А почему бы и нет

Конечно, мы с Геной не были неблагодарными нахлебниками, а помогали хозяевам во всём и участвовали в их хозяйственной деятельности. Вот так жизнь поворачивается к людям то одной, то другой стороной, и мы после наказания в виде лишения общежития, получили счастье жить и общаться с хорошими людьми.

Идём на озеро Тургояк. Впереди Саша Казаков

Однажды, в конце сентября, мы всей только что сформировавшейся группой геологоразведчиков, на воскресенье решили выехать с ночёвкой в горы к озеру Тургояк. Мы взяли с собой палатки, резиновую лодку и всё необходимое для суточного пребывания в лесу. Девочек и мальчиков в группе было примерно поровну и мы, молодые, любвеобильные, были рады знакомиться, общаться с только что приобретёнными друзьями.

Тургояк – горное озеро, с вечно холодной водой. В конце сентября температура воды была градусов десять. «Моржей» и просто купальщиков среди нас не нашлось. Был уже вечер, мы разожгли костёр, готовили шашлычок, пели песни, дурачились. Дни становились короткими, и вечер неминуемо наступал на нас осенней темнотой.

Готовясь к ночи, ребята ставили палатки, запасались на ночь дровами и помогали девочкам благоустроить свой быт. Геологи мы были ещё молодые, неопытные, поэтому любая работа требовала привычки, сноровки.

Трое из наших молодцов решили прогуляться по озеру на резиновой лодке. Они быстро её накачали и спустили на воду. Ночь уже вступала в свои права и мы, сидя у костра, уже не видели отплывшей от нас лодки. Думаю, что отчалившие от берега, лодочники хорошо видели наш костёр. Ветра не было, озеро оставалось спокойным. Ребята наслаждались ночным озером, что-то кричали нам, смеялись, шутили, дурачились.

Изредка, сквозь потрескивающий шум костра, мы улавливали шутливые слова «тонем», «спасите». Сначала они нас насторожили, потом мы перестали на них реагировать и занимались своим делом.

Прошло время, пловцы удалились от берега. Через некоторое время мы снова услышали «спасите», «спасите». На этот раз истеричный крик и многократное повторение просьбы о помощи нас насторожило. Мы притихли, несколько ребят подбежали к воде и поняли, что это точно не шуточки. Плеск воды и временами захлёбывающийся голос призывали нас к действию. На чёрной воде осеннего озера нельзя было ничего рассмотреть. Только истошный голос давал нам некоторую ориентацию в осенней темноте.

Кто-то из ребят, по-моему, это был Саша Редченко, оценил трагичность ситуации и громко приказал:

– Идём рубить сосну, на бревне поплывём спасать ребят.

Два раза такого приказа нам повторять было не надо.

Мы быстро – откуда только брались силы – срубили большую сосну, очистили её от сучьев и бревно, длиной метров восемь, спустили на воду.

– Два человека со мной, – всё тот же командирский голос призвал желающих плыть на помощь, – верхнюю одежду надо снять.

Я не знаю, откуда у меня появилась смелость, но я был одним из тех двоих, которые присоединились к уже раздетому и спускающемуся к воде Александру. Это он увереннее всех держал себя в руках и подавал команды к действию.

Холодная вода обожгла меня, но не остановила. Мы втроём – Саша, Юра и я – зацепившись одной рукой за бревно, другой рукой стали грести. Дерево было сырое, тяжёлое и медленно продвигалось в темноту. Мы старались прислушаться к голосам и направляли бревно в сторону истошных криков и плеска воды.

Сколько времени мы висели на бревне, трудно сказать. Пылающий на берегу костёр отдалялся от нас всё больше и больше. Тело не могло и не хотело осознавать трагичность ситуации и отвечало дрожью на каждый гребок рукою. В какой-то момент я почувствовал, что одна нога мне не подчиняется.

– У меня свело ногу,– послышался голос Юрия.

– И у меня тоже, – крикнул я, пытаясь свободной рукой ущипнуть себя за ляжку.

Бревно почти остановилось, и в это время из темноты вынырнул один из плавающих на лодке. Он был обессилен и еле держался на воде.

– Держись за бревно, – помог я ему зацепиться за дерево. – Где другие двое?

Он не отвечал, пытаясь отдышаться и одновременно со стоном выплёвывать попадающую в рот воду.

– Где твои товарищи? – спросил Юра.

Ответа не было.

– Плывём к берегу, к костру, иначе мы останемся здесь, – скомандовал Саша. – Другая тройка ребят поплывёт вместо нас.

Мы с трудом повернулись и поплыли к берегу, толкая бревно и висящего теперь на нём человека. Костёр манил нас и придавал силу.

Добравшись до берега, мы вытащили полуживого любителя острых ощущений. Девочки взяли над ним шефство, завернули в тёплую одежду и перетащили ближе к костру. Мы старались оживить свои, обездвиженные судорогой ноги, согреваясь возле костра.

Новая тройка ребят приняла от нас эстафету и поплыла на поиски ещё двоих лодочников.

Крики и всплески воды в темноте прекратились, а плыть в неизвестность стало опасно и бесполезно.

Когда вторая тройка, никого не обнаружив в тёмном озере, вернулась на берег, прозвучал только один вопрос:

– Нет?

Ответа не требовалось, и дальше мы все, на берегу у костра сидели, молча, не зная, что делать. Никто уже не подбрасывал в огонь дров, и костёр начал гаснуть, оставляя нас в темноте.

Девочки жались друг к другу, стараясь успокоиться и немного согреться. Саша Казаков, которого мы на бревне вытащили из холодной темноты, лежал возле угасающего костра. Он с ног до головы был укутан одеялами, смотрел на окружающих его людей и, судя по осмысленному взгляду, начал понимать, из какой трагической ситуации он только что выбрался.

Время от времени мы подходили к самой воде, надеясь на то, что услышим ещё голоса из темноты с призывом о помощи. Мы ещё не знали о том, что случилось там, как ребята оказались в воде, куда делась резиновая лодка. Переговариваясь между собой, мы высказывали разные предположения: может быть, лодка перевернулась или не выдержала тяжести трёх людей и пошла под воду. Были и абсурдные предположения о том, что лодка напоролась на какую-нибудь корягу и получила пробоину, или, что ребята поссорились и в драке перевернули лодку. Однако, никто точно сказать не мог. Казаков до сих пор ещё молчал, и мы, зная его состояние, не пытались что-то выяснить.

Удивительная «каша» мыслей была у меня в голове. Впервые в жизни, столкнувшись со смертью людей, с которыми только несколько минут тому назад мы общались, смеялись, весёлые лица которых стояли перед глазами, я не осознавал, что их больше нет, что они там где-то в чёрной холодной бездне. Это для семнадцатилетнего подростка было непостижимо. Неожиданный трагизм каким-то непонятным образом накладывался в мозгу на, уже давно сформировавшееся ожидание геологического быта в виде бесконечного удовольствия и счастья. Причём, надо понимать, что по времени оба эти чувства были близки и разрывали голову своим противоречием.

Негромко переговариваясь, мы рассуждали о том, что делать дальше. Одни говорили, что надо срочно сообщить в милицию о происшествии. Другие скептически отнеслись к такой идее, понимая, что тёмной ночью, не зная местности, мы только заблудимся и до утра ничего не найдём.

– Надо ждать до утра, потом принимать решение.

– Правильно, мы не знаем, куда идти по скалистому берегу.

– Вон светятся огоньки, туда и надо идти.

– Ты знаешь, что это за огоньки и, какое расстояние до них?

– Сегодня воскресенье и, если бы мы сейчас пошли и добрались до этих огоньков, то неизвестно, нашли бы там милицию?

Вася Шахтёров и Саша Редченко

– Ребята, давайте успокоимся. Утро вечера мудренее. Завтра, при свете дня что-нибудь придумаем.

Вот такие разговоры мы вели, всё время, ожидая от Казакова, когда он придёт в себя, и сможет рассказать о том, что там произошло, и как он оказался в воде.

Кто-то из ребят подбросил в костёр дров, стало немного светлее и теплее. Девочки шептались между собой, не вмешиваясь, в наши мужские разговоры.

Ближе к полночи, мы, совсем измученные неизвестностью поглядывали на установленные с вечера палатки с надеждой и желанием залезть в спальный мешок, согреться и на время забыть происшедшее.

– Ребята, смотрите, Саша что-то хочет сказать.

Все мы ближе подвинулись к лежащему у костра Казакову. Он шевелил губами и слабым голосом пытался произнести какие-то слова.

– Как себя чувствуешь? – спросил я.

Ответа не было, но мы видели, что Саша что-то хочет сказать.

– Где ребята? – наконец, разобрали мы два слова.

Не зная, что и как сообщить Казакову о трагической судьбе его товарищей по лодочной прогулке, мы промолчали и начали задавать свои вопросы:

– Ты помнишь, что там у вас произошло?

– Мы, мы… плыли…

– Это мы знаем, – у кого-то из нас не хватило терпения ждать.

– Не перебивай, – остановили его.

– Вдруг…– сказал Саша и замолчал, видимо вспоминая, что произошло там на озере.

– Ну, что, вдруг, Саша?

– Выскочила пробка, – произнёс Казаков.

– И что?

– В темноте, в темноте… мы пытались её найти и вставить на место. Лодка быстро начала спускать… – понемногу, слово за словом мы стали понимать тихую речь Казакова.

– А потом?

– Тут кто-то из нас, я не видел, прыгнул в воду. Лодка накренилась, и все мы оказались в воде. Дальше я ничего не помню.

– Понятно. А почему ты оказался один? Почему не вместе?

Саша молчал.

Дальнейшие вопросы были излишни. Мы и так уже понимали всё о сути происшедшего.

– Так, девчата, – обратился Редченко к притихшим девочкам, – Располагайтесь на ночлег, идите в палатки. А мы, ребята, тоже должны отдохнуть. Завтра у нас тяжёлый день. По два человека остаёмся на дежурство у костра. Через два часа меняемся. Костёр должен гореть всю ночь. Кто будет дежурить первым?

– Мы с Игорем, – высказался Юра.

– Хорошо. Кто следующий?

По два человека сформировалась очередность дежурства.

Девочки дружно, желая друг другу «спокойной ночи», стали расходиться по своим местам. Не знаю, спал ли кто-нибудь в эту ночь или нет, но тишина в лагере была мрачной и зловещей. Слышно было только шёпот из той или иной палатки.

Обозначились через полотно палатки первые проблески осеннего утра. Было холодно, и вылезать из спальника совсем не хотелось. Выспавшись или немного «отойдя» от вчерашних событий, мы стали по одному вылезать наружу.

Не было среди нас ни одного счастливого или радостного лица. Все были хмурые, разочарованные, как будто именно мы, каждый из нас, был виноват в том, что два человека, которые вчера вместе с нами испытывали радость от встречи с озером Тургояк, сегодня исчезли из этой жизни. У меня тоже на душе было мрачно, горестно. Вчерашний вояж по ночному озеру сегодня отзывался у меня обильным насморком и странной «тянущейся» болью в мышцах. Другие спасатели тоже не остались без последствий, но каждый из них отреагировал по-своему.

Однако, такие индивидуальные неприятности не были для нас главными, мы не обращали на них внимания.

– Теперь надо решить, куда нам идти, чтобы сообщить в милицию о нашем происшествии.

– Мне кажется, – сказал я, – надо всё-таки идти в ту сторону, где вчера светились огоньки.

– Да, только туда, в другой стороне не видно признаков присутствия людей.

– Вон там, где светились огоньки, поднимается дымок.

– Но, туда, по прямой – километров пять. А по берегу придётся отмахать все десять.

– Другого варианта у нас нет, – подтвердил наш выбор и определившийся среди нас лидер. Это был Александр Редченко. – Кто пойдёт туда?

– Я готов, – сказал Юра, самый крупный и сильный среди нас. Глядя на него, можно было быть уверенным, что этот дойдёт.

Я тоже изъявил желание выйти с Юрой на поиски человеческого жилья. Гена, мой лучший друг и земляк, не захотел оставаться безучастным.

– Хорошо, перекусите и выдвигайтесь вперёд, – по-военному, кратко одобрил, не приказал, а одобрил наше решение Александр.

Саша Казаков, отдохнув за ночь, тоже вышел из палатки и, молча, виноватым взглядом смотрел на хлопоты товарищей.

Девочки, одевшись и совершив минимальный макияж, готовили завтрак. Понемногу обстановка оживилась, вчерашняя молчаливость исчезла. Не договариваясь, каждый из нас украдкой или, в открытую, время от времени бросали взгляд на озеро, может быть, надеясь на чудо – увидеть плывущих наших товарищей. Но, холодная озёрная вода, так же, как и вчера, безразлично плескалась, набегая на прибрежную гальку.

Идти по берегу было трудно – камни, деревья, впадающие в озеро ручьи, сильно замедляли наше продвижение. Сначала мы шли, разговаривая, потом усталость заставляла нас временно помолчать. Затем мы совсем умолкли, думая каждый о своём.

Я не знал, как расценивать случившееся несчастье, но упорно и настойчиво пытался понять, что это? Исключительное происшествие, каких больше не будет в моей геологической жизни, или это то, что ещё будет не раз встречаться у меня на пути.

«Это что? Плата, которую надо давать за свободу, за удовольствия и интересную жизнь? – думал я. – Нет, я не хочу такой свободы. Я не хочу интереса и удовольствий рядом с несчастьем и смертью. Может быть, я ошибся в выборе профессии? Нет, этого не может быть. Несчастья могут случаться и в химической лаборатории и по дороге на работу».

Думая о своей жизни, о будущей профессии и, вообще, о делах, судьбах, удачах и провалах, я всё больше и больше приходил к выводу, что вчерашний случай не имеет никакого отношения к работе, к специальности человека. Скорее всего, это несчастье является результатом невнимательности, безответственности людей.

Через несколько часов мы добрались до небольшого посёлка и постучались в первый попавшийся дом.

– Хозяева, – постучали мы в дверь. – Есть, кто-нибудь дома?

Внутри что-то загремело, упало и покатилось по полу. Через минуту с банкой в руках вышел старичок и, щурясь на незнакомых людей, тонким голоском спросил:

– Кто такие?

– Нам нужна милиция. Есть в посёлке милицейский пункт?

Старичок, услышав слово милиция, испугался и хотел перед нашими носами захлопнуть дверь. Юра подставил ногу, дверь остановилась.

– Не бойся нас, дедуля, – как можно спокойно, обратился я к хозяину. – Нам срочно нужен кто-то из органов. Подскажите, куда нам пройти?

Старичок внимательно посмотрел на всех и, убедившись в отсутствии угрозы, доложил:

– Вот за этим домом свернёте направо и на следующей улице двухэтажный дом. В одну дверь – поселковый Совет, а с другой стороны и есть милицейский участок.

Поблагодарив старичка, мы удалились по указанному направлению и вскоре подошли к двухэтажному дому. Рядом стоял мотоцикл с коляской и молоденький милиционер.

– Стоять! Не с места! – вдруг закричал он и наставил на нас пистолет. От неожиданности мы остановились, наблюдая за действиями милиционера. Он, не опуская наставленного на нас пистолета, закричал в сторону открытой двери милицейского участка.

– Товарищ лейтенант, выйди сюда. Вот они сами пришли.

Мы, молча, стояли и в недоумении смотрели друг на друга.

Лейтенант выскочил с фуражкой в руках, увидел сержанта с пистолетом и обратился к нам:

– Вы, вы. За что? Кто вы такие?

Мы, ещё ничего не понимая, думали, что отвечать на непонятные нам вопросы. Наконец, Гена собрался с мыслями и спросил:

– У нас несчастье, с кем можно пообщаться? Нам нужна помощь.

В это время молодой сержант вынес три пары наручников и попытался их на нас надеть.

Когда он подошёл к Юрию Веткину и взял его за руку, тот легонько повернулся так, что сержант отлетел в сторону и упал в коляску мотоцикла.

Не ожидая такого быстрого разворота событий, сержант крикнул:

– Всем лечь на землю лицом вниз.

Мы – ещё молодые, неопытные «преступники» – послушно исполнили приказание.

– Сержант, звони майору Гуренко, пусть срочно подъезжает. Скажи, что мы их поймали. Всех троих. Я их здесь постерегу.

– Есть, товарищ лейтенант, – поднявшись с коляски, поспешил сержант исполнять приказание.

Мы лежали на земле, не понимая и не ожидая такого поворота событий. Юра попытался поднять голову, чтобы выяснить, в чём дело, почему к нам такое отношение.

– Лежать, не разговаривать, – приказал лейтенант и коленкой прижал Юру лицом к земле.

После пасмурной осенней ночи земля была ещё холодной, и лежать нам ней было не совсем уютно.

– Товарищ лейтенант, – вспомнил я форму обращения к офицеру, – позвольте нам встать и объясните причину нашего задержания.

Я старался говорить, как можно, более культурно, чтобы опровергнуть мнение о нас, как о преступниках.

– Сейчас приедет майор и всё вам объяснит, – услышали мы ответ, – а пока полежите, отдохните и придумайте речь в своё оправдание.

– Нам холодно, – снова вступил я в разговор, – и вообще, мы пришли сюда за помощью.

– Скоро согреетесь. Вам там будет жарко.

– Но, объясните, хоть в чём нас подозревают.

Юра попытался повернуться лицом к лейтенанту, но снова получил удар коленкой по затылку. Офицер не отходил от Юрия, видно, боясь, что такой громила может вскочить и наделать здесь много шуму.

Через несколько минут подъехал ещё один старенький мотоцикл и, видно, равный ему по возрасту, майор легко выскочил из коляски. Водитель мотоцикла, совсем юный милиционер, тоже быстро оставил своего «коня» и, вслед за майором, подошёл к нам, всё ещё лежащим на земле.

За эти минуты у меня в голове снова возник сумбур мыслей:

«Вот такая бывает свобода, – думал я – и удовольствия, и разнообразия, и счастья, хоть отбавляй. Видно, в геологической профессии наслаждений бывает больше, чем я ожидал. А всё-таки, в чём мы виноваты?»

– Ведите их в темнушку, – приказал майор, – по одному, без насилия.

Что такое темнушка, я понял, когда, вслед за Юрой, вошёл в небольшой, без окон, пахнувший плесенью, чуланчик.

Сняли с нас наручники и, мы, дрожащие от холода, расположились на деревянной скамейке, которую с трудом обнаружили в темноте.

– Вот так. Покупались вчера в «тёплом» озере, теперь будем ещё и загорать, – попытался я шуткой немного снять с товарищей психологическое напряжение.

– И всё-таки, за что они нас так? – то ли нам, то ли себе, задал Юра, мучивший всех нас вопрос. И через минуту он продолжал:

– Видно здесь произошло какое-то криминальное событие, и они нас подозревают в этом, – более трезво стал оценивать Юра ситуацию.

– Наверно, – поддержал я Юру. – Попали, как, кур во щи, – вспомнил я выражение, которое когда-то вычитал у Чехова.

– Во щи попасть сейчас было бы хорошо, – оценил мой сарказм Гена.

Послышался скрежет ключа в замке, который, наверно, уже много лет не запирался и не отпирался. Дверь открылась и, сержант, напустив на себя презрительную по отношению к нам строгость, приказал:

– Вот, ты, большой, – обратился он к Юре (как он увидел его в темноте?), – руки за спину и… за мной.

Юра встал и медленным шагом последовал за милиционером. Мы с Геной остались вдвоём, ожидая дальнейших событий.

Время шло, а обстановка в темнушке не менялась. Голодные и дрожащие от холода, мы сидели на скамейке, как можно, теснее прижимаясь, друг к другу.

Без света, без свежего воздуха и без ощущения времени мы продолжали пребывать в неизвестности. Ни с улицы, ни из коридора не доносилось ни звука.

Снова обращаясь к своим мыслям, я вспоминаю любимого мною Александра Дюма и его героя Эдмона Дантеса. Темница у него и наша темнушка, чем-то схожи между собой. Единственное, что мне хотелось бы, чтобы, по времени пребывания, наши сроки у него и у нас были разными. Сделав мысленно такое сравнение и аналогию, я немного повеселел, принимая это недоразумение за первое, но не последнее, ожидающее меня в будущем удовольствие геологической жизни. Гена сидел рядом со мной и что-то говорил мне тихим голосом, видимо, думая, что нас могут услышать и разговор этот обратить против нас. Я не очень понимал его слов, наводя порядок в своих мыслях.

Прошло некоторое время, может быть час, а может быть, и целый день. Опять заскрежетал ключ, дверь открылась, осветив нас лучом от, единственной, только что включённой в коридоре лампочки, висящей прямо перед нашей дверью. Я сказал глупость, назвав дверь «нашей», как будто теперь сырая темнушка и её дверь уже стали надолго нашими.

В приоткрытую дверь втолкнули Веткина. Молоденький милиционер, который привёз майора, громко крикнул:

– Вот ты, который с краю, выходи, – обратился он к нам с Геной. Мы не знали, к кому он обращается, так как мы оба были с краю.

– Ну, чего ты сидишь? Выходи, – ткнул он рукой в мою сторону.

Я поднялся, шепнув Юре два слова:

– Что там?

Ответа получить я не успел. Или Юра не услышал меня, или был удручён, обескуражен встречей один на один с майором.

Через два шага от нашей каморки открылась металлическая дверь и меня ввели в, как мне показалось, в очень светлую, чистую и тёплую комнату. Передо мной сидел майор, расставив широко и положив руки на старенький, но большой стол. В углу стоял лейтенант и ехидно улыбался, глядя на меня.

– Рассказывай, – наконец, после минутного молчания и пристального рассматривания «злостного преступника», обратился ко мне майор.

– О чём? – искренне удивился я, хотя по прочитанным книгам знал о методах работы органов дознания.

– Он ещё спрашивает! – вступил в разговор лейтенант.

– Рассказывай всё подробно. Фамилия, имя, отчество. Кто ты? Откуда? Адрес места проживания. Что ты тут делаешь?

– Я студент геологоразведочного техникума. Третий курс, – я подробно рассказал всё, что требовал от меня майор. – А здесь мы все по делу, по несчастному случаю.

– Да, уж куда более счастливым может быть случай, – снова лейтенант вставил своё веское слово, – сейчас он наплетёт нам!

– Помолчи, лейтенант, – остановил его майор Гуренко, – пусть рассказывает, а ты, лейтенант внимательно слушай и запоминай.

– Мы втроём – я, Гена и Юра – прибыли к вам за помощью. Наша группа геологов пришла вчера на озеро Тургояк. Девочки, мальчики, всего, кажется, двадцать четыре человека. Мы нашли подходящее место для отдыха и для ночёвки в палатках.

– А ещё накануне этого, вы втроём приходили на разведку, встретили в лесу хорошенькую девочку, познакомились… и…

– Лейтенант Корушин, я тебя прошу помолчать. Итак, вы прибыли вчера вместе со всей группой?

– Да. Я уже сказал, двадцать четыре человека. Перед выходом сюда на озеро, нас всех переписал руководитель группы.

– И на разведку вы сюда не приходили? Никакую девочку в лесу не встречали? И никого не насиловали? – не мог успокоиться лейтенант.

От неожиданной информации я чуть не поперхнулся. Я начал понимать причину нашего задержания.

– Я же сказал, мы всей группой выходили из техникума. Это можно проверить по списку у нашего руководителя.

– Проверим, проверим. А сюда вы зачем пришли?

Я подробно рассказал о ночном плавании нашей троицы, об аварии на резиновой лодке, о нашем трагическом рейде на бревне и о спасении Саши Казакова.

Майор слушал внимательно, не перебивая и что-то записывая у себя в блокноте.

– Сюда мы пришли, чтобы сообщить милиции, то есть вам, о несчастном случае и просить об организации поиска пропавших.

– Так, так. А где все остальные?

– На том же месте, на озере, где мы в палатках ночевали.

– Почему вы не пришли к нам вчера?

– Было уже поздно, темно, и мы не знали, куда идти.

– А сегодня вы, вдруг, узнали и сразу нашли нас! – не мог успокоиться лейтенант. – Складно у вас получается. А вот предыдущий рассказчик говорил по-другому.

– Этого не может быть, – удивился я, – мы вместе с ним плавали на бревне, чтобы спасти ребят.

– Где же вы взяли бревно? Неужто, с собой привезли? Что-то не складывается ваша история.

– Да там же на берегу взяли, – начал я терять терпение, выслушивая каверзные вопросы лейтенанта.

– Предыдущий ваш соучастник сказал, что вы его срубили.

– Да, конечно, срубили. У нас был, то есть, есть топор.

– Был, есть. Хватит уж врать, – майор последние минуты молчал и слушал вопросы лейтенанта и мои ответы.

– Что у вас был топор, мы знаем. Мы нашли его там, недалеко от того места, где…

– Лейтенант, остановись, – наконец, майор сказал своё слово, – уведи его и давай сюда третьего.

Меня грубо втолкнули в темноту, где ребята ожидали моего возвращения.

– Следующий, на выход, – вызвал лейтенант Геннадия.

– Ну, что там? – успел Гена спросить меня перед выходом.

– Ничего не ясно, – ответил я, но он уже не услышал ответа. Дверь захлопнулась, и мы с Юрой остались вдвоём.

Глаза мои понемногу привыкали к темноте. Юра сидел на скамейке, ожидая моего появления. То ли нервный тик, то ли полное равнодушие Юрия к происходящему, заставляли его ногам выбивать чечётку.