Повести в Белых Халатах

– Сиротин, как ты знаешь, медсестры не имеет, он работает с лаборантом. Вчера, не дождавшись меня, он заглянул в лаборантскую и спросил: «Костик, как ты ко мне относишься?» На это Костя, покраснев как варёный рак, ответил: «Простите, Сергей Викторович, но у меня есть девушка».

Снова раздался хохот, перемежаемый комментариями. Антонов продолжал:

– К медсестре Малакова я, как и к медсёстрам Сирина, сходил сам. Как вы знаете, у Захара работает новенькая. Так что я разыскал прежнюю и спросил, чем же она так досадила Захару, что он сослал её в регистратуру, лишив возможности работать на приёмах.

– Никто до сих пор, кстати, причины не знает, – заметил Сирин.

– Медсестра рассказала, – продолжал Антонов, – что записала к Малакову на консультацию пациентку с пахово-мошоночной грыжей.

Снова раздался смех. Юра поднял руку, останавливая поток комментариев:

– Я уточнил: «Девочка, а где ты списала этот диагноз?», на что она ответила: «Я сама его поставила со слов больной. Она описала в жалобах, что у неё грыжа в паху, которая перемещается вниз».

Юра снова взял паузу, пережидая взрыв хохота:

– Но главное не это! Она при всех моих наводящих вопросах и намёках так и не поняла, что сделала не так и почему этот деспот Малаков потребовал у Кунцевой дать ему другую медсестру, желательно с мозгами. Ей до сих пор не пришло в голову, что она диагностировала у женщины грыжу в мошонке!

Я посмеялась со всеми вместе, а потом поделилась своей историей.

Начала я с того, что моя Таня назвала меня гением. А все гении страдают рассеянностью. И далее поведала о приключениях с тортом. Моя история явно оказалась победителем. Юра, продолжая смеяться, достал из холодильника коробку и спросил:

– И ты собираешься отдать ей целый торт?

Я кивнула.

– Не вижу логики. Давай лучше мы съедим его на глазах у Тани и не поделимся.

– Нет, не могу, – отклонила я его вариант мести. – Пусть она поймёт, что я знаю, и ей станет стыдно.

– А я считаю, твоя Татьяна – настоящая находка! – не согласный со мной Тёткин, кивнув Юре, начал с ним в четыре руки распечатывать торт.

Больше уже никто моих доводов не слушал, потому что торт оказался вкуснее, чем ожидалось. В какой-то момент я поняла, что мне снова не достанется ни крошки. Подскочив к Захару, я урвала с его тарелки последний кусок и в спешке проглотила его целиком, даже не почувствовав вкуса, чем вызвала новый взрыв смеха со стороны жующих коллег. Несмотря ни на что, я была довольна, что моя медсестра считает меня гениальной.

После работы мы собирались встретиться с Захаром. Я со всех ног летела домой и старалась припомнить, что имеется в холодильнике. Забежав в квартиру, решила сначала привести в порядок себя. Наскоро приняв душ и придав волосам вид беспорядочно-сексуальный, я наконец добралась до кухни. Но заглянуть в холодильник мне помешал телефонный звонок.

– Солнце, это я, – начал Захар, и по его голосу я поняла: не придёт.

– Да, привет, – торопливо прервала его я, не позволив продолжить. – Как хорошо, что ты позвонил. Малаков, уж прости, но сегодня не получится встретиться.

Захар осёкся и немного помолчал.

– У тебя что-то случилось? – наконец спросил он.

– Незапланированный аврал, – неопределённо ответила я.

Снова возникла пауза.

– Вообще, это, может, и к лучшему, потому что я как раз звоню, чтобы извиниться: девчонок не с кем оставить. Тоже незапланированно.

– Видишь, как удачно складывается, – с притворным удовлетворением выпалила я. – Увидимся завтра, целую в нос!

Я поспешно нажала кнопку «отбой» и держала её так крепко и долго, что заломило палец. Я пыталась сосредоточиться хоть на чём-то, но мысли перескакивали с одной на другую, и, наверное, именно это спасло меня от слёз.

Не моргая я смотрела в пустоту и ощущала её странным образом материальной: казалось, я могу потрогать мёртвое пространство вокруг, коснуться воздуха, который вдруг стал тяжёлым. Может быть, я сходила с ума, потому что с каждым вдохом пустота проникала в лёгкие и заполняла меня изнутри, сдавливая сердце. Я чувствовала его гулкие удары, размеренные и какие-то деловые. Не было того сумасшедшего ритма, которым оно обычно захлёбывалось при звуке голоса Захара, словно сердце внезапно отяжелело и устало. Я прислушалась: не остановится ли? Но оно продолжало ровно стучать.

Ничего не изменилось вокруг: солнце, прищурившись, через одну из прорех в косматом облаке, пыталось зацепиться лучами за кроны деревьев, стрелки часов перескакивали с цифры на цифру, демонстрируя свою точность и неизменность, и только я чувствовала себя другой. Что-то надломилось и оборвалась внутри от тяжёлого воздуха, сдавившего горло. Я шагнула к окну и увидела, как день опускает занавес, чтобы зажечь звёздную россыпь на ночном небе. Вспомнив любимый фильм, я попыталась представить себя его героиней и для пущей убедительности прошептала:

– Завтра будет другой день. Я подумаю об этом завтра…

Глава 15

Лесная фотосессия

День рождения Кунцевой ежегодно отмечался у неё на даче и был одним из самых замечательных событий года. Людмила Борисовна приглашала всех сотрудников, причём вместе с супругами и детьми, у кого таковые имелись. Праздник удавался всегда, хотя для меня в этой бочке мёда находилась ложка дёгтя: Захар неизменно приходил с женой, которая была хорошо знакома с Кунцевой – когда-то работала медсестрой под началом Людмилы Борисовны. Я старалась исключать Малакова из зоны своего внимания, но иногда это стоило слишком больших усилий, и вместо радости от общения с коллегами в нерабочей обстановке у меня появлялось чувство усталости.

На этот раз я решила взять с собой Димку: как-никак – он один и есть моя семья. Его хорошо знали все, потому что не только слышали от меня многочисленные истории о сыне, но и общались с ним во время врачебной практики, которую он проходил у нас, учась в институте.

Дача у Кунцевой была старая с огромным участком земли, создававшим иллюзию присутствия в лесу на дикой природе. Правда, кроме докторов, других дикарей не наблюдалось. Дикие звери, если такие водились поблизости, держались в стороне, напуганные громкими разговорами и взрывами смеха. Кунцева, в джинсах и лёгкой курточке, с волосами, собранными в узел на затылке, была вовсе не похожа на главного врача крупной частной клиники. Без административного лоска она казалась значительно моложе, и о возрасте можно было догадаться только по годам мужа, с которым, как все знали, они были вместе со школьной скамьи. Аркадий Александрович выглядел уставшим и совсем не спортивным человеком средних лет. Работа его не имела никакого отношения к медицине, но, прожив столько времени с врачом и общаясь с медиками всех специальностей, он мог поддержать любую нашу беседу на профессиональную тему. Был он, несмотря на свою неспортивность, мужчиной очень привлекательным и, благодаря обширному кругозору и умению говорить, легко завоёвывал женские сердца.

Пока мы с Ириной Митрофановной резали помидоры к шашлыку, Димка беседовал с Аркадием Александровичем, делясь опытом ординатора. К ним присоединились остальные доктора, все без исключения любившие шутить над молодыми коллегами.

– Значит, Дмитрий, скоро ты станешь коллегой Малакова? – спросил Сиротин.

– Ну, в общем врачебном смысле да, но я специализируюсь в реаниматологии, не в урологии, – уточнил Димка.

– Запомни, что только урологи и реаниматологи радуются при виде мочи, капающей из катетера пациента! – под дружный смех обосновал свою точку зрения Сергей.

Я сунула маленькую помидорку в рот и присоединилась к обсуждению. Димка пробудил интерес к студенческой теме, и все, кто по совместительству подвизался на кафедрах, принялись рассказывать случаи из преподавательской жизни.

Сиротин, помешивая угли в мангале, кричал:

– Мой студент в заключении по вскрытию криминального трупа написал: «На больном обнаружено две раны: одна смертельная и одна, к счастью, нет».

Все развеселились и начали вспоминать цитаты из ученических записей. Тёткин замахал руками, по его щекам лились слёзы, и непонятно было, плачет он от смеха или от дыма, разъедавшего глаза.

– Мой интерн не далее как вчера описал пульс пациента как ритмичный, хорошего наполнения, три раза в день!

Снова раздался смех.

– Могу поспорить, что это был Кошкин, – вступил в разговор Захар.

– Как ты догадался? – удивился Марк.

– Он написал в истории болезни, что обследование прямой кишки показало нормальный размер щитовидной железы.

Здесь уже все заплакали точно не от дыма, валившего из мангала.

– Всё не так плохо, как вы думаете, – старался перекричать смеющихся Сиротин, – всё гораздо хуже! – Смех стал только громче. – Я созвонился с руководителем Кошкина по интернатуре, он поведал, что у паренька папа большой человек в городской администрации.

– Абсолютная правда, – подтвердила Сирина, подошедшая с Андреем к хохочущей компании. – Так что по поводу «паренька» можете не переживать: врачом он работать не будет, ему уже готово кресло в отделе здравоохранения. Лучше налаживайте связи с интерном Кошкиным: могут пригодиться в будущем, – многозначительно добавила моя «любимая» пациентка.

– Да, смех сквозь слёзы, – заметил Аркадий Александрович.

Таня принесла большой поднос с шашлыками, нанизанными на шампуры.

– Красота какая! – воскликнул Сиротин, раскладывая мясо на мангал.

– Только вредно очень, – заявил Сирин.

– Вредно, Андрюша, всё, – Людмила Борисовна расставляла тарелки на огромном столе, установленном прямо под соснами.

– Даже мёд, если его положить в дыхательное горло, – добавил Димка.

– Хорошее начало для реаниматолога, – прокашлял сквозь смех Захар.

Я обняла Димку и поцеловала его в ухо. К Малакову подошла жена и принесла ему бутерброд с сыром.

– Попробуй, какая вкуснота!

Захар наморщил нос:

– Не хочу перебивать мясной аппетит. Буду ждать шашлыки.

Каждый раз, когда супруга подходила к нему, Малаков избегал встречаться со мной взглядом, словно чувствовал себя неловко.

Я стояла, обняв Димку, и наблюдала, как вокруг Захара крутится маленькая полная восточная женщина, впервые за все годы не чувствуя укола где-то глубоко в сердце, словно дело касалось абсолютно посторонней для меня пары малознакомых людей. Они никогда не брали с собой своих девчонок, но Анна неизменно демонстрировала их последние фотографии. Вот и сейчас, отойдя от мужа, она завладела вниманием Олимпиады Петровны и принялась рассказывать об успехах младшенькой в танцевальной школе.

Малаков подошёл к нам.

– Рад, что тебе нравится твоя специальность, – обратился он к Димке. – В медицине сейчас появляется всё больше и больше случайных людей, не готовых врачевать, как вот недавно упомянутый Кошкин…

Димка высвободился из моих объятий, словно подчёркивая тем самым свою взрослость и независимость, и с удовольствием поддержал тему.

Я знала, что Малаков пользуется у него большим уважением, и мне это импонировало. Я взглянула на двух дорогих мне мужчин, а затем, чмокнув сына в щёку, покинула мужскую компанию и присоединилась к девчонкам, накрывающим стол. Практически все были в сборе, опаздывали только Мухин, Антонов и пара регистраторов. Новая проктологиня решила не нарушать нашей тёплой компании и отказалась от приглашения.

Мясо было готово, и все, налив вина в бокалы, приготовились к тосту, которым традиционно начинал череду поздравлений Аркадий Александрович. Олимпиада Петровна суетилась с шашлыками, а остальные с нетерпением ждали речь Кунцева.

– Дорогие друзья! – провозгласил он. – По просьбе именинницы я нарушаю традицию и передаю первый тост ей.

Все захлопали. Людмила Борисовна улыбнулась.

– Дорогие мои коллеги, – начала именинница. – Ровно пять лет назад мы впервые собрались за этим столом. И с тех пор каждый год у меня самый лучший день рождения, какой только можно пожелать, – переведя дыхание, главная продолжила: – Вы моя семья. Я провожу с вами больше времени, чем со своим мужем.

Аркадий Александрович, соглашаясь, закивал головой.

– Вы мне очень дороги, – добавила она, – и я благодарю всех и каждого из вас за то, что вы рядом, что мы вместе, что я всегда могу положиться на вас. Спасибо, что вы пришли сегодня, за ваши тёплые слова и замечательный праздник, который для меня организовали. Я хочу поднять этот бокал за моих близких, моих коллег, моих друзей – за вас.

Запыхавшись, от калитки бежал Антонов, размахивая букетом цветов.

– Мне налейте! Я присоединяюсь к тосту!

Таня протянула ему бокал, и он залпом его осушил. Все увлечённо жевали, только Олимпиада Петровна, оставаясь на посту, быстро нанизывала новые куски мяса на освободившиеся шампуры. Вдруг она замерла, глядя в сторону калитки. Юра, стоящий рядом со мной, ткнул меня локтем в бок, указывая на тропинку.

– Глазам не верю, неужели… – пропел он, и я, переведя взгляд туда, куда все вдруг стали указывать пальцами, увидела Мухина, идущего с регистраторшей Оксаной.

Они не просто шли вместе, они явно приехали вместе, и их лица светились загадочно счастливо.

– Ну, наконец и опоздавшие в сборе, – поприветствовала Кунцева вновь прибывших.

Припозднившаяся пара приняла протянутые им бокалы с вином и тарелки с едой.

Все удивлённо переглядывались, теряясь в догадках. Мухин прокашлялся:

– Людмила Борисовна, мы присоединяемся ко всем поздравлениям, несомненно уже прозвучавшим до нашего прихода, и хотим пожелать вам здоровья прежде всего и ещё раз здоровья.

– Остальное у вас уже есть, – добавила Оксана, – и муж, и дети, и любимая работа.

– Да, – продолжал Мухин. – Ну, и чтоб предупредить все ваши догадки и предположения, уважаемые коллеги, позвольте проинформировать, что мы с Оксаной вчера подали заявление в ЗАГС и через два месяца приглашаем всех на свадьбу.

– А-а-а-а-а! O-о-о-о-о! – раскатилось по лесу. – Ура! Поздравляем! Горько!

Все, конечно, были удивлены.

– Коллеги! Внимание! – прервал поток поздравлений наш лор. – Не забывайте, что сегодня совсем другой повод для праздника! Я предлагаю всё-таки поддержать мой тост и выпить за здоровье Людмилы Борисовны!

– Да, пусть мы все будем здоровы, – провозгласила Кунцева и, чокнувшись с Мухиным, выпила до дна.

Антоха незаметно подкрался ко мне и прошептал:

– Теперь в каждом ухе по мухе. Интересно, она его фамилию возьмёт?

Я от неожиданности подавилась шашлыком, который жевала, и закашлялась. Юра, довольный произведённым эффектом, постучал по моей спине и пошёл к другой жующей компании.

Я пробралась к столу, чтобы посмотреть, всё ли успела попробовать, и оказалась рядом с Леной Новиковой. Она стояла со стаканом минеральной воды и, похоже, ничего не ела.

– Лена, вы многое пропустили, не попробовав шашлык, – обратилась я к ней.

– Я меняю поздний ужин на утреннюю зарядку, – попыталась сострить женщина.

Я вопросительно посмотрела на Рудика, но тот лишь пожал плечами, жуя за обе щеки.

– Рудику достанется ужин за двоих, – констатировала факт я, накладывая на тарелку любимую селёдку под шубой.

– Нина Викторовна, селёдку я сделала! – крикнула мне Таня.

– Ты её от меня приготовила или от себя? – спросила я в шутку.

– От вас, от себя я сделала заливную курицу, – на полном серьёзе ответила медсестра.

– Нинка, шуба у тебя получилась умопомрачительная, – засмеялась Карасёва, выгребая себе остатки салата.

– Хоть бы успеть попробовать, чего я тут наготовила, – сказала я, глядя, как быстро пустеют тарелки на столе.

Полина, доев «мою» селёдку под шубой, предложила:

– Пойдём прогуляемся.

Я оглядела оставшиеся угощения и, не обнаружив ничего, что ещё хотела бы попробовать, согласилась.

Лес вокруг был просто сказочный: высокие сосны, пушистые ёлки, редкие берёзки и почти полное отсутствие подлеска. Идти было легко.

В первую очередь мы, конечно, обсудили новость про Мухина. Никто не ожидал такого поворота событий. Старый холостяк Мухин и Оксана, которая неоднократно доставала его своими глупыми ошибками!

– Нужно быть достаточно умной, чтобы выглядеть такой глупой, – констатировала факт Полина.

– Но Мухин-то, Мухин-то каков! Решил взять её на перевоспитание, – не переставала удивляться я.

– Да, она его лет на двадцать моложе? – предположила Поля.

– Вот уж точно интересный эксперимент получится.

– Жалко, подснежников уже нет, – переключилась Карасёва, старательно разглядывающая каждую кочку и каждый пенёк в поисках достойного объекта для фотографирования.

– Ну, ты вспомнила! Скоро уже грибы собирать будем, – я наткнулась на какой-то розовый цветок-лютик. – Смотри, вот тебе весенние первоцветы.

Полина рванула ко мне, достала телефон и начала снимать цветочек с разных ракурсов.

Рядом с нами было небольшое болотце, слегка подёрнутое тиной и какими-то узорчатыми водорослями. Посередине лежало бревно, покрытое густым иссиня-зелёным мхом. Вокруг бревна торчал ещё прошлогодний сухой камыш.

– Поля, смотри, какой васнецовский пейзаж!

Подруга обернулась и с криком «хочу!» рванула к болоту.

– Ты представляешь, какая будет фотография! Это же реальная «Алёнушка»!

– Ты чего, собираешься туда лезть?

– Мы обе собираемся туда лезть, – уточнила Полина. – Стой здесь. Я за Димкой.

– Он не согласится быть братцем Иванушкой! – уже вслед убегающей подруге крикнула я. – Бери Сиротина!

Стоять одной в лесу, охраняя болотце, пусть даже с васнецовским бревном, было не очень комфортно. Дикие звери не должны водиться в районе пригородных дач, но руку на отсечение я бы не дала. Оглядываясь по сторонам, я убедилась, что пейзажей Шишкина с медведями вокруг нет, но, несмотря на это, очень обрадовалась приближающимся голосам Поли, Сиротина и Димки.

Увидев наше болотце, сын засомневался, стоит ли туда лезть.

– Бревно совсем трухлявое, – пнув ногой важнейшую часть декораций, сообщил он.

– Так, ты там поаккуратнее, а то рассыплется, как нам на нём сидеть? – закричала Поля.

Сиротин с энтузиазмом выбирал позицию для съёмки: по его мнению, фотографии должны были получиться исключительно как для глянцевого журнала.

– Пошли! – скомандовала Поля, но я отодвинула её и первая шагнула к бревну.

– Дети следуют за взрослыми, – сказала я и уцепилась за стоящее рядом с болотцем дерево.

Веточки, попавшие мне в руки, оказались слишком тонкими, и я, встав на бревно, едва не потеряла равновесие: оно было не только трухлявое, но ещё и скользкое из-за мха. Балансируя буквально на уходящей из-под ног опоре, я сделала первый шаг. Димка смотрел на мои акробатические этюды и давился от смеха.

– Дима! Твою мать! Перестань ржать! Я сейчас свалюсь! – орала я, продвигаясь маленькими шажками к центру бревна.

– Вот! Отлично! Здесь будем снимать! – объявил Сиротин. – Поворачивайся!

Тут только до меня дошло, что по бревну я шла спиной к фотооператору и теперь мне нужно развернуться на сто восемьдесят градусов. Продемонстрировав собравшимся и от души веселящимся друзьям немалый запас крепких словечек, я с трудом поменяла позицию и посмотрела в камеру. Кроссовки соскальзывали, бревно покачивалось на воде, но я выстояла.

– Снимай! – крикнула я Сиротину.

– Садись! – скомандовал Сергей, и я поняла, что он прав: у Васнецова Алёнушка сидит и смотрит на воду. Я начала медленно приседать, чувствуя, как комары радостно вонзают в меня свои носики, пользуясь тем, что я не могу от них отмахнуться.

– Ёклмн! Как же я встану потом? – хохотала я, представляя себе эту картинку.

Сиротин щёлкал не переставая, и я крикнула:

– Подожди, я ещё позицию не заняла!

Но позиция моя была очень шаткая, так как от смеха я не могла удерживать равновесие, чтобы сесть красиво. В поисках баланса я обхватила себя руками за плечи.

– Давай!

С берега доносился гогот, переходящий в похрюкивание. Я бы и сама с удовольствием согнулась от хохота пополам, но не хотелось бы оказаться по колено, а может, и по пояс в болотной воде. Попозировав, сидя на корточках, я уже собиралась вставать, когда Сиротин огласил новое задание:

– Теперь садись!

– Я сижу, – проблеяла я.

– На задницу садись!

Димка уже прыгал вокруг Сергея, дрыгая от смеха ногами и размахивая руками, Полина утирала слёзы, а я думала: «Гады комары!» Собрав решимость в кулак, я села, сразу почувствовав, как намокают джинсы от сырого мха.

– Ну, твою же дивизию! – посетовала я, стараясь при этом придать грустно-задумчиво-романтическое выражение своему лицу, чтобы соответствовать оригиналу шедевра. Сиротин, толкнув Карасёву в бок, скомандовал:

– Давай, ты тоже лезь!

Поля всё ещё смеялась, но покорно направилась к бревну, рассуждая на ходу:

– Так у Васнецова одна Алёнушка, мы уже Нинку сняли…

– Не спорить! Авторские права на фотосессию у меня! – Сергей вошёл в роль.

– Осторожно! – заорала я, почувствовав, как бревно закачалось под Полиной. – И поворачивайся сразу к нему лицом! – напомнила я.

Подруга медленно двигалась ко мне и, добравшись довольно быстро, опустилась рядом.

– Как ты тут сидишь? Здесь же мокро, – она сморщила нос. – И комары просто звери!

– Искусство требует! – вздохнула я.

– Модели! Замерли! – скомандовал режиссёр-оператор, продолжая делать снимки.

Мы с Полей дружно загрустили, глянули на воду и качнулись на бревне.

– Карасёва, как мы вставать будем? – тихо спросила я.

– Поползём, если что, – ответила она, поворачивая голову в другую сторону, как того требовал Сиротин.

Наконец, сняв нас со всех ракурсов, Сергей сообщил, что мы можем выбираться. Поля предприняла попытку подняться, опершись одной рукой о бревно, другой о моё плечо. Потихоньку встав на корточки, она наконец выпрямилась, но тут же одна нога соскользнула, и Полина упала на колени.

– Ползи обратно! – орал Димка, задыхаясь от смеха.

Я тряслась от хохота и с ужасом представляла, как поползу сама. Карасёва пятилась, периодически останавливаясь, чтобы просмеяться, и, добравшись до конца бревна, ухватилась за кусты и выпрямилась. Я оглянулась, заметила, что за моей спиной тоже торчит какой-то кустик, и, обрадовавшись как родному, протянула к нему руки. Растеньице было хиленькое, но достаточно крепкое, чтобы я, перебирая ветку за веткой, смогла встать. Выпрямившись во весь рост, гордая собой, я двинулась в обратном направлении, думая только о том, чтоб не соскользнуть. Счастливые, с мокрыми задницами и коленками, мы с Полей почувствовали наконец твёрдую почву под ногами и ринулись к Сиротину смотреть, чего он там наснимал.

– Батарея села, – улыбаясь до ушей, поспешил обрадовать нас Сергей. – Но я всё сфоткал, не переживайте.

– Я снял только финал: «возвращение на землю», – оповестил Димка. – Буду продавать оригинал задорого! – кричал он, зажав телефон в высоко поднятой руке и стараясь увернуться от нас. Мы прыгали, дёргали Диму за рукав, но до вожделенного аппарата добраться не могли.

Вырвавшись из наших рук, сын побежал по направлению к основной компании. Мы пустились за ним, чтобы перехватить папарацци до того, как тот обнародует свою добычу, но угнаться за длинноногим прохиндеем было непросто.

Весь оставшийся вечер Димкин телефон кочевал по кругу, веселя публику. Самыми шикарными эпизодами были ползущая по бревну Полина и я, цепляющаяся за кустик в попытках встать. Мы с Карасёвой стояли поближе к костру, чтобы подсушить «подмоченную репутацию», то и дело почёсывались от комариных укусов, но чувствовали себя совершенно счастливыми в предвкушении снимков, которые Сиротин обещал показать завтра.

Глава 16

Правильные приоритеты

Опьянев от свежего воздуха, весёлой компании и выпитого вина, я вернулась домой, буквально валясь с ног, и, как только голова коснулась подушки, уснула беспробудным сном. Звонок в дверь разбудил меня не сразу. Точнее, он звенел в моём сне и, не просыпаясь, я продолжала думать, кто пришёл.

Наконец, он вырвал меня из объятий Морфея, но мне потребовалась ещё пара мгновений, чтобы вернуться в реальность и понять, что я нахожусь дома, в своей постели, и в дверь кто-то, действительно, настойчиво звонит. Испугавшись от мысли, что что-то случилось с Димкой, я соскочила с кровати и понеслась в прихожую. От волнения не посмотрев в глазок, я распахнула дверь и на мгновение испугалась: на пороге стоял мужчина выше и шире в плечах, чем мой сын. Я чуть было не закричала от неожиданности, но вдруг поняла, что это Захар.

– Ты? – удивлённо спросила я.

Он молча кивнул, и я заметила, что он пьян.

– Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

Малаков ничего не ответил, шагнул через порог и, отодвинув меня от двери, захлопнул её.

– Я ушёл из дома, – медленно, словно по слогам произнёс он.

– Ты ушёл из дома, – повторила я, не понимая, о чём он говорит.