Записки инженера. Шесть вопросов. План жизни с конца. Выращивание себя. Выращивание Родины. Сказки из физики

Написали мы как-то простую программку, по которой компьютер мог «определять» ценность литературного произведения. Программа оценивала не субъективную «художественную ценность», которая дело вкуса и развития (или неразвитости) софта в голове. Программа определяла прагматическую ценность произведения, книги, высказывания:

– Для чего эта информация?

– Какие жизненные, технические, природные процессы описаны?

– Как это можно в жизни применить?

– Чему эта информация учит? На всем жизненном пути?

– Что эта информация дает читателям в любой ситуации?

Программа давала текстам баллы по названным параметрам, потом считала сумму.

Сначала мы прогоняли через «Тестер» классику.

Не стану писать про результаты, полученные великими авторами великих книг. Результаты были от «не очень» до «очень не очень». Даже страшно стало.

«Справочник домашнего умельца» резко вышел вперед. Это было предсказуемо.

В номинации «Применимость для любой ситуации» с громадным отрывом победила записанная выше жемчужина от Дмитрия Быкова. Попробуйте сами родить подобную мудрость.

Программа «Тестер», встроенная в Google, позволит давать оценку информации по ее смыслу, по значимости, по новизне, применимости в жизни людей, а не только по количеству ссылок. Вот вам тема заявки на стартап.

14. Спецоперация «Мастер и Маргарита»

Пишу по памяти смесь того, что Август Вулис рассказывал нам позже у костра, и выборки из оригинального текста Давида Эйдельмана об этой истории (https://davidaidelman.livejournal.com/1015828.html).

В мои детские годы я знал Августа Вулиса с другой стороны. Вулис был молодым, стройным, загорелым. Водил по нашим предгорьям группы студентов. Мы встречались на стоянках, пересекались на тропах. История про «Мастера и Маргариту» развивалась в параллельном, неизвестном мне тогда мире.

…Вулис был ташкентским аспирантом, который выбрал темой диссертации советский сатирический роман 30-х годов и искал материал. Он прочитал фельетоны Булгакова. Прочел «Роковые яйца». И подумал, что Булгаков (предположительно) мог написать и сатирический роман.

Вулису стало известно, что вдова писателя еще жива. Он отыскал ее номер и позвонил.

– Добрый день… Я ташкентский литературовед… Только что познакомился с повестью… «Роковые яйца». Судя по этому произведению, Булгаков тоже, как и авторы «Золотого теленка», – талантливый писатель, хотя, понимаю, моя оценка может показаться вам преувеличенной. И вот мне сдается, что после Булгакова должны были остаться интересные рукописи…

Елена Сергеевна уточнила для себя:

– Скажите, пожалуйста, вы состоите в Союзе писателей?

– Состою. Два года назад принят, – ответил Вулис с гордостью.

– Значит, вы состоите членом Союза… Может быть, вы один из тех, кто ровно ничего не делает, чтобы воздать должное памяти великого русского писателя Булгакова. Не печатает сочинений Михаила Афанасьевича…

Вулис пробормотал извинения, а отказ принять его воспринял как должное.

Потом позвонил еще раз. Елена Сергеевна отнеслась к нему с недоверием, видимо приняв за кагэбэшного осведомителя, и строго сказала, что Булгаков сатирических романов не писал, только философские.

Елена Сергеевна, которую считают прообразом Маргариты, которая сама себя иногда называла Маргаритой, много раз пыталась пробить роман. Она заводила нужные знакомства, спала с нужными людьми, имела роман с самим Фадеевым, но роман не продвинулся ни на миллиметр к публикации.

Она работала машинисткой, брала халтуру на дом, пыталась зарабатывать переводами. Она боялась, что роман выкрадет КГБ; она опасалась, что если кто-нибудь скопирует роман или хотя бы главу из него, то это могут издать за границей, а у всех была на памяти история с нелегально изданным романом «Доктор Живаго» Пастернака. Елена Михайловна знала, что нет никакого шанса, что роман опубликуют в СССР.

С Вулисом встретилась неохотно. Сначала на лестничной клетке. Он попытался наладить общение. Но до рукописи романа «Мастер и Маргарита» она его сразу не допустила.

Позже сказала:

– Это я должна спросить у Миши…

В следующий визит Вулиса она вручила ему рукопись.

– Миша разрешил.

Но читать разрешила только в ее квартире. Ежедневно перед выходом Вулис показывал ей собственные записи, чтобы, не дай бог, в них не было какого-нибудь цельного фрагмента. Пару раз она закатывала скандалы, когда ей казалось, что цитаты слишком большие.

Потом они начали обсуждать. Вулису роман понравился. Он стал читать другие произведения. Предложил попытаться издать что-то в Ташкенте.

В Ташкент Вулис возвратился, везя в портфеле несколько неизданных произведений Михаила Афанасьевича Булгакова. «Записки покойника» он отнес в журнал «Звезда Востока», пьесу «Иван Васильевич» – в местный театр. То была уникальная эпоха первоизданий. Воспользовавшись «оттепелью», оставшиеся в живых родственники доставали из сундуков уцелевшие произведения своих запрещенных, посаженных, расстрелянных отцов, матерей, братьев.

Зачастую провинциальные журналы оказывались смелее столичных и решались публиковать то, что в Москве и Ленинграде не проходило. Но и журнал, и театр в Ташкенте от Булгакова отказались. Очень трудно признать руку мастера, если об авторе неизвестно точно, что он Мастер, а под произведением не висит соответствующего ярлыка, гласящего, что это шедевр.

Впервые «Мастер и Маргарита» упомянут в кандидатской диссертации Вулиса. Август Вулис был человеком, который рассказывал о романе всем знакомым, водил к Елене Сергеевне людей, чтобы они прочитали рукопись. Содержание романа было изложено в диссертации очень подробно. И он, и Елена Сергеевна посчитали это необходимым именно потому, что роман оставался неопубликованным. На основе диссертации была издана литературоведческая монография. Книжка Вулиса печаталась в Ташкенте, и когда ее доставили в Москву, он поспешил на Суворовский бульвар.

– Это чудо! – восклицала Елена Сергеевна. – Это просто чудо! Это все штуки Воланда!

То, что Вулис был простым советским человеком из Ташкента, а не эстетом, снобом и литературным гурманом – это счастливый факт в литературной судьбе «Мастера и Маргариты».

Позже, когда поднятая Вулисом волна уже привела к напечатанию «Театрального романа» Булгакова в журнале «Новый мир», Елена Сергеевна стала чаще пускать к себе людей ознакомиться с книгой. В частности, прочли роман и «ахматовские юнцы», молодые поэты. Никому из них, включая Бродского, книга не понравилась.

Ахматова называла Булгакову «образцовой вдовой», то есть делавшей для сбережения и утверждения памяти мужа все, что было в ее силах. Ахматова рассказывала о преданности этой молодой, красивой, избалованной женщины полуопальному, а потом смертельно больному мужу.

Ахматова говорила:

– Ладно, что она его вдова, но вам хоть понятно, что она Маргарита?

Ташкент не был для Анны Андреевны чужим. С 41-го по 44-й год она написала в нашем городе многие замечательные строки. Анна Ахматова, Константин Симонов, великий князь Николай Константинович Романов и другие – это часть истории и культуры Ташкента.

Роман Булгакова напечатать было бы нельзя, если бы не еще одно обстоятельство, связанное с Ташкентом. В 1958 году Константин Симонов был снят с должности редактора «Нового мира» и отправлен в Узбекистан собственным корреспондентом «Правды» по Средней Азии.

В Узбекистане к автору «Жди меня» относились как к живому богу, сброшенному с Олимпа на грешную землю. «Божество» было очень доступным и компанейским.

– Когда есть Ташкент, – мрачно, но с мужественным достоинством шутил Симонов, – незачем уезжать на семь лет в Круассе, чтобы написать «Мадам Бовари».

В Ташкенте Симонов писал «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются». И охотно дружил с молодыми журналистами. Среди которых был и Вулис. Вулис пригласил Симонова на защиту своей диссертации. Самого! Все были поражены. Неприятно поражены.

Симонов пришел на защиту провинциальной диссертации, появившись в зале ровно за минуту до начала процедуры. Константин Михайлович во время обсуждения попросил слова и своим раскатисто-картавым говором произнес какие-то ободряющие слова, дал нужные советы и напутствовал храброго исследователя.

К чести Симонова надо сказать, что друзей своих он не забыл и когда его вернули в Москву. Симонов заинтересовался, прочитал роман «Мастер и Маргарита» и стал его горячим поклонником. Так постепенно создавалась общественная атмосфера принятия романа. Становилось все более необъяснимо, почему произведение, о котором все кругом говорят, не печатается до сих пор. Стали выходить другие произведения Булгакова. Вышел том драматургии. Сама Елена Сергеевна стала получать заказы из издательств на переводы с французского.

И наступил день, когда Вулису передали: «Свяжитесь с Поповкиным. Он хочет с вами переговорить». Поповкин возглавлял журнал «Москва». «Толстый» журнал – он был, как бы это сказать, не первого класса. Негласно приравнен к «местным» – региональным, провинциальным «толстым» журналам, вроде той же «Звезды Востока», «Литературной Молдавии» или «Байкала». Поповкин решил печатать «Мастера и Маргариту». Он прочитал монографию Вулиса, которую энтузиасты подсовывали всем кому можно. В монографии Булгаков был «о-го-го» каким советским. Вулису заказали предисловие.

Телефонная будка, в которой Август-Авраам Вулис обсуждал возможное издание романа, показалась ему сказочной каретой, мчащейся в те дали, где в вечном покое пребывают Мастер и его возлюбленная.

По неписаным правилам того времени подобные публикации должны были обставляться предисловиями, или послесловиями, или идеологически правильными комментариями. Делалось это с целью не столько просветить читателя, сколько притупить бдительность недоверчивых чиновников из ЦК КПСС. Читателю, дескать, будет разъяснено, что роман «Мастер и Маргарита» не «против советской власти», а «о другом». Вулис прекрасно понял, чего от него хотят.

Дальше начался финальный этап битвы за роман. Было намерение дать в журнале лишь первую, менее сложную часть романа, оправдав сокращение формой подачи: из архивных материалов. Было решено, что предисловие Вулиса будет послесловием, а представить читателям журнала Булгакова должен «генерал» Константин Симонов.

Симонов – это все-таки сила, и в глазах цековских работников его имя звучит убедительно.

– А ваше предисловие, – сказал Поповкин, чтобы как-то утешить Вулиса, – мы дадим как послесловие.

Редакция решила первую часть романа выпустить в одиннадцатом номере журнала за 1966 год. Тактика: напечатать, залечь и обождать. Поглядеть на реакцию начальства. И, если все сойдет благополучно, окончание романа дать в первом номере за 1967 год.

Ну а если реакция будет неблагоприятной? И вторую часть романа опубликовать не удастся? Тогда послесловие Вулиса тоже не увидит света и труд его пропадет втуне? Вроде бы неловко перед ним… И на редколлегии было принято соломоново решение: первую часть романа «обложить» и предисловием, и послесловием!

Вот, собственно, и всё. Так появился в печати «Мастер и Маргарита». Роман вышел с огромными купюрами, цензурными исправлениями и искажениями. При публикации романа в журнале «Москва» Е. С. Булгакова подписала все купюры. Это был совет К. М. Симонова: главное – выпустить роман в свет, в любом виде.

А потом роман был полностью передан для публикации за границу через советское акционерное общество «Международная книга».

«Роман о Понтии Пилате.

Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.

– О чем, о чем? О ком? – заговорил Воланд, перестав смеяться. – Вот теперь?

– Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть. – Воланд протянул руку ладонью кверху.

– Я, к сожалению, не могу этого сделать, – ответил Мастер, – потому что я сжег его в печке.

– Простите, не поверю, – ответил Воланд, – этого быть не может. Рукописи не горят. – Он повернулся к Бегемоту и сказал: – Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:

– Вот она, рукопись!»

Такие истории можно было услышать в те времена у костра в Чимгане. Женя Егоров пел тогда задушевную китайскую песню «Лишь солнце восходит над речкой Хуанхэ…», которая Августу-Аврааму Вулису очень понравилась.

15. Мой отец

Как подступиться к этому рассказу, я не знал. Основу дал Курт Воннегут своей книгой «Колыбель для кошки», которую я купил в третий уже раз в Питере, в Доме книги. Эту книгу после предыдущих прочтений я знал почти дословно, но нужно было прочитать еще раз сейчас, чтобы рассказ о моем отце и моей семье стронулся с мертвой точки.

По сути, мой отец прожил жизнь подобно одному из создателей атомной бомбы, лауреату Нобелевской премии Феликсу Хонникеру, описанному Воннегутом. Много схожего есть в том, как живут такие очень способные люди. Их специализированный мощный мозг живет своей жизнью, стремится заниматься только тем, для чего природа этот мозг создала. Задает основной вектор поведения человека, в теле которого мозг сидит и чьей кровью снабжается. Не отвлекаясь на окружающий мир, членов семьи, жену, детей.

Моя семья вообще имеет много схожего с семьей Феликса Хонникера. Например, моя мама-красавица выбрала отца сама, по острому желанию, не осознанному тогда, быть рядом с этой звездой. Мама предпочла отца многим достойнейшим обычным мужчинам. Красавица жена Феликса Хонникера поступила точно так же, говоря: «Он видит звезды».

Мой отец, так же как Феликс Хонникер, мало интересовался жизнью своей жены, равно как и мной, равно как и жизнью своей мамы – моей бабушки Сары. Мозг его был занят более важным.

Мой любимый и очень мною желанный брат Боренька умер за два года до моего рождения от белокровия. На могилу Бореньки никто не ходил. Ее нашла через много лет моя первая жена Тамара. Ей было не все равно.

За всю жизнь отец сказал мне только две фразы. Именно мне, не абстрактно.

Первая фраза: «Никогда не видел студента-физика, который бы практически не занимался». Это было правдой. Занимался я только в сессию. Почему-то не было ни разу пересдачи экзаменов. Итоговый средний балл по всем отметкам 4,5 был для меня полной неожиданностью, ждал я что-то около тройки.

Вторая фраза: «Я им помогаю, не тебе». Отец говорил о том, что он, помогая финансово моей семье, живущей с тремя детьми на одну мою зарплату, семье, выплачивающей при этом кредит за кооператив, помогает не мне, а моим детям.

Дело в том, как работал мозг моего отца. Мозг работал в узкой зоне своих интересов, за пределами которой он знал мало, плохо ориентировался. Мозг улетал далеко в небо, в хрустальные абстрактные дали. Земля, живые ее обитатели – это было вне зоны его интересов, в этом мозг не ориентировался.

Вероятно, не каждый из вас знает, что такое мощный специализированный мозг. Опишу на примерах. Отец преподавал среди прочего и формальную логику. К ней примыкает математическая логика, наполненная уже математическими значками.

Какую-нибудь сложную задачку на логику я с трудом решал за час, или за два, или за день. Шел к отцу. Решение задачи выходило из его рта через секунду после того, как я пять минут рассказывал условия задачи. Такие дела. Мозг отца по своей мощности в тысячи раз превышал тот, который был установлен у меня в черепе.

Последние 20 лет отец писал книгу о теории отражения. О том, как наш мозг отражает окружающий мир, какие при этом есть особенности. О влиянии субъекта на объект в духе теории относительности и т. п. Опубликовать эту книгу, которую никто или мало кто понимал, было моим желанием, но сначала я хотел прочесть и понять ее сам.

Было много безуспешных попыток. Объема моего мозга хватало примерно на одну-полторы страницы. Затем срабатывала система защиты от перегрева, и меня охватывал крепкий здоровый сон. Корм (текст) был не для этого убогого Конька-Горбунка (меня).

Много позже Роберт Пенроуз написал подобную книгу – «Новый ум короля», идя к устройству мозга начиная от основ математики и квантовой механики. У Пенроуза было много картинок, мой мозг мог за них зацепиться, и я прочел книгу, в общем-то, до конца.

Иногда в компаниях я задаю моим собутыльникам простые задачки. Например, задачку про кирпич: на одной чашке весов лежит кирпич, а на второй – гирька 1 кг + полкирпича. Весы в равновесии. Сколько весит кирпич? Все просто и безобидно.

Собутыльники делятся в решении задачи на три сплоченные группы:

– первая сразу говорит – 2 кг;

– вторая пишет алгебраическое уравнение, и так приходит к ответу – 2 кг;

– третья, подумав, говорит – 1,5 кг. С решения 1,5 кг их не переубедить никакими силами, ни в этот вечер, ни за месяц, ни за два.

Мой отец был убежден в ответе 1,5 кг. В чем тут дело?

Дело в том, что у нас в мозгу формируется определенный софт, у каждого свой. Например, у вас в голове установлен Word, а задача расчетная и требуется Excel. Вам задачу не решить. Или у вас в голове установлен Excel, а нужно нарисовать картинку и требуется Paint. Вам не нарисовать хорошую картинку, используя Excel. И так у всех. Так же и за пределами стандартного пакета Microsoft Office. В реальной жизни все еще сложнее.

Такой взгляд на вещи подобен религии, которая примиряет людей. Если вас не понимает жена, это не значит, что она глупая, плохая или вас не любит. Или наоборот. Просто у нее в мозгу другой софт. Не такой, как у вас. Не нужно давать оценки или обижаться.

Если к этому добавить понимание, что и у вас в черепе процессор «не первой свежести», софт сбоит, часто «зависает», то яснее будет ваша роль в событиях. Это успокаивает. Такой взгляд подходит, если вы хотите понять ваших друзей, подчиненных, правительство. Универсальный взгляд на вещи.

Поэтому я люблю моего отца – такого, как он есть. После его смерти я обмыл и переодел его сам. Сидел около него всю ночь. Было ясное чувство, что он здесь, никуда не ушел. Утром это чувство исчезло. Отец ушел на другую сторону мира.

16. Бомжевание

Мои прадеды по отцу – с Бреста, только с западной стороны. Там много цыган. Уральский прапрадед со стороны мамы женился на купчихе, любил погулять и сумел промотать женино состояние в короткие сроки. К революции они пришли обычными крестьянами.

Гулящая кровь предков ударила мне в голову первый раз в два года. Уйдя со двора, я увидел удивительные вещи. Гигантского гуся, который был выше меня. Его укусила собака, на боку была кровь. Эту собаку я тоже увидел, еще более громадную, белого цвета, со свисающими ушами. Какой-то дядя – десяти лет от роду – лепил из куска пластилина полый корабль, который не тонул. Испытания мы проводили в большой широкой бочке. Это было обычное ведро. Спал я тогда в цинковом корыте – накапливал опыт.

С тех пор все, что я помню, происходит в пути – при бомжевании. От этого и альпинизм: вылезешь на гребень – и перед тобой новый мир до горизонта.

Это передалось детям. Алеша ушел из детсада в четыре года и сам через много часов пришел домой – точно знал, куда идти, не плутал. Вот только ума спросить у него, что он видел в путешествии, у родителей не хватило. Милиция на ушах стояла.

Встретился с Раей, любимой моей, в поселке Бологое, переночевали в стогу, гулящая кровь повела меня прочь, вдоль побережья Балтийского моря. Шел, на горизонте показывались тучи, они приближались, проливались дождем, я шел дальше на юг. Так много дней. Зарывал одежду, вешал очки на плавки и уплывал в море, к рыболовным судам и их опасным для пловца сетям. Земля скрывалась за горизонтом; ориентируясь по солнцу, снова находил сушу. Был тогда как рыба, мог и хотел в море остаться.

Бомжам почти не нужно еды и не нужен ночлег – в летнее время. В садах многое растет. Познание мира не прекратилось и позже – во время работы. Тысячи километров пути на скромные командировочные.

Ночевать на вокзалах – дело полезное. В отеле вы ничего нового не узнаете. Стены номера отгораживают вас от мира. Самолет из Ташкента прилетает в Свердловск вечером, а поезд в Ревду идет утром. В Свердловске красивый вокзал, там я провел много прекрасных ночей. Вокруг тебя ходят люди, в каждом свой особый мир. Сидишь и смотришь, как в кино. Спать я уходил на дальние лавки в углу.

Просыпаюсь и вижу, что заснул на чужой территории. Там, где собираются нищие после трудового дня. В их жизни не до понтов, меня они не трогали и не гнали. Спит – ну и пусть. Они были немолоды. Копейки медные свои считают, за день сидения на холоде набранные. Разговоры: «Дай воды попить, я верну… К врачу ходила… В баню ходила…» Лекарства – сразу медяки посчитают, горстью отдают тому, у кого медикамент взяли. Каждый кушает аккуратно свой небольшой кусочек еды, крошки не роняют. «Дай хлебушка – я отдам». Знают, что отдаст, иначе не выживешь. Тебе в крайней нужде другие нищие верить должны. Не матерятся, тихо говорят, без эмоций. Тихий у них там мир, на самом низу, правильный мир, без обмана, без водки. А может, и не внизу этот мир, а в чем-то наверху, кто знает? Было мне чему у них поучиться.

В перестройку женщины оказались поживее, поактивнее – приняли удар по семье на себя. Учительницы, музыкантши, научные сотрудницы пошли в «челноки», в ИП, на базары. Встали там у прилавков в дождь или в мороз, не дожидаясь, когда «жизнь сама наладится». Их мужья часто паразитировали на женах, или спились, или исчезли.

Пробовали деньги у незнакомых людей просить? Мне приходилось. Попробуйте – много нового узнаете о мире и о себе. Шире станет душа, свободнее, когда край мира увидите и на нем посидите.

Пробовали на толкучке торговать? Тряпьем. Лучше, если не ворованным. Это вам не доклады на конференциях зачитывать. Попробуйте – хорошая к жизни подготовка, чашки в голове ровно встанут – без зауми. Зуленьку родную мою лучше будете понимать.

Иногда я вижу братьев по крови в Непале, Германии, Франции. У них спокойные, счастливые лица. Сезонные пути миграции. В Париже бомжи – люди свободного мира – собираются зимой. Через вытяжные решетки вентиляции метро днем и ночью идет теплый воздух. Это люксовые места, хоть и под открытым небом. Бомонд лежит там, как тюлени на лежбище. Другие прижимаются к домам – там теплее.

В российских теплоцентралях я не спал, но, говорят, там тоже уютно. В путь вещей не беру. Законы стран не для тех, у кого ничего нет.

17. Развилки

Мозг мой живет своей жизнью, контролирует тело, как машину, следит, чтобы не перегревалась и т. п., поэтому со мной обычно ничего не случается. Так было всегда.

Мозг многое замечает, сам по себе, без моей воли, многое запоминает, например лица. Тексты, которые пишу, – неясно, откуда они.

Мозг замечает ненормальное вокруг, например воров в транспорте. Тело потом что-то говорит, ввязывается в неприятности. Но это всё явления, которым есть объяснение.

Ниже несколько последовательностей событий, фактов, отмеченных мозгом, для которых у него не нашлось объяснения. Хотя мозг искал это объяснение.

История 1

Событие 1. В автобусе по пути к самолету я заметил женщину; мы стояли в конце автобуса, обратил внимание на руки – руки для меня показатель. Руки были сильные, это не вязалось с хрупкой ее фигурой. Такие бывают у скалолазов, я бредил тогда отсутствием равного партнера.

Событие 2. В самолете места наши оказались рядом. Мы проговорили взахлеб весь полет и разъехались по делам в Москве. Просто «случайная» встреча в самолете.

Событие 3. В Москве я ездил за город, договорился о том, что сына – Олега – возьмут в лагерь на лето, возвращался обратно. На перроне далеко от Москвы стояла эта же женщина. Мы проговорили все время в электричке. Я с двойственным чувством попросил номер ее телефона в Москве. Не был готов к развилке в судьбе. Не звонил или не дозвонился, не помню.

Событие 4. Через пару недель я вез на велосипеде длиннющую доску с лесосклада. Хотел укрепить лежанку, на которой спал отец. На повороте с Мукими на Пионерскую стояла эта же женщина, словно ждала меня, и смотрела мне в прямо глаза.

Случайность таких событий маловероятна. Мозг это отметил. К развилке в судьбе я не был тогда готов. Было несколько цепочек событий такого же рода.

История 2

Путь в будущее был размыт. Единственное, что я хотел, уйти – к Алеше. Это было запрещено «правилами последовательности ухода».