Очерки о югославских информбюровцах

Юрий Шахин

Очерки о югославских информбюровцах

рецензенты:

доктор истории Эна Миркович, Институт сербской культуры – Приштина/Лепосавич

доктор полит. наук, профессор кафедры «Политология и международные отношения» ИОНМО А.А. Чемшит

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1945 г. к власти в Югославии пришли местные сталинисты. Компартия Югославии возглавила народно-освободительное движение в годы второй мировой войны, приобрела колоссальный авторитет и массовую поддержку, а после окончания войны закрепила свое монопольное положение в политической системе. Новая Югославия стала важным союзником СССР на Балканах, югославские сталинисты ускоренно заимствовали советский опыт и гордились, что в этом опережают все другие страны Европы. Казалось, Югославии и СССР суждена длительная и прочная дружба, но в 1948 г. отношения двух стран внезапно и резко ухудшились.

В результате возникших трений советское руководство обвинило лидеров Югославии в оппортунистических ошибках и националистическом перерождении, а затем попыталось их сместить, организовав кампанию комплексного давления. Открытый конфликт в отношениях двух стран начался летом 1948 г., когда Югославию подвергли критике на заседании Коммунистического информационного бюро, и пошел на убыль только после смерти Сталина в 1953 г. Конфликт с СССР вызвал в Югославии разнообразные проблемы, часть из которых носила социально-политический характер. Все предшествующие годы югославские сталинисты воспитывали у масс веру в величие и непогрешимость Сталина. Когда начался конфликт, и Сталин осудил руководство Коммунистической партии Югославии, далеко не всем членам партии было ясно, как можно поддержать свое партийное руководство против советского вождя. Кроме того, в КПЮ в это время шел процесс бюрократического перерождения, когда из вчерашних рабочих и крестьян формировалась номенклатурная верхушка, политика которой приносила трудящимся классам массу неприятностей. Объективное недовольство внутренними процессами и субъективная неготовность переступить через авторитет Сталина толкнули часть югославских сталинистов к поддержке СССР. Так появилось информбюровское движение. Свое имя информбюровцы получили потому, что поддержали резолюцию Коммунистического информационного бюро, осудившую руководителей Югославии.

Югославские сталинисты во главе с Тито увидели в информбюровцах чрезвычайную угрозу. Они считали, что это пятая колонна, которую нужно подавить в зародыше, пока она не нанесла удар в спину. С осени 1948 г. против информбюровцев начались репрессии. Основная волна арестов пришлась на 1949-1951 гг. Обвиняемые в поддержке СССР в основном попадали в лагеря, расстреливали их очень редко. С конца 1980-х гг. выжившие информбюровцы начали публиковать воспоминания о своих мучениях в тюрьмах и лагерях. Эти воспоминания и составляют основной массив доступных опубликованных источников по истории информбюровского движения. Однако этот массив весьма односторонний: он почти не дает представления о работе репрессивного механизма за пределами мест лишения свободы, равно как и о деятельности самих информбюровцев до ареста.

Архивы спецслужб Югославии долгое время были недоступны – лишь в последние годы у историков появилась некоторая возможность в них заглянуть. Особый энтузиазм у исследователя вызывают центральные архивы Управления государственной безопасности, которое по традиции именовали УДБой (Управа државне безбедности – сербскохорв.). Сербские историки недавно получили к ним доступ и занялись упорядочиванием фонда. Эта работа обещает быть длительной, хотя и приносит уже первые плоды1, поэтому основными источниками данных по деятельности информбюровцев и их преследованию все еще остаются документы партийного происхождения. В основном на них автор и опирался в своих исследованиях.

В истории советско-югославского конфликта и информбюровцев еще остается много невыясненных вопросов. Каков был механизм репрессий? Каковы их истинные масштабы? Сколько было настоящих информбюровцев? Чем они занимались на свободе? Кем они были по социальному составу? Какие социальные причины толкали их на противостояние режиму Тито? Что об этом думали югославские ученые, и какая картина открывается в свете новых опубликованных данных? Есть ли у информбюровцев какая-то региональная специфика? Существуют ли у них последователи сейчас? На эти и многие другие вопросы предпринята попытка ответить в данной книге. Она состоит из тематических очерков, которые писались не сразу, а в разное время, поэтому читатель может встретить в них незначительные повторы отдельных фактов и оценок.

Поскольку в центре нашего внимания находится не вся история Югославии, а лишь одна из ее составляющих, необходимо хотя бы несколькими штрихами обозначить общий исторический фон событий. После второй мировой войны Югославия стала федеративным государством и официально называлась Федеративная народная республика Югославия. В 1963 г. по новой конституции она сменила название на Социалистическую федеративную республику Югославию. Федерация состояла из шести республик: Сербии, Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Македонии, Черногории. С 1945 по 1990 г. в Югославии была единственная правящая партия. Первоначально она называлась Коммунистической партией Югославии, а с 1952 г. Союзом коммунистов Югославии. Сменив имя, партия изменила название руководящего органа. До 1952 г. из состава ЦК избиралось Политбюро, а с 1952 г. – Исполнительный комитет. Лидером партии, несмотря на все переименования, бессменно оставался Йосип Броз-Тито, скончавшийся в 1980 г., не дожив нескольких дней до 88 лет. К 1945 г. в составе КПЮ были две региональные партии – компартия Словении и компартия Хорватии. В дальнейшем такие партии были созданы во всех республиках страны.

В первые послевоенные годы наряду с КПЮ действовало несколько мелких союзнических партий. Однако правящая партия сумела растворить их в широкой массовой организации – Народном фронте, и после 1947 г. деятельность союзнических партий не прослеживается. А вот Народный фронт сохранился, получив в 1953 г. новое имя – Социалистический союз трудового народа Югославии.

Сразу после второй мировой войны КПЮ строила социализм по-сталински. Затем, в ходе советско-югославского конфликта, партийное руководство переосмыслило свои взгляды и с 1950 г. развернуло строительство особой системы – самоуправленческого социализма. Впрочем, говоря о социализме, нужно различать идеологические этикетки и те реальные общественные отношения, которые за ними скрывались. По нашему твердому убеждению в Югославии и СССР получился не социализм, а различные модификации государственного капитализма. Это обстоятельство особенно нужно учитывать для понимания авторской позиции, когда мы будем говорить о социальных аспектах информбюровского движения.

Разрыв между официальной идеологией и реальным характером общественных отношений объясняется особым путем формирования обществ советского типа. В СССР и Югославии ему предшествовал приход к власти рабочих и крестьян. Но уровень развития капитализма в обоих случаях был недостаточен, чтобы трудящиеся классы могли использовать свое политическое господство для преодоления капиталистических порядков и утверждения социализма. Рабоче-крестьянская власть быстро деградировала, и ей на смену пришла диктатура партийно-государственной бюрократии, которая вводила классовые отношения в новой форме. Как раз в тот момент, когда реальная власть безвозвратно ускользнула из рук рабочих и крестьян Югославии, и начался советско-югославский конфликт.

ПРИЧИНЫ СОВЕТСКО-ЮГОСЛАВСКОГО КОНФЛИКТА

О советско-югославском конфликте на сегодняшний день уже написано очень много. Но тридцать лет назад он был для советских историков белым пятном. После восстановления отношений с Югославией на эту тему было наложено табу. В итоге, когда перестройка позволила взяться за неисследованный вопрос, советские историки оказались в невольной зависимости от своих югославских коллег. Они, в отличие от наших ученых, выработали определенную концепцию для осмысления событий 1948 г., и, за неимением своей, советские историки вынуждены были на нее опереться. Между тем, сложившийся в Югославии подход к причинам конфликта, имел одну особенность: его внимание концентрировалось на ответственности СССР и Сталина. В исторической науке твердо установлено, что инициатива конфликта исходила от СССР, но любой конфликт предполагает столкновение позиций двух и более сторон, и потому нужно также понимать, что двигало Югославией.

Отголоски одностороннего подхода к причинам советско-югославского конфликта до сих пор прослеживаются в историографии. Данный раздел призван их уменьшить и делает акцент главным образом на югославских мотивах вступления в конфликт. А поскольку решение о сопротивлении Советскому Союзу приняло высшее руководство КПЮ, вопрос этот можно разобрать в первую очередь с опорой на протоколы заседаний Политбюро югославского ЦК. Но они длительное время не привлекали должного внимания историков.

Протоколов, имеющих отношение к возникновению советско-югославского конфликта, на сегодняшний день известно пять. Первую публикацию одного из них осуществил в 1984 г. югославский историк Владимир Дедиер в книге «Новые дополнения к биографии Й.Броз-Тито». Дедиер издал протокол расширенного заседания Политбюро ЦК КПЮ от 1 марта 1948 г. Это один из наиболее важных протоколов, касающихся конфликта с Советским Союзом2.

Особенность этой публикации заключается том, что оригинал текста подвергся существенной редакторской правке. В большинстве случаев редактор, похоже, руководствовался стремлением сделать текст более легким для восприятия. Однако в результате произошла интерпретация текста, которая привнесла некоторые новые смыслы и исказила старые. Например, вместо выражения «наверх» было последовательно написано «в Москву». Читатель избавлялся от необходимости гадать о каком верхе идет речь, но при этом он не мог узнать, как Политбюро ЦК КПЮ воспринимало в то время руководителей СССР. Для придания тесту связности были произвольно переставлены некоторые фрагменты, вставлены дополнительные слова, которых нет в оригинале и т.д. Значительная часть протокола в версии Дедиера была подробно пересказана советским историком Ю.С.Гиренко3. При этом пересказ сопровождался обширными цитатами. Благодаря этому отечественный читатель может получить представление о данном документе.

Следующая попытка использовать данные протоколов Политбюро ЦК КПЮ при изучении советско-югославского конфликта была предпринята Л.Я.Гибианским. В предисловии к публикации секретной советско-югославской переписки он впервые пишет о протоколе заседания Политбюро от 19 февраля 1948 г.: «До сих пор об этом заседании нигде не упоминалось»4. Указав, что на этом заседании впервые был поставлен вопрос отношений Югославии с СССР, и что данное заседание приняло решения, которые были лишь подтверждены 1 марта 1948 г., Л.Я.Гибианский более на данном документе не останавливается, что и не удивительно. Его целью был источниковедческий анализ советско-югославской переписки, а не изучение протоколов Политбюро.

Тем временем, крупнейший югославский специалист по истории послевоенной Югославии, Бранко Петранович, сумел добиться первой научной публикации всех протоколов заседаний Политбюро ЦК КПЮ за 1945-1948 гг., предшествующих V съезду КПЮ. Хотя текст публикации Б.Петранович подготовил еще в 1983 г., по политическим соображениям издание постоянно откладывалось5. Публикация состоялась только в 1995 г. – на следующий год после его смерти.

Особое достоинство этого издания – приложение с факсимиле протоколов. Оно позволяет сверять оригиналы с интерпретацией Б.Петрановича, напечатанной в основной части книги. Впрочем, во многих случаях качество воспроизведения факсимиле заставляет желать лучшего, что не в последнюю очередь объясняется состоянием подлинников – записи велись в основном карандашом.

Таким образом, начиная с 1995 г., протоколы заседаний Политбюро теоретически стали доступны для всех исследователей, владеющих сербохорватским языком. Однако в период правления Милошевича Югославия находилась в относительной международной изоляции, поэтому публикация длительное время оставалась незамеченной как в российской, так и в украинской исторической науке, единственным исключением был Л.Я.Гибианский6.

Обзор истории вопроса показывает, что историки, как в советское время, так и в наши дни, слабо использовали протоколы Политбюро ЦК КПЮ как источник по истории советско-югославского конфликта. В историографии имеется упоминание только о двух из пяти существующих. Сами эти упоминания носят во многом описательный характер. Теперь перейдем к характеристике проблем, которые возникают в этой связи.

Вопрос советско-югославских отношений впервые рассматривался на заседании Политбюро ЦК КПЮ 19 февраля 1948 г., хотя разногласия с СССР, непосредственно приведшие к конфликту, обозначились уже в августе 1947 г. Тогда Югославия и Болгария достигли соглашения о союзе, и их руководители проговорились о нем публично, а по мнению Сталина это было несвоевременно. В декабре 1947 г. покончил самоубийством один из руководителей Албании Нако Спиру. В предсмертной записке вину за свой поступок он возложил на Югославию. Сталин выразил недовольство югославской политикой в Албании. Потом в январе 1948 г., Тито принял решение послать в Албанию югославскую дивизию. Правительство СССР он в известность не поставил, в связи с чем В.М.Молотов выразил резкое недовольство и вызвал в Москву югославскую делегацию, утверждая, что во внешней политике между Югославией и СССР есть серьезные расхождения. Но в Политбюро ЦК КПЮ так не думали. Вплоть до возвращения югославской делегации из Москвы, шокированной оказанным ей приемом, оно не считало необходимым рассматривать вопрос отношений с СССР.

Впрочем, позднее появление таких сведений в протоколах может иметь чисто техническую причину. Как пишет Б.Петранович, по свидетельству одного из членов ЦК КПЮ С.Вукмановича-Темпо механизм принятия решений в высшем партийно-государственном руководстве отнюдь не требовал жесткого формализма: «Реальные решения принимались у Тито. Решения принимались между партиями бильярда или просмотром фильма. На неформальных встречах узкого руководства присутствовали кроме Тито Э.Кардель, М.Джилас, А.Ранкович, Коча Попович (хотя и не был членом Политбюро)… Второй способ принятия решений согласно тому же источнику заключался в решении определенного вопроса на непосредственных встречах Тито с соответствующим ответственным руководителем»7. К тому же в Политбюро не было четкой системы протоколирования заседаний. Потому сохранившиеся протоколы не могут отражать всей полноты картины. Так или иначе, в текстах протоколов, которыми располагают на сегодняшний день исследователи, первое упоминание о разногласиях Югославии с СССР относится к 19 февраля 1948 г.

Разумеется, из этого не следует, что в руководстве КПЮ могли что-то злоумышлять против СССР, скрывая это до поры до времени. В протоколах, как и в других известных источниках, не содержится ни малейшего намека на подобного рода планы. Более того, на сегодняшний день можно считать однозначно установленным, что инициатива начала и эскалации конфликта полностью принадлежала Сталину и его окружению. Однако конфликт предполагает, что действие одной стороны наталкивается на противодействие другой. И здесь протокол заседания Политбюро от 19 февраля 1948 г. дает четкую информацию, что такое противодействие возникло. Члены Политбюро проигнорировали сталинские указания о корректировке внешнеполитического курса Югославии. Л.Я.Гибианский специально подчеркивает необычность поведения югославского руководства после критики, которой подверг его Сталин 10 февраля 1948 г.: «Это было беспрецедентным. Поползновения к тому, чтобы действовать явочным порядком без консультаций с Москвой, проявлялись у югославов и прежде, в тех случаях, когда они считали необходимыми какие-то решения, по поводу которых, однако, заранее предполагали негативную советскую реакцию. Но такое поведение не выходило, как правило, за рамки традиционных отношений между начальником и подчиненным: допуская в своих специфических интересах, когда возможно, некоторые вольности за спиной первого, второй в то же время соблюдает в целом субординацию, оставаясь субъектом иерархической системы. На сей же раз Белград, получив прямые указания Сталина, пошел на их нарушение вопреки иерархии в советском блоке»8.

Протокол заседания Политбюро от 19 февраля убедительно демонстрирует, что вожди Югославии не собирались воспринимать указания Сталина как руководство к действию. Разногласия из-за отправки войск в Албанию Тито оценил как «небольшой просчет» Югославии, от федерации с Болгарией отказался, более того, заявил: «Мы должны быть упорны в отношении нашей линии, в отношении укрепления роли Югославии в мире, что в конечном счете и в интересах СССР». Помимо этого Тито предложил ответные шаги по отношению к Советскому Союзу: «Не посылать людей на обучение в СССР»9. Таким образом, советское действие впервые столкнулось с югославским противодействием.

В советской и современной российской историографии до сих пор преимущественное внимание обращают на причины советского действия, фиксируют связь советской политики в отношении Югославии с общим обострением «холодной войны», исходными идейно-политическими постулатами советской внешней политики, обращают внимание на неизученные аспекты ее формирования. Но в отношении позиции Югославии могут в лучшем случае напомнить точку зрения официальной югославской историографии, что конфликт возник из-за разного понимания путей развития социализма, и отметить ее односторонность10. Обращение к протоколам Политбюро ЦК КПЮ позволяет пролить свет на формирование позиции югославского руководства и причины его противодействия Сталину.

В первом протоколе содержится не так уж и много информации о том, что раздражает Тито и его соратников, и это естественно. Ведь Тито исходил из мнения об отсутствии серьезных расхождений с СССР. Потому 19 февраля составитель протокола зафиксировал только одну причину возмущения сталинским давлением: «Вопрос экономических отношений с СССР и вооружения нашей Армии. Не ясно, желает ли СССР, чтобы мы были сильной, вооруженной страной. Вооружение это огромное бремя. Мы должны опереться в первую очередь на свои силы, осуществить модификации в Пятилетнем плане и стать способными к строительству военной промышленности»11. Политбюро назначило своего члена Ф.Лескошека ответственным за военную промышленность и похоже решило проводить курс на ее создание не смотря ни на что.

На заседании 1 марта 1948 г. перечень претензий к Советскому Союзу был существенно расширен. Нагнетание конфликта заставило членов Политбюро высказываться более критично. По словам Тито, «они не хотели идти нам навстречу по вопросу вооружения нашей Армии»12. Аналогичные мысли высказал С.Вукманович-Темпо. Как он считал, по вопросу развития армии в СССР «держат курс, направленный на то, чтобы сделать нас зависимыми от них»13. Одним из возражений Тито против федерации с Болгарией была также забота о развитии югославской армии. Как бывшая участница фашистского блока, Болгария подписала мирный договор, ограничивающий ее вооружения. Судя по несколько туманной записи протокола, Тито не хотел, чтобы эти ограничения распространились на армию Югославии14. Не поименованный в протоколе участник заседания пожаловался, что во время переговоров в Москве о помощи для развития армии «наш военный флот не принимается во внимание»15. Членам Политбюро также не понравилось, что Советский Союз предлагает сократить армию, что план развития промышленности по советской оценке якобы слишком велик, что в Москве не желают помочь в деле создания авиационной промышленности16. То же самое неназванное лицо (скорее всего это был Тито) заявило: «У нас должна быть сильная армия – это гарантия независимости»17.

Исходя из этого постулата, участники заседания рассмотрели возможности самостоятельного развития военной промышленности. Общий итог дискуссии, как обычно бывало, подвел Тито. Он заявил, что основа военной промышленности есть, нужно «ориентироваться только на собственные силы», сделать упор на развитие авиации и сократить программу по флоту, экономить средства и «много жертвовать ради военной промышленности и вооружения», а главное – «наш план не изменится»18. Еще бы, если сильная армия – залог независимости.

Столь недвусмысленная позиция не должна удивлять. Всего 3 года назад люди, входившие в то время в Политбюро и ЦК, отстояли независимость и целостность своей страны в суровой и кровопролитной борьбе. Для них взаимосвязь сильной армии и независимости, похоже, была аксиомой. Из этого вытекает вполне естественный вывод: тот, кто препятствует развитию армии, покушается тем самым на независимость Югославии.

Позже, на заседании Политбюро 7 июля 1948 г., т.е. уже после резолюции Коминформбюро, осудившей компартию Югославии, Тито, излагая причины конфликта, первой назвал нежелание Советского Союза помогать созданию югославской армии: «С тех пор как мы приняли Пятилетний план (т.е. с 1947 г. – Ю.Ш.), начались отказы. Обещал Сталин создать военную промышленность, но до писем (ЦК ВКП(б) весной 1948 г. – Ю.Ш.) они ничего не предприняли»19.

Угрозу независимости Югославии члены Политбюро усматривали не только в этом вопросе. Им не понравилась наблюдавшаяся еще до этого активность советских спецслужб, которые по словам Э.Карделя, вербовали югославских граждан20. В этой связи особые подозрения вызвала у них затея с болгаро-югославской федерацией. В случае ее образования болгарская компартия выступила бы по словам Тито как «троянский конь в нашей партии»21. Что имел в виду Тито проясняют выступления Э.Карделя и А.Ранковича. Первый еще до слов Тито недвусмысленно заявил о советской позиции: «Им хочется с федерацией создать более сильное влияние через НКВД»22. Ранкович, который курировал спецслужбы, заявил, что в Болгарии «русские имеют полный доступ во все дела», включая МВД. А сама федерация создается с ведома болгар, у которых идет фракционная борьба, в ходе которой из ЦК БКП происходит «оттеснение людей, которые развивались в стране»23. Похоже, Ранкович намекал, что верх берут близкие Сталину кадры, жившие в Москве, пока БКП была в подполье.

Шпиономания вообще свойственна сталинистам. Но здесь ее усилил отказ помогать в строительстве армии. Сталинисты Югославии особенно прочно ухватились за свои подозрения о советских планах подчинить их через федерацию. Когда 7 июля 1948 г. один из членов Краевого комитета КПЮ по Боснии и Герцеговине рассуждал об отношениях КПЮ и ВКП(б), Тито перебил его репликой: «Отношение между двумя странами – разведывательная служба»24. А во время самого конфликта с СССР югославская пропаганда активно эксплуатировала шпионскую тему, хотя доказательств ее значимости не нашла, несмотря на большие усилия спецслужб.

Усилению шпиономании и мрачных подозрений на счет СССР способствовали также действия члена ЦК КПЮ Сретена Жуёвича. Будучи не согласен с оценками советской политики, он вышел на контакт с советским послом А.И.Лаврентьевым и пересказал ему все, что слышал на заседании 1 марта. Когда информация об этом дошла до Политбюро ЦК КПЮ, Жуёвич был арестован. Его участь разделил и другой видный деятель КПЮ Андрия Хебранг, заявивший о согласии с позицией Сталина. 12-13 апреля 1948 г. на первом после войны пленуме ЦК КПЮ было принято решение создать комиссию по расследованию их «антипартийной деятельности». Отчет о своей работе она огласила 9 мая 1948 г. на заседании Политбюро. Решено было исключить их из партии и передать для дальнейшего следствия органам госбезопасности25.

В связи с судьбой С.Жуёвича можно отметить любопытные данные, которые приводит в своих мемуарах М.Джилас. С.Жуёвич имел привычку частным образом вести записи заседаний, на которых он присутствовал, и накопил довольно внушительный объем разнообразных заметок. В частности, он вел собственный протокол заседания Политбюро 1 марта 1948 г. Потом, предчувствуя угрозу ареста, он отдал свои записи советскому послу А.И.Лаврентьеву на сохранение26. Дальнейшая их судьба не известна, но не исключено, что они были переправлены в СССР и осели в архивах МИДа. Если их когда-нибудь удастся обнаружить, круг источников по истории советско-югославского конфликта несомненно расширится.

Еще один вопрос, который был воспринят как покушение на югославский суверенитет, – это разногласия с СССР из-за Албании. В предыдущие годы Югославия фактически установила свой протекторат над этой страной. Однако события зимы 1947-1948 гг. вызвали угрозу его ослабления. Помимо самоубийства Спиру, вызвавшего недовольство СССР, и советских попыток контролировать размещение югославских войск в этой стране, албанское правительство продало СССР свою нефть, хотя Югославия в ней тоже нуждалась. Судя по всему, в Албании часть руководства, несмотря на смерть Спиру, все равно пыталась взять курс на освобождение от югославской зависимости.