Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

Однако уже в Гражданскую войну верховный комиссар Лев Троцкий расстреливал каждого десятого из частей, допустивших, по его мнению, трусость, частей, отступивших перед врагом – мера, неведомая со времен Римских легионов. Он же брал в заложники и мирных граждан из числа враждебных большевикам классов и расстреливал их, если враг совершал диверсии или применял «белый» террор.

Жестокие сталинские репрессии в Армии выкосили десятки тысяч офицеров высшего и среднего звена, оголив войска, оставив их без опытного и «бывалого» в боях руководства, что вскоре оберулось позорными отступлениями и «котлами» в первые полгода войны.

Но это посеяло и страх. НКВД, позднее СМЕРШ, могли выдернуть из войск любого, не только за проступок, но даже за «пораженческие» разговоры. Заградотряды по сталинскому приказу «Ни шагу назад!» становились с пулеметами позади наступающих войск. Не только ненависть к врагу, жажда победы и мести заставляли солдат вставать и идти под пули, но многих двигал и страх. Офицерам, вплоть до командующих армиями, грозил расстрел за малодушие и самовольное отступление перед врагом.

Подобные жестокости не применялись в армиях либеральных стран. Но эти страны и падали перед гитлеровскими армиями как кости домино. Но и Гитлер ввел в своей армии расстрелы за «трусость» в бою и подобие заградотрядов еще задолго до сталинского отчаянного «Ни шагу назад!».

Поэтому сомнительно, что либеральная демократическая Россия, какой ее видели партийные фракционеры-оппозиционеры, смогла бы устоять перед фашистской военной машиной и не рухнуть вслед за либеральной и более сильной Европой.

Чрезвычайные вынужденные меры, как бы жестоки они ни были, воспринимаются всегда народом с болью, смешанным со страхом, но подсознательно «с пониманием», как верные, и действительно необходимые для выживания страны. Ни во время Отечественной войны, ни после победы, ни даже теперь, когда стали известны те жестокие меры, приведшие к гибели миллионов невинных людей, нигде и ни разу это не вызвало широкого негодования или протеста. Люди после окончания войны восприняли это как скорбные, но необходимые и единственно верные тогда меры для достижения победы над врагом. Благодаря, возможно, только этому, они стали победителями, а теперь живы и счастливы. Народ, этнос, в глубине своей способен к любому перенапряжению в решающие для жизни моменты, готов идти на любые жертвы, а победив, не горевать, восстанавливаться и не вспоминать более об этом.

Возвращаясь назад в революционное время, положение России, как мы теперь понимаем, было похоже на картину «Витязь на распутье». "Направо пойдёшь – коня потеряешь, прямо пойдёшь, голову потеряешь, налево пойдёшь – и коня, и голову потеряешь". Но в данном случае витязь коня не развернул, как в сказке, а дальше двинулся, выбрав следующее: пожертвовал благоденствием народа, даже жизнью очень многих, ради жизни этого народа в будущем – его внуков и правнуков.

Было ли это осознанным решением кого-либо конкретно? Одного диктатора Сталина? Нет, это было подспудным решением всего народа. Не потому ли с таким рвением доверили ему свою судьбу не только соратники по партии, но и миллионы? Судьбоносные чувства и умонастроения развиваются в народе постепенно, затем они охватывают людей неким единым внутренним убеждением. Этнос объединяется общей решимостью, он подсознательно противопоставляет себя и свою национальную идею чужакам. В этом проявляется Личность, объединяющая на бессознательном, интуитивном уровне большинство индивидуумов этноса. Внешне случайными событиями, управляемая, казалось бы, случайно встающими у руля власти людьми, Личность народа неизменно подвигается к верному и единственно возможному и благоприятному для будущей жизни решению и исходу. Однако всегда это происходит с многочисленными жертвами и бедами для многих людей.

13. От победы к победе

Победившая Россия вышла из войны гордой, но обессиленной. Половина страны лежала в руинах и пепелищах, в опустевших деревнях почти не оставалось здоровых мужчин, чтобы кормить страну. После победных салютов, радостных встреч, слез и горечи от потерь любимых, полуголодный народ приступил к восстановлению разоренной, но спасенной земли. В Кремле царил дух торжества и заслуженной гордости: государство «рабочих и крестьян», преодолев недавнюю нищету и бессилие, превратилось в могущественную державу. Только одна страна на земле могла теперь называться ей ровней – США.

Сталин снисходительно, но и с удовлетворением позволил присвоить себе чин генералиссимуса. Забытое и режущее русский слух звание, но для героя-полубога теперь не существовало ничего подходящего из привычно «человеческого».

То было время триумфа для личности Сталина. Все, к чему он стремился еще юношей, для чего скитался по тюрьмам и ссылкам, рисковал жизнью, боролся в подполье, утверждал свою правоту в партии, не считаясь с людскими жертвами, оказалось верным, его страна стала великой, достигла невиданного могущества. Он оказался во всем прав, он победил – сильнейшего, страшного Гитлера, перед кем трепетали и падали надменные страны Европы. Россия стала супердержавой, второй по экономическому и военному могуществу в разрушенном войной мире.

Однако торжество Сталина, его горделивая безмятежность продлилась недолго – всего несколько месяцев после взятия Берлина и парада Победы на Красной площади. Взрывы американских атомных бомб в Хиросиме и Нагасаке прервали радость Сталина и вселили в него беспокойство. С этими взрывами Сталин перестал быть одним двух «первых» на планете, он в миг атомного взрыва стал даже не вторым, а далеко отставшим, уязвимым, и поэтому снова «слабым». Горделивая Россия, лежавшая в руинах, в тот самый миг откатилась с места повелителя Европы и половины мира в ряд второстепенных стран, располагавшихся в воображаемой иерархии далеко позади Америки. Россия, ее народ даже не догадывались об этом, но уязвленный Сталин это понимал и глубоко переживал. Восстановить свою гордость и величие Сталин мог только, спешно получив в распоряжение собственную атомную бомбу, и пригрозив ею всему миру.

Так народ, даже не ведая, должен был восстановить свою силу, неожиданно поколебленную чужим взрывом, создав и себе это дьявольское оружие – надрываясь, прилагая все силы, умение, смекалку, и снова теряя тысячи жизней. Русскому этносу опять предстояло испытание на жизнестойкость.

Россия и Сталин давно казались неделимым целым. Сталин считал себя более русским, чем грузином, о чем неоднократно говорил. Россию, которая победила столь сильного врага, построил именно он, Сталин. В этом был убежден не только он сам и весь его народ, это признавали во всем мире. Даже непримиримый враг «Советов» В. Черчилль, союзник во время войны, но затем вновь злейший враг, скажет после смерти Сталина: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой». Возможно, эти слова только приписываются Черчиллю, но в них – правда.

Между тем, угроза стране начала складываться очень серьезная. Недавний союзник и «партнер» В. Черчилль в своей знаменитой Фултоновской речи в 1946 году фактически объявил Холодную войну Советскому Союзу. Разумеется, не будь Россия советской и коммунистической, и проявила бы она большую податливость англосаксам, Холодной войны никто бы ей не объявил. Однако не будь она советской и коммунистической уже двадцать пять лет, то неизвестно – существовала ли бы она к 1946 году, а не пала, как пали за несколько недель европейские «свободные» державы под сапогами гитлеровцев.

Тем не менее, Холодная война уже началась, но оружия, чтобы противостоять новой угрозе у России не было. «Доктрина Трумэна» (1947) недвусмысленно объявляла о готовности США применить против СССР ядерное оружие. Ситуация для России складывалась опаснее, чем даже перед недавней войной. Отвести же эту опасность от страны могла опять только собранная в кулак адекватная Сила.

Еще не кончилась война, как руководству стала очевидна необходимость срочного создания нового оружия. Разведка сообщала о работах в этом направления в США, Англии, Германии и других странах. Поэтому на совещании в узком кругу Сталин только подытожил: «Надо делать».

Усилия России по созданию атомной, а затем и водородной бомб, по значению для обретения Силы можно поставить в один ряд с былой ускоренной индустриализацией 30-х годов. Опять несчетные жертвы, понесенные на рудниках и заводах «атомградов» – сознательно и по не пониманию коварства радиации.

В стране не было ни урановых рудников, ни соответствующего оборудования, ни научных наработок. Однако в России были талантливые кадры. На первых порах помогли «агентурные» сведения по зарубежному опыту, переданные несколькими западными учеными, сочувствующими коммунистам. Затем десятки тонн урановой руды удалось найти и вывести из побежденной Германии, там же наладить и добычу этого сырья военнопленными на руднике «Висмут». Удалось даже убедить добровольно выехать из Германии в Россию нескольких крупных специалистов в этой области вместе с семьями.

Россия, ее ГУЛАГ, начали покрываться новыми центрами подневольного труда, на этот раз совершенно секретными. То были урановые рудники, обогатительные фабрики, научно-производственные центры с ядерными реакторами, испытательные полигоны. Работавшие на них сотни тысяч заключенных делились на несколько категорий, с разными условиями труда, содержания и охраны, с разной последующей судьбой. Заключенные с большими сроками, в основном «политические», даже не подлежали «законному» освобождению – из-за секретности содержания их работы и знания месторасположения объектов. Сотни тысяч «военных строителей» были бывшими бойцами Красной Армии, на чью долю выпало пройти весь ад фашистского плена, выжить и быть «освобожденными» своими. Они считались подозрительными и наказывались за «нестойкость» в боях. В лагерях атомградов отбывали сроки и лица, оказавшиеся в конце войны на оккупированных территориях; работали тысячи военнопленных; особую категорию заключенных составляли десятки тысяч «власовцев» – изменников родины, воевавших на стороне фашистов.

Труд заключенных, работавших в атомградах, оказался экономически очень эффективным. Сохранились многие «заявки» производственных и даже научных организаций, не исключая и Академии наук СССР, с просьбой о выделении для строящихся «объектов» новых «партий» невольников.

Новое послевоенное напряжение страны дало ожидаемый результат. В условиях строжайшей секретности, проявленных чудес научного и организационного таланта, несмотря на десятки тысяч случаев гибели и смертельных болезней заключенных и вольнонаемных от радиации на рудниках и обогатительных фабриках, при авариях на реакторе, от бездумного сливания радиоактивных отходов в реку Теча, заразившего и убившего жителей по берегам на сотни километров, задача, поставленная Сталиным и партией, была решена в кратчайший срок. В 1949 году первая советская атомная бомба была успешно взорвана, что стало новой большой победой обессиленной недавней войной страны. То была победа советской науки, промышленности, предельно жесткой организующей системы, всего сталинского «социализма», выросшего в России на страхе, смерти десятков миллионов, на принуждении и насилии, но, как ни странно, при неизменном одобрении этого курса народом, крепкой его вере в «мудрость» вождя, в торжество «ленинских заветов», в надежде на обещанное Лениным счастливое будущее.

Через несколько лет была разработана и успешно испытана водородная бомба. В результате был достигнут паритет по разрушительным возможностям армий СССР и США. Наступило гордое затишье в Холодной войне двух государств и возглавляемых ими военных блоков. Теперь каждая сторона «гарантированно» могло превратить другую в радиоактивный пепел.

Затишье – это не мир. Но мира никогда не бывает и не будет в человечестве. Однако неведомое ранее равновесие – ядерный паритет двух стран – обеспечил мир в Европе, и теперь более, чем на три четверти века. Небывалый срок для мирной жизни в истории «цивилизованных» стран. Этот мир поддерживается до сих пор исключительно благодаря силе каждого из соперников. По-видимому, это единственное, что может удерживать государства и их народы от никогда не затухающих истребительных войн: Сила и страх возмездия. Без этого гуманизм, либерализм, дипломатия разлетаются как пыль под неукротимым завоевательным напором и инстинктом утверждения власти над проявившими слабость чужими народами. Разумеется, для публики всегда потом выдумываются благие намерения и цели, приводятся достойные объяснения проявленной агрессии. Политические аналитики, удивляясь современному, небывалому по длительности миру между сильнейшими государствами, даже назвали ядерное оружие «подарком Бога».

Итак, к десяткам миллионов жертв сталинизма довоенного времени добавились, как минимум 27 миллионов погибших в Великую Отечественную войну. Плюс сотни тысяч загубленных жизней при создании ядерного щита. Разве такое «счастливое будущее» народа видели в мечтах русские интеллигенты и революционеры, вынашивая и претворяя революционные планы? Но этнос живет по своим законам, и понятия «счастье», «комфорт», «благоденствие» не применимы и не нужны ему. Его цель выжить и утвердиться любой ценой. Выжить наперекор агрессивным соседям. Выжить, и только выжить. А для этого этнос готов идти на любые жертвы, и ему нужна, прежде всего, Сила.

В современной физике давно признана двойственная природа многих явлений. Например, волновые и, одновременно, корпускулярные свойства электромагнитных колебаний, необъяснимая способность некоторых субатомных частиц находиться одновременно в разных местах, будто бы в зависимости от намерений наблюдателя, и прочие противоречащие обыкновенной логике явления. Отчего же не допустить возможность и в социальной жизни явлений, столь же необъяснимых или «неприемлемых» с позиции воспитываемых с детства человеколюбивых «ценностей» и морали?

Хищники убивают свои жертвы не потому, что они «злые», а потому, что жизнь в целом устроена в этом мире не по человеческому «хотению», а по большим «законам» природы. Человеческие эмоции, мысли и поступки часто в корне не согласуются с этими законами, и потому многое вокруг кажется «злом» и даже вызывает «ужас».

Но люди уже оправдывают и защищают хищников, перестают убивать змей на дороге только потому, что они вызвали у них страх, поэтому можно допустить, что в жизни имеются такие «можно» или «надо», которые люди пока не поняли, но о чем, возможно, догадываются и стыдливо умалчивают. А именно, о необходимой порой жестокости, жертвах и смерти миллионов, до десятков процентов от численности населения, как это бывает в природные эпидемии. Плюс тяготы и несчастья для остальных – и все это ради выживания и движения народа вперед, а не увядания и скорой гибели от рук соседних «хищников» – государств и народов тоже вовсе не «злых», а лишь действующих по общим для жизни устремлениям и инстинктам. О «сытости», «счастье» и «комфорте» речь не может идти, когда под угрозой оказывается жизнь. Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Только в этом ее цель и доступный нам смысл.

Спросите себя, расстались бы вы сейчас со своей бесценной жизнью, или согласились бы не родиться и никогда не жить в обмен на несбыточную, но лучшую долю для тех, кто сгинул в сталинских лагерях и на фронтах всех наших войн? Если согласились, то надо согласиться и с неизбежным исчезновением России с карты мира, и населяющих ее народов из истории.

История этноса непоколебима и тверда как утес, другой она не могла состояться. Ее жизнь сумела реализоваться вопреки всем угрозам и трудностям. Поэтому она всегда истинна, единственно верна и оправдана несмотря ни на что. Живущие ныне – лишь острие, кончик копья, летящего из прошлого. Нам заметен лишь его непрерываемый полет к неведомой цели, об остальном не дано знать. Ничто, никакие враги не должны помешать лететь этому копью к цели. Поэтому «счастье», «комфорт», даже людская «справедливость» неприменимы к нему и к его полету. Средства для поддержания движения этого копья в неведомое будущее лежат «за гранью добра и зла», как выразился философ.

Преследуемая ящерица, сбрасывает и жертвует хищнику свой хвост, который вскоре отрастает у нее вновь. Сами люди в давние времена перед угрозой голодной смерти убивали собственных малых детей, а часто и съедали их, чтобы уменьшить число голодных ртов и спасти остальных. Потому что эти «остальные» только так получат шанс возродить род. Опасность для жизни, как отдельным людям, так и всему этносу, вызывает готовность и способность к чрезвычайным мерам – неведомым, немыслимым и «ужасным» в обычных условиях. Только превозмогая ужас, людской род успешно продолжает свой путь, умножаясь и «развиваясь».

Каждый этнос в своем стремлении к жизнестойкости внутренне организуется и укрепляет себя. Рождающиеся в этносе пассионарии первыми идут на риски инициации необходимых социальных преобразований, что затем происходят в результате народных восстаний или дворцовых переворотов, когда достигается «критическая» масса народного недовольства. Современный политический строй невозможно улучшить по существу, заменяя лишь самые негодные части или детали. Это живой человеческий организм. Нельзя изъять из него все «плохое» и оставить или добавить только «хорошее». Плохая или хорошая, но это сложившаяся, сросшаяся структура. Это как сидя на стуле, пытаться заменить на нем одну ножку. Надо либо все переворачивать, неминуемо проходя через разброд и развал, или, если не хватает решимости, ничего не трогать и оставаться сидеть на месте, в «застое». Такой переворот «стула» и развал случился в России в 1917 году, подобное произошло и в 1991 году.

14. От могущества к краху

Смерть Сталина в 1953 году обозначила конец эпохе перерождения России. Новый народ, новый русский этнос не только был успешно рожден и воспитан, но прошел и жесточайшее испытание на стойкость, сопротивляемость и силу Великой Отечественной войной.

Власть над громадной страной после Сталина перешла к пятерке его ближайших соратников, товарищей по работе в Совете Министров и ЦК партии. Это были эффективные организаторы, люди большой трудоспособности – иных бы Сталин к себе не приблизил, – но они были лишь исполнители, никогда не имевшие собственных целей, кроме личного влияния и власти. Самостоятельных и убежденных в своей правоте людей, пассионариев, Сталин около себя не держал – опасался. Он всегда настороженно следил за группировками, возникающими между его ближайшими соратниками в их борьбе за влияние. Такой отрицательный отбор, проводимый Сталиным десятилетия, вырастил элиту отличных исполнителей, но не талантливых личностей.

Эпоха подлинных пассинариев, рисковавших жизнью в революционной борьбе ради идей, терявших позже жизнь при сталинских репрессиях, закончилась в России. На несколько десятилетий самоотверженное следование идеалам и убеждениям, чем бы они позже ни оборачивались и какие бы жертвы народу ни несли, прекратилось. Наступила глухая пора правления малообразованной партийной номенклатуры, лишенной высоких устремлений и способности глубоко самостоятельно мыслить, готовой только к бездумному повторению мертвеющих коммунистических догм, уповая на чудо «великих» ленинских истин, способных и далее вести страну, удерживая от неминуемого коллапса. Искренность и убедительная сила былых партийных призывов к народу стала замещаться бездарными идеологическими шаблонами.

Если придерживаться мнения Льва Гумилева, что пассионарность есть наследственное качество, то сталинские чистки и репрессии 30-х годов, погубившие миллионы соотечественников, повредили генофонд партии большевиков, то есть целое поколение управляющей элиты. Репрессии 30-х годов в процентном отношении ударили сильнее всего по верхам, управленцам и армии. Были расстреляны или сгинули в лагерях почти все «старые большевики» из окружения Ленина, с кем он начинал строить новую страну. Погибло большинство соратников самого Сталина, с кем тот поднимал страну «на дыбы» в 20-х, тот самый «сталинский призыв» в партию, который он использовал, чтобы разбавить партийный контингент новым членами, ставшими затем верными лично ему, не знавшими подлинной революционной истории. В живых остались, в основном, услужливые, недалекие, умеющие скрывать подлинные мысли и чувства ради сохранения должности и жизни. Пассионарии нового этноса «Homo soveticus» в верхах, в партийной элите, понесли большие потери в Отечественную войну и после победы. Однако советский этнос уже родился, и только набирался сил, не ведая, разумеется, что в действительности происходило в верхах,

В то время, как страны, разгромленные Россией и ее союзниками в недавней войне – Германия, Япония, – через десять лет уже восстановились, и в них начался бурный рост благосостояния, СССР по-прежнему жил на полуголодном карточном пайке, потребительские товары производись в минимальном количестве и в нищенском ассортименте. Сельское хозяйство – коллективное, принудительное, как всегда лишенное стимулов к труду, – хронически не способно было накормить страну.

Идеологи партии, чтобы воодушевить народ на новые «трудовые подвиги», ухватились за новую идею принять и утвердить в народе «Моральный кодекс строителя коммунизма». Кодекс преследовал прежнюю утопическую цель воспитания «прогрессивного» человека: «сознательного и активного борца за коммунизм, всесторонне развитого, нового человека, свободного от пороков и пережитков старого общества». Моральный кодекс, должен был стать «Евангелием» новой веры и нравственности, регламентацией новых стереотипов поведения нового этноса, всего, что отстаивали пассионарии еще ленинского времени.

Новый «почин» был с воодушевлением поддержан партийными и комсомольскими функционерами от идеологии. На улицах советских городов, на крышах домов появились красочные плакаты и кумачовые лозунги с «выводами» из Кодекса и его моральными требованиями:

«Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест».

«Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов».

«Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного».

«Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат».

«Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

«Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни».

«Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни».

Это хорошие и правильные принципы, вечно притягательные для человечества: христианство проповедовало подобное более двух тысяч лет. Но в религии главное – это вера. Верой достигается сплоченность и готовность идти на любые подвиги. Однако в послевоенном СССР веры не осталось ни во что. Ни в громогласно по-прежнему провозглашаемые коммунистические идеалы, ни в справедливость и законность диктата единственной в стране партии – коммунистической, ни в руководство страны, избранное не народом, а неведомо кем. Народ потерял в большинстве также и религиозную веру – из-за многолетней сталинской антирелигиозной пропаганды, репрессий против священнослужителей, закрытия и разрушения церквей. Всякая вера, как и тесно связанная с ней пассионарность, политическая «страстность», ушла не только из народа. Первой она покинула власти страны, руководящую и культурную ее элиту.

Если большинство случаев упадка, разложения или гибели этносов происходило в истории из-за агрессии внешних врагов, из-за климатических изменений (например, после засухи: майя, ацтеки), или ландшафтных катастроф (извержение вулкана: минойцы), то советский этнос неожиданно споткнулся вскоре после Великой Отечественной войны из-за дефекта его собственного идеологического фундамента. Идеологические «табу» на частное предпринимательство и связанную с ним «эксплуатацию человека человеком» жестоко и бездумно «оскопило» русский этнос в отношении естественных возможностей развития. Это выбило из-под народа естественные стимулы свободного, раскрепощенного труда, и как следствие вызвало торможение промышленного и аграрного развития.

В ускоренной индустриализации страны с 20-х вплоть до начала 50-х годов, промышленность страны опиралась на простейшие технические решения. Успехи первых пятилеток в восстановлении после разрухи и в наращивании промышленного и военного могущества связаны были в основном со строительством и запуском в работу базовых отраслей, отсутствующих или находящихся в зачаточном состоянии в дореволюционной России. Это тяжелая промышленность, металлургия, энергетика, транспортная система и т.п. Научные, технические и проектные основы этих отраслей были заложены еще до революции, и еще не требовали существенного развития. Более современные технологии, как автомобилестроение, были приобретены за валюту у передовых стран Запада. Для полуголодной, разрушенной и ослабшей страны это казалось более чем достаточно. Все были рады и этим первым успехам, готовы были мириться и с жалким выбором и качеством товаров на прилавках, к которым надо было еще начала пробиться, выстаивая длинные очереди. Тем более, что никто не видел зарубежных аналогов и не мог ничего сравнивать. Однако военная техника, благодаря природной смекалке народа, требованиям военной «приемки» и жестокими наказаниями за брак получалась хотя и «без затей», но в основном крепкой, простой и надежной.