ощущения, которые возникали у него в канун нового года, и тут в сознании его неожиданно всплыло красивое, поэтическое слово «Нивенна». Затем сами собой возникли строчки, которые, очевидно, должны были вызвать эту зимнюю стихиаль из какого-то собственного пространственного слоя, в данное время не пересекающегося с той географической широтой, на которой находился Андрей.

Я предпраздничных святок крылатая дочь,

Подметаю сугробы в Крещенскую ночь,

И гадалка, вглядевшись в зеркал коридор

В нем заметит мой нежный туманный повтор.

Мне приятна снежинок беспечная речь,

И когда разворчится, закашляет печь,

Я люблю начертать на оконном стекле

Сказ о том, как лютует мороз в феврале.

Я рождественской тайны несу аромат,

И когда новогодние свечи горят,

Из стеклянных игрушек, украсивших ель,

Извлекаю бубенчиков звонкую трель.

Если вдруг среди веток в застывшем лесу

Ты увидишь зайчонка, слона и лису

Или россыпь алмазов на снежном ковре

Ты помыслишь о ветре и света игре.

Но за каждой бессмысленных вихрей игрой

Ощутишь дуновенье Нивенны земной,

И за каждой причудою зимних стихий

Ты заметишь мои скоморошьи штрихи.

И когда ты сойдешь на седые снега

Я в твоей диадеме зажгу жемчуга

И осыплю снежком на тропинке лесной…

Как еще мне порадовать Навну зимой.

«Опять какая-то Навна, – подумал Андрей, закончив мысленно произносить ранее неизвестные строки. Хотя, почему какая-то? Что-то я о ней знаю». – Тем не менее, он не успел выудить из своей чудесной вставки сведения о Навне, поскольку его отвлек феномен, явившийся, очевидно, ответом на только что придуманное стихотворение. Андрею показалось, что он словно бы глянул в очень глубокий, темный и студеный колодец, на дне которого вроде бы поблескивала отражающая небо и звезды вода (говорят, в глубоком колодце даже днем можно увидеть звезды). А может, это была и не вода, потому что через минуту скважина колодца начала затуманиваться и возникло чувство, что нечто начало подниматься из этой прямо-таки межпространственной глубины. Не прошло и нескольких минут, как колодец исчез, и на месте его в эфемерном небесном окне странно мерцало и покачивалось удивительное белоснежное существо, напоминающее нечто среднее между снегурочкой и полностью засыпанной снегом елью с бледным юным лицом, окутанным клубами морозного пара, голову которой украшала алмазная (или ледяная?) диадема, сияющая разноцветными лучами холодного зимнего света. При этом если Лель, с которым Андрей общался сегодня утром, бодрствовал и был активен, чудесная Снегурочка-ель, по-видимому, спала – глаза ее были закрыты, Андрея она, похоже, не замечала и дышала ровно и глубоко, как спящая. Появление зимней стихиали, хоть и спящей, тут же привело к изменению окружающей среды: воздух наполнился изморозью, а затем тот мысленный экран Андрея, которым он, как Хома Брут святым кругом, отгородился от внешнего пространства, стал вдруг виден, покрываясь, как оконное стекло, расписными узорами инея, которые быстро превращались в ледяную корку. Андрей почувствовал, как колкие, холодные лучи диадемы просто пронизывают холодом. Пространственный ментальный цилиндр, очерченный Андреем, заполнился сначала морозными клубами пара, какие врываются в деревенскую баню, когда открываешь двери зимой, затем пар распался на веселые, играющие в лучах чудесной диадемы, снежинки, и они с веселым шепотом закружились в восходящих потоках смерча, возникшего, очевидно, от резкого перепада температур. При этом Андрею слышался то мелодичный звон нарядных новогодних шаров, то потрескивание поленьев в печи, то ударял в нос дивный морозно-смоляной запах только срубленной ели, и всплывали в памяти какие-то фрагменты совсем уже ранних воспоминаний о Новом годе, когда еще жила вера в Деда Мороза и Снегурочку, и детское сердце улавливало дух Рождественской сказки в обыденных вещах.

Тут Андрей почувствовал, что сильный холод буквально пронизывает все его существо. Ему никогда не приходилось оказываться в шортиках и тоненькой рубашке на десятиградусном морозе, он переступил несколько раз с ноги на ногу, и услышал, как хрустит под ногами мгновенно замерзшая трава, превратившаяся в хрупкий фарфоровый декор. Андрей понял, что явно перегнул палку, хоть и не ожидал такого эффекта – все же Лель что-то говорил о часе-двух, которые необходимы, чтобы летняя погода превратилась в зимнюю.

«Ладно, убедился, – подумал он смятенно, – похоже, поговорить с ней не удастся, да и слишком холодно для подобных бесед. Надо сообразить, как ее обратно в свой колодец из сказки про Морозко отправить».

Собственно, до сего момента все происходило очень легко, Андрей просто сдвигал точку сборки в состояние восприятия Энрофа и переставал видеть и слышать проявления тонкого плана. В данном случае он поступил аналогичным образом, но оттого, что перестал видеть Нивенну и блеск лучей в ее диадеме, легче ему не стало: в воздухе продолжал кружиться снежный вихрь и температура вокруг отнюдь не повысилась. Андрей чувствовал, что за эти десять минут превратился в ледышку и вскоре может замерзнуть окончательно, то есть насмерть. В этом критическом состоянии он вдруг почувствовал, что ему становится все теплее и теплее, на него наваливается непреодолимая сонливость, и, хотя самое разумное в данной ситуации было сделать десяток шагов и выйти за границу мысленно очерченной им зоны контакта с Нивенной, Андрей, повинуясь этому противоестественному, но всеобъемлющему желанию спать, улегся на снег и впал в дремотное состояние, сопровождающееся убаюкивающим гулом метели, все усиливающимся ощущением Рождественской сказки и сонными грезами, сопровождающимися звоном бубенцов на оленьей упряжке Санта Клауса. Снег засыпал его, и Андрею казалось, что его укутывают нежной периной и поют колыбельную, как в детстве…

По-видимому, он все же впал в полное забытье, которое у замерзающих людей плавно переходит в смерть от переохлаждения, поскольку очнулся оттого, что его упорно трясут за плечо и ощутимо бьют по щекам. Андрей открыл глаза и увидел, что новогодняя сказка закончилась, над ним сияет и, главное, основательно греет августовское солнце, вокруг полегла пожухлая, побуревшая трава и поникшие мертвые цветы клевера, и еще Андрей отметил, что вокруг очень сыро, кое-где видны остатки быстро тающего снега, а сам он, помимо того, что трясется от холода, мокрый до нитки. Тут только он понял, что над ним склонилась Аня и энергично приводит его в чувства. Ему стало неловко за свое беспомощное положение, он зашевелился, затем с трудом начал подниматься на ноги – члены его задеревенели и плохо слушались, правда, жаркое августовское солнце быстро делало свое дело.

– Не обморозился? – с тревогой оглядела его Аня, – говорят в первую очередь уши и пальцы отмораживаются. – Она коснулась ушей и носа Андрея, затем начала растирать его пальцы. – Нет, вроде все нормально, – сказала она после поверхностного обследования, от которого Андрею сделалось неловко и как-то волнительно одновременно, отчего он покраснел – все же значительная его часть по-прежнему оставалась застенчивым ребенком, еще не знавшим нежных прикосновений, помимо материнских, – наверное, тебя больше изнутри проморозило, чем снаружи, а наружное обморожение не успело наступить. Возможно, это связано с тем, что Нивенна спала и на тебя свой зимний сон навеяла, иначе ты бы не успел так быстро в кому от переохлаждения впасть.

– Ч-ч-что это было? – с трудом выговорил Андрей, едва ворочая языком.

– Это тебя надо спрашивать, что ты натворил! Зачем зимнюю стихиаль потревожил?! Она сейчас спит, поэтому не контролирует свои действия.

– Я не знал, – начал оправдываться Андрей, – язык его постепенно начинал слушаться, – мне почему-то немножко зимы захотелось… а с летней стихиалью, Лелем, я уже общался… я не думал, что сразу же так холодно будет, думал, это в основном на тонком плане будет происходить, Лель говорил, что погода в течении часа-двух меняется, а тут нескольких минут не прошло. А потом мне ее убрать не удалось, я думал, точку сборки в обычное восприятие поставлю, и она исчезнет, а она не исчезла, а потом вдруг так уютно и приятно сделалось, что я даже не сообразил, что надо из этой зоны убегать.

– Убаюкивание – это главное коварство Нивенны и Затлуна, – кивнула головой Аня, – я думаю, так быстро похолодало потому, что ты ограничивающий барьер поставил, иначе бы на значительной территории погода менялась значительно медленнее. Ну а по поводу того, как надо было стихиаль на место отправить, так ты, конечно, не правильно действовал, просто сдвинуть точку сборки недостаточно, это ведь только уровень восприятия, а для воздействия – тут акт нужен: либо магическое заклинание, либо шаманское камлание, либо непосредственный контакт. Ты как ее вызвал?

– Да стихотворение сымпровизировал, появляется вдруг способность мгновенно стихотворение сочинить. Так я и с Лелем в контакт вступил, когда по саду прогуливался и тебя ждал. Я так понял, что эти стихи и есть заклинание.

– Очевидно да, – пожала плечами Аня, – у тебя это, видимо, в такой форме, поскольку ты по своей природе поэт. У меня это несколько по-другому. Ну, так вот, чтобы Нивенну назад оправить и экран убрать, чтобы холод рассеялся, нужно было бы настроиться, чтобы к тебе освобождающее стихотворение пришло, тогда бы все исчезло – а ты этого не сделал.

– Может, я бы и догадался, – смущенно пробормотал Андрей, – но на меня такая сонливость навалилась, и так вдруг хорошо сделалось, как в далеком-далеком детстве, что я уже не соображал, что просто замерзаю, как в степи ямщик. Но в любом случае ты спасла мне жизнь! – вдруг дошло до Андрея очевидная истина, если бы не ты, я бы, наверное, уже в ледышку превратился!

– Ну, возможно, ты преувеличиваешь, – смущенно посмотрела на свои туфельки Аня, – все же, наверное, когда бы ты совсем отключился, Нивенна бы сама исчезла, ведь ее держал твой ментальный посыл! Тогда бы и температура постепенно повышаться начала.

– Вот именно, что постепенно, в этом цилиндре градусов 20 ниже нуля было, и я бы успел окочуриться, пока тут все нормализовалось бы.

– Да нет, думаю, не успел, ведь экран тоже бы исчез, а без него бы и холод быстро рассеялся. Тут все же небольшой объем.

– Ну ладно, хорошо, что хорошо кончается. Кстати, а как ты все это нейтрализовала? Заклинание какое-то?

– Не совсем, это скорее схоже с твоим недавно открывшимся даром. У меня рождается мелодия, которую можно спеть, а можно просто мысленно воспроизвести, значения не имеет, ведь тут задействованы тонкие энергии, связанные с природой мысли. Тебе ведь тоже не обязательно произносить стихотворение вслух.

– А, ну ясно, – кивнул головой Андрей, в твоей мелодии содержится определенный ментальный частотный код, который соответствует тому или иному магическому действию.

– Можно и так сказать, – пожала плечами Аня, – это как ключ к замку…

– Как ты думаешь, – спросил Андрей, – почему мне с Нивенной контакт наладить не удалось, как с Лелем?

– Разве не понятно? Она же спала, а Лель бодрствовал. Ты же ее из собственного пространства в Энроф вытянул, а здесь лето. А летом она в Энрофе только спать может. Ну а природа ее такая, она что спит, что бодрствует, но только морозить может.

– Ну, это я понял… кстати, – спохватился Андрей, – а Варфуша-то где? Я думал, он как в прошлый раз явится в виде шмеля, а потом в человечка превратиться… – Андрей за эти два дня настолько привык к чудесам, что его скорее удивляло отсутствие домового, чем его наличие.

Аня развела руками:

– Пока что-либо говорить преждевременно, но он почему-то не отзывается. Вчера, вон, сам явился, когда его никто не звал, а сегодня не отзывается! Однажды уже так было, когда его одна нехорошая женщина похитила. Но тогда он был привязан к нашей комнате и постоянно совершал экскурсы из мира домовых Манику в Энроф. Теперь же он с Энрофом не связан, ему, после того как он вспомнил свою истинную суть посланника богов, удалось наладить контакт с плененной Навной, и я знаю, что он исполняет какие-то неведомые мне миссии, которые ему Навна передает.

– Навна… Навна… ах да, я знаю, кто это такая! – из чудесной внутренней энциклопедии в сознание Андрея тотчас хлынули соответствующие сведения. – Это соборная душа России, и она со времен смутного времени пленена. Ее русский демон великодержавия, Жругр, пленил, когда она с какой-то чрезвычайной миссией в преисподнюю спускалась. Она вместе со своим садом заблокирована под Антимосквой-Друккаргом с помощью особой демонической материальности и не может оттуда вырваться. Правда, в этой плите карроха имеется брешь, через которую Навна может посылать в мир свои отражения…

– Примерно о том же мне рассказывал Варфуша, – опустила глаза Аня, – со времен ее пленения русский этнос утратил свою объединяющую душу и растерял большую часть духовности. Если бы ни брешь в этом чудовищном саркофаге, которую сумел проделать Яросвет – демиург России, то русские вообще перестали бы быть русскими, и не существовало бы такого особого понятия, как русская душа, русская культура. Если бы Навна была в Небесном кремле все эти годы, история России оказалась бы совершенно иной. Возможно, тогда иной оказалась бы и история земли.

– Ну что ж, – сказал Андрей, который к тому времени знал о Навне примерно то, о чем мы упомянули во второй книге романа, – все это печально, но, по-моему, бесполезно думать о том, что могло быть, если бы. К чему рассуждать о богах и полубогах; их дела и задачи мы вряд ли до конца поймем. Но ты не дорассказала о своем домовом-бриллианте.

– Мне так и не удалось выйти с ним на контакт, – сказала Аня, – на мой зов, на мою метку он так и не явился, я попробую поискать его в других местах, но сейчас у меня вряд ли получится, я все же немало сил потратила на то, чтобы этот ледяной домик растопить. Да и расстроилась сильно, надо равновесие восстановить. Потом, здесь немного не та обстановка, а времени на собственный поиск нужно много – с полным отключением от физического тела. Возможно, придется разные астральные пространства посетить, а те пространства, в которых Варфуша в облике домового может находиться, они с энергиями ночи связаны, их ночью надо посещать.

– Послушай, – сказал Андрей, – а собственно, зачем тебе его так срочно разыскивать потребовалось? Мало ли где он может быть? Ты же не можешь весь Шаданакар обыскать, ты же сама говоришь, что у него сейчас много дел и задания от Навны, о которых ты ничего не знаешь. Если он на твой зов не откликнулся, значит, занят чем-то важным, и, возможно, его и не надо сейчас тревожить. Если он такой могущественный и мудрый дух, то он и сам тебя найдет, если почувствует, что ты должна спросить у него что-то важное. Кстати, я так и не знаю, что ты у него спросить задумала?

– Это касается нашей совместной миссии, которую, как мне кажется, мы получили уникальную возможность хотя бы частично исполнить. Я уже говорила, что не могу произносить суть ее вслух.

– Но почему мы должны ее исполнять? Кому мы что-то обязаны?!

– А ты разве сам не чувствуешь?

– Да нет же!

– Странно, – нахмурилась Аня, – мне казалось, ты должен… и потом, по некоторым фразам, которые ты не договорил до конца, по крайней мере, об одном аспекте этой миссии ты знаешь. Ты не любишь людей?

– Я? – смутился Андрей, – почему не люблю… хотя, честно говоря, я об этом еще не думал.

– Но ведь я же говорила тебе о том, какая альтернатива стоит сейчас перед людьми!

– А, ты об этом… – снова смутился Андрей, – да, конечно, но, мне кажется, ты несколько преувеличиваешь опасность…

– А если даже предположить, что я преувеличиваю, – в упор посмотрела на него Аня, – хотя эта истина открылась мне из источника, подобного твоему, и о том же мне говорил Варфуша, неужели, если бы ты имел уникальную возможность сделать человечество чуть лучше и счастливее, ты бы этим шансом не воспользовался? Пусть даже от тебя это потребует каких-то усилий?

– Я… да… нет…, да, конечно, а что, мы такую возможность имеем?

– Я уже тебе говорила, – терпеливо продолжала Аня, – сложилась уникальная ситуация, не могу тебе подробно описывать, какая именно, считай, что звезды так сошлись, что мы имеем такую возможность! Только учти, звезды занимают благоприятное положение недолго, мы можем и упустить свой шанс.

– Но ведь ты сама говорила, что теперь Андрея, того, взрослого разбудить не удастся. Речь ведь шла, как я понял, именно об этом.

– Возможно и это станет выполнимо… потом… но теперь я имею в виду иное… гораздо более трудное, чем пробуждение взрослого Андрея. Неужели в твоей всеведущей вставке ничего нет об этом? Еще недавно ты догадывался буквально обо всем, о чем я только ни затевала разговор.

– Нет, чего-то не получается, – развел руками Андрей через некоторое время, – пустота одна, словно эту информацию взяли, да стерли! Выходит, я все же не всеведущ.

– Это все осложняет, – озабоченно пробормотала Аня, – я ничего о миссии в целом сказать не могу, по причине тебе известной, придется тебя направлять, не разъясняя конечной цели. Кстати, об этом тоже Варфушу спросить надо… не нравится мне все это…

– Да, кстати, – попытался уйти Андрей от темы, доставлявшей ему все больший и больший дискомфорт, – когда ты пыталась Варфушу вызвать, я хотел посмотреть, что в этот момент с тобой происходило, сдвинул точку сборки, но тебя почему-то не увидел, то есть физический план исчез, а на тонком ты не появилась!

– Я не знаю, – пожала плечами Аня, – возможно, я превратилась в звучание мелодии, с помощью которой пыталась связаться с Варфушей, а ты был настроен на визуальное восприятие. Если бы ты настроился на музыку тонкого плана, ты бы меня воспринял.

– Нет, этого я пока не делал, – признался Андрей, – хотя, думаю, это не сложно в принципе…

– Ладно, – вдруг заторопилась Аня, глянув на часы, – мама ругается, когда я к обеду опаздываю!

– Ну вот, – усмехнулся Андрей, – мама ругаться будет! Детский сад, да и только! А говоришь еще о какой-то миссии по спасению человечества Бог знает от чего! Если ты и дальше так свою маму бояться будешь, то ничего хорошего человечество в перспективе не ожидает! Ладно, шучу, не обижайся, просто я теперь даже не представляю, что мы теперь делать должны… («Все же это игра какая-то, – мелькнула в голове Андрея надежда, – ну, не может быть, чтобы она это серьезно! Все же нелепо слышать все это от десятилетней девочки, которая боится на обед опоздать и которую мать заставляет каждое утро диктанты писать!»).

– ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ДОЛЖНЫ ПРОИЗОЙТИ НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ, КАК В РУССКОЙ СКАЗКЕ, – загадочно посмотрела на него Аня, – Ну что, пошли?

– Я, честно говоря, хотел испытать себя в новом качестве, – сказал Андрей.

– Так ты и испытал, чуть в кусок льда не превратился, – усмехнулась Аня. – А что ты имеешь в виду? Проходить сквозь предметы? Летать в физическом теле? Через стены я не раз проходила, ничего в этом интересного нет; из-за этого непродуманного эксперимента, который я проделала просто со страху, я и вляпалась в историю с психогенератором. Хотя в следующий раз мне эта паранормальная способность помогла его уничтожить! А насчет полетов! Погоди, побереги силы, Господь не затем тебя сидхами наградил, чтобы ты всем этим свою гордыню тешил! Другое дело, использовать их во благо, на осуществление Провиденциального плана!

– А ты думаешь, – даже затрепетал Андрей, – я по-настоящему летать смогу? И через стенки проходить?

– А ты прислушайся к себе, – усмехнулась Аня.

Андрей прислушался к внутреннему голосу:

– Похоже, смогу, – сказал он с дрожью в голосе, – та же уверенность, что и перед моим экспериментом с пирокинезом и телекинезом! А ведь тогда все получилось!

– Думаю, что и это получится, – посмотрела ему Аня в глаза.

– Слушай, – возбужденно заговорил Андрей, – а ты-то сама летала? Ты так спокойно говоришь об этом!

– В физическом теле – нет. Но, думаю, когда в этом возникнет необходимость…

– А что, просто так нельзя? Как птица? Почему птицам можно, а нам нельзя?!

– У нас другая природа, – сказала Аня, – и пока все человечество не овладело этим свойством, нам позволительно пользоваться физическими сидхами только в исключительных случаях. Иначе способность исчезнет.

– Но почему?!

– Тот, кто эту способность дал, тот может ее и забрать обратно. В противном случае может нарушиться равновесие.

– И все равно, не верю, – отмахнулся Андрей от Аниных аргументов, – если ты тоже чувствуешь, что можешь полететь – не как в астрале, вчера, а по-настоящему, – неужели не попробовала бы?

– Может, и попробовала бы, – вздохнула Аня, – но обстоятельства сложились так, что обычной девочкой в восемь лет я снова стала до того, как попробовала, а здесь тоже как-то не до того было, все время на виду. Но завтра не исключено, что все наши силы и возможности потребуются! И это будет уже не развлечение.

– А я все-таки попробовал бы, – мечтательно пробормотал Андрей, прикрыв глаза. Он вдруг совершенно отчетливо понял, как ментально можно заблокировать гравитацию. На секунду он почувствовал, что теряет вес, и ноги его вот-вот оторвутся от земли. Однако этого не произошло, какая-то посторонняя сила заблокировала эту его ментальную матрицу физического явления, возникшую из чудесной вставки. Андрей открыл глаза: у него закружилась голова.

– Не надо, Андрюша, – Аня смотрела решительно и жестко, – ты можешь все сорвать своими непродуманными экспериментами и растерять силы до того, как они потребуются по-настоящему!

«А ведь это именно она не дала мне взлететь, – озадаченно подумал Андрей, – если бы не она, то все получилось бы! Почему она не хочет?! Зачем тогда все эти паранормальные возможности нужны, если ими нельзя пользоваться. Все твердит о какой-то миссии, а даже приблизительно не знаю, в чем она будет заключаться! Нет, но ментальная сила у нее будь здоров! Как легко она меня заблокировала!»

– Пойми, – ворвалась в его мысли Аня, – я не собираюсь надевать на тебя узду, но сейчас просто не время тратить свои силы попусту, ты и так уже потратился, зимнюю стихиаль вызвав! Твоя энергия не безгранична, и то, что так легко далось, может так же легко уйти, а мы должны еще так много сделать!

– Ну, убедила, убедила, – нехотя подчинился Андрей, – принимаю твои условия игры, хоть и не совсем понимаю, в чем эта игра заключается. Все-таки если бы ты здесь не появилась, то и в моей жизни, скорее всего, ничего необычного не произошло, а значит ты у нас за главного.

– Тогда так, – расслабилась Аня, – сейчас идем домой, и расходимся до завтрашнего утра. Отдыхаем, если мама потащит тебя пить Нафтусю, не отказывайся, и постарайся воздержаться от чудес. А завтра встречаемся и…в общем, завтра я скажу все, что можно сказать, чтобы не нарушить ткань будущего.

– Послушай, – снова стало не по себе Андрею, – но почему ты раньше ничего не говорила, что на завтрашний день что-то особенное задумала?

– А раньше я об этом и не знала, – улыбнулась Аня.

– А откуда сейчас узнала?

– Программа действий приходит ко мне поэтапно, считай, что и у меня есть некая вставка, только стратегическая программа проявляется не сразу. В общем, я и сама не понимаю, почему так происходит.