Возьми меня замуж! Проза XXI века

– Да ладно! Я и так чувствую, что спиваться начинаю. Это все из-за Светки. Понимаешь, мы же с ней уже о свадьбе думали. И тут вдруг этот… Что она в нем нашла?

– А в тебе что? – хмыкнул Федор. – Здоровый торс, да кривой нос? Шумилов, предполагаю, ее интеллектом задавил. Светка ведь девушка любознательная.

– Интеллектом, говоришь? А ты знаешь, что я ей даже стихи посвятил.

– Ну-ка, ну-ка! Давненько не слыхал от тебя любовной лирики.

– Да, в общем-то, стихи – это громко сказано, – смутился Лесун. – Так, четверостишие. Но от души.

– Ну, так процитируй!

– Пришла! Очаровала! Победила!

И душу всю перевернула враз!

И в сердце, что доселе не любило,

Надежды маленькая искорка зажглась!

Когда Лесун это читал, в его глазах Федор заметил даже блеск огоньков, трудно было от него ожидать такой нежности.

– Хорошо! Жалко только, что мало! – похвалил Федор.

– Мало! – теперь уже хмыкнул Лесун. – Это ж ты у нас сочинитель, а я только так, на подхвате.

– Ладно, Вадька, поехали по домам, а завтра утром встречаемся у института. И не вздумай отлынить!

– Ну, сказал же, что буду. Блин, ты что, мне не веришь?

На следующий день Лесун подъехал к институту даже раньше, чем Федор, и стоял у входа, ждал друга. Когда Федор оказался рядом, то сразу спросил:

– Ну, нашел Шумилова?

– Я бы хотел, чтобы это сделал ты, Федь. Чо-то мне не копенгаген.

– Ну-ка, дыхни!

– Да нет, я не пил! Просто чего-то струхнул. Понимаешь, он может не пойти на контакт со мной. Вдруг подумает, что я опять пришел это… – он сжал правую ладонь в кулак и покачал им в воздухе.

Федор улыбнулся.

– Ага! В глаз бить препода смелости хватило, а извиняться – струхнул. Ладно, пошли.

Они поднялись на третий этаж, подошли к кафедре русского языка, Федор слегка приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. В кабинете находилось несколько человек. Двое тихо о чем-то переговаривались, аспирантка Вера, стоя у зеркала, приводила в порядок свое лицо с помощью пудры и губной помады. Секретарь кафедры, немолодая, полноватая женщина, работала за компьютером. А в самом углу кабинета, у крайнего от окна стола сидел Шумилов, спрятавшись за раскрытый ноутбук, и быстро перебирал пальцами по клавиатуре. Ему казалось, что таким образом он будет меньше светить своим подбитым глазом, хотя, благодаря купленной Светланой мази, синяка и в самом деле почти не было видно, хотя припухлость под глазом оставалась. Федор оглянулся на Лесуна.

– Он там. Ну что, я его зову?

– Зови! – махнул рукой Лесун и повернул голову в другую сторону.

Федор открыл дверь, вошел в кабинет, негромко, но вежливо поздоровавшись, чем и привлек к себе на пару секунд внимание. Только Шумилов продолжал общаться со своим ноутбуком, то ли не услышав вошедшего, то ли не пожелав услышать. Впрочем, он ни разу Федора не видел, поэтому и никак на него не среагировал. Тем временем Федор подошел к нему и, слегка склонившись перед ним, произнес:

– Здравствуйте, Петр Владимирович! Можно Вас на минуточку отвлечь?

– Добрый день! В чем дело?

Шумилов нажал на кнопку «сохранить» и поднял голову.

– Можно Вас попросить выйти в коридор? У меня к Вам есть одна просьба и мне бы не хотелось обсуждать ее при всех.

Тут снова все разговоры на секунду прекратились и взоры устремились на вошедшего. Вера закончила макияж и подошла к своему столу, пряча в сумочку косметику. Шумилов пожал плечами и поднялся.

– Ну, пойдемте! А вы, собственно, кто? Я вас что-то на своих лекциях не видел.

– Да я уже закончил институт, а зовут меня Федором. Кулиш фамилия.

Они вышли в коридор и тут же наткнулись на Лесуна. Шумилов вздрогнул и побледнел.

– Я не понял! Это что, провокация? – он взялся за ручку двери, но Федор его успокоил.

– Не волнуйтесь, Петр Владимирович, никакая это не провокация. Я друг вот этого вот раздолбая, и хочу, чтобы он перед вами извинился за вчерашнее.

Лесун стоял в позе нашкодившего первоклассника, потупив взор, лишь после слов Федора бросив косой взгляд на Шумилова.

– Мне не нужны его извинения! Пусть он оставит их при себе.

Шумилов вновь взялся за ручку двери, но Федор слегка придержал его за локоть. В этот момент к кафедре подошел еще один преподаватель, молча протянувший руку Шумилову для приветствия. Пожав руку коллеги, Шумилов посторонился, пропуская того в кабинет.

– Я понимаю ваши чувства, Петр Владимирович, но это нужно сделать ради Светы и ради нашего концерта.

Шумилов удивленно посмотрел на Федора и на несколько шагов отошел от двери.

– Я не понял, при чем здесь Света и, тем более, какой-то ваш концерт.

Федор открыл было рот, чтобы все объяснить, но Лесун остановил его жестом.

– Погоди, Федяка, я сам. Во-первых, все-таки я хочу извиниться перед Вами, Петр Владимирович, за свой весьма необдуманный поступок. Знаете, есть такая песня одного парня, Михея Крутикова, покончившего с собой, «Сука-любовь»? Это все она, проклятая. Я понимаю, что я потерял Светку, но мне с этим трудно смириться. А тут еще и выпил изрядно. В общем, говно я, простите меня. И зачет мне, к тому же, еще вам сдавать нужно.

– Не нужно! Я вам и так поставлю зачет, автоматом. Считайте, что я принял ваши извинения. А теперь по поводу связи Светланы и какого-то вашего концерта.

– Видимо, Света вам не говорила, что является солисткой нашей рок-группы…

– Чего, чего? Какой группы?

– В нашем институте уже три года есть рок-группа «Падший ангел», – перехватил эстафету у Лесуна Федор. – Двух ее участников вы видите перед собой, еще двое отсутствуют. В их числе и Светлана, наша солистка.

– То есть, вы хотите сказать, что Светлана является солисткой рок-группы? – у Шумилова на лбу даже морщины образовались.

– Именно! – кивнул Федор. – Но после ее знакомства с вами, она стала капризничать, пропускала репетиции, ссылаясь на якобы ваш запрет. У нас через несколько дней первый сольник в другом городе, в Балашихе, но Света после… этого инцидента с вами, – Федор кивнул в сторону Лесуна и тот снова опустил глаза, – она заявила, что больше работать с нами не будет. Но вы же понимаете – концерт серьезный, профессиональный, билеты уже давно продаются, и, если мы его сорвем, причем, по нашей вине, нам придется заплатить такую неустойку, что мало не покажется. Поэтому я, как художественный руководитель группы, очень хочу попросить вас сообщить Свете, что инцидент исчерпан, и что вы не возражаете против ее участия в концерте… Вы ведь не возражаете?

Федор замолчал и глянул на Шумилова, а тот несколько минут еще переваривал услышанное. Надо же! Светлана солистка рок-группы. И об этом ему за полтора года ни разу не обмолвилась. Да он просто не знал, что она поет! Федор между тем молчал, ожидая ответа. С надеждой на него смотрел и Лесун.

Шумилов едва усмехнулся. Он вспомнил, как во времена своей студенческой молодости сам увлекался роком, и даже несколько текстов песен написал.

– Петр Владимирович, так вы не возражаете? – настаивал на ответе Федор.

– Вы какой рок играете?

– Нечто среднее между дэт-метал и блэк-метал. Стремимся к стилю группы «Слайер». Между прочим, две премии «Грэмми» имеет.

– Постойте, но «Убийцы» – это, скорее, трэш-метал, чем дэт и блэк.

Этим ответом Шумилов вогнал в шок обоих рокеров. Они некоторое время смотрели на него, словно только что увидели, а он им улыбался.

– Я в свою студенческую бытность тоже увлекался роком. Даже кое-какие тексты пописывал.

Опомнившись, Лесун стал возражать Шумилову:

– Ну да, они как раз и были родоначальниками трэша. Тем не менее, сейчас они не совсем трэшевые, как скажем, «Металлика» или «Антракс», а больше как раз уходят в дэт-метал.

– Петр Владимирович, в таком случае, я хочу вас пригласить на наш концерт. Вот вам контрамарка, – Федор вынул из кармана и протянул Шумилову билет. – И, в таком случае, умоляю вас уговорить Светлану не срывать концерт. Кстати, две наши песни вы можете найти в ютубе. Давайте я вам прямо на контрамарке напишу, где нас искать в ютубе.

– Я вас понял, ребята. Я постараюсь. Но, вы же сами понимаете, женщины – существа непредсказуемые. Она может пообещать одно, а сделать совершенно другое.

Шумилов решил немного схитрить. Еще до разговора с рокерами он договорился со Светланой встретиться у него дома. Он, разумеется, нашел в ютубе записи «Падших ангелов». И внимательно вслушивался в женский голос. Если бы не знал, кто это поет, ни за что не догадался бы – певческий голос у Светланы разительно отличался от обычного. Он прослушал и вторую песню, улыбнулся, свернул окно, не закрывая, и лег на диван. Ему стало и в самом деле смешно, что так получилось. Воспоминания о студенческих годах нахлынули на него. И вдруг он почувствовал, что под эти мысли стал засыпать. Глянул на настенные часы, вскочил: Светлана должна была прийти с минуты на минуту. У нее был свой ключ, и она могла войти тихо и незаметно. Шумилов сел за стол и стал прислушиваться. Наконец, услышал звук открываемого замка, он тут же вошел на ютуб и, немного промотав запись вперед, нажал на кнопку мышки, включив запись.

– Петушок, это я! – крикнула она, едва захлопнув за собой дверь, и вдруг застыла в недоумении: из комнаты раздавалась песня ее группы.

Затем она скинула босоножки и прошла в комнату. Шумилов сидел перед компьютером в кресле и раскачивался в такт музыке. Она подошла сзади, обняла его, поцеловала в щеку. Он глянул на нее снизу вверх, хитро улыбаясь, но она, все еще пребывая в недоумении, не заметила этой хитринки.

– Петя, что это? Ты что, слушаешь рок?

Он чуть приглушил звук и, обняв ее, посадил себе на колени, чмокнув в губы.

– Привет, Цветик! Вот, случайно в ютубе нашел. Неизвестная мне рок-группа, музыка так себе, но мне понравился голос солистки – не очень сильный, но выразительный, с необычным таким тембром.

– Ты что, любишь рок? – спросила она, а лицо при этом покрылось красной краской.

– Тебя это удивляет? – хмыкнул Шумилов. – Я в студенческие годы увлекался роком, ходил на концерты разных групп, особенно импортных, типа «Металлики». У меня даже была целая фонотека из кассет с записями рок-музыкантов.

– И где же она сейчас?

– Да-а! – он начал подниматься с кресла, и Светлана встала первой. – Выбросил несколько лет назад. Решил, что я теперь уже взрослый дядя, целый доцент, и негоже мне рок слушать. А теперь об этом жалею.

Он закрыл ютуб, свернул поисковик.

– Чайку попьем? Я тортик купил.

– Попьем, кивнула она, – прикрывая ладонями щеки, боясь, что ее краску увидит Шумилов.

А он внимательно следил за ней и, разумеется, от него не ускользнуло ее поведение.

Они пошли на кухню, он включил электрочайник, достал из холодильника небольшой торт, снял крышку и вручил Светлане нож.

– Давай, хозяйничай.

– Кстати, а ты-то как относишься к року, Цветик?

– Я?! – она едва не поперхнулась горячим чаем, и теперь уже вполне могла сказать Шумилову, если вдруг спросит, что это она покраснела от кипятка.

Она не знала, как ей поступить: признаться или отказаться? Шутит ли он, что любит рок, или на самом деле? И потом, она же понимала, что случайно наткнуться на старую запись в ютубе весьма сложно…

– Чего молчишь? – снова спросил он.

– Да, так! Чай горячий, чуть не обожглась.

– А ты разбавь холодной водичкой. Вон, в кувшине кипяченая, ты же знаешь.

Она отвечать не спешила, чайной ложечкой отломила кусочек торта, начала его жевать. Прожевав и сделав глоток чаю, все же решилась.

– Знаешь, как зовут ту солистку?

– Какую ту? – искренне удивился Шумилов.

– Ну, ту, у которой голос не очень сильный, но с необычным тембром.

– А! Скажи, и буду знать.

Она сглотнула подкатившую к самому верху слюну и негромко произнесла:

– Это я!

– Кто-о?! Ты шутишь? Ты хочешь сказать, что ты солистка рок-группы?

– Тебе это неприятно, да? Я упала в твоих глазах?

– Нет, почему! Я же сказал, что еще лет восемь назад сам увлекался роком. Просто я тебе не верю.

– Хорошо! Пойдем!

Она взяла его за руку, подвела к компьютеру, кивнула в его сторону:

– Включай запись!

Когда прошли первые аккорды, она подхватила мелодию и негромко запела. Шумилов, откинувшись в кресле, прикрыв глаза, умиленно слушал ее пение. Допев до конца, она стояла все в той же позе, ожидая реакции Шумилова.

– Значит, они меня не обманули, – наконец сказал он, повернувшись в кресле в ее сторону.

– Кто они?

– Ну, эти, твои, Лесун и, как его, Кулиш.

– Ты что, с ними встречался?

– Ну да, они просили меня, чтобы я уговорил тебя не срывать концерт в Балашихе, и я им это обещал.

У нее глаза сначала округлились, а потом повлажнели.

– То есть… значит… Ты меня что? Разыгрывал?

– Почему разыгрывал? Просто хотел на самом деле убедиться, что это ты! – улыбнулся он.

– А как же Вадим? Ты что, его простил?

– Ну да! Он передо мной извинился, и мы посчитали инцидент исчерпанным.

– Дурак! Сволочь! А я раскудахталась перед ним, как курица!

Она набросилась на него с кулаками, он смеялся, пытаясь увернуться от ее ударов и встать. Но она колотила его без устали. И все же ему удалось подняться, он обхватил ее за талию, прижал к себе, закрыл губы долгим поцелуем, при этом начиная раздевать ее. Она успокоилась и сама стала стягивать с него тенниску. Обнажившись, они, наконец, добрались до кровати. Она толкнула его и сама тут же прыгнула на него сверху.

– Значит, ты не против моих занятий музыкой?

– Глупая! Конечно же, нет! Более того, мне твой Федор дал контрамарку, и я очень хочу пойти на концерт рок-группы «Падшие ангелы».

Она хихикнула, прилегла, положив руку ему на то самое место, а губы, свернув трубочкой, подставила под его поцелуй.

Глава 12

Была суббота. Светлана проснулась в самом прекрасном расположении духа. В унисон ее настроению оказалась и погода – солнце единолично царствовало на своем небесном троне, с помощью своего брата-ветра разогнав все облака, и даже в такую рань на улице уже чувствовалась духота.

Она сладко потянулась, встала, накинув халатик, побежала в ванную.

– Ты на завтрак йогурт съешь или тебе сделать омлет? – крикнула из кухни мать.

– Сделай, пожалуйста, омлетик. Он у тебя очень хорошо получается, – прикрутив кран, крикнула из ванной Светлана.

Позавтракав, она чмокнула мать в щеку.

– Пойду собираться. У нас сегодня концерт в Балашихе. Нужно пораньше туда приехать.

– Давай, давай, – моя посуду, ответила мать.

Светлана надела черную кожаную юбку, застегнув такой же кожаный, но украшенный металлическими ромбиками ремень, сверху – розовую полупрозрачную блузку на выпуск. Взяла из хохломской шкатулки большие серебряные сережки, украшенные небольшими шестигранными сапфирами (подарок матери на ее совершеннолетие), начала перебирать кольца, остановилась на серебряном с большим вставленным опалом черного цвета, который ей привез из Турции Шумилов. Осталось только нанести макияж, конечно же, черного, агрессивного цвета тени – и всё! Она вышла в прихожую, начала обуваться. Услышав это, мать спросила:

– Тебя сегодня ждать, или опять у подруга заночуешь?

– Мам, вообще-то мне уже двадцать лет! И я, наверное, сама могу распоряжаться своей судьбой.

– Можешь, можешь, только потом ко мне жаловаться на эту самую судьбу не приходи.

– Не приду, не беспокойся!

Светлана улыбнулась, обняла мать, поцеловала ее в щеку. И тут мать обратила внимание на ее кольцо, лицо у нее слегка вытянулось. Она взяла ладонь дочери в свою руку, разглядывая кольцо.

– Откуда у тебя это кольцо? Раньше я его не видела.

– Недавно один человек подарил.

– И что за человек?

– Помнишь, ты мне в детстве в таких случаях всегда говорила: любопытной Варваре нос оторвали.

– Не дерзи! Мать может так сказать дочери, а дочь матери нет!

– Придет время, все узнаешь, мамуль. Не надо портить мне настроение в этот день. Все-таки мне сегодня много выступать.

Она схватила сумочку, открыла дверь и уже на ходу крикнула:

– Пока, мамуль!

– Пока, пока, – задумчиво ответила мать, стоя у двери до тех пор, пока лифт со Светланой не закрылся.

Зал во Дворце культуры был заполнен на две трети. Естественно, практически все – молодые люди, хотя были и уже вполне зрелые. Для дебютного концерта малоизвестной группы – совсем неплохо. Федор выглянул в зал из-за занавеса и облегченно выдохнул: главное, чтобы теперь у нас не сорвалось. Едва он отошел за кулисы, оттуда же посмотрела в зал и Светлана: ей было проще – она искала определенного человека. И Шумилов, словно почувствовав это, махнул ей рукой со своего второго ряда и улыбнулся. Она окончательно успокоилась.

– Ну что, готовы? Можем начинать? – спросил директор.

– Да! Можно приглушать свет и давать занавес.

Они вышли на сцену все вместе. Все в черных кожаных штанах (Светлана, правда, в юбке), а сверху – свободного покроя черные рубашки, на которых по всей груди красной краской было выведено – «Падший ангел» и под надписью, сложив окровавленные крылья, стоял на коленях согбенный человек.

– Привет, Балашиха! Мы начинаем! – крикнул в микрофон Федор и в ответ из зала прозвучало уханье, свист, аплодисменты. – С вами весь вечер будут «Падшие ангелы», и только с вашей помощью мы сможем подняться с колен.

Снова свист, одобрительный гул. Не дожидаясь его окончания, по сигналу Федора, загремела тяжелая, сдобренная металлом музыка. Лесун готов был разорвать струны своей бас-гитары, сердито топая ногой по полу в такт и тряся головой, отбрасывая со лба непослушные длинные волосы.

Лесун запел неожиданно сильным, низким баритоном с легкой хрипотцой. Его голос поразил Шумилова, он такого не ожидал.

– Новые искры зажгутся в глазах,

Тени кругом уползут!

Ты хочешь богиней быть на небесах,

Но небеса упадут.

Рухнувшим вниз, не подняться опять,

Удел их ползти по земле.

Снова ты будешь о небе мечтать,

Но небо исчезнет во мгле.

К краю сцены подошла Светлана. Для нее зал не существовал, она пела только для одного человека:

– Падшие ангелы в пропасть летят,

В бездну, как камни с горы.

Крылья у ангелов, как пух, горят,

Принося себя бесам в дары.

Падшие ангелы в пропасть летят,

Никому их теперь не поймать!

Крылья у ангелов, как пух, горят,

И не смогут они вновь летать!

Второй куплет с припевом они пели вдвоем: Светлана и Лесун, при этом Федор в нужный момент что-то мычал в микрофон.

– Адское пламя охватит тебя,

И ты демоном стала теперь.

Ты теперь лишь преисподней раба

Твою душу забрал черный зверь.

Черные тени упавших с небес,

Превратятся в могильную пыль.

Сердце твое пожирает злой бес,

Не понять – это сон или быль!

Падшие ангелы в пропасть летят,

В бездну, как камни с горы.

Крылья у ангелов, как пух, горят,

Принося себя бесам в дары.

Падшие ангелы в пропасть летят,

Никому их теперь не поймать!

Крылья у ангелов, как пух, горят,

И не смогут они вновь летать!

Зал аплодировал. Песня понравилась, исполнители тоже. Хлопал, улыбался и кивал головой и Шумилов. Светлана отправила залу воздушный поцелуй, но сделала это так, что он долетел только до него одного. Лесун перехватил ее порыв и глаза его заблестели недобрым блеском. Чтобы немного успокоиться, он заорал в микрофон:

– Спасибо, Балашиха! Мы вас любим!

В это время свет в зале совсем погас, осталось лишь два небольших софита темно-красного цвета освещавших сцену. И из темноты выступила девичья фигура, тоже вся в черном, словно ангел ада.

Светлана запела:

– Вечная жизнь погрузилась во тьму,

Крики и стоны больных.

Так города повстречали чуму,

Не ждали прихода чужих.

Черную мессу безумный старик

Сыграет по вам в этот день!

Тысячи жертв приносил каждый миг,

Трупы сжигать уже лень!

Припев подхватили Федор с Лесуном:

– Проклятый ангел разбил на земле

Свое бесовское гнездо.

Грешные души исчезнут в золе,

Страшней суда не было до…

…после, быть может, свершится приход,

ангела в скорбный наш мир.

И будет от страха дрожать весь народ,

Приход обозначит вампир!

И снова не сильный, но запоминающийся своим необычном тембром голос Светланы:

– Волки придут в этот город пустой,

Летучие мыши придут.

Ада владыку ведя за собой,

На суд души павших зовут.

Душам умерших уже не помочь,

Живым еще можно спастись.

Только не медли, беги скорей прочь!

Из города мертвых беги!

Концерт удался. Публика была довольна. Долго не отпускала музыкантов. Светлане вручили несколько больших, красивых букетов, один такой же достался даже Федору. И Шумилов пожалел, что не догадался купить цветы. Он сидел на своем месте, дожидаясь, пока все зрители покинут зал, после чего поднялся на сцену.

– Вы куда, гражданин? – перекрыл ему путь директор.

– Пусти его, Лёха, это наш человек, – крикнул Федор из-за кулис.

И тут же навстречу Шумилову выскочила, успевшая снять свой черный балахон и снова облачиться в розовую блузку Светлана. Она обняла его, поцеловала в обе щеки и зашептала в ухо:

– Ну как?

– Во! – он поднял вверх большой палец. – Честно, честно! Это превзошло мои ожидания.

– Оставайтесь на фуршет, Петр Владимирович, – предложил Федор.

– Ну, ежели это будет для вас не накладным, с удовольствием.

– Не накладным, не накладным! – затараторила Светлана, довольная похвалой Шумилова. – Спасибо, Федя.

Уже было довольно поздно, Шумилов засобирался домой, но перед этим подошел к Кулишу.

– Федор! Искренне благодарю вас за то, что позволили мне вернуться лет, этак, на восемь-десять назад.

– Пожалуйста! Нам не жалко! – усмехнулся тот.

– И я вот что хотел спросить. Помните, при нашей с вами встрече, там, у кафедры, я говорил, что раньше даже тексты для рок-песен писал. Так вот, постараюсь их найти и принести на ваш суд. Может быть, что-то вам подойдет. Я подберу под ваш стиль.

– Буду весьма признателен за это. Репертуар обновить нам не мешало бы.

Они пожали друг другу руки.

– Цветик! Я уезжаю, ты поедешь со мной или еще останешься? – спросил Шумилов.

Светлана растерянно переводила взгляд с Шумилова на Федора. Наконец, тот махнул рукой.

– Можешь ехать! Даю день отдыха, а потом не забудь приехать на репетицию. Будем готовиться к «Нашествию».

– Спасибо, Федя!

Она чмокнула его в щеку, затем подошла к Лесуну и поцеловала также его, причем, на сей раз в губы.

– Ты все же оказался лучше, чем я о тебе думала, – шепнула она ему на ухо.

– Да пошла ты! – буркнул он и отвернулся.

На душе у Лесуна стало так тоскливо. Ему захотелось все вокруг ломать и крушить. Он вынул из пачки, лежавшей на пюпитре, сигарету, размял ее пальцами, щелкнул зажигалкой. Сделав несколько затяжек, положил ее сверху на сигаретную пачку и стал бросать исподлобья взгляды на окружавшие его предметы. Глаз зацепился за шестиструнную гитару, которую Кулиш зачем-то всегда возил с собой (говорил, что это его талисман). Лесун схватил гитару за гриф так, что слегка скрипнули, как от боли, струны, приподнял ее, но этот жест увидел Федор и понял, что сейчас он может лишиться своего талисмана. Как можно спокойнее, Федор произнес:

– Э-эй, струны не порви!

Спокойный тон друга отрезвил Лесуна. Он глянул на него, скривил губы в грустной улыбке, еще раз затянулся сигаретой, положил ее на то же место, поднял ногу на стул, положил на поднятую ногу гитару и из его сердца полились экспромтом слова:

– Печаль-тоска меня заела:

Ну почему, ну почему?

Кому ко мне какое дело,

Я не пойму, я не пойму.

Летит над миром звук набата,

Церковный звон, церковный звон;

Мы пред тобой не виноваты —

Ни я, ни он, ни я, ни он.

Когда была со мною рядом

Однажды ты, однажды ты,

красуясь утренним нарядом,

цвели цветы, цвели цветы…

Федор удивился этому порыву друга – за более чем пятилетнее знакомство, с Лесуном случилось такое впервые. Подошедший директор хотел было о чем-то спросить Федора, но тот решительно замахал руками и приложил указательный палец к губам. Присоединились и двое других участников группы. Все стояли молча и слушали неожиданно тихий и проникновенный голос, без привычной хрипотцы, своего бас-гитариста. А Лесун пел, глядя в пол, ни на кого не обращая внимания.