Возьми меня замуж! Проза XXI века

– Ага! – она захохотала, прижавшись к нему. – Она живет там с мужем и с сыном.

– Ну, можно сказать, что мы с тобой соседи. Я же в Мытищах живу, так что по Ярославке здесь всего ничего.

– Правда? Ой, как хорошо!

– Извини, Катя, я и в самом деле уже опаздываю. А вечером заеду. Кстати, вам должна позвонить группа паломников из взрослой воскресной школы в Каппадокию. Я терпеть не могу этих попов, но бизнес есть бизнес.

– Так это ты их на нас навел?

– Да, наш ректор часто общается с благочинным, как это у них называется – окормляется. И этот самый благочинный, узнав о нашем вояже в Каппадокию, хотел через Академию тур для своей паствы заказать, ректор кивнул на меня, хорошо я оказался в тот момент рядом, а я уж предложил твою фирму.

– Вот спасибо! А то Стас все удивлялся, откуда на нас вышли эти паломники.

Он взялся за ручку автомобильной дверцы. Но Екатерина придержала его. Он повернулся к ней, и они долго смотрели друг на друга, будто собирались запомнить черты лица перед долгим расставанием. Потом ее губы задрожали, и она крепко прижалась к нему. Поцелуй был долгим и сладким. Их тела будто слились в одно. И плевать им было на прохожих.

Вечером он заехал за ней, как и обещал. Она оставалась в офисе одна, на месте ей не сиделось и она, от нечего делать, затеяла уборку помещения. Наконец, раздался звонок в дверь. Глянув на видеомонитор, она вся задрожала. Тут же нажала на кнопку, запипикал замок, Шумилов открыл дверь и вошел. В руках у него был большой букет желтых орхидей.

– Ты одна?

– Одна! Мы же до семи работаем.

Они поцеловались.

– Вот, это тебе!

Он вручил ей цветы.

– Спасибо! Я оставлю их здесь! Все равно все уже догадались, кто ты. И цветы на моем столе не вызовут у них удивления.

Она взяла стоявшую на одном из стеллажей пустую вазу, пошла в туалет, набрала воды, установила туда букет, насыщаясь ароматом цветов.

– Всё! Я готова!

– Тогда поехали.

– Стой, Петя, а как быть с моей машиной?

– Можем поехать каждый на своей, а можешь ее оставить здесь, а завтра я тебя сюда привезу.

– Второй вариант меня больше устраивает, – улыбнулась она.

Они вышли, закрыли офис, поставили его на сигнализацию. Уже сидя в машине, он сказал:

– Слушай, Кать, у меня для тебя есть еще один второй вариант, – он включил зажигание.

– Не поняла.

– Я тебе предлагаю вместо ресторана, поехать ко мне домой. Как ты на это смотришь? – он повернул к ней лицо.

– Я согласна, – после очень короткой паузы еле слышно произнесла она.

Он выключил свет, горел один ночник. Шторы были плотно задернуты, окно открыто. Он лежал в кровати и ждал ее. Она была в душе. Холодная струя освежала все ее тело, но она дрожала не от этого, а от сладкого предчувствия…

Вытершись насухо, она не стала надевать длинную рубашку-поло, выданную ей Шумиловым вместо ночнушки, а в каком была виде вышла из ванной и вошла в комнату. Неяркий свет ночника, тем не менее, отбрасывал ее тень на стену. Шумилов даже приподнялся на локте, любуясь и оценивая ее фигуру. Она не была худой, но плотно сбитое ухоженное тело четко разделялось талией на две части – верхнюю и нижнюю. Будто случайно, она повернулась кругом, давая возможность ему оценить ее со всех сторон. Наконец, она присела на край кровати и заглянула в его глаза, ожидая оценки.

– Ты красивая, ты в самом деле красивая. И тело у тебя красивое.

– Спасибо, дорогой! Золото мое, клад! – она крепко обняла его и прижала к своему обнаженному телу. – Как я счастлива, что судьба свела меня с тобой. Никому в жизни я не говорила еще такие слова. Ты веришь мне?

– Верю! – сказал он тихо и медленно стал опускаться на спину.

Она оказалась сверху. Сначала целовала его. В лоб. В глаза. В щеки. В губы. Затем опускалась все ниже. Целовала шею, грудь, живот, а рука в это время гладила то самое место. Гладила до тех пор, пока туда не дошли ее губы. Потом он, обхватив ее за талию, перевернул и теперь уже она оказалась на спине. Настал черед его ласк. Она лишь тихо, сладостно постанывала. Когда же он вдруг оказался внутри нее, она даже вскрикнула. Не от боли, от наслаждения.

В изнеможении откинувшись на спину, он тяжело дышал. Но ему было очень хорошо. И поймал вдруг себя на том, что со Светланой он такого удовольствия не испытывал. Ему стало от этого не очень здорово, но, положившая ему голову на плечо Екатерина, отвлекла его от грустных мыслей. Она сначала лежала молча, поглаживая рукой редкие волосы на его груди.

Потом, не меняя позы, заговорила:

– Хочу тебе признаться, Петушок, у меня года три ни одного мужика не было… Хотя тот же Стас, я знаю, был бы не против. Я же еще молодая, организм иногда просит. Но я без серьезных отношений не могу, хотя знаю, что некоторые мои подруги этим не гнушаются, и меня хотели подложить… – потом спохватилась, приподняла голову. – Я глупая, да? Зачем я тебе все это говорю? Ты не будешь смеяться надо мной?

Он лишь молча покачал головой, повернулся к ней и закрыл ей рот долгим поцелуем.

Глава 9

Шумилову позвонила сестра Валя. У отца открылась язва, он плохо себя чувствует, еле уговорили его лечь больницу. Мама тяжело переносит болезнь отца, почти все время проводит с ним в больнице. Совсем обессилела, и уже второй день не выходит из дома.

– Ты бы приехал, Петь. И отец тебя все время вспоминал, и мама тоже. Боюсь, как бы они не того.

– Да ты брось это! С язвой можно еще сто лет прожить, а им под шестьдесят только. Лучше скажи, лекарства какие нужны?

– Да все, что нужно, мы уже купили.

– Хорошо, я сегодня приеду.

Он хоть и одергивал сестру, чтобы «не каркала», но сам начал волноваться. У отца ведь, помимо язвы, еще и почки периодически отказывают, а у матери гипертония. А лет-то им не так уж и много. Мать всего год назад ушла из школы на пенсию, отцу и вовсе еще работать и работать.

Увидев мать, Шумилов испугался: за те полгода, которые они не виделись (лишь созванивались по телефону), она сильно изменилась – морщин стало гораздо больше, а волосы совсем поседели, точнее, уйдя на пенсию, она совсем перестала их подкрашивать, а болезнь отца даже сгорбила ее, отчего худоба казалась не такой явной.

– Петруша, как хорошо, что ты приехал, – мать впервые за последнюю неделю улыбнулась и поцеловала сына в щеку.

– Прости, что из-за этой чертовой работы реже стал к вам наведываться.

– Да я же понимаю все.

– Зато смотри, что я вам из Турции привез.

Он расстегнул прозрачный пакет и положил на пол небольшой коврик полтора на два метра ручной работы со строгим турецким орнаментом.

– Ух ты! – Валентина присела и сразу стала щупать шерсть.

– Он, в принципе, двусторонний, – объяснял Шумилов. – Можно его и этой стороной положить, и другой. Вам к дивану как раз хорошо.

Мать погладила ковер, аккуратно положила его перед диваном, стала на него босыми ногами.

– И правда, хорошо. Теплый. Дорогой, наверное?

– Ручная работа всегда дорогая, – сказала Валентина.

– Ерунда! Мне, кстати, если все срастется, контракт предложили в Турции – курсы русского языка для тамошних гидов.

– Класс! – неслышно похлопала в ладоши Валентина.

– Я рада за тебя, сынок. И отцу, я уверена, будет приятно. Я ему обязательно скажу эту новость.

– Как он, кстати?

– Да уже получше. Я потому и оставить его там могла со спокойной душой. А то был совсем плох… Ой, ты же, наверное, голоден? Пойду на кухню.

– Лежи ты, мам, что я сама не приготовлю, что ли?

– Ничего, ничего, ты лучше с братом поговори. А я себя лучше чувствую, когда что-нибудь делаю, чем когда лежу.

Мать ушла на кухню, а Петр с Валентиной пошли в ее комнату.

– Ну, а у тебя как дела, Валь? Замуж еще не собралась?

– Смеешься? Надо сначала найти вторую половинку.

– А ты ищешь?

– Да ну тебя! Сам-то чего не женишься?

– У меня, по крайней мере, уже выбор есть, – улыбнулся он.

– А вот с этого места давай поподробней, – она так же улыбнулась в ответ.

– Погоди немного, скоро все узнаешь. Расскажи лучше, что в школе?

– В школе, как в школе. Больше писанины, чем подготовки к урокам. Отчеты, отчеты, каждую неделю, а тут еще и электронный дневник добавился. Учителю некогда ни учебой, ни воспитанием заниматься. Отбарабанил урок и быстрее в учительскую писать. А потом удивляются, почему школьники тупеют и деградируют. Мать почему и ушла на пенсию, могла бы еще поработать, но не выдержала этой административщины. Да и с электронным дневником ей трудновато было.

– Ну, помогла бы ей.

– Так я и так помогала. За нее практически его и заполняла. Вроде бы и не старая она еще у нас, а с компьютером у нее что-то те пошло.

– Ну, это либо дано человеку, либо не дано. Я знаю людей, которые и в восемьдесят лет с компом на одном языке калякают. А ученики как?

– Ученики, как ученики: пятый класс, восьмой, девятый… А, слушай, Петь, что буквально неделю назад случилось, – она тронула брата за плечо и рассмеялась. – Мы проходили Пушкина, учили «Руслана и Людмилу», и знаешь, что у меня один пятиклассник, Юзефович, спросил? Причем, прямо на уроке. «Валентина Владимировна, говорит, а кто такой Епи?» Я не врубаюсь, в чем дело, спрашиваю, какой «епи», что за «епи»? Где ты нашел у Пушкина это слово? А он мне: «Ну, как же! Вот, смотрите, ткнул в хрестоматию пальцем и читает: «И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Ну, говорю, и где же ты тут увидел «епи». А он опять: «Неужели вы сами не видите: здесь же черным по-белому написано: «Всё ходит Поц Епи кругом». Класс весь уже ржет, за животы держится, а я все никак не врублюсь. А он, негодяй, продолжает: «Кто такой Поц, я знаю, а вот кто такой Епи понятия не имею». Я опешила, первый раз не нашлась, что ответить. Домой пришла, в интернете нашла этого самого поца… Надо же, такой жибздик, а уже такими словечками орудует. Да еще и по школе растрезвонили об этом.

– Юзефович, говоришь?

– Ну да!

– Это его либо сионисты, либо антисемиты научили.

– Да ну тебя, Петь!

Шумилов захохотал. Засмеялась и Валентина, но потом спросила:

– Тебе смешно, а мне как быть? Эти шибздики теперь про этого поца только и рассуждают. Я уже и с завучем советовалась, она мне просто сказала, чтобы я предупредила, что, если еще раз услышу это слово из чьих-нибудь уст, вызову родителей.

– Ну и что! Ну, вызовешь ты родителей. Кто-то из них тоже, как и ты до недавнего времени, про этого поца ничего не слышал, а кто-то просто посмеется, при этом, сквозь смех, нащелкает сыну по заднице.

– А что же делать? Посоветуй.

– Как сказал бы Шерлок Холмс: «Элементарно, Ватсон!» Ты, если еще раз зайдет об этом речь, скажи примерно так: «Ребята, у меня для вас есть хорошая новость! Я не только узнала, кто такой Епи, но даже и лично с ним познакомилась».

Валентина заинтригованно посмотрела на брата, а тот улыбался, выдерживая театральную паузу.

– Именно так, Валь, как я сказал. После этих слов помолчи. Если им станет интересно, а им станет интересно, это же дети, они тебя обязательно попросят о нем рассказать.

– И кто же это? – нетерпеливо спросила Валентина.

– Новый русский.

– Не поняла.

– А что тут непонятного. Александр Сергеевич сам же о нем и написал: «Златая цепь на дубе том».

Почти минуту понадобилось Валентине, чтобы до нее дошел смысл сказанного. Поняв же, она захохотала еще громче, упершись головой в грудь брату. Шумилов тоже смеялся, нежно постукивая Валентину по спине.

– Ребята, идемте есть! – позвала с кухни мать.

– Мне бы и в голову такое не пришло, Петь!

– Ну, так не зря же говорят: одна голова хорошо, а две лучше. Пойдем, мама зовет.

– Слушай, Валь, а ты сама им вопрос по Пушкину задай, – по дороге на кухню продолжил разговор Шумилов.

– Это какой же?

– А ты спроси у них, кто такие русалки?

– Ну и? – не поняла сестра.

– Опять тупишь, сестричка. В нашем восприятии русалки живут где?

– В воде!

– Правильно! А у Пушкина они почему-то на ветвях сидят. Кстати, и у Гоголя русалки тоже по лесу бегают. Вот и дай им задание выяснить, что это за лесные русалки. Пусть твой Юзефович подергается.

– Класс! Точно спрошу!

Анна Ивановна, мать обоих, слушала их разговор и улыбалась. Давно за одним столом их семья не собиралась… Правда, отца, вот, не хватает. Сын с дочерью замолчали на некоторое время, дружно работая ложками и вилками. Матери сначала взгрустнулось, а потом она вдруг улыбнулась, на что сразу обратила внимание Валентина.

– Ты чего, мам?

– Да вот вы тут про Пушкина говорили, и я вдруг вспомнила. У меня же тоже был один такой случай…

– Что за случай? – заинтересовался Петр.

– Года три назад вела я класс, ну ты, Валь, наверное, его знаешь – Вова Семенов.

– Ну, знаю! Хороший мальчик.

– Так вот проходили мы «Капитанскую дочку», я задала пересказ одной главы. Для практики, чтобы научить детей складно разговаривать. Да, так вот вызвала я этого хорошего мальчика, он встал у доски и начал пересказывать главу, где Гринев со своим дядькой Савельичем в буран попали и заблудились. Рассказывает хорошо, довольно близко к тексту, я сижу, киваю: мол, молодец. И вдруг он говорит: тут они встретили гея, но он оказался добрым человеком и показал им путь… – Петр с Валентиной, заулыбались. – Я даже не сразу сообразила. Наконец, до меня дошло: причем тут гей? И у него это спрашиваю, а он мне: ну как же, Анна Ивановна, у Пушкина так и написано: «Гей, добрый человек! – закричал ему ямщик. – Скажи, не знаешь ли, где дорога?»

Веселый смех разнесся по всей квартире.

Глава 10

Через несколько дней начиналась летняя сессия. У Шумилова в это время появлялось больше свободного времени, он мог больше заниматься наукой. Вот и сегодня он с утра час провел в библиотеке, работая над темой докторской диссертации «Влияние новейших заимствований на структуру современного русского языка».

Эпиграфом для диссертации лучше всего сделать высказывание первого русского академика Михайлы Ломоносова о русском языке. Шумилов помнил эту фразу наизусть, но, поскольку речь все-таки шла о научной работе, он заглянул в свой цитатник, помещенный в отдельной папке в компьютере. Ну, конечно, он не ошибся. Он скопировал текст и вставил в самое начало:

«Повелитель многих языков, язык российский, не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе. Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему, трудов прилагали. Но кто, не упрежденный великими о других мнениями, прострет в него разум и с прилежанием вникнет, со мною согласится. Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка…»

Из письма М. В. Ломоносова Пресветлейшему государю, великому князю Павлу Петровичу, герцогу голстейн-шлезвигскому, стормарнскому и дитмарсенскому, графу олденбургскому и делменгорстскому и прочая, милостивейшему государю.

Далее для начала следовало разобраться в причинах и факторах проникновения иностранных (в первую очередь, английских) слов в современный русский язык. Это как раз самое простое, но вокруг этого и будет строиться вся работа. Главными среди причин проникновения англоязычных заимствований в русский язык Шумилов определил три следующие: 1. Отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора. В словарь делового человека 1990-х годов вошли такие англицизмы, как бэдж, классификатор, ноутбук. 2. Отсутствие соответствующего (добавим – более точного) наименования (или его «проигрыш» в конкуренции с заимствованием) в русском языке – около 15% новейших англицизмов – топ-модель, виртуальный, инвестор, спонсор, франчайзинг. Последнее слово вообще интересное в своем описании, ибо в переводе на русский язык также иллюстрируется иноязычными понятиями – коммерческая концессия. 3. Среди носителей русского языка распространено представление о том, что иностранные технологии являются более прогрессивными по сравнению с российскими, иностранные банки более надежны, иностранные товары – более высокого качества.

К факторам же, влияющим на интенсивный процесс заимствования английских слов, относятся: интенсивные информационные потоки; появление и развитие сети интернет; развитие международных отношений; интенсивное развитие торговых отношений; участие в различных фестивалях, конкурсах, спортивных соревнованиях…

Шумилов подъехал к институту за полчаса до начала зачета у третьекурсников. Взяв портфель, он направился к входу, но вдруг дорогу ему преградил высокий Лесун. В зубах у него была тонкая сигаретка, а изо рта попахивало выпитым спиртным.

– Здравствуйте, Петр Владимирович! С вами можно переговорить накоротке?

– У вас что-то срочное, Лесун? Через полчаса начинаются зачеты. Если хотите, можем переговорить на ходу, – Шумилов хотел было обойти Лесуна, но тот снова встал на его пути.

– Нет! Хотелось бы переговорить тет-а-тет.

– В чем дело? Только быстро!

– Слушай, оставь в покое Светку, а то у меня уже кулаки чешутся тебе нюх намять.

– Вы с ума, что ли сошли, Лесун? Такие вопросы не решаются с бухты-барахты.

– А я не с бухты-барахты. Я люблю Светлану и так просто ее тебе не отдам.

– А ты у нее спроси, позволит она тебе себя не отдать. Третий, как известно, лишний, но кто этот лишний пусть решает сама Светлана. Простите, мне некогда, меня студенты ждут. И между прочим, Лесун, у вас сегодня тоже зачет по моему предмету.

Свою агрессию Лесун уже практически не контролировал, Шумилов это понял, и готов был уже ретироваться, но неожиданно для себя получил удар в глаз. Звезды вспыхнули и мгновенно погасли, а глаз поплыл в неизвестном пока направлении. Портфель упал на землю прямо у ног Лесуна. Тот хотел было на него наступить, но в последний момент все-таки остановился.

– А это мой зачет! Надеюсь, ты его запомнишь надолго, – Лесун двумя пальцами левой руки обвел пересохшие губы, а правая по-прежнему была сжата в кулак. – Если не отстанешь от Светки, я тебя еще и проэкзаменую. Понял?

Лесун повернулся и пошел прочь от института. А на крыльце стояло несколько человек и следило за развитием событий. Одна из девушек кому-то названивала по мобильнику. Когда Лесун ушел, крыльцо тоже почти мгновенно опустело, и только звонившая девушка стояла на том же месте. И тут выскочила из здания Светлана. Это именно ей звонила девушка. Крикнув ей на ходу:

– Спасибо, Люб, – она помчалась вдогонку за Лесуном.

Но тот уже исчез в неизвестном направлении, и Светлана остановилась, тяжело дыша. Она в этот момент была похожа на львицу, готовую разодрать свою жертву на мелкие части. Вот только жертва успела скрыться. Она развернулась и побежала в обратную сторону. Теперь ей нужен был Шумилов, но он также куда-то ушел. Взгляд ее случайно упал на знакомую машину, и она поняла, что Шумилов уже сидел в машине. Он любовался на себя в зеркало заднего вида. Сейчас бы что-нибудь холодное приложить, но где его взять в такую жару.

Светлана подбежала к машине, рыдая, уселась на переднее кресло и обняла Шумилова за шею, пытаясь поцеловать его в щеки. Шумилов поморщился от боли и убрал руки Светланы.

– Прости меня, миленький! Тебе больно?

– Больно, конечно! Но больнее всего морально: как я в таком виде заявлюсь в аудиторию и буду принимать зачет.

– Я убью этого ублюдка! Я ему говорила, если он тебя хоть пальцем тронет…

Она размазывала слезы и жидкость из носа по щекам, достала платок, стала утираться. Вдруг перестала плакать.

– Посиди здесь, Петушок. Я сбегаю в аптечный киоск, здесь в здании. Есть такая мазь, «Синяк-off» называется, я тебе синяк замажу, никто ничего и не увидит.

– Ну, во-первых, уже, наверное, весь институт знает, что произошло, а, во-вторых, синяк-то ты, может и замажешь, а куда припухлость деть?

– Может очки темные?

– Это идея. По-моему, в бардачке какие-то лежат, – он открыл бардачок и стал в нем рыться. – Чего здесь только нет, – хмыкнул он. – Надо бы его почистить.

Она выскочила из машины и побежала в институт, на крыльце ее по-прежнему ждала подруга.

– Люб, мазь нужна против синяка. Я в аптеку!

– Я с тобой.

У Шумилова зазвонил мобильник. Сняв очки, он глянул на высветившийся номер. Звонила Катя. Он грустно улыбнулся, но ответил на звонок.

– Привет, дорогой! Как дела?

– Привет! Да вот сегодня звезды считал.

– Не поняла!

– Один идиот мне в глаз дал, представляешь? А мне через несколько минут зачеты принимать.

– За что? Что случилось? – встревожилась Екатерина.

– Какие-то у него счеты со мной.

– Тебе больно?

– Скорее, стыдно! Как я теперь предстану перед студентами? Что они обо мне подумают? А коллеги?

– Бедняжка! А я хотела сегодня заехать к тебе.

– Давай лучше завтра. Я хоть немного в себя приду.

– Хорошо! Пока! Целую!

– И я тебя.

Шумилов вздохнул, еще раз полюбовался на себя в зеркало и хотел было уже выйти из машины, но увидел несущуюся к нему Светлану.

– Вот! – она еле дышала от быстрого бега. – Сейчас, минуточку, отдышусь и наведу тебе полный марафет.

– Ай-яй-яй, Прокофьева, это что за жаргон такой. Уж не наркоманка ли вы? – улыбнулся Шумилов.

– Не поймаете, Петр Владимирович! – она достала из сумочки тюбик с мазью и осторожно начала водить пальцем по припухлости, Шумилов лишь морщился. – Наркоманы уже давно этот термин не употребляют. Зато француженки не жалеют средств на косметику и наводят себе полный марафет.

– Ладно, ладно, сдаюсь. Давайте зачетку! – засмеялся Шумилов.

– Не дергайтесь, Петр Владимирович, а то вместо синяка, я вам нос намажу… Ну, вот и все, – она чмокнула его в губы. – Как огурчик.

Он посмотрел на себя в зеркало, вздохнул, надел темные очки и вышел из машины.

– Я с тобой! – сказала она.

– Зачем? Я же тебе уже поставил зачет. В зачетке потом распишусь.

– Ладно! Спасибо. Ты только Любку Афанасьеву не обижай. Это она мне позвонила, когда Лесун с тобой драться начал.

– А вот это уже злоупотребление своим положением.

Он улыбнулся и пошел в институт. Она же решила позвонить Федору.

– Алло, Федь! Привет, это я!

– Здравствуй, Светик! Как дела?

– Федя, этот урод рядом с тобой?

– Ты про кого?

– Не притворяйся! Ты все понял. Так вот, Федя, я просила тебя переговорить с ним, чтобы он и на пушечный выстрел не подходил к Шумилову. Но только что он просто избил его…

– Погоди, Свет, кто кого избил?

– Короче! Подробности узнаешь у этого ублюдка, а про меня забудьте. Никакие репетиции, никакие концерты меня теперь не волнуют. Понял? Ты такой же козел, как и он! Я тебя просила с ним поговорить. Ты поговорил?

– Свет, Свет, успокойся! Сейчас мы все решим!

– Да пошли вы!.. Я уже все сама решила! И больше мне не звони, я на твои звонки отвечать не буду!

Она отключила телефон и снова заплакала. Идти было некуда и она просто решила прогуляться по городу. Благо, накрапывавший с утра дождь прекратился и из-за туч проглянуло солнце. Становилось даже душно.

Глава 11

Федор потребовал от Лесуна немедленно извиниться перед Шумиловым. Они сидели в студии вдвоем.

– Ты мудак, Вадька, понял! Какого хера ты полез драться с этим несчастным преподом, зная, что у нас на носу концерт и что Светка без ума от своего Шумилова?

– Бес попутал, Федяка. Прости! Да и лишнего я тогда хватил, сам не понимал, что делал.

– Это ты перед нашим продюсером будешь извиняться, а я посмотрю на его реакцию. И по поводу выпивок твоих… Ты знаешь, я и сам любитель этого дела, но с твоей стороны это уже перебор.

– Слушай, а на кой хрен я буду извиняться перед Шумиловым? Ты унизить меня хочешь?

– Ну ты, блин, и вправду дурак! Я же не прошу, чтобы ты извинился в присутствии всех. Один на один, понял! Если Шумилов примет твои извинения, мы через него воздействуем на Светку…

– А если не примет?

– Так ты извиняйся так, чтоб принял. А потом я сам с ним поговорю.

Лесун закурил, долго молчал, почесывая загривок. Потом взял в руки бас-гитару, поводил пальцами по струнам. Наконец, выдавил из себя:

– А где я его сейчас найду?

– В полдвенадцатого ночи ты его, конечно, не найдешь. А завтра с утра поедем в институт. Только прошу тебя, не пей пока.