Атлантида. В поисках истины. Книга вторая. Холодная земля

И здесь, на острове вулканического происхождения металлов должно быть вдоволь. Вулканические породы, как правило, богаты содержанием железа. Базальты тоже легко плавятся и вполне подойдут для труб отопления. Можно наверняка обнаружить пемзу. Но главное, конечно, железо.

Ла-дин быстро освоилась и нашла себе полезное занятие. Собак приручить не удалось, но вот щенки – это совсем другое дело, из них могли получится прекрасные домашние питомцы и помощники. Двухмесячные пушистые комочки быстро привыкли к людям и радовали островитян неизменным позитивом. Только вот беда – заняться щенками было некому. Тогда на первый план вышла Ла-дин, сидевшая дома с малышкой, и жаждущая оторваться от рутины, ведь никаких дел ей пока не поручали.

Ла-дин знала уже много слов из повседневного лексикона и ежедневно пополняла свой словарный запас, общаясь с жителями Гипербореи. Она воспитывала и раздавала желающим подросших щенков. Живущая по соседству Саранью частенько с удовольствием водилась с ребенком, думая над чертежами будущих зданий, больше похожих на дворцы падишахов с резьбой и позолотой, пока Ла-дин ненадолго отлучалась из дома.

Её видели в разных уголках поселения. Она приносила в дом дичь, рыбу, и готовила вкусную еду. Все диву давались, как быстро она нашла общий язык с жителями посёлка.

Однажды у ребёнка поднялась высокая температура. Саранью послала за мужем. Ла-дин стали разыскивать во всех уголках поселения. По наводкам поселян поняли, что она в сторожке охотников, которые разместились на окраине поселка и там разделывали туши животных, добытых во время охоты, вялили и солили мясо. Когда Филипп бегал искал её, некоторые, указывая дорогу криво улыбались в ответ. Это было неприятно, но Филипп считал эти усмешки доброй иронией и быстро выбрасывал из головы неприятные чувства. Но влетев в юрту охотника он увидел шокирующую сцену. Поборов эмоции, он забрал Ла-дин и увёл.

Оказалось, что добывая продукты, она рассчитывалась интимными услугами. Самое печальное – мужчины и не думали её отговаривать. Это было ЧП.

В Гиперборее не было денег. Все вносили свой вклад в развитие и жизнеспособность общины и пользовались добытыми благами бесплатно. Пищи было в изобилии. Всё добытое делили поровну. Как и шкуры животных, шерсть и мясо. Всё распределяли по потребностям. Оттого поведение мужчин, согласившихся на интим, Совет счёл аморальным по отношению к человеку, не знающему принципы жизни на острове.

Первое ЧП, первое общее собрание. Борейцы смущены, пристыжены. Оправдывались тем, что женщина предлагала связь сама, без принуждения, и сама не имеет никаких этических ограничений.

Филипп переехал жить в гостиную. Они жили с Ла-дин вот уже около полугода. Но их отношения сложно было назвать супружескими. Один демонстрировал привязанность, другая – благодарность, они проявляли друг к другу исключительно братские чувства. Но теперь Филипп окончательно разочаровался. Он не мог понять, как объяснить Ла-дин элементарные правила поведения. И Филипп, не в силах преодолеть стыд перед лицом неудачи, поспешил избавиться от проблемы, и передал Ла-дин на воспитание Всеволоду.

– Не ты ли пенял мне, что не хорошо вот так поступать с человеком: то взял, то отдал? – осуждал его Всеволод.

– Разве я привел эту «Магдалину» в город славных потомков Атлантиды? Нет! Ты пожалел «мадонну с младенцем», а теперь заставляешь краснеть за неё. Я не знаю, как обуздать эту дикарку. Внешне она ничем не отличается от нас с тобой, но то, что творится в её голове – это тёмный лес!

– Извини меня, тёмный лес можно найти в любой голове, тем не менее мы понимаем друг друга… Ладно…я тебя понял.

«Всеволод посадил её под домашний арест, и возвращаясь, вечерами начинал воспитательный процесс. Ла-дин закрывалась руками и сжималась в комочек от его громкого голоса. Нет, он не кричал, просто инстинктивно повышал тон, пытаясь достучаться до сознания. Так он проводил день за днем, всё то свободное время, что у него оставалось», – писал в своей истории Филипп.

И правда, всё то время, что Всеволод бывал дома, он проводил с Ла-дин. Рядом с ней он зашивал свою одежду, втолковывая ей нормы приличия, готовил себе еду и ел тут же. Мастеря табурет или выстругивая ложку, он заглядывал ей в глаза:

– Вот представь, моя Чага – красавица, умница, суровый вожак стаи! Как я её выхаживал, лечил. Носил на руках, отдавал лучшие куски мяса, и что? Представь, если Чага будет любить не меня, как сейчас, а Джозефа? Будет к нему ластиться, ходить по пятам и радостно прыгать при встрече? Не обидно ли мне будет? Не больно? Чага, которая спит у меня в ногах, и жалобно скулит, если не беру её с собой. И вдруг она уйдет от меня. Предаст? Ну даже не знаю, как тебе объяснить.

– Женщина и мужчина – это две половины целого, – говорил он в другой раз, – как земля и вода. Земля не родит, если вода не оросит её. Только если есть мужчина и женщина возможна жизнь. Мужчина и женщина создают Род. Род – это дети, рожденные от них, и дети их детей. Как ветки на дереве, как листва. Все они одной крови. Все они рождены от любви. Э-э-э-э, любовь – это нечто похожее на то… что испытывает ко мне моя собака. И я к ней. Она мне верна, она мне верит и никогда не уйдет к другому хозяину, а я не променяю Чагу на другого пса. Между мужчиной и женщиной может быть похожая связь, и даже сильнее. Это и называется – любовь. Твоё поведение осуждается, потому что женщина, это часть Рода – проРОДительница. Если твои дети будут невесть от кого, они будут безРОДные. А твои действия – прелюбодеяние – против любви, прежде любви, без любви. Это горе – никто не поможет растить и кормить твоих детей. Никто не возьмет за них ответственность. И это горе им принесешь ты.

Он открыл блокнот и показал Ла-дин свое родовое древо. Оно уже не помещалось на страницу, когда он провел указательным пальцем по веткам.

– Так люди помнят свой род. Детей, внуков правнуков… Кроме того, если ты не хочешь, чтобы твои дети родились с рогами, как у оленя, или ушами, как у мамонта, нельзя, чтобы люди одного Рода рожали общих детей… – продолжал он скорее шутливо, чем серьёзно.

Так продолжалось несколько месяцев.

Он говорил, говорил…часто повторяясь, описывая картины правильной, идеальной, счастливой жизни. Описывал идеально-счастливое общество, сидя тёмными, холодными вечерами у камина. Все жители коттеджа наблюдали со стороны и посмеивались. А Ла-дин, постепенно расправляя плечи, снизу вверх рассматривала его горящие, возбужденные глаза. Он брал её за руку и что-то вещал ей, торопливо и пламенно…только что? Многое из сказанного осталось для неё загадкой. Но тон! Ей нравилось, как он говорил.

А ему нравилось, как она слушала…эта женщина затрагивала какие-то тайные струны его сердца, рядом с ней он испытывал особый душевный подъём, и мысль о том, как она легко предлагала свое тело всем и каждому, изматывала его до глубины души.

Когда Филипп в очередной раз узнал о её похождениях и сообщил Всеволоду, тот просто взбесился. Решительным шагом он ворвался в дом, схватил её за руки, и задыхаясь от негодования не мог произнести не слова. Она упала на колени и судорожно начала целовать его руки, он же в бессилии опустился рядом с ней и их глаза встретились.

– Поклянись мне…что не один мужчина больше не коснется твоего тела. Если только я не позволю…ты слышишь? – она только моргала широко открытыми глазами и молчала. – Ты слышишь меня? Я не хочу…чтоб кто-то был близок с тобой.

Он начал страстно целовать её лицо, шею, руки. Она не пыталась сопротивляться, просто… не понимала, не знала, как и почему…А Всеволод не останавливался, чувства овладели им и все барьеры пали для него в этой схватке с природой. И Ла-дин не отталкивала. Он целовал её долго и страстно, уложив на шкуру белого медведя. Она лишь тихо вздыхала, но не сопротивлялась этому напору. Для него было непонятно, то ли она просто боится быть непокорной и со смирением принимает его, то ли боится спугнуть желанное. Ему, конечно, хотелось последнее, чтоб он был для неё желанным, любимым, как и она для него.

На небе ярко горели звезды, сегодня должна была кончится долгая полярная ночь. Он пробудился от тихих, лёгких прикосновений. Ла-дин целовала его, слегка касаясь губами. Гладила его мускулистые плечи и грудь. От этого всё его мужское естество напряглось, он почувствовал нежный поцелуй, и мягкое тело накрыло его теплой волной объятий.

Теперь он сомневаться не мог. Ла-дин сама проявила инициативу, показала свои чувства, страсть. Это была не дикая страсть, а нежная, трепетная и сильная.

«Может быть, это любовь?» – с надеждой подумал он, а вслух произнес:

– Поклянись, что будешь только со мной, только со мной. Я буду защищать тебя, любить тебя, беречь, – говорил он твердо, и протянул руку к небу, видневшемуся из окна. – Видишь эти звезды? Люди рождаются и умирают, и снова рождаются, а звезды смотрят на людей с высоты. Их место всегда неизменно, они тверды в своём непрерывном сиянии. Вот это большая медведица. Все звёзды вокруг неё занимают свои места, образуя ковш. Они никогда не покинут большую медведицу. Если когда-то такое случится, небеса рухнут в отчаянии. Так и женщина всегда идет рука об руку со своим мужчиной, не меняя своего места. Место Ла-дин около меня. Поклянись звездами и главным среди звёзд светилом – солнцем, что будешь моей спутницей во веки веков и не покинешь меня никогда.

Взяв её лицо руками и глядя прямо в глаза он потребовал: – Я твой мужчина – ты моя женщина. Поклянись!

– Да… так…Только ты! Клянусь! – тихо промолвила она.

Они уснули, изнеможённые своей страстью, и не просыпались до тех пор, пока не открыла глаза ото сна маленькая Сон. Всеволод звал её Сонька, и всегда девочка тянулась к нему, несмотря на то, что он обычно держался холодно и высокомерно. Поэтому она приняла мягкие объятия Всеволода, когда Ла-дин взяла ребёнка, и, положив между ними, стала кормить её грудью.

Через два часа на утреннем совете Елизавета сообщила об обнаружении железной руды. Это было третье месторождение. Первое – серебросодержащее и второе – угольное с богатыми вкраплениями алмазов уже вовсю разрабатывались. Также они нашли гранит, пемзу и целую россыпь других полезных элементов, золото, но не было самого главного – железа. Потому это известие радовало, как никогда.

Солнце взошло рано.

Колесов собрался и вышел из дома. Наступал важный период в истории Гипербореи – железный век! А главным кузнецом этого века станет Колесов. Материаловедение и технология металлов было его специальностью. И он внутри уже ликовал в предвкушении начать новое дело. В Атлантиде он уже приобрел опыт первобытного металлурга, вспоминая историю, он заново конструировал плавильные печи для обработки металлов и держал целый завод по изготовлению и штамповке мелкосерийных товаров, строил печь для обжига керамики, искал новые составы цемента. Теперь пришла очередь осуществить всё это и в Гиперборее.

Именно железный век сделает Гиперборею – Гиперборей, всё остальное, что создадут они потом, только лишь её бледная тень. Борейцы пронесут память о любимой стране сквозь века! Да что века, тысячелетия! Скитаясь по всей земле, не раз они будут возвращаться сюда в поисках земли, но найдут лишь холодный океан, затянутый толстой коркой льда, часть из них осядет на Кольском полуострове, Ямале, и дальше по руслу течению Оби. Создавая крепкие очаги цивилизации с севера на юг по обе стороны от Уральских гор.

Глава пятая. Контакт

А пока им снова нужна была древесина для оборудования и укрепления шахт. С наступлением весны они стали готовить новую экспедицию на континент и вторую разведывательную в противоположном направлении, к полуострову Ямал. Предполагалось, что там тоже может быть сухопутный перешеек. Возможно, доставлять лес из Сибири было бы ближе?

Плато в том направлении представляло собой бесконечные лавовые поля, гейзерные ловушки, речушки, плавно переходящие в топкие болота, плюющиеся высокими фонтанами болотной жижи с едким запахом сероводорода. И разведчикам нужно было найти короткий, но безопасный путь.

А пока по привычному маршруту в Северную Америку!

Нынче при разработке леса они продвинулись чуть западней, достигнув берегов Гудзона. Там они наткнулись на большой поселок аборигенов. Первым аборигенов заметил Стрижевский. Он молча наблюдал за вылазками дикарей. Аборигены с опаской отнеслись к людям, которые передвигались в сопровождении собак и валили огромные вековые деревья с помощью неизвестных орудий. При этом используя силу мамонтов.

«Кто они? Они смогли подчинить себе могучие силы природы», – наверняка думали дикари и шептались, прячась за деревьями и боясь даже приближаться к месту, где колдуют великие шаманы. Несколько дней следили они за действиями гипербореев, стараясь оставаться незаметными. Стрижевскому, пока он наблюдал за этими дикарями, пришла в голову мысль от которой он долго отказывался: обучить местных жителей заготовке леса и использовать потом, для работы на рудниках. «Такой подход вряд ли устроит Всеволода. Этот опыт был продемонстрирован на Атлантиде руководством института, и вызвал тогда многочисленные протесты», – вспоминал он. Борис сам выступал против использования рабского труда первобытных людей, но теперь в его голову закрадывались другие мысли. «Но можно же сделать всё не так. Можно сделать правильно», – убеждал себя Стрижевский.

– Филипп. Подойди, тебе работка здесь наклёвывается. Готовь свою билингву, и физиономию сделай попроще, – наконец решился он.

Стрижевский был уверен, что суеверный страх, как и тогда на Атлантиде, заставит аборигенов подчиниться. А потом можно будет устроить всё в лучшем виде.

– Что за шуточки опять? – подъехал на мамонте Филипп.

– Какие шутки, к нам прибыл рабочий класс. Нужно вступать в переговоры, – Стрижевский указал в гущу леса, где по белому снегу метнулось в разные стороны несколько тёмных фигур.

– Нет, прости. Колесов будет против, – возразил он.

– Думаю, нужно обсудить с Колесом. Поехали в лагерь.

Через десять минут из меховой юрты стали слышны яростные споры:

– Нет, я сказал, нет! Мы все прекрасно знаем, чем всё это обычно кончается, – сердился Всеволод.

– Сейчас у нас есть возможность доказать, что всё можно было сделать по-хорошему, правильно. Нас наверняка поддержат все борейцы, – убеждал Стрижевский. – Рабочие руки нам просто необходимы!

– «Просто»! «Просто» я не могу рисковать, чужими жизнями, – говорил Всеволод возбужденно. – Меня и так долго мучили угрызения совести. До тех пор, пока мы не уехали оттуда. Хочешь снова принять этот позор на свою голову?

– Эти люди нам необходимы, нас очень мало, а работы…до осени не успеть! – приводил аргументы Стижевский.

– Колес, я тоже думаю, что стоит попробовать. Будем думать, искать решения. Мы же другие! – поддерживал Стрижевского Филипп. – Мы сможем сделать правильно, и в этот раз не накосячить. Нам это просто по определению не грозит, мы хорошие!

– Нет, сказал нет и точка! – рассвирепел Всеволод. – Хорошие они…

Ещё неделю они возились с лесом. Кроме того, что лес необходимо было повалить, его ещё нужно было уложить на полозья, связать, а здесь перед ними вставала проблема. Тросы с прошлой заготовки оказались не прочными, отсырели и подгнили, а материал для новых на месте найти не удавалось. Тут на помощь им пришли дикари. Один из них проявил любопытство к бесплодным попыткам и решил показать свои навыки. За это его наградили, и его сородичи, наблюдающие со стороны, тоже подключились.

Всеволод угрюмо наблюдал за их работой. Первобытные люди умели использовать ивовые и черемуховые прутья для ловушек, строили заторы для ловли рыбы. И сейчас они ловко сплетали из прутьев захваты и тросы, размачивая их в речной воде, нагревая над огнем, гнули, связывая между собой рогозом. Множество мужчин и женщин аборигенов помогали им крепить стволы между собой на ультразвуковых платформах, чтобы благополучно доставить в Гиперборею.

Всеволоду пришлось согласится под давлением обстоятельств, но он понимал, что в будущем вся ответственность за это решение ляжет на его плечи.

Довольный Стрижевский словно ветер гонял на своем быстром олене между групп работающих аборигенов. Олень его был очень красив. Борис сумел оседлать вожака, крупного самца с мощными и ветвистыми рогами. Хотя и в целом животные оказались крупнее, чем десять тысяч лет спустя.

В шикарной соболиной шапке и тулупе он выглядел как бог, несущий на плечах снежный шлейф. Аборигены преклоняли головы, прекращая всякие работы, тотчас падали ниц при его приближении. За ним по пятам носился ветер.

Борейцы звали его чаще просто по фамилии – Стрижевский. Она была звучной, и здорово отражала его характер. Реже звали его по имени. Дикари считали его шаманом, повелителем ветра, и, прислушиваясь к разговорам гипербореев, соединяли в своих головах «Борис» и «борей» в одно. Грозный величественный и быстрый Борей – повелитель погоды, северного ветра – позже он станет просто – Стрибог.

Стрижевский был хороший, меткий стрелок. Он часто приносил к ужину богатый улов из дичи и птицы, охотясь с группой аборигенов, и каждый удачный выстрел из лука вызывал бурю эмоции среди дикарей. Это льстило. Когда все работы были закончены, и здесь, в лесном стойбище их ожидал последний ужин, случился весьма неприятный инцидент. Во время охоты испуганный лось метнулся в сторону охотников и сбил одного с ног мощным ударом торса. Пострадавшим оказался юноша не старше четырнадцати лет, он был на охоте с отцом. Испуганный отец пытался поднять ребенка на руки, но тот вскрикивал от боли – он получил множество переломов.

Стрижевский, имевший большой жизненный опыт, понимал, что спасти его вряд ли удастся, но тщательно накладывал шины, бинтуя мальчика обрывками своей одежды, пока аборигены пытались создать носилки. В лагерь вернулись к ночи. У парня начался сильный жар, и над ним продолжил колдовать Акилла Шетти. Он не имел медицинского образования, но имел большой опыт выживания в тайге и небольшую аптечку, взятую с собой из Атлантиды. Пришлось вскрыть нагноения и вправить плечевой сустав. Мальчик кряхтел от боли и не мог пошевелиться. Сломанные шесть рёбер не давали ему уснуть. Стрижевский не отходил от него и каждые пять минут менял компрессы, сам бинтовал и поил мальчика, испытывая бесконечное чувство вины. Лишь через неделю, когда жар окончательно спал, Борис испытал облегчение и смог снова свободно вздохнуть.

Он выплескивал своё эмоциональное напряжение, рассекая на олене меж вековых кедров недалеко от стоянки, и испуганные аборигены, случайно оказавшись рядом с местом «выхода его силы», в страхе жались к стволам.

«В Гиперборее, защищенной хребтами гор, в обители Стрибога, редко дули ветра. Только на большой высоте, и аборигены считали это заслугой исключительно Стрижевского.

Так они нашли место в своем сознании для каждого из бессмертных, подателей благ – Бхага», – писал Филипп Вулл в своем «Счастливом открытии».

Караваны с лесом прибыли в Гиперборею. А с ними и большая партия сильных рабочих рук, что не только значительно ускорило многие механические процессы, но и внесло значительные коррективы в жизненный уклад борейцев.

Глава шестая. На юг

Через месяц, когда Стрижевский и компания ушли обратно в Гиперборею, во временном лагере остались только Акила Шетти и Вивасват Ранджедрапрасад Сингх.

Земляки были хорошими друзьями. Оба из «бессмертных». Вивасват был медлительный, вдумчивый, «себе на уме», он взвешенно принимал решения, на что уходило время, поэтому он частенько бесил своих заполошенных друзей. Он остался, чтобы помочь с трудными родами в деревне и проследить за выздоровлением пострадавшего мальчика.

Акила напротив был путешественником и непоседой. Холодный климат этого региона был ему не по душе, и он решил, немного выждав, отправиться на юг. Он собрал команду из аборигенов и отправился в центральную Америку, якобы на поиски кофе.

Кофе люди потеряли еще за 300 лет до путешествия во времени. Какая-то болезнь поразила плантации, и за несколько лет растение исчезло с лица земли практически полностью. После страшной катастрофы на земле никому не было дела до спасения видов, речь шла о выживании человечества. Современники Акилы знали о кофе из старых книжек, где воспевались оды этому напитку, и Акиле запомнилось пару чудесных строк:

«Принесите мне кофе изысканно-черный,

С черной магией ночи приготовьте его.

Я присяду за столик с этой чашкой бездонной,

И, как-будто бы, спрячусь от всего, от всего.

Принесите мне кофе изысканно-нежный,

С лунным образом в чашке и с россыпью звезд.

Я хочу насладиться горчинкой небрежной,

До восторга в душе, и до радостных слез!

Ну, а если мне станет совсем одиноко,

И захочется неги таинственных стран,

Принесите мне кофе с ароматом Востока,

С легкой дымкой турецких заманчивых тайн.» 2

Однажды на конференции Всеволоду подарили баночку этого редкого напитка, и он год растягивал удовольствие, каждый раз создавая целый ритуал. Варил исключительно эспрессо, и исключительно на праздники. Акила так смеялся над Всеволодом, когда, придя в гости к нему, получал предложение выпить кофе. Это был исключительный акт вежливости, и Колесов ожидал, что гость будет так же вежлив и откажется. Но получая в ответ: «Да, спасибо», – пыхтел и раздувал ноздри.

Путь предстоял трудный, и Акила был готов к тому, что столкнется с трудностями. Первопроходцы двигались в основном вдоль береговой линии, пытаясь избежать опасностей, подстерегавших их в лесах и джунглях.

На это путешествие ушел ровно год, при этом Акила постепенно потерял половину аборигенов, которые в страхе разбегались каждый раз, когда им грозила опасность. Им не доводилось покидать пределы своей деревни дальше, чем на пару километров, они пока были очень далеки от славных воинов грядущих поколений.

Причиной бегства и гибели стали ягуары, дикие кабаны летучие мыши, грифы и рыси. Со всех сторон их окружали опасности. Акила был укомплектован ультрозвуковым отпугивателем и заставлял всю команду в момент опасности собираться около него. Но инстинкт самосохранения гнал их прочь, спасаться, и только те, кто безоговорочно верили Акиле, считая за вождя, сумели сохранить свою жизнь. Он несомненно был храбр, умён и властен. Он представлял собой полную противоположность нелепого и рассеянного Паганеля, о котором он читал в детстве в книге «В поисках капитана Гранта».

Акила был всесторонне развит. С детства увлекался спортивным ориентированием, разделяя увлечение своих родителей – заядлых туристов. А попадая в лес, вообще окунался в родную стихию, замечая всё то, на что другие не обращали внимание. Во время путешествия он отметил и запомнил все увиденные растения, распределил на съедобные-несъедобные, сельскохозяйственные и для пастбищного скотоводства, лекарственные и ядовитые. Систематизировал животный мир, увидел каждого муравья, комара, гадюку, и сумел приручить огромную летучую мышь-кровопийцу. Акила отлично ориентировался в лесу, они не разу не плутали и с легкостью определяли направление пути.

Его попутчики прониклись к нему немым восторгом и буквально боготворили всесильного Акила, повторяя «бхага», Акила-Бхага. Он мог предсказать дождь и разогнать тучи, защитить их от диких зверей, найти воду и накормить всех, если охота не удалась. Акила был доволен собой, ведь ему удалось найти картофель, томаты и кофе!

Для аборигенов это была просто жизнь, наполненная событиями, а для Акилы репетиция, в которой он выполнял роль вождя маленького племени. И репетиция успешная.

Они терпеливо ждали почти три месяца, пока кофе созреет под жарким солнцем центральной Америки. Здесь, под чёрным, звездным небом на зелёном, высокогорном плато они закурили первую «трубку мира». И лишь тогда пустились в обратный путь.

После успешной экспедиции аборигены вернулись в свою деревню, рассказывая удивительные истории как о своем путешествии, так и о великом благе Акилашетти.

Об Акиле пошла молва среди аборигенов, и когда борейцы вновь появились в этих краях, местные племена отправили делегацию к Акилашетти. Они молили его стать их вождем и провести в далекие райские земли.

Акила Шетти согласился. Он за год объединил в единое целое пять соседних племен и повел их на юг. Там жизнь могла стать более качественной. Более сытной и более богатой. Знаючи можно достигнуть многого, а выходцы из Атлантиды знали.

Достигнув цели, Акилашетти начал строительство города, строительство пирамиды, научил ведению сельского хозяйства. В условиях беспрекословного подчинения он создал своё идеальное государство.

Но время неумолимо. Акила устал от своих великих дел, похоронил двух жён и пятерых детей – этот вечный крест «бессмертных» атлантов иногда просто сносил крышу в припадках отчаяния. Акила устал, он взял свой гравилор и ушел в пирамиду.