Антонов. Последний пожар

А в это время Шурка тайно объявился в Кирсановском уезде. Перед самым эксом Антонов решил посетить своих родных. Когда ведь потом случай представится?

Ненастной октябрьской ночью в кирсановском доме Степана Гавриловича раздался осторожный стук в окно.

– Кто там так поздно бродит? – проворчал старший Антонов, отдёрнув занавеску и всматриваясь в темноту.

– Отец, я это. Сашка, – негромко ответил Александр.

– Сын? Приехал! – радостно воскликнул Степан Гаврилович и заторопился отпирать дверь.

– Тише, отец, не шуми.

– Понятно. Опять война, – расстроенно вымолвил Степан Гаврилович. – Давай, проходи в горницу. Вовремя ты. Валентина с Анной на днях приехали. Повидаетесь.

Он запер вновь дверь, тщательно задёрнул занавески. Потом зажёг лампу и негромко крикнул в соседнюю комнату:

– Девки, вставайте. Шурка приехал. Димку разбудите.

А Димку и будить не надо было. Он радостно подбежал и обнял Александра.

– Ну, здравствуй, брат, – важно поприветствовал его Шурка. – Какой ты большой стал!

Из спальни вышли сёстры Валентина и Анна. Они давно не виделись с братом, поэтому тепло его расцеловали.

– Давайте, девочки, накройте на стол, – произнёс отец. Прошло уже несколько месяцев, как умерла его жена, и они хозяйничали вдвоём с Димкой.

Сёстры быстро собрали еду, поставили графин с водкой, и вот уже за столом завязалась беседа.

– Что же ты мать проводить не приехал? – упрекнула брата старшая сестра Валентина.

– Не мог, – вздохнул Александр. – Полиция меня ищет.

– А к нам надолго теперь? – спросил отец.

– Сегодня и уйду. Опасно мне здесь, – ответил Александр. – Что был я у вас – молчите. Не видел меня никто.

– Спрашивали тут про тебя, – продолжил Степан Гаврилович, раскуривая папиросу. – Говорят, стрелял ты в Тамбове.

– Было дело, отец. Нельзя теперь без этого. Борьба классов! – веско произнёс Александр.

– Какой ты стал взрослый, Сашка! – залюбовалась братом Валентина. – Мужчина. Только не надо стрелять. Не надо крови.

– Непутёвый ты, Сашка, – подхватила Анна за сестрой. – Нас забыл. Отца совсем не слушаешь. Не доведёт это до добра.

– Он молодец! – сердясь на сестёр, выкрикнул Димка. – Вы ничего не понимаете.

– Закудахтали, квочки, – недовольно произнёс Александр, одобрительно посмотрев на брата. И добавил: – Богу – богово…

Это было то немногое, что он запомнил в гимназии. Божий закон он не любил и на уроках откровенно скучал.

– Давайте лучше чай пить, – позвал детей старший Антонов.

– Отец, чем ты дальше планируешь заниматься? – спросил Александр.

– Я, Саша, в Инжавино переберусь. Здесь дела идут плохо, а там, говорят, слесарь нужен. Жить как-то надо, – рассудительно произнёс Степан Гаврилович. – А вот ты что думаешь делать? Всё бегать да честных людей грабить? Возьмись за ум, Сашка. Иди работать. Честный труд человека делает.

– А я, отец, уже давно человек! – гордо произнёс Шурка, как когда-то он заявил директору гимназии. – Много ты заработал? В одних штанах который год ходишь. Нет, мы эту власть сковырнём, а богатство поделим. Всем хватит.

– Ох, Саша, Саша, – запричитала Валентина. Рядом молчала и тяжело вздыхала Анна. В глубине души она была на стороне брата, сама в силу возможностей помогала эсерам. Но крови она не переносила, боялась. Да и Шурку жалко было.

А Димка, нетерпеливо заёрзав, вдруг попросил:

– Саша, возьми меня с собой.

– Придёт и твоё время, Дмитрий, – Антонов похлопал брата по плечу. – Подрастёшь и возьму.

– Разве я маленький? – возразил Дмитрий.

– Всему свой срок. Успеешь.

– Я тебе дам «возьми», – грозно прикрикнул на младшего Степан Гаврилович. – Ремнём-то вдоль спины.

Между тем время двигалось к рассвету, и Александру пора было уходить.

– Ты береги себя, Саша, – сказал на прощание Степан Гаврилович. – И помни: ты для меня всегда только «сын».

– Спасибо, отец, – произнёс Шурка, обнимая Степана Гавриловича. Потом он расцеловался с сёстрами и Димкой и скрылся в сереющем мареве утра.

Путь Шурки лежал в село Коноплянку, что расположено недалеко от Инжавино. Село было большим. Сюда иногда направляли политических ссыльных, чтобы они не разлагали общество в крупных городах. Поэтому они разлагали общество где придётся, то есть по всей России. К одному из них, Большакову Матвею, и шёл Шурка. Знакомая дорога лентой вилась по опустевшим полям, пересекала овраги и через рощицы бежала дальше. Было сыро, и Антонов зябко поёживался. Шёл быстро, так как день приближался.

В Коноплянке, укрывшись в большом бревенчатом доме от посторонних глаз, Антонов с Большаковым обсудил предстоящую операцию.

– Шурка, мне за честь провернуть с тобой дельце, – сказал Большаков, потирая ладони от удовольствия.

– Обожди радоваться, – остановил его Антонов. – Давай сначала кассу возьмём.

– С тобой возьмём! – Большаков был уверен в исходе дела. – Был я там на днях. Дверь лёгкая. Из охраны – один сторож старый. Не должно быть проблем. Вдвоём справимся.

– Нет, так не пойдёт, – возразил Шурка. – Должно быть пять человек. Внутрь втроём войдём, один у входной двери на стрёме останется, а один в стороне с лошадьми. Всё может случиться.

В вопросах грабежа Антонов был уже большим стратегом, выверял всё до мельчайших деталей.

– Есть у тебя люди на примете? – спросил он Большакова.

– Есть тут братья Фирсовы. К политике они отношения не имеют, а лёгкие деньги любят. Конокрады. Один из них, Лёнька, сидел уже.

– Такие подойдут, – одобрил Шурка кандидатуры. – Обо мне им лишнего не говори. Дадим рублей по пятьсот и в разбежку. Предупреди их сегодня, пусть лошадей приготовят. А завтра часов в шесть вечера тронем.

– Понял. Кто пятый?

– Ты Ишина из Калугино знаешь? – спросил Шурка.

– Немного.

– Я вызвал его, подъедет завтра. Ещё вопросы есть?

– Есть. Оружие будет? – это для Большакова было важно. С оружием он чувствовал себя увереннее.

– Есть два нагана. Этого хватит, – зевая широко открытым ртом, ответил Антонов.

Он не спал вторую ночь и сейчас буквально валился с ног. Перед эксом необходимо было как следует выспаться. Когда потом ещё придётся?

– Где тут можно вздремнуть? – спросил Шурка у хозяина.

Тот показал ему место, и Антонов, положив наган под подушку, заснул чутким сном. Большаков в это время направился к Фирсовым.

Около шести вечера вся банда была в сборе. Фирсовы привели верховых лошадей. Коротко поздоровавшись с братьями, Антонов изложил им суть дела. Подъехал Ишин, и они с Антоновым по-приятельски обнялись. Перекинувшись парой фраз, компания тронулась в путь.

Стемнело быстро, как темнеет обычно во второй половине осени. Небо было плотно затянуто тучами, что обещало успех предстоящему делу. Места эти коноплянские мужики знали хорошо, поэтому двигались не главной дорогой, а узкими тропами, чтобы не нарваться на случайных путников. Ехали молча к окраине Инжавино.

Недалеко от станции группа спешилась, и один из Фирсовых отвёл коней в овражек. Четверо бандитов уверенно направились к освещённому зданию вокзала.

– Иван, оставайся здесь, у дверей. В случае опасности стреляй, – Антонов был уверен в Ишине. Этот не подведёт и не убежит, бросив товарищей.

Несмотря на поздний час, в помещении оказалось несколько девушек, которые ожидали ночной поезд. Антонов, мгновенно оценив обстановку, грозно крикнул:

– Всем стоять! – и выхватил наган.

Испуганные девушки подняли руки вверх, непонимающе глядя на вошедших.

– Вяжи их, – скомандовал Шурка, и бандиты быстро уложили девушек лицом в пол и связали им за спиной руки.

На шум с заднего двора вошёл станционный сторож, но тотчас получил наганом по голове от Большакова. Оглушённого сторожа Фирсов связал и уложил возле пассажирок. Антонов, не мешкая, вошёл в комнатушку кассы.

– Деньги на стол! – закричал Шурка поднявшемуся из-за стола кассиру.

Ошалев от вида направленного на него нагана, кассир рухнул на пол и запричитал, обнимая ноги Антонова: «Пощади, голубчик!». Шурка не ожидал подобного поворота и немного опешил, а кассир продолжал:

– Ты деньги возьмёшь, а меня потом в тюрьму посадят. Скажут, что это я взял. Я – старый человек. У меня дети малые сиротами останутся.

– Мы есть идейные революционеры, боремся с властью, а простых граждан не обижаем, – ответил Шурка. – У меня самого отец старый.

– Вот и смилостивись, барин, напиши записку, что это ты деньги взял, – продолжал ныть кассир, размазывая по лицу слёзы.

Антонову стало противно от жалкого вида старика. Он поморщился и сказал:

– Ладно, напишу. Давай деньги. Живо!

Трясущимися руками кассир выложил деньги из конторки на стол.

– Эй, – крикнул Антонов в зал. – Один сюда. Второй там смотри.

– Иду, – донеслось из зала. В кассу вошёл Большаков и принялся считать деньги. Немного успокоенный сторож помогал ему раскладывать стопки с банкнотами, то и дело косясь на Шуркин пистолет.

– Господи, царица небесная. Господи, царица небесная, – время от времени приговаривал он.

– Готово, – произнёс Большаков, закончив считать. – Четыре тысячи триста шестьдесят два рубля восемьдесят пять копеек.

– Ого! Хороший улов, – довольно воскликнул Шурка и сгрёб деньги в мешок.

Потом он взял карандаш и на чистом листе бумаге неуверенным почерком написал: «Мы, члены партии социалистов-анархистов, изъяли в кассе станции Инжавино 4365 рублей 85 копеек».

– Вот тебе документ и ещё два восемьдесят пять за помощь, – сказал Антонов кассиру и повернулся к Большакову: – Вяжи его. Как бы тревогу не поднял.

Старик от страха упал в обморок. Матвей ловко связал его. В зале вокзала стояла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями девушек. Фирсов с важным видом расхаживал по комнате, поглядывая на лежащих пассажирок.

– Уходим, – прервал Шурка его сладострастные мысли. – Двери запри. Пусть отдохнут немного.

Большаков показал Фирсову увесистый мешок, и тот расплылся в улыбке:

– Вот это фарт!

Бандиты покинули вокзал и растворились в темноте ночи.

– Как прошло? – спросил Ишин Антонова на улице.

– Порядок, – ответил Антонов. – Богатые мы теперь.

Вскочив на лошадей, злоумышленники шагом, чтобы не шуметь, выехали за пределы Инжавино. Отъехав подальше, они остановились, и Антонов, как было условлено заранее, отсчитал подельникам их долю.

– Всё. Я ухожу. Вы меня не знаете. Коня оставлю в Красивке, потом заберёте. Сами затаитесь, не шумите, – дал Шурка указания на прощание.

– Если надо будет, мы опять пойдём на дело. Ты говори, – сказал Лёнька Фирсов. Такая лёгкость в изъятии денег ему понравилась.

– Удачи, Александр! – произнёс Большаков. – Надеюсь, свидимся ещё.

Пожав друг другу руки, бандиты разъехались.

– Проводи меня, Иван, – попросил Шурка Ишина.

Отъехав немного, они вновь остановились.

– Иван, я все деньги не возьму. Опасно это. Ты спрячь у себя получше. Тебя на вокзале не видели, не должна полиция пронюхать. А я пришлю человека, как понадобятся, – Шурка говорил негромко, поглядывая по сторонам.

– Не сомневайся даже. У дальних родственников в Трескино схороню. Если и придут ко мне с обыском, то ничего не найдут, – ответил Ишин.

– Вот и хорошо. Держи, – Антонов, отсчитав купюры, передал мешок Ишину.

– Куда ты теперь? – спросил тот.

– В Саратов надо. Дела там, – не стал всего рассказывать Шурка. – Ты не шуми тут пока. Мне деньги скоро понадобятся.

– Понял.

– Ну, пока, – попрощался Антонов.

– Удачи! – они обнялись и разъехались в разные стороны. Никто из них не думал, что встретиться им будет суждено ой как не скоро.

На следующий день Инжавинская полиция начала лихорадочные поиски преступников. Это было громкое резонансное преступление и злодеев требовалось найти, как говорится «кровь из носу». На помощь местным сыщикам для координации поисков из Тамбова прибыл начальник губернского следственного отдела Павел Петрович Дурново. Это был опытный сыскарь, и слава о его успехах расходилась далеко за пределы Тамбовской губернии. Был он уже не молод, но довольно энергичен. На гладко выбритой голове громоздились огромные очки, что придавало сыщику вид подозрительный и таинственный.

Павел Петрович первым делом опросил кассира и свидетелей, составив для себя картину преступления. Удобно расположившись в кабинете полицейского участка и попросив стакан крепкого чая, он стал обдумывать это дело. Что-то тут было знакомое. Павел Петрович начал перебирать в уме похожие преступления в регионе.

– Да- да, вполне может быть, – задумчиво пробормотал Дурново, вертя в руках странную записку, оставленную преступниками.

– Что вы сказали? – спросил его помощник, сидевший напротив и ожидавший указаний.

– Видите ли, голубчик, обычный уголовник никогда бы не оставил подобную улику.

– А вдруг это ложный след? – предположил помощник.

– Не будем и это сбрасывать со счетов. Но только вот совсем недавно был в Тамбове похожий случай. Взяли там контору купцов Федотовых. Весьма дерзкое преступление.

– Как же, слышал-с, – произнёс помощник.

– Весьма похоже, – продолжил Дурново. – Там по подозрению проходит некто Антонов по кличке «Шурка». Опасный тип. Ушёл от наших в облаве. Стрелял подлец.

– Об этом Шурке, ваше благородие, по городу легенды ходят. Прямо героем кличут.

– Доиграется этот герой, – Павел Петрович зло хлопнул рукой по столу. – Ты вот что. Пошли в Тамбов в управление за Шуркиной карточкой. Чую, он это.

– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил помощник и вышел из кабинета.

А Павел Петрович откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и погрузился в размышления. Он представлял, как государь вручит ему ещё один орден за поимку особо опасного преступника. В успехе он не сомневался.

На следующий день из Тамбова привезли фотокарточку Антонова, хранящуюся в уголовном деле.

– Он! Он это, разбойник, – причитал кассир станции, рассматривая предъявленную ему карточку. Старик всё ещё боялся, что украденные деньги повесят на него.

Остальные свидетели также уверенно опознали Антонова и описали двоих его подельников. На обратной стороне карточки была надпись, сделанная рукой Шурки. Сверив эту надпись и записку, Дурново пришёл к заключению, что они написаны одним почерком.

– Преступник установлен, господа, – громко оповестил полицейских Павел Петрович. – Антонов Александр Степанович, он же Шурка, он же Румяный, он же Фартовый. Член партии социалистов-революционеров, матёрый опасный преступник. Он родом из Кирсанова. Надо там пошерстить, вдруг объявится у родственников. Ещё проверьте Мучкап. Сестра у него там живёт, Анна. Подозрительная личность. Ещё в Пензе сестра есть. Отправьте туда ориентировку.

– Будет сделано, ваше благородие, – ответил помощник.

– Установите за ними наблюдение на всякий случай, – приказал Дурново. – И ещё: не мог он это провернуть без местных бандюков. В темноте ведь и заплутать легко. Опять же лошади, где они их взяли? Приехали на них? По описаниям проверьте шантрапу в округе. А там и к Шурке ниточка потянется.

Закрутилась полицейская машина. Через некоторое время Павлу Петровичу доложили, что напали на след преступников. По словесному портрету задержаны были братья Фирсовы, у которых при обыске нашли лишь незначительную часть денег. На допросе они признались, что участвовали в налёте, но подельников выдавать не стали. Лишь прижатые к стенке уликами они подтвердили, что руководил ими Антонов. Позже полиция напала на след Большакова, но тот успел скрыться и задержать его не удалось. В доме его при обыске нашли двести восемьдесят рублей и наган. Про Ишина полиция даже не подозревала. В Красивке нашли коня, оставленного Антоновым, но самого Александра там никто не видел.

– Опять, сволочь, ушёл, – думал сыщик Дурново, досадуя, что придётся на время отложить награждение. И государь, и орден растаяли в его сознании. – Ничего. Всё равно поймаю.

В Саратов Антонов прибыл на поезде. Взяв извозчика, он с вокзала отправился по известному ему адресу. Оказалось, что на той квартире уже живут незнакомые ему люди. Необходимо было срочно найти новое жильё. Александр поехал ещё по одному адресу, но и там хозяина не оказалось.

– Что-то здесь не так, – подумал Антонов. В городе у него было мало знакомых, а уже опускались сумерки. Нужен был ночлег.

Лишь по третьему адресу Шурка застал едва знакомого ему члена партии Бирюкова Ивана, который не принимал участия в боевых операциях, а работал с подпольной литературой. Но выбора у Шурки не было. От Бирюкова Антонов узнал, что, пока он отсутствовал, в Саратове были арестованы многие его однопартийцы. Кто-то выдал всё руководство Поволжского комитета эсеров. И, конечно, Антонов никак не мог подозревать, что человек, любезно приютивший его у себя, является тайным осведомителем полиции. Уже на другой день начальник Саратовского охранного отделения ротмистр Александр Павлович Мартынов читал докладную записку агента Бирюкова. Он сразу понял, что в сети попала крупная рыба, что «Осиновый» вновь объявился.

За подозреваемым установили наблюдение, стали прощупывать его связи. Требовалось установить личность Осинового. Спустя несколько дней из Тамбова пришла ориентировка. Всё указывало на то, что преступником является Антонов Александр Степанович, проходивший в Тамбове под кличками «Шурка» и «Румяный».

Мартынов отправил в Тамбов телеграмму об установлении местонахождения Шурки и приказал усилить наблюдение за ним. Ничего не подозревавший Антонов в это время нащупывал подходы к генералу Сандецкому, искал нужных людей. Он был твёрдо уверен, что выполнит поставленное задание и не подведёт партию. Аресты соратников его не остановили. Наоборот, он хотел доказать, что и сам может справиться с таким непростым делом. Даже о Софье он теперь вспоминал редко. Уверенный в девушке, Александр думал, что любовь может и подождать. Дело превыше всего. Но мог ли он тогда представить, что ждать им придётся мучительно долго?

Начальник Тамбовского полицейского управления Павел Петрович Дурново, получив телеграмму от Мартынова, сразу же выехал в Саратов, чтобы принять личное участие в поимке преступника. На вокзале его ожидал сам Мартынов. Они были старыми друзьями, когда-то вместе начинавшими полицейскую карьеру.

– Как доехал, Павел Петрович? – спросил ротмистр, тепло обнимая своего коллегу. – Рад встрече!

– Спасибо, Александр Павлович, взаимно, – церемонно ответил Дурново. – Дорога великолепная. Отдохнул немного.

– Прошу в экипаж, – показал рукой направление Мартынов.

– Если позволите, Александр Павлович, давайте начнём с дела, а потом пообедаем.

– Как скажете, Павел Петрович, – согласился Мартынов. – У нас всё готово.

Они покинули вокзальную суету и направились в полицейский участок. Потом Мартынов приказал извозчику отвезти вещи гостя к себе домой, и коллеги прошли в помещение. В просторном кабинете было уютно. Посередине стоял большой массивный стол из тёмного дерева, который украшала искуссная лампа. Вдоль стен располагались шкафы с многочисленными книгами. На стене висел портрет государя императора в золочёной раме.

Мартынов докладом открыл совещание. Он сказал, что партия эсеров в Саратове практически разгромлена, многие руководители арестованы. В последнее время замечена активность боевой группы, выявлено несколько её участников. В среду эсеров внедрён агент охранки, который передаёт важные сведения. Тут Мартынов показал Дурново последнюю записку агента Бирюкова.

– Я полагаю, – заключил свой доклад Мартынов, – ждать далее нельзя. Иначе может случиться непоправимое. А тогда и наши головы полетят.

– Согласен с вами, Александр Павлович, – поддержал его Дурново. – У вас есть конкретный план?

– Да, Павел Петрович. Предварительные наброски мы сделали, – ответил Мартынов и обратился он к одному из присутствующих здесь полицейских: – Подайте карту.

Ротмистр продолжил, со знанием дела оперируя картой:

– Вот адреса, где проживают известные нам граждане. Везде дежурят надёжные извозчики, которые докладывают об обстановке.

– А дворники? – спросил Дурново.

– Не все сотрудничают с нами. Наши предупреждены, что если жильцы съедут, то проследить и доложить, – ответил другой офицер.

– Хорошо, – произнёс Дурново и обратился к Мартынову: – Когда думаете начинать?

– Я полагаю, Павел Петрович, брать будем завтра ночью одновременно по всем адресам, чтобы не предупредили. Сил у нас достаточно.

– Прошу вас, Александр Павлович, разрешить мне лично возглавить поимку Антонова.

– О, я буду этому только рад.

Обговорив ещё некоторые важные детали предстоящей облавы, друзья отправились обедать в домашней обстановке ротмистра Мартынова.

Утром Дурново вызвал на секретную квартиру агента Бирюкова и расспросил его о Шурке.

– Ваше благородие, вижу его мало. Уходит рано утром. Часто на весь день. Скрытен, неразговорчив, – докладывал Бирюков.

– Оружие у него есть? – спросил Павел Петрович.

– Так точно. С наганом всегда ходит.

– Девки? Вино? – продолжил расспросы полицейский.

– Девок не водит, а винцо иногда попивает, – ответил Бирюков.

– Ты вот что, любезный, поставь-ка ему графинчик сегодня. Скажи, что праздник у тебя. Сам немного посиди, вдруг он без компании пить не станет. А как уснёт – дай сигнал. Тут мы его и возьмём, – Дурново был мастером подобных арестов.

– А вдруг пить не станет? – засомневался Бирюков.

– Не станет, просто жди. Пьяного, конечно, легче брать, но мы и так справимся. Вот тебе на водку, – Дурново дал агенту денег.

– Всё понял, ваше благородие, – сказал Бирюков, убирая в карман деньги.

– Смотри, сам не напейся! Шкуру спущу! – пригрозил Павел Петрович.

– Никак нет-с, ваше благородие, не сомневайтесь, – ответил Бирюков и, пятясь, вышел из кабинета.

Вечером Дурново проинструктировал предоставленных ему полицейских, и они, расположившись недалеко от известного дома, стали ждать. Стемнело быстро. Стоял мягкий февраль одна тысяча девятьсот девятого года. Во дворах и на улице было много снега. Часть полицейских, переодетых дворниками, большими лопатами сгребали его в кучи. Через какое-то непродолжительное время они зафиксировали, что Антонов проследовал в свою квартиру.

Часа через два в одном из окон квартиры замигала лампа. Это Бирюков подал условный знак.

– Вперёд! – коротко скомандовал Дурново.

Полицейские быстро вошли в дом и через заранее открытую Бирюковым дверь проникли в квартиру.

– Там он, – тихо указал Бирюков на комнату. – Спит.

Трое полицейских резко вбежали в помещение и скрутили спящего Шурку. Тот даже не успел выхватить из-под подушки наган.

– Ааааааа, – хрипел Антонов, не понимая происходящего и тщетно пытаясь вырваться.

В комнату вошёл Дурново, и один из полицейских протянул ему паспорт, изъятый у Шурки.

– Карпухин Пётр Афанасьевич, – вслух прочитал Дурново, а потом неожиданно добавил: – Ну, здравствуй, Шурка.

Только тут Антонов понял, что попался основательно, и всё пропало. Это была его первая неудача, что его сильно взбесило.

– Иуда, – зло выговорил он жавшемуся в углу Бирюкову. – Сдал, падаль. Ничего. Я тебя ещё достану.

– Теперь, Шурка, ты никого не достанешь. Расстрел тебе светит, – сказал ему Дурново. Вид у него был довольный. Он вновь ясно видел новенький сияющий орден и похвалы государя. А там и повышение по службе будет. Хороша жизнь!

Через месяц Антонова этапировали в Тамбовскую губернскую тюрьму для осуществления следственных действий.

6

Следствие над Антоновым и его подельниками было не очень долгим. Практически все обстоятельства дела полиции были известны, участники ограбления арестованы и дали чистосердечное признание. Банду проверили на причастность к другим аналогичным преступлениям, но доказать больше ничего не смогли. Сыщики предприняли всё возможное для розыска оставшейся суммы денег, но найти их так и не удалось. Павел Петрович Дурново, конечно, предполагал, что должны быть ещё сообщники, но арестованные божились в обратном. На вопрос же «где деньги?» – просто разводили руками. Поэтому Иван Ишин благополучно избежал наказания. Во время ограбления он не находился в здании вокзала, и свидетели о нём даже не подозревали, а случайные ночные прохожие опознать его вряд ли могли.

Дурново был человеком пытливого ума, ему было любопытно раскрывать в подследственных первопричины их поступков. Ведь те факторы, которые толкают людей на преступные деяния, часто лежат в подсознательной плоскости. Живёт себе добропорядочный с виду человек, вежливо раскланивается с соседями, приветлив и учтив на работе. Слова худого про него никто не скажет. И вдруг он оказывается отъявленным преступником: маньяком или убийцей. Павел Петрович любил философствовать, но диспуты он проводил не с профессорами университетов, а с бандитами. Уравновешивал в себе добро и зло, ибо все мы грешны. Состоялся у него разговор и с Антоновым.