Страшна, как смерть

Студентка 3-я: А!

Электра (с пафосом): И тут же Эринии явились: они карают матереубийц. Живут в подземном царстве богини мести и появляются на свет, чтоб возбудить безумие и злобу. Ужасен вид их: старухи злые, факелы в руках, из пасти каплет кровь, на голове не волосы, а змеи. Или являются безумцам в облике собак ужасных, псиц, у коих вместо лап, как уголь, чёрны змеи, и сладки им людские муки… Древнейшие то демоны, стоят они на страже прав матери. Без них порядок невозможен, то правда.

Порывается уйти.

Студентка 3-я: Ты вся в волненье. Что-то ещё произошло?

Электра (в воодушевленье): Да, несколько минут назад свершилось чудо: Кастор появился и Полидевк, то Диоскуры небесные, родные братья Елены с Клитемнестрой, за подвиги свои они вознесены к богам бессмертным. И Кастор обратился к Оресту, сказав, что с сожаленьем видит он труп сестры, его несчастной жертвы, и что она была достойна кары, но не такой. Тут Кастор повелел Оресту родину покинуть и скитаться, пока его судьба не будет решена богами, а перед уходом Оресту было велено дать в жёны сестру Электру другу своему. (с радостной улыбкой) Теперь я наречённая Пилада, и, по веленью свыше, мы с ним идём в Ахайю, в ту область, что лежит на севере Пелопонесса. (с грустью) Оторваны мы от земли отцов, о матери кровь, проклятьем твоим. Была бы я счастлива, если б могла остаться в любимом краю. А также меня омрачает разлука с Орестом, но уверена, что вскоре увидимся мы.

Студентка 3-я: Ты говорила, что разумом он помрачён…

Электра: Да, не успели мы с Орестом попрощаться, как он стал беспокойным, болезненно сжимался, дрожал, глаза горели, бегали, и в несколько прыжков он убежал. Эринии, они его смущают, богини древние мстят за пролитие родственной крови, ужасные виденья появляются, и мир становится другим, но только это временное дело, и снова брат становится собой. А главное, что есть надежда от них избавиться совсем: Орест придёт в Афины, там есть Ареса холм, на нём Ареопаг сбирается, его решенья святы. Кастор дал понять, что сможет получить Орест поддержку самой Афины, значит, будет и оправдан, тогда он перестанет быть жертвой бдительных Эриний.

(ликуя) Счастье, когда у погибшего мужа останется сын, чтоб отмстить, как Орест, поразивший врагов, которыми был умерщвлён злоковарно его многославный родитель! (уходит, поднимая правую руку) Счастье!

Студентка 3-я (в задумчивости): Вот такая семейка… Как они её называют? Танталиды? Это оттуда самый первый Тантал, который был любимцем богов. Его так избаловали, что он решил посмеяться над богами, убил своего сына Пелопа и зажарил, а когда боги пришли к нему в гости, стал угощать их мясом своего сына. Думал, они не узнают. Но олимпийцы узнали и наказали Тантала, а Пелопа оживили.

А сыновья Пелопа, Фиест и Атрей, истребляли семьи друг друга из-за барашка… Да-да, из-за барашка, появилась в стаде такая скотинка с золотой шерстью – чем не повод для мясорубки? Заодно и власть делили.

Сыновья Атрея немногим лучше: Менелай созвал всех бывших женихов Елены, чтобы начать Троянскую войну. Он-то остался жив и даже жену свою (как они говорят?) пышнокудрявую назад получил. А сколько воинов погибло? Сколько жён овдовело? Сколько детей осиротело? А? Я уж не говорю о Трое – она пала, мужчин убили, женщин увели в рабство, а некоторых мальчиков, даже младенцев, сбросили со стен крепости.

Сын Атрея Агамемнон вообще удивительный экземпляр: убил всех сыновей своего дяди, то есть двоюродных братьев, на одной из вдов женился, а её малолетнего сына продал в рабство. Я, честное слово, не понимаю, как можно было потом с ним жить и рожать ему детей. Ладно, другие времена – другие нравы. Наступает время сражаться с троянцами, корабли собираются в Авлиде. Этот выскочка Агамемнон не просто убивает лань, посвящённую богине Артемиде, но ещё хвалится, что он лучше охотник, чем она. А потом решает откупиться от разгневанной богини своей старшей дочерью – Ифигенией. Девочка так любила папу, а папочка припас для свидания нож поострее.

Ходит по сцене в волнении.

Когда после похода Агамемнон вернулся с тем, что награбил в Трое, с пленницами-троянками, в том числе с Кассандрой, то думал: наконец-то я отдохну после тяжёлого десятилетнего похода. Но не тут-то было. Преданная в кавычках жена Клитемнестра давно жила уже с Эгисфом. А Эгисф ведь тоже из этой проклятой семейки Танталидов. Он же двоюродный брат Агамемнона, единственный уцелевший сын Фиеста. Понятно, как «горячо» он любил своего братца… Я так и вижу эту сцену: пир начался, Агамемнон развалился, ест и пьёт, доволен жизнью, а тут на него Клитемнестра накидывает тяжёлое плотное покрывало, из которого сразу не выпутаться, – (делает резкие движения) и на вот, на тебе, вот тебе! Рубит муженька секирой со всей дури. А тут ещё этот хитромордый Эгисф – и пошла потеха! Все перебиты, лужи крови, последние стоны, пар от тел умирающих, а Клитемнестра с Эгисфом спокойно садятся и пируют, поздравляя друг друга с победой…

Да, вот нравы. Да меня бы вырвало, если бы я увидела такое. Даже если смогла бы убить в припадке ревности или мести, то уж есть рядом с трупами и наслаждаться я бы точно не смогла. А Клитемнестра довольна: всё получилось, как она хотела. Только вот ещё дети остались от Агамемнона: Орест подрастёт и станет мстить за отца, а Электра может родить будущего мстителя. Значит, Орест обречён на гибель, и если бы его не увезли подальше, в Афины, то любящая матушка прикончила бы и любимого сынка…

Электру можно не убивать, но нельзя разрешить ей выйти замуж за благородного, а давай выдадим её за крестьянина. Хахаха! Я представляю, как потешались Клитемнестра с Эгисфом. Только некоторые простые люди намного благороднее и нравственнее аристократов. Этот фиктивный муж так глубоко чтил Электру, что сразу ей сказал, что брак – просто прикрытие для неё, а так она свободна.

Мне даже странно, что я говорю это, всё ведь уже было сказано, только греки говорили другими словами, красиво, я так не могу. Наверное, мне нужно самой себе рассказать, чтоб понять и усвоить. Ничего, раньше я совсем мало говорила. А сейчас у меня есть потребность кому-то это рассказать, хотя бы себе.

Так вот Электра. Она ходит в лохмотьях, живёт в лачуге, как рабыня, а ведь она царская дочь… И мать ничего не делает для неё, потому что боится своей дочери. Электра недоедает, под глазами тёмные круги, но она сильна духом и всё время молится богам, чтобы они наказали чудовище-мать и чудовище-дядю. Электра ждёт не дождётся милого брата Ореста – на него вся надежда, ведь боги молчат и не вмешиваются.

Мне жалко Электру, но её ненависть как будто иссушила ей душу. Наконец возвращается Орест вместе с другом детства Пиладом. Сестра и брат узнают друг друга. Орест собирается убить только Эгисфа, на мать он не хочет поднимать руку, но Электра так гневна, так сурова, так требовательна, что брат уступает. Правда, чтобы заколоть Клитемнестру, ему приходится закрыть своё лицо плащом, чтобы не видеть родного лица и не слышать нежных стонов родной мамы…

У меня всё внутри содрогается прямо от этих кошмаров, от этой проклятой семейки Танталидов.

Это оттуда Агамемнон, ведущий Ифигению на алтарь, чтобы её зарезать. Оттуда Клитемнестра, рубящая секирой Агамемнона, когда он возвращается из похода. Из этой семейки и Орест с Электрой, закалывающие мечом Клитемнестру. Значит, во имя любви к чести и славе нужно убить дочь? Во имя любви к дочери нужно убить мужа? Во имя любви к отцу нужно убить мать? Я правильно поняла? Это ваши заветы, мои любимые древние греки?!

Садится на пол, обхватывает лицо руками, мотает головой, потом начинает с силой давить пальцами на лоб. Отнимает руки от лица, глаза закрыты.

Прекрасная Эллада… Как меня восхищали твои мифы, твои храмы… Я не умею этого высказать, потому что вообще мало знаю и плохо говорю. Что ж теперь. Из нашей семьи я первая получаю высшее образование, вышку. Вот девки, соседки по комнате, смеются, что читаю по складам. Нет, я могу быстрее. Правда. Только, когда я читаю быстро, не всё понимаю. А когда медленно, тогда как-то лучше.

Открывает глаза, умоляюще смотрит куда-то вверх, трясёт головой, снова закрывает глаза.

Как мне хочется всё забыть… Моя голова сейчас как коробка с гвоздями: они перекатываются, гремят, колют меня изнутри. Это так неприятно. Нет, даже хуже, просто не могу подобрать слово. Гадко? Стрёмно? Противно? Мерзко? Погано? Не знаю. (шевелит пальцами правой руки, будто пробует слово на ощупь) Мерзко – подходящее слово, смачное, как плевок в рожу. Но пусть останется просто «неприятно».

Открывает глаза и рассеянно смотрит по сторонам.

Я хочу всё забыть, что здесь услышала. Странно, правда? Раньше чего бы только не отдала за возможность вот так поговорить с самими героинями древних мифов, с самими богинями. А теперь буду рада, если всё это забуду.

(с надрывом) Плохо мне. Не так должно быть. Тут все говорили о любви. Любовь ведь должна приносить людям счастье! Любовь сама и есть счастье! Я всегда так думала. Всегда именно об этом и мечтала – о высокой прекрасной любви.

Облизывает и кусает губы.

А мне тут все подряд говорят, как она страшна, как люди убивают из-за любви и чужих, и своих, и виновных, и совсем невинных. И так говорят, будто это в порядке вещей.

А как мне теперь жить? Я не хочу им верить, но они так убедительны, во мне звучат их голоса. (прислушивается к себе) Я теперь никогда не стану прежней. Неужели я не смогу никому верить? (закрывает глаза, хмурит лоб, сжимает губы, мотает головой) Нет, я должна это побороть. Я должна справиться. Пусть всё это останется только в памяти, но не в душе. Пусть моя душа не изменится. Я не хочу быть такой, как они. Я хочу быть сама собой, хочу себя уважать!

Вдруг как бы ниоткуда появляется загадочная женщина в затканных восточных одеждах шафранного цвета, с красивыми резкими чертами властного удлинённого лица, матовыми чёрными волосами. Тип лица у неё грузинский.

Медея: Как это слово душе моей созвучно…

Студентка поднимается и поворачивается к ней, но молчит: она устала, любознательность угасла, к тому же девушка уже с опаской относится к вторжению в свой мир. Студентка отворачивается. Медея говорит нараспев, реальные для неё события обретают красоту мифа или сказки.

Царь Афамант, потомок Прометея, любил богиню облаков Нефелу, и родила ему она двоих детей – дочь Геллу и сына Фрикса. Потом женился Афамант на царской дочери Инό. Сестра её Семела возлюбленной Зевеса стала и, умирая, жизнь дала Дионису. Царь Кадм был их отцом. Второй супругой ставши Афаманта и мачехой для Фрикса и для Геллы, Ино возненавидела детей Нефелы, погубить решила. Так повелось на свете, что часто злыми мачехи бывают для неродных детей.

Студентка слушает Медею молча, немного склонив голову, не поворачиваясь, но видно, что история начинает её занимать.

Чтобы спасти своих детей, Нефела, окутав тучей, посадила их на златорунного чудесного барана и отправила в Колхиду. Погибла по дороге Гелла: упала в воду, и пролив стал называться Геллеспонтом в честь имени её. А Фрикс достиг Колхиды и оказался во владеньях царя Ээта. Ээт могущественным был владыкой, сыном Гелиоса, бога солнца. Он Фрикса приютил, и полюбил, и зятем своим сделал. В благодарность Фрикс принёс барана в жертву, а руно повесил на дереве в той роще, что охранял дракон.

При слово «руно» интерес студентки усиливается: она пытается понять, с кем на этот раз ей довелось встретиться.

С тех пор золотое руно стало разных людей беспокоить: завладеть им хотелось бы многим (усмехается), но задачка была не из лёгких. Два брата в Иόлке правили, в Фессáлии, Эсόн и Пéлий. Вот Пелий захватил всю власть, убивши брата. Но у того остался взрослый сын по имени (пауза) Ясόн. Боясь его претензий на трон в Иолке, Пелей отправил Ясона за золотым руном в Колхиду, надеясь, что юноша погибнет.

Студентка выпрямляется.

Студентка 3-я: Аргонавты!

Медея: Да!

Студентка 3-я: Красивая история.

Медея: Печальная.

Подходит к студентке сзади вплотную, набрасывает ей на плечи ткань, и женщины становятся как бы одним целым, враз поворачивая голову, поднимая и опуская руки, словно сознание Медеи проникло в разум девушки. Студентка стоит с закрытыми глазами, погружённая в те картины, что рисует ей Медея.

Много младых смельчаков решили с Ясоном поехать, им помогала Афина, она созидала корабль, который назвали «Аргό». Только дошла молва о сборе героев, даже Геракл могучий примкнул к их числу: подвиги лучше мужей украшают, чем девушек платья.

Были такие из юношей, что умереть не страшились, однако боялись, что народ им в славе откажет. Был и Орфей там с кифарой, божественный голос имевший. Из Спарты Зевсовы дети пришли, Кастор и Полидевк, были там сыновья Посейдона, Гефеста, отроки сильные, славные, гордые. Не пожелали они отстать от общего дела.

Вот снарядили корабль, на него взошли десятки героев в доспехах, с оружием, их толпа провожала, желая, чтоб путь завершился скорей возращеньем желанным.

Под парусами корабль бежал, земли минуя. Делали аргонавты в пути остановки, чтобы запасы еды и воды им пополнить, ветер дул в паруса, и легко всё сначала казалось. Но на одном островке потеряли юношу Гила, которого нимфа в ручей увлекла, а Геракл тщетно друга искал и остался. Ему другие предназначены подвиги были.

Афина незримая часто была вместе с ними: лёгкая туча её, мощную, сверху несла, и богиня видела, как аргонавты плывут навстречу славе бессмертной.

Обе проводят руками впереди, разводя и сводя их.

Скалы были преградой, Симплегадами их называли. Блуждали они в Чёрном море, разбивая любые суда. Предсказано было, что навек остановятся скалы, если сумеет пройти мимо них чей-то корабль. Был на «Арго» Евфим, взял он голубя в руку и с ним прошёл на нос корабля, ввысь голубя бросил, тот полетел – столкнулись страшные скалы; волны огромные, точно тучи, вскипели, перья хвоста оторвали камни у птицы, но голубя смерть миновала. То знак был счастливый! Скалы раздвинулись снова, налегли герои на вёсла, сердце исполнилось страхом, и смерть неизбежной казалась, скалы сдвигались, гудя, а ладья цепенела… Тут Афина, левой рукой от скал отстранившись, правою мощно толкнула корабль вперёд (движение правой рукой), и промчался «Арго», только верхушку кормы меж камнями оставив. Тут утёсы вплотную сошлись и застыли.

Студентка 3-я (открывает глаза): А я у Гомера читала, что Гера любила Ясона, корабль «Арго» провожала, поэтому миновал все опасности он.

Медея: Как его не любить! Не удивлюсь я тому, что его все богини любили! Гера с Афиной желали удачи походу героев, чтобы, руно золотое забрав у Ээта, аргонавты со славой уплыли обратно в Элладу.

Студентка закрывает глаза.

Руно же змей сторожил, вокруг него извиваясь. Змей неусыпный, бессмертный, рождённый Геей-Землёю. Царь же Ээт, отец мой, могуч был и дерзок, сердцем всегда непреклонен, речью его не сумел бы никто обольстить медоточивой. Тогда для спасенья героев обратились богини к Киприде: если сын Эрот ей послушен, пусть стрелой своей ранит дочь Ээта Медею: лишь её советы помогут руно в землю Эллады вернуть.

Афродита в то время сидела в кресле искусном и по плечам распускала волос роскошные пряди, чтобы сплести их в золото локонов длинных. Гера сказала Киприде о том, что тревожатся вместе с Афиной они за судьбу аргонавтов, и прежде всего за Ясона, чтобы тот смог вернуться героем, а Пелий был бы наказан. Спросила Киприда богинь, чем же помочь она может, и, узнав о решенье, к сыну пошла и попросила подстрелить дочь Ээта из лука, любовь внушить ей к герою Ясону.

Вздыхает.

Шла я домой от сестры, увидала толпу незнакомцев, вскричала. Двор многолюдный наполнился шумом. Вдруг что-то странное я ощутила, прочь улетели разумные мысли, сердце любовью зажглось, я видела только Ясона, душа томилася сладостной болью. Щёки мои то бледнели, то так разгорались, будто отсветы пламени, что бушевало под сердцем. Это любовь запылала мне на погибель.

Студентка взволнованно дышит, переживая отголоски чувств Медеи.

Отец мой разгневался, не захотел отдавать руно золотое, даже сначала решил героев убить, но потом предложил пройти испытанье – двух быков медноногих запрячь, изо рта выдыхающих пламя, засеять ниву Ареса зубами ужасного змея, а после уж жатву закончить.

Студентка ахает.

Все аргонавты-герои были сильны и прекрасны, но Ясон среди них выдавался благородством и обликом дивным. Скрыв глаза под светлым платком, я долго вослед им глядела, своё сердце болью сжигая, ведь погиб бы Ясон в испытанье. В покои свои удалившись, без конца вспоминала его благозвучные речи, осанку, движенья, как восседал он, как вышел и как удалился. Другого такого нельзя найти во всём свете! И он будет погублен быками!

Студентка 3-я: Нет!

Медея: Заплакала я от заботы мучительной этой, от жалости странной и скорби, себя понять не могла я. Он же чужой мне, ну пусть пропадёт – нет, не в силах смотреть я, ах, если бы мог невредимым остаться! Пусть он вернётся домой, избегнув мучительной смерти!

Студентка 3-я (как бы став Медеей): Научена я от богини Гекаты умению зелья творить, знать, что земля и струистые воды рождают, повелевать и огнём, и воздушной стихией. В храм Гекаты пошла за зельем волшебным для медных быков, чтобы их усмирил чужеземец, хоть и страшно было волю отца преступить.

Медея: Ночь на землю сошла, всё смолкло, даже собак не было слышно, лишь меня одной сладостный сон не касался – так я боялась, что может Ясон пасть смертью постыдной на Аресовом поле. Слёзы бежали ручьём, боль огнём проникала по телу, сердце в груди трепетало и билось прыжками. В сердце живое любовь нестерпимые муки вонзает.

Студентка-Медея: Как я смогу приготовить ему зелье тайком от родных? Как я несчастна! Если Ясон уплывёт, душа разорвётся от горя. Если погибнет, разве будет мне легче? Он станет моею бедою. Пусть! Пусть стыд пропадает! Пусть пропадёт радость жизни! Я помогу, а уж он сам пусть решит мою участь.

Медея: Станет Колхида вся говорить, что я посрамила дом, и отца, и родных, всех предала ради чужого. Горе мне, горе! Лучше бы мне умереть прямо сейчас! Даже хотела смертное зелье принять… (помолчав) Но молодые любят не смерть, а радость и жизнь. Решила утра я дождаться, чтобы самой Ясону отдать нужные зелья.

Студентка-Медея: Кудри я прибрала и пеплос красивый надела, созвала я служанок, и на повозке поехали мы к храму богини Гекаты. Ясон туда же пришёл, прорицателем своим вдохновлённый. Так он сиял красотой, что даже товарищи диву давались. Прекрасный, как солнце, встал предо мною Ясон, но тревога меня вдруг объяла.

Медея: Из груди будто выпало сердце, в глазах потемнело, запылали щёки горячим румянцем, дыханье прервáлось, не было сил шевельнуться. И молча так мы долго стояли друг перед другом…

Студентка-Медея: Видела я лишь беду. Наконец Ясон так промолвил: «Девушка милая, на тебя вся надежда. Если ты нам поможешь, доброе имя и славу тебе я создам, буду вечно тебе благодарен».

Медея: Похвала оживила меня, восторг согрел душу, нежно я улыбнулась герою, сказать так много хотелось, но нельзя же всё сразу поведать. Отдала я из пояса зелья, радостно руки к ним Ясон протянул, а я, восхищаясь, готова была свою душу отдать, а не травы.

Студентка-Медея: Душа в груди растекалась. Там словно роза раскрылась, покрытая нежной росою, и капельки те испарялись под солнцем Ясоновых взглядов. И таяла я, и желала лишь одного – чтобы продлилась ещё эта отрада.

Медея: Так долго мы взоры бросали друг другу стыдливо, наконец я сказала: «Слушай меня и запомни, чтоб жизнь уберечь. Полуночи дождись, тело омой, в жертву овцу принеси и мольбы вознеси богине Гекате. Утром, зелье моё увлажнив, натри им тело, как мазью, – сразу наполнит тебя великая сила. Им же намажь и меч, и щит, и копьё. Когда могучих быков запряжёшь и землю пропашешь, засеешь зубами дракона Аресову ниву, тут же начнут расти в бороздах великаны. Найди в поле камень побольше и кинь в середину – тогда перебьют друг друга они».

Студентка-Медея: Тут не смогла я сдержать своих слёз: «Помни, когда придётся домой возвращаться, имя Медеи!» Ясон же ответил: «Никогда я тебя не забуду. Ты моё ложе в супружеской спальне со мною разделишь, и ничто не будет разлукой в любви, кроме смерти».

Медея: Сердце моё трепетало от счастья, душа моя грелась такими словами. Вышла из храма, служанок не видя, не замечая, что день уж в разгаре. Была будто во сне я. Время забыла. Парила душа в поднебесье.

Студентка-Медея: Ясон же тем временем обряды исполнил, и вошла в него дерзкая, необоримая сила. Быки появились, огонь выдыхая, ринулись яростно они на героя, но мазь огнеупорная его берегла, справился с ними Ясон и запряг, ярмо надел на загривки, борозды взрéзались плугом, твёрдая пашня в куски разлетелась, засеяно было поле зубами дракона. Вместо колосьев покрылось оно рядами прочных щитов, копий и шлемов блестящих. Так земнородные воины вышли.

Медея: Вспомнил Ясон мой наказ, камень огромный нашёл и кинул в средину, сам за щитом спрятался быстро. Земнородные стали злобно рычать, поражая насмерть друг друга. Тогда в бой вступил сам Ясон и подрéзал живые колосья, и весь урожай он собрал к печали и скорби Ээта.

Студентка-Медея: Царь Ээт, мой отец, не спал в эту ночь, злился и гневался он и обдумывал гибель героям. Царь угадал, что кто-то из его дочерей пришельцам помог. Трепет меня охватил, будто лань, за которой погнался бешеный зверь, – так испугалась я гнева отца. Щёки пылали огнём, в ушах беспрестанно звенело, зелье лихое принять уже было хотела, чтобы из жизни уйти самовольно, но Гера вмешалась. Богиня меня побудила бежать из дома отцовского вместе с Ясоном.

Медея: Левой рукою пеплос держа, а правой хитон подымая, чтоб не мешал мне бежать, я ночью вышла из дома, к кораблю «Арго» направляясь. Не знала тогда я, что боги жестокие дали Ясона мне на страданье.

Студентка-Медея: Я к ногам мужчин припала: «О прошу вас, защитите, скоро всё отец узнает и тогда нас всех погубит. Усыплю для вас дракона, чтобы, взяв руно златое, вы могли бы с ним уехать. Только дай, Ясон, мне слово, что, уйдя вслед за тобою, никогда я не раскаюсь и меня любить ты будешь».

Медея: Тот воскликнул в восхищенье: «Я клянусь, моя Медея, что супругою законной станешь ты, как возвратимся мы с добычею в Элладу! Олимпийцев призываю, пусть сам Зевс Кронион будет очевидцем этой клятвы!»

Студентка-Медея: Около дуба, где висело руно золотое, змей неусыпный сидел и глядел зорко вокруг. Страшно шипел он, и шип раздавался вдоль берегов и лесов. Свивалося тело в несметные кольца. Но смело пред змеем я встала, волшебную песню запела, Сон призывая и умоляя Гекату помочь. И песней прельщённый, стал дракон расслаблять свои кольца… Я же взяла можжевельника ветку, в зелье макнула и глаз дракона коснулась, творя заклинанье. И вот глаза у змея сомкнулись, сон сладкий, чудесный его обуял.

Медея: Ясон руно золотое с дуба сорвал, и вместе мы вышли из рощи Ареса. Как восторгался Ясон, руками руно обнимая! Шерсть, будто пламя, сверкала, и отблеск сиянья лежал на щеках у героя и бороде его светло-русой. Даже земля под ногами светилась, когда нёс он руно. Чудо такое увидев, все аргонавты вскричали, каждый хотел до шкуры барана коснуться, но некогда было.

Студентка-Медея: Чтобы руно не сверкало, покров на него был наброшен. Ясон стал всех торопить скорее отплыть, ибо погоня была уж близка. В воду гребцы погрузили мощные вёсла, корабль поплыл. Я же, внимая клятвам Ясона, бесстыдная, землю родную, родителей милых – бросила всё вероломно, разум утратив от счастья. Было, безумной, мне то дороже всего, что Ясон обещал. А обещал он любовь!

Медея: Тут колхийская рать нас преследовать стала во главе с моим братом Апсиртом. Средства не видя иного, я обещала Ясону брата к себе заманить.

Студентка-Медея: Дерзкий Эрот! Ты на юных всегда нападаешь! Злое оружье в руках у тебя, им поражаешь ты мириады сердец на беды, раздоры, вопли и слёзы, стоны и плачи, бессчётные скорби! И мало тебе!