Обреченные на любовь

Спустя несколько секунд Борис уже тихо посапывал. Вскоре и Николай, после того как его несколько взвинченные нервы успокоились, задремал. Дремота перешла в крепкий юношеский сон, который, увы, продлился недолго.

Спустя какое-то время казарма погрузилась в сон. Тишина продолжалась минут тридцать. Затем по казарме пронесся храп. Причем это было не тихое похрапывание, а жуткий, я бы даже сказал, душераздирающий храп. Храп был настолько мощным, что проснулась добрая половина казармы. Первыми на кроватях поднялись дембеля, те, которым до увольнения оставалось лишь несколько дней. Близость окончания порядком поднадоевшей службы, скорая встреча с родными, друзьями, подругами, не давала им спать также крепко, как тем, кто об этом старался пока не думать. Так вот, эти ребята проснулись первыми. Что такое? Что случилось? Кто это? Где это? Раздались многочисленные голоса. Это храпел Борис. Никогда в своей не такой уж продолжительной жизни Борис не храпел. Но все в нашей жизни когда-то случается впервые. И надо же было такому случиться, что Борис захрапел. Захрапел впервые в жизни. И где? В солдатской казарме. Пожалуй, более неподходящего места трудно было найти. Храп громогласно разносился по казарме, но его дружок Колька продолжал спать как ни в чем не бывало. Видимо, воспользовавшись усталостью и перипетиями минувшего дня, Морфей очень крепко сжал свои объятия и не собирался выпускать Николая из этого сладкого плена. И Бориса, видимо, тоже.

Чего не смог сделать Борис своим храпом, то смог сделать солдатский кирзовый сапог, прилетевший Кольке прямо на голову. Он тут же проснулся, и хотел вскочить, но вспомнив, где он находится, решил этого не делать. И тут же возле его уха раздалась очередная волна ужасного храпа. Колька хотел тряхнуть своего товарища, но не успел. Еще один прилетевший сапог, также попал в голову. Но теперь в голову Бориса. Борис, однако, не проснулся, а лишь перевернулся на спину. Храпеть, впрочем, прекратил. Колька облегченно вздохнул. Прибежал свободный дневальный, и, подняв сапоги, отнес их владельцам, которые располагались на другой стороне «взлетки» т.е. в транспортном взводе. Вскоре Кольку опять сморил сон. На этот раз, дабы избежать болезненных попаданий сапогами в голову, он предусмотрительно укрылся одеялом вместе с головой, и с надеждой, что храп больше не повторится. Но, к сожалению – надо думать не только Колькиному – его надежды на оправдались.

Спустя несколько минут, тишину казармы вновь разорвал храп. Он исходил от Бориса. Едва только первые звуки разнеслись по казарме, несколько сапог, предусмотрительно подготовленных дембелями, тут же прилетели туда, куда их и нацеливали. А именно – на головы и остальные части тел наших героев. К вящему сожалению и удивлению бойцов, должного эффекта это не произвело. Храп продолжил свое торжественное звучание по казарме. Прилетело еще несколько сапог. Храп не прекращался.

– Б…ть, да успокоит его сегодня кто-нибудь или нет?! – перекрывая храпение Бориса, раздался громкий голос, судя по акценту принадлежавший выходцу из Кавказа.

Сообразив, что дело может кончиться плохо, и опасаясь возможного прилета табуреток, Колька вытянул руку и зажал Борису и рот и нос, пытаясь таким образом разбудить своего товарища, и прекратить раздражающий добрую половину роты солдат, храп. Несколько секунд Борис молчал, затем замотал головой и судорожно вздохнув, приоткрыл глаза.

– Ты чего? – он смотрел на Кольку ничего не понимающим взглядом, пытаясь сообразить, что происходит.

Тот в ответ помахал у его лица кулаком, затем прижал палец к своим губам, давая понять, что надо молчать.

– Что? Что случилось? – Борис, кажется, совсем позабыл где находится, по-прежнему ничего не понимая.

– Да заткнись ты! – угрожающий шепот Николая все же подействовал на Бориса и тот замолчал. – И не храпи, сука!

От удивления глаза Бориса широко раскрылись.

– Я? Я храпел? – Николай едва разобрал еле слышный голос Бориса.

– Ты!

Борис хотел что-то ответить, но их разговор был грубо прерван все тем же обладателем голоса с характерным акцентом. Они замолчали. Дневальный собрал разбросанные кругом сапоги и вернул хозяевам.

Несмотря на неожиданную и ошеломительную новость о храпе, Борис вскоре заснул. Просто он был пьян. И снова захрапел. Но его друг был на чеку. Едва только его товарищ попытался огласить помещение могучим звуком, Колька тут же треснул его по лбу. Раз, другой. Борис открыл глаза. И разглядел прямо у своего носа кулак верного товарища.

– Ты… – Борис хотел возмутиться, но Колька зажал ему рот. Несмотря на хмель в голове, Борис все же сообразил, что, по всей видимости, снова храпел. Он перевернулся на другой бок и вскоре вновь оказался в объятиях Морфея.

Какое-то время кругом было тихо. Лишь дембеля, разбуженные Борисом, негромко беседовали между собой. И тут снова раздалось могучее храпение. И вновь Колька проделал все то же самое, что и несколько минут назад. Борис перевернулся на другой бок, лицом к Николаю. Несколько секунд друзья молча смотрели друг на друга. Потом закрыли глаза и уснули. Точнее, уснул только Борис, Колька же по-прежнему был настороже. Лежа с закрытыми глазами, он чутко прислушивался к дыханию своего друга. Тот мирно спал, и, кажется, не делал никаких попыток захрапеть. Вскоре и Николай погрузился в глубокий сон.

Колька, как и Борис, был парнем провинциальным. Они были земляками, родом из одной области. Но если Борис вырос в городке, пусть и небольшом, то Колька до службы в армии проживал в самой настоящей деревне. Небольшая серебристая речка; заливные луга, заросшие высокой сочной травой; лес, манящий своей тенью в жаркие летние дни, и полумраком в дни пасмурные – все это было родным и знакомым для Николая. И в эту первую по-настоящему армейскую ночь, нашему герою снилась тихая речка, стоя на берегу которой, среди зарослей плакучих ив, он с друзьями, крепко сжимая самодельные удочки, надеялся выловить самую большую рыбу, когда-либо водившуюся в тихой и удивительно чистой воде. Солнце взошло только наполовину, окропив красными каплями зеленые листья высоченных тополей, росших вдоль крутого противоположного берега. Над рекой поднимался пар. Вода в такое время бывала удивительно теплой.

Кто-то из ребят незаметно подкрался к Кольке, стоявшему у самой воды, и легонько толкнул его в спину. Толчок был не сильным, но мальчик, не ожидавший ничего подобного, принялся размахивать руками, пытаясь сохранить равновесие и не упасть в реку. Колька согнулся пополам, наклонившись туловищем над водой, а ногами пытаясь удержаться на земле. Ему это почти удалось, но легкий пинок в мягкую часть тела, располагавшуюся чуть пониже спины, свел на нет все его героические усилия, и он полетел в реку вниз головой. Еще секунда и его жесткие темные волосы коснулись воды… И тут он больно стукнулся головой об пол, оказавшись под перевернутой железной кроватью. От боли Колька проснулся, правда, еще не соображая где он находится и что с ним вообще происходит. Над казармой снова разносился храп, по нашему мнению, достойный того, чтобы оказаться в книге рекордов Гиннеса.

– Черт, мы не того перевернули – услышал он над собой чей-то незнакомый голос.

– Да? Ха-ха-ха… Ну ничего, сейчас и этого скинем.

Секунду спустя Борис, также больно стукнувшись головой, как и его ни в чем не повинный товарищ, распластался рядом со своим другом. Ничего не понимая, Борис попытался вскочить, но запутался в одеяле и простыне и сильно ударился коленом о металлический каркас железной сетки, на которой он еще несколько секунд назад так сладко спал, и так отвратительно (так, во всяком случае, казалось окружающим) храпел. От боли Борис вскрикнул и выругался.

– Так тебе и надо, салага! – услышал он голос где-то над собой, не видя, однако, говорившего, потому что все еще никак не мог выбраться из злополучной простыни. Прокопошившись еще какое-то время, наши герои сумели, наконец, выбраться из-под кроватей. Поднявшись, они увидели вокруг себя несколько старослужащих, которые с ухмылками наблюдали за происходящим.

– Вот салаги, – заговорил один из дембелей, – не успели у нас прописаться, а уже борзеют. Запомните, «духи», здесь можно храпеть только «дедушкам» и дембелям. Если еще раз услышим храп, будете спать в туалете. Ясно? – провинившиеся кивнули. – И это только потому, что вы сегодня здесь первый день. В дельнейшем с храпом будем бороться с помощью бессонницы и уборки в туалете. А теперь спать.

Наши герои застелили кровати и легли. Борис был во хмелю, поэтому не сильно переживал от перспективы ночевать в туалете, а посему заснул довольно быстро. Колька же себе такой роскоши позволить не мог. Его мало привлекала возможность провести ночь рядом с унитазами, ощущая при этом сногсшибательный аромат. Поэтому, он решил быть начеку.

Борис пока вел себя смирно, и не делал попыток захрапеть. Вдруг он стал переворачиваться и засопел. Николай уже собрался треснуть его по физиономии, но тот – как будто почувствовав, что ему сейчас может достаться – приоткрыл рот и задышал тихо и спокойно. Колька даже пожалел, что Борис не захрапел. Тогда ему представилась бы возможность выместить накопившуюся злость, и треснуть Бориса по лбу что было сил. Колька был очень зол на своего верного товарища. За полгода, проведенные в учебной части, ребята подружились и стали настоящими друзьями, что называется «не разлей вода». Они всегда и везде были вместе. Делились радостями и горестями, готовы были отдать друг другу последнюю копейку, поделиться последним куском хлеба. Но разве друзья не могут рассердиться друг на друга? разве у них не может быть споров? разве не могут они, в конце концов, немного повздорить? или даже подраться? Собственно драка и положила начало дружбе между Николаем и Борисом.

Однажды – это было еще в начале службы – они находились в наряде по кухне. Одному из них нужно было начистить несколько мешков картошки, а другому перемыть гору железных мисок. Кому что делать им пришлось распределять самим. Вот тут-то у них и возник спор. Николай предложил Борису идти мыть посуду, а сам направился чистить картошку. Причем сделал это в приказном порядке. Борису это не понравилось. Ему вовсе не претило мыть посуду, но ему было неприятно оказаться подчиненным у человека, равного ему по статусу и сроку службы. Борис остановил Кольку и предложил ему самому отправиться мыть посуду, а сам пошел чистить картошку. Тут уже взыграла гордость у Николая, и он решил во что бы то ни стало пойти на чистку картофеля.

Между ребятами завязалась словесная перепалка, которая (что вполне логично) переросла в драку. Парни были примерно одинакового роста и одинакового телосложения. Борис, пожалуй, был немного сильнее физически, но Колька оказался проворнее и шустрее, что вполне компенсировало недостаток в силе. Драка продолжалась недолго, и драчунов довольно быстро разняли. Но они успели нанести друг другу существенные раны. У Бориса была разбита бровь, и его правый глаз буквально заливало кровью. Впрочем, кровь вскоре была остановлена. У Кольки же под левым глазом красовался кровоподтек, который через несколько часов грозил превратиться в огромный синяк (что вскоре и случилось).

Несмотря на полученные повреждения, ребята продолжили нести почетную и трудную службу в окружении гор железных мисок и ложек. Чтобы никому не было обидно, старший по кухне поставил обоих забияк мыть посуду. Общий труд сближает людей. Борис с Николаем разговорились и вскоре уже вместе смеялись над полученными ранениями. Так было положено начало их дружбе.

В «учебке» (так сокращенно называлась учебная часть) все знали об их дружбе. И при распределении по боевым частям, командир взвода, в котором служили наши герои, пошел навстречу ребятам – просившим направить их в одну часть – и отправил их продолжать службу совместно.

Так вот, у Николая сейчас прямо-таки чесались руки от желания как следует огреть своего лучшего друга по его довольно широкому, блестящему в свете уличных фонарей, лбу. Но Борис, словно почувствовав, что его ждут неприятности в случае возобновления не совсем приятных звуков, не храпел. Вскоре и Колька провалился в глубокий, но, как оказалось, очень короткий сон.

Ровно в шесть утра по казарме разнеслась команда «подъём»! С этого утра у наших героев началась настоящая армейская жизнь. Жизнь полная трудностей и забот; жизнь нелегкая и беспокойная; жизнь полная горестей, но и не лишенная радостей; жизнь интересная и веселая (ну, может не очень веселая, но не лишенная юмора). За оставшиеся полтора года службы в их нелегкой солдатской судьбе было много чего. Однако, наши доблестные защитники отечества с честью прошли этот трудный, я бы даже сказал, тернистый путь. Путь, пройдя который, мальчики превращаются в мужчин. Путь, на котором от них уходит детство. Путь, который неизменно приводит во взрослую жизнь. Путь, в конце которого (конечно, не все и не всегда), начинают понимать ценность дружбы, ценность человеческих отношений, ценность отношений родственных, начинают ценить и понимать своих родителей. Словом, они становятся настоящими людьми. Не будем утруждать наших читателей рассказами о трудной, но веселой и познавательной армейской жизни. Скажем лишь, что Николай и Борис, отдав долг родине, с определенным жизненным опытом, благополучно вернулись домой. Где с радостью и слезами на глазах были встречены своими многочисленными родными и близкими.

Глава 9

Весна была в самом разгаре, когда синий околыш фуражки мелькнул в окне плацкартного вагона и вскоре появился на перроне железнодорожной станции. Эта фуражка, как вы, наверное, догадались, принадлежала Борису, который легкой и уверенной походкой прошагал мимо встречающих и провожающих людей, толпившихся на перроне. Высокий и статный парень в военной форме, плотно и красиво прилегавшей к его мускулистому телу, не мог не привлечь внимание окружающих. Девушки и женщины провожали нашего героя восхищенными взглядами, мужчины одобрительно и подбадривающе улыбались, вспоминая свои, для кого-то далекие, для кого-то не очень, армейские годы.

Железнодорожная станция родного городка Бориса была небольшой. Через нее проходило лишь четыре основных пути, и несколько вспомогательных, служивших для маневрирования станционных тепловозов, отцеплявших вагоны от составов и развозивших их для загрузки и выгрузки. Перронов же было два, основной, непосредственно у станции, и, соответственно у первого пути, и вспомогательный, находившийся между третьим и четвертым путями. Поезд, на котором прибыл Борис, остановился на четвертом пути, и Борис вышел на второй перрон. Довольно широкая тропинка, выложенная из деревянных шпал, соединяла два перрона. Само собой, шпалы не могли быть уложены идеально ровно, к тому же они были сильно изношены и между ними нередко пролегала широкая щель, в которую с легкостью могла провалиться человеческая нога. Но это мало волновало путейское начальство, которое было обязано содержать дорожку в надлежащем виде.

Борис был парнем внимательным, и шагая с высоко поднятой головой, не забывал поглядывать под ноги, дабы не угодить в одну из вышеупомянутых щелей. Он заметил, как навстречу ему, от основного перрона, двинулась высокая стройная девушка. Она смело ступила на деревянную тропинку из шпал и уверенным шагом направилась к стоявшему поезду. До нее было метров тридцать, и ее черты, как показалось Борису, кого-то напоминали. Что-то неуловимое, но до боли знакомое… Расстояние между молодыми людьми сокращалось и по мере их сближения, Борис все явственней различал ее черты. До нее оставалось лишь несколько метров, и вот, наконец, Бориса осенило. Это была Маша! Та самая девочка, за которую несколько лет назад наш парень героически заступился. Она выросла и превратилась в самую настоящую красавицу, каких еще надо поискать.

Маша, еще стоя на перроне, тоже обратила внимание на высокого парня в военной форме. Она пригляделась внимательней и почти сразу узнала Бориса. Узнала даже не глазами, а женской интуицией. В этот день к ним должна была приехать ее родная тетя. Мама нашей героини не смогла лично приехать к поезду, и поэтому Маша отправилась встречать любимую тетю в одиночестве. Так случилось, что Борис и тетя Галя (так звали родственницу Марии), почти одновременно ступили на дорожку из шпал. Маша стремительно приближалась к ним, еще даже не решив, кого же первого надо обнять и расцеловать. За нее все решил Его Величество Случай.

Девушки – натуры более романтичные и ветреные, нежели представители сильного пола. Иногда их разум отрывается от действительности. Вот и Маша, взволнованная предстоящей встречей, не заметила просвет между шпал. Возможно, этому способствовало яркое весеннее солнце, светившее почти прямо в лицо нашей красавице. Так или иначе, но ее левая нога провалилась в щель и, вскрикнув, она полетела прямо на лежавшие перед ней старые деревянные шпалы. Еще секунда, и она со всего маху непременно ударилась бы головой о деревянную тропинку, но Борис среагировал молниеносно. Бросив чемодан, он кинулся ей навстречу и поймал ее у самой земли. Молодой человек успел схватить ее за плечи и тем самым если не спас ей жизнь, то, во всяком случае, уберег ее прекрасное лицо от ссадин и синяков, имеющих дурную привычку появляться в самых неподходящих для этого местах (если случается неудачное столкновение некоторых частей человеческого тела с какими-либо твердыми предметами).

Тетя Галя лишь ойкнула от неожиданности, всплеснула руками и выронила сумку, которая, стукнувшись о шпалы, издала глухой металлический звук, напомнивший звук консервов в жестяных банках. Борис тем временем поднял Машу и помог ей освободить ногу.

– Не успел я приехать в родные места, а девушки уже сами падают к моим ногам, – зеленовато-карие глаза Бориса озорно блестели, когда он произнес эти слова.

– Ах ты… – девушка не нашлась что ответить, и, засмеявшись, обняла своего давнего друга.

Борис крепко прижал девушку к себе и некоторое время не отпускал, наслаждаясь близостью девичьего тела, источавшего аромат юности и свежести.

– Борька, черт, отпусти, – Маша сделала попытку отстраниться. Но сделала она это с неохотой, потому как ей тоже было приятно ощутить крепкое мужское плечо. Да и проходившие мимо девушки завистливо поглядывали в их сторону.

– Молодой человек, имейте совесть, – раздался женский голос, принадлежавший Машиной тете, которая уже пришла в себя и решила, что объятия продолжаются несколько дольше, чем позволяют рамки приличия. – Я благодарна вам за то, что вы помогли моей племяннице не упасть, но дайте же и мне, наконец, ее обнять.

– О, простите, я не знал, что она ваша племянница, – Борис разжал объятия и отпустил девушку.

Родственницы обнялись и расцеловались. Пока они выражали свои родственные чувства, Борис внимательно пригляделся к Марии. Последний раз они виделись два года назад, когда его провожали в армию. Тогда ей было семнадцать. Она была прелестным, еще не раскрывшимся бутоном, только-только начинавшим созревать райским плодом с персиковой кожей, сочными клубничными губами и глазами–озерами, грозившими поглотить своим бездонным озорным омутом, завораживающим и притягивающим некой тайной, скрытой в синей глубине. Теперь она изменилась.

Он увидел девушку повзрослевшую. Бутон раскрылся в полной мере и предстал во всей своей неописуемой красоте. Легкое ситцевое платье облегало прекрасное тело, тонкий поясок вокруг талии подчеркивал великолепную фигуру. Высокая грудь, тонкая шея, красивое лицо, стройные ноги, выглядывавшие из-под платья, все это было восхитительно и достойно кисти великих итальянских мастеров эпохи возрождения. Борис любовался своей подругой и наслаждался ее красотой.

– Борька, ты такой красивый, – обратилась к нему Маша, вырвавшись из объятий своей горячо любимой тети. Она протянула руку и погладила солдатскую парадную форму.

– Ну, ты тоже ничего, – он притворно-придирчиво оглядел девушку с головы до ног.

– Ничего??? И это все, что ты можешь сказать? – Маша сжала пальцы в кулачки, смешно подбоченилась и грозно глянула на этого наглеца. Поза вышла уморительно смешной. Борис от души захохотал. Девушка попыталась сдержать себя и не рассмеяться вслед за Борисом. Это ей удалось. Но лишь на несколько секунд. Затем она рассмеялась. Да так заливисто и заразительно, что проходившие мимо люди едва сдерживались, чтобы не засмеяться вместе с этой очаровательной парой. Тетя Галя сначала недоуменно глядела на молодых людей, но потом тоже рассмеялась, правда, не так громко и заразительно, как два этих юных создания.

– Хорошо, хорошо, – сдался, смеясь, Борис. – Ты прекрасна, спору нет… – процитировал он слова из известной сказки.

– То-то же, – Маша погрозила Борису пальцем.

Затем Борис взял сумку тети Гали и помог им с Машей добраться до автобуса. Договорившись о встрече, наш доблестный герой посадил барышень в автобус и отправился домой.

Трудно описать долгожданную встречу родных людей. Особенно – встречу матери и сына. Что может быть трогательней? Что еще может так тронуть человеческую душу, как слезы матери? Даже если это слезы радости. Даже если это слезы восторженной души.

Борис открыл знакомую калитку и вошел во двор. Старый пес по кличке Пират выскочил из конуры, находившейся чуть в стороне от дома, радостно завизжал и завилял хвостом, узнав своего доброго хозяина. Борис хотел подойти к собаке, но тут на пороге появилась Валентина Сергеевна. Женщина внимательно смотрела на Бориса, но не узнавала его. Валентина Сергеевна видела только высокого мужчину в военной форме, но лица разглядеть не могла. Но разве материнское сердце может не почувствовать присутствие родного дитя? Разве может оно не ощутить приближение частички себя?

– Сынок… – выдохнула Валентина Сергеевна и опустилась на порог. Борис кинулся к матери.

– Мама, мама, ну что ты! – вскрикнул он, подбегая к матери и хватая ее за руки. – Мамочка, милая, – Борис опустился на колени и обнял внезапно ослабевшую женщину. Он сильно за нее испугался. Молодому мужчине вдруг вспомнился отец, много лет назад внезапно упавший на землю, и уже никогда более с нее не поднявшийся. От избытка чувств, он так сильно прижал маму к себе, что едва не задушил ее в своих объятиях. Наконец, он опомнился.

– Мамочка, милая, – повторил он, раскрывая объятия и заглядывая женщине в лицо, – с тобой все в порядке? – Борис принялся целовать свою горячо любимую маму.

– Если ты меня еще раз так же сильно прижмешь, то я буду далеко не в порядке, – произнесла Валентина Сергеевна после того, как сама расцеловала ненаглядного сына и немного оправилась от первоначального шока от его приезда. Слезы, тем не менее, продолжали стекать по ее морщинистому лицу.

Весть о возвращении Бориса со службы моментально разнеслась по родным и друзьям нашего героя. И спустя каких-нибудь полчаса, дом Валентины Сергеевны превратился в бурлящий муравейник, в котором творилось что-то невообразимое. Люди разговаривали, кричали, смеялись и плакали одновременно. Все подходили к Борису и радостно и крепко его обнимали. Дети радостно хватали его то за ремень, то за штаны, то за значки, приколотые к кителю. Его фуражку перемерили буквально все. Кто-то целовал, кто-то крепко жал руку, некоторые пытались ему что-то рассказать. Но во всей этой суматохе, Борис толком никого не слышал, и, кажется, ничего не понимал из того, что ему говорили. Наконец, спустя пару часов, сумятица улеглась, и Борис с мамой облегченно вздохнули. В доме остались только дядя Саша и тетя Рая. Все они сидели за круглым столом, покрытым скатертью и заставленным чашками с чаем, вазами с конфетами и вареньем. Так как вы, уважаемый читатель, уже знакомы с тетей Раей, нам кажется, что будет не лишним познакомить вас чуть поближе и с ее мужем, дядей Сашей. Это был мужчина среднего роста, плотного телосложения, с добродушным лицом. Карие глаза смотрели прямо в глаза собеседника, которого он слушал всегда очень внимательно, чему в немалой степени способствовали довольно большие уши, расположенные, как и полагается, по обеим сторонам головы. Человеком он был прямым, всегда говорившим то, что думает и никогда не скрывавшим своего мнения. Эта прямота мужа иногда приводила в смущение тетю Раю, которая, как уже известно, была человеком мягким, добрым, не желавшим ставить в затруднительное положение кого-бы то ни было. Ведь иногда прямолинейность суждений и высказывание неприятного мнения для собеседника или собеседников, могли раздосадовать их и создать неловкую ситуацию. Зная о его характере и манере разговаривать, некоторые люди не особенно любили с ним общаться. Но дяде Саше на это было абсолютно наплевать.

– Борька, ну расскажи, как там в армии? Тяжело, наверное? – добросердечная тетя Рая ласково посмотрела на своего любимого племянника.

– Ну что ты, тетя Рая, там здОрово. Армия, конечно, не курорт, но и не тюрьма, – он улыбнулся. – Дисциплина, устав и все такое прочее, но к этому привыкаешь. Главное, чтобы ребята были хорошие. А с товарищами мне повезло. Очень дружные и надежные парни со мной служили. С некоторыми мы очень даже сдружились. Договорились, что после службы обязательно навестим друг друга.