Полная версия
Осень. Фантастическая повесть
– Вы не подумайте только, что я хочу попросить вас посидеть вместо меня. Вы сами-то не торопитесь?
– Да нет, – ответил я. – У меня сегодня выходной.
– Вот и хорошо, – оживился он. – А меня, кстати, можете называть Александром Сергеевичем. Можно просто Александром, но вы же не будете меня так звать?
Он встал с дивана и прошелся по комнате. Он был высокого роста, наверно, даже выше меня, и плотного телосложения. Одет в серый свитер и темно-синие джинсы. Что называется, просто, но со вкусом. Правильные черты лица, высокий лоб, густые, немного вьющиеся волосы. Такие мужчины должны нравиться женщинам.
– Женя, вы не знаете, где находится больница, в которую повезли Елену Петровну? Это же где-то рядом? – неожиданно поинтересовался он.
– Да, это рядом.
– Вы не собираетесь ее навестить? Может быть, сходим вместе? Я думаю, ей будет приятно. Она, по-моему, к вам как к сыну относится, а мне ей нужно одно лекарство отнести.
К такому вопросу я был не готов и вместо ответа промычал что-то нечленораздельное, кивая головой и думая про себя, что дернуло меня прийти сюда? Сидел бы себе дома. А теперь отказаться как-то неудобно. А что, собственно, неудобно. Кто он такой, что мне отказываться неудобно? Я что, в Армию Спасения записался? Когда я уже открыл рот, чтобы сказать, что я вдруг вспомнил, что занят на этой неделе, он заметил мое колебание и спросил:
– Я вижу, вы не хотите идти? Нет, я не настаиваю, просто подумал, что человеку приятно будет.
Я опять не был готов к такому вопросу и поэтому вместо того, чтобы сказать, что я занят, я начал оправдываться и лепетать что-то о том, что ко мне должны приехать родственники, что я их не видел 10 лет, что им некуда ехать и что-то еще. В общем, полную ахинею. Он выслушал все это внимательно и, что больше всего раздражало, так это то, что он, то ли действительно верил, то ли просто видел меня насквозь.
– Родственников, конечно, встретить нужно. Вы не волнуйтесь. Я сам к ней схожу и передам привет от вас. Ей будет приятно. Тем более что сын вряд ли часто ходить к ней будет.
– А почему вы думаете, что он ходить не будет? – поинтересовался я, с облегчением переводя разговор на другую тему.
– А вы часто его здесь видели?
Я задумался. И действительно, за все время сына Елены Сергеевны я видел только два или три раза. И даже вспомнил, что как-то, собираясь на работу, стоял около двери и слышал, как он ей говорил, что у него уже своя жизнь и что он сам уже знает, с кем ему нужно встречаться, а с кем нет. Я даже проникся тогда к нему некоторой симпатией. Знакомая проблема.
– Ну, может быть, он занят? – ответил я. – Нельзя же постоянно с родителями жить.
– Да, это точно, – согласился Александр Сергеевич. – Я помню, как сам в детстве хотел от родителей уехать. Не то что они меня контролировали, но взрослым начинаешь себя чувствовать, только когда начинаешь жить один. И вот получил отдельную квартиру и в первый же день залил соседей, – Александр Сергеевич усмехнулся. – Поужинал, поставил в раковину посуду, включил воду и думаю, пусть немного польется, помоет посуду, а я поиграю в волейбол во дворе. Играю и слышу, соседи кричат: «Нас заливает!» Я думаю, вот люди, с водой обращаться не умеют, и играю дальше. Тут другие соседи кричат – у кого воду прорвало. Я дальше играю….
Меня потянуло в сон и, продолжая слушать Александра Сергеевича, я умно кивал головой, стараясь не зевнуть. Он еще что-то говорил, но я уже не слушал его, а думал, что, может быть, и стоит сходить к Елене Петровне. Вдруг я там встречу сегодняшнего доктора. А было бы неплохо. И я начал представлять, как я вхожу в больницу и сталкиваюсь с доктором в дверях. Она меня узнает и улыбается. Нет, не так. Я прихожу к Елене Петровне, а она делает ей укол. И Елена Петровна говорит… Тут я проснулся.
Александр Сергеевич сидел за столом с каким-то молодым человеком и что-то записывал. Он увидел, что я проснулся, и, обращаясь к молодому человеку за столом, сделал жест рукой в мою сторону.
– А вот и второй дневальный проснулся. Женя, познакомься. Это сын Елены Петровны, Вадим.
Сделал он это так просто, с юмором, что я сразу перестал чувствовать себя неловко. Интересно, сколько я проспал? Это он мне что-то говорит, а я сплю?
– Извините. Я, кажется, заснул, – пробормотал я.
– Не кажется, а заснул и еще как. – Он посмотрел на часы. – На сорок минут заснул.
Это вы меня извините. Человек с работы, а я ему сказки рассказываю.
Я поднялся с дивана и протянул руку Вадиму, который все это время с интересом, сдерживая улыбку, наблюдал за мной. Вадим оказался приятным молодым человеком, по виду моего возраста, или, может быть, чуть старше. Он сразу вызвал у меня симпатию. Не знаю уж, почему он к своей матери нечасто приезжает. Меня это не волнует. Вадим поблагодарил нас за то, что мы не бросили квартиру и предложил выпить чайку.
Мы сидели на кухне и курили. Было видно, что Вадим сильно переживает из-за Елены Петровны, и сначала он вел себя немного неестественно. Он то вдруг погружался в свои мысли, которые отражались на его лице то ли болью, то ли досадой, то смеялся слишком громко и невпопад.
Кроме чая в шкафу обнаружилась бутылка «Агдама» (большая по нашим временам редкость, как, впрочем, и любой алкогольный напиток), и под «Агдам» мы быстро нашли общий язык.
Оказалось, что Вадим старше меня на два года и что он окончил Плехановский институт и сейчас работает в каком-то СП. По работе он часто ездит в командировки и объездил уже половину Европы. Я ему откровенно завидовал. Сидишь здесь и не знаешь, как там живут люди. Как люди живут, не знаешь.
Он говорил о том, что за границей совершенно другая жизнь. А я даже не представлял себе, что она настолько отличается. Я, конечно, знал из кино, из книг, что жизнь там другая. Но одно дело кино, другое дело слушать человека, который все это видел.
И он знал, что нужно рассказывать. Он говорил о том, что продается в магазинах, какие продукты, описывал вкус незнакомых блюд в ресторанах, как их готовят и подают, сколько это стоит и в какие рестораны лучше ходить, рассказывал о том, как отдыхал в Диснейленде и какие там аттракционы. Он описывал их так, что у меня захватывало дух, как только я представлял себе, что может ощущать на них человек. Брр. Я высоты-то боюсь, а так чтобы самому прыгнуть с вышки, привязанный резинкой за ноги… Нееет. Это меня нужно сначала застрелить.
Он рассказал про Амстердам и про улицу красных фонарей, о том, как гулял по ней полночи и потерялся и не мог до утра найти свою гостиницу.
Разошлись мы от Вадима поздно. Вот действительно, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Пятница удалась. Я был переполнен новыми впечатлениями и эмоциями от его рассказа, так что потом всю ночь мне снилось, как я гуляю по улице красных фонарей в Амстердаме с врачом «скорой помощи». И сон был настолько реалистичный, что, проснувшись ночью, я даже не сразу сообразил, где я нахожусь.
На следующее утро я проснулся в прекрасном настроении. Провалялся в постели до двенадцати часов, переключая программы телевизора. Что ни говори, а телевизор с дистанционным управлением – это вещь! Как раньше люди без него обходились?
Подняться меня заставил звонок в дверь. Я сначала даже подумал, что это Елена Петровна, но по пути к двери вспомнил, что она в больнице.
Это был сосед. Я, честно говоря, совершенно не ожидал его увидеть.
– Здравствуйте, Женя, – сказал он и протянул руку.
Я протиснулся мимо него на лестничную площадку, чтобы не здороваться через порог, но это его почему-то смутило. Он опустил руку и смотрел на меня с явным недоумением.
– Через порог не здороваются, – пояснил я.
– Почему?
Теперь уже я посмотрел на него с недоумением, но он был совершенно серьезен. Похоже, что он об этом действительно никогда не слышал. До последнего момента я был совершенно уверен, что об этом знают все. Мне даже пришла в голову мысль, что это только я один об этом знаю, и все только делали до этого вид, что так и надо, а сами про себя думали «а парень-то со странностями» или что-то в этом роде.
– Как почему? Не здороваются через порог, – ответил я в надежде, что он скажет – ах да, действительно, я и забыл, но он и не думал ничего вспоминать.
– А почему не здороваются?
– Примета такая, – сказал я скорее вопросительно, чем утвердительно. Я уже не был уверен, что о ней знает еще кто-то, кроме меня.
– А-а-а. Здравствуйте, Женя, еще раз. – Он опять протянул руку. – Я вас хотел спросить. Я собираюсь пойти в больницу к Елене Петровне, вы не хотите сходить со мной, если вы, конечно, не заняты. Я думаю, ей будет приятно.
Я не знал, что сказать. Я, конечно, мог что-нибудь сочинить, как вчера про родственников или еще что-нибудь, но он, конечно, не поверит. Да и никто не поверит, хотя есть и такие, которые действительно верят, но он не поверит по-другому, не так, как все. То есть это вроде как принято так, что ли. Люди говорят, что у них именно сегодня очень важные дела, а другой должен как бы поверить.
Но он по-настоящему не поверит. И даже не будет меня, наверно, осуждать. Да нет, точно не будет осуждать. Он меня скорее пожалеет. А вот когда меня жалеют, я не люблю.
– Да, конечно. Я сейчас только оденусь.
– Хорошо. Тогда я буду ждать вас внизу. Я узнал часы посещения и адрес.
Он достал из кармана листочек бумаги, и некоторое время разглядывал его.
– Палата 312, корпус три, с двенадцати до пяти. Я вас буду ждать через десять минут внизу. Вам хватит десяти минут?
– Да, конечно, – почему-то ответил, я. И сам на себя разозлился. Десять минут на то, чтобы умыться, и позавтракать, и одеться, конечно, не хватит.
Через десять минут я стоял внизу злой, голодный и неумытый, а его не было.
Он появился, когда я уже собирался уходить. Он опоздал на две минуты, хотя мне показалось, что я ждал его не меньше часа и за это время уже передумал бог знает чего.
– Извините, что заставил вас ждать. Очередь в магазине.
«Да что у него, другого времени в магазин сходить не было», – подумал я и сказал:
– Да нет. Ничего.
Наши больницы всегда производили на меня угнетающее впечатление.
Запах лекарств, смешанный с запахом хлорки и кислых щей. Бредущие по коридорам больные в безразмерных, серых, сотни раз перестиранных халатах, шаркающие больничными тапочками, все казались смертельно больными.
На третий этаж мы хотели подняться на лифте, но вдруг, когда мы уже садились, откуда-то появилась нянечка с криком:
– Куда? Лифт только для персонала!
Она вытолкала нас из кабины, ворча что-то себе под нос, зашла в лифт и уехала одна. Пришлось подниматься по лестнице.
Палата у Елены Петровны была трехместная. Одна кровать, аккуратно застеленная, с белоснежной подушкой, пустовала. На кровати слева от окна поверх одеяла лежала женщина, отвернувшись к стене, и читала книгу. Она даже не посмотрела на нас, когда мы вошли, и только незаметно кивнула.
Не раз крашеные синие стены требовали очередной покраски. В некоторых местах верхний слой краски стерся, обнажая предыдущий, светло-коричневый. В центре палаты на люстре покачивалась длинная липкая лента от мух. Над кроватью Елены Петровны висел репродуктор и что-то тихо бурчал, так что было непонятно, музыка там играет или говорит диктор.
Елена Петровна засуетилась.
– Женя, доставайте там в тумбочке у меня. Мне сын сегодня принес.
– Нет, нет спасибо, Елена Петровна. Мы сыты, – начал отказываться я, вспомнив, что я сегодня не завтракал и, наверно, вряд ли пообедаю.
– Мы сами вам гостинцев принесли, – сказал Александр Сергеевич, доставая из пакета апельсины и печенье.
Значит, он в магазин ходил, чтобы купить апельсины и печенье. А я даже не подумал, чтобы что-нибудь принести. Мне стало стыдно.
Мы сели около ее койки.
– Ну как вы себя чувствуете? – спросил Александр Сергеевич.
– Спасибо, уже лучше. Нога еще болит, но уже меньше.
– Не сказали, сколько вам здесь лежать?
– Говорят, месяц. Сегодня врач снимок мне показал. Я там все равно ничего не поняла. Месяц, наверно, пролежу, а там как получится. Здесь хорошо. Сегодня уже завтрак приносили. А дома я не знаю, как буду. Это надо с пятого этажа же спускаться. Я сегодня все лежала и думала, как буду дома в магазин ходить. И заживет ли вообще? У меня муж тоже ногу ломал. Так он рассказывал, что две недели в изоляторе лежал. Но это он еще молодой был. Быстро все срослось. Он потом даже не хромал. Это было, когда он в лагере сидел. Лес валили и там бревном ему как-то…
– За что он сидел? – поинтересовался Александр Сергеевич.
– Да кто же тогда знал. Донес, наверно, кто-то. Он семь лет в лагере был. Рассказывал: утром в пять подъем, десять минут – подняться и в пять тридцать – уже на работу. В бараке пять градусов тепла, а на улице минус сорок. Говорил, что когда совсем тяжело было, хотел сам что-нибудь себе сломать, чтобы в изолятор попасть…
– И что, он сам себе сломал что-нибудь? – спросил я.
– Что? А, нет, не рассказывал. Он вообще мало что о лагере рассказывал.
– Как же можно так довести человека до того, чтобы он ногу себе захотел сломать? – возмутился Александр Сергеевич.
– Да, Саша, лагерь – это страшно. Он совсем другой из лагеря пришел. Но он говорил, что очень многое там понял.
– Да, это свойственно человеку – после пережитой трагедии убеждать себя, что это было на пользу. Как может пойти человеку на пользу то, что он живет в бараке, его регулярно избивают и ему нечего есть? Это никак не может пойти на пользу человеку.
– А что такое человек? – не поворачиваясь к нам, спросила женщина с соседней койки.
Мы все посмотрели в ее сторону, но она как ни в чем не бывало продолжала читать книгу.
– Человек – это живой организм. Никакому живому организму не пойдет на пользу, если его будут бить, ломать и не будут кормить.
Женщина ничего не ответила.
– Саша, вам хорошо было бы с ним поговорить, если бы он жив был, – сказала Елена Петровна. – Я не знаю, на пользу это ему пошло или нет, но мне иногда казалось, что он после лагеря стал намного старше. Я его не всегда понимала, но я чувствовала, что с ним мне ничего не страшно и всегда с ним советовалась. Мы хорошо жили… – По ее щеке потекла слеза. – А теперь я одна. – Она отвернулась к окну.
Мы сидели и молчали. Пока они разговаривали, я съел половину пачки печенья, которое принес Александр Сергеевич. Очень оно было вкусное. Я никогда не пробовал ничего подобного. Елена Петровна заметила, что печенье мне понравилось, и подвинула его поближе ко мне.
– Женя, ешьте. У меня и так всего полно.
– А его все жалели, когда он из лагеря пришел, – продолжила она. – Конечно, такая карьера была. На работу он долго устроиться не мог. Кто же будет брать человека, который сидел. Тогда строго с этим было. Все боялись. Это только потом его реабилитировали. А как пришел, тяжело было. Но он сам всех поддерживал. Он друзьям своим помогал. У него друг был Миша. Так его тоже посадить хотели. Все испугались, а он нет. Я уже сама ему говорила, что ты к нему ходишь, опять в лагерь захотел? А он улыбнулся только и ничего не сказал. Раньше он таким не был. Я сама его всегда успокаивала, и когда у нас забрали соседей, он очень волновался. Я помню, даже не спал по ночам, все прислушивался. А после лагеря пришел совсем другой человек…
– Ой, да что это я… – заволновалась Елена Петровна. – Вам идти нужно, а я все рассказываю. – Женя, возьмите печенье.
Я помотал головой, но, если честно, с удовольствием бы съел еще. А может быть, я просто был голодный. Конечно, не ел ничего целый день.
Когда мы уже уходили, Александр Сергеевич достал из кармана пластмассовый пузырек.
– Чуть не забыл, это вам витамины. Будете пить по одной таблетке в день.
– Зачем, Саша, меня и так здесь лечат. Это, наверно, дорого.
– Мне не нужно, – сказал Александр Сергеевич, прощаясь, – а вам будет полезно. И с соседкой своей поделитесь, – улыбнувшись, сказал он.
Мы расстались с Александром Сергеевичем перед подъездом. Он пошел домой, а я решил все-таки сходить прогуляться в лес. Но вместо того чтобы идти, я сел на лавочку перед домом.
Дул легкий морозный ветерок. В воздухе уже чувствовался неуловимый запах весны.
Я глубоко вздохнул. На душе стало легко, как бывает после того как сделаешь что-то хорошее. Я сидел и наслаждался этим ощущением. Вдруг вспомнил врача и подумал, хорошо бы встретить ее в больнице, узнать у нее телефон, а потом пригласить ее в кино. Или лучше в театр, погулять вечером по Москве, съездить куда-нибудь за город, сходить в лес и посидеть на берегу озера.
Я просидел на лавочке около часа, погрузившись в свои мечты, и сидел бы еще, но мои размышления прервали подростки, которые вылетели из подъезда, громко хлопнув дверью, и понеслись по улице в сторону леса. Я некоторое время смотрел им вслед – вот заняться нечем, подумал я. Хотя сам еще недавно так носился. Один раз мы вдвоем с Ильей надели противогазы и звонили по очереди в квартиры. Большинство, открыв дверь, очень пугались нашего вида, один раз дверь открыл здоровый мужик, который не испугался, а прямо в трусах побежал за нами. И мы вот так же вот вылетели из подъезда и бежали еще километр, пока поняли, что за нами больше никто не гонится. Я улыбнулся. Все еще думая о том, идти в лес или вернуться домой, я подошел к подъезду, открыл дверь, и на меня упала стена едкого черного дыма. Холодная струйка пробежала по позвоночнику. Пожар! Мной овладела паника. Что нужно делать? Вспомнился только эпизод из фильма, в котором бежит женщина, машет руками и кричит: «Пожар!!!».
На лестнице клубился едкий черный дым. Я заметался перед подъездом, открывая и снова закрывая дверь подъезда. Попытался пройти по лестнице, но сразу вернулся. Живым до пятого этажа я не дойду.
Перед глазами возникла жуткая картина бушующего пламени в моей квартире: горят обои, книги (да фиг с ними), одежда, новые кроссовки. Особенно четко виделось, как горят деньги, скопленные непосильным трудом.
Я побежал на другую сторону дома посмотреть на окна своей квартиры. У меня в комнате всегда была открыта форточка, и я внимательно приглядывался, не валит ли из нее дым. Небольшой дымок вроде шел.
Я обратил вынимание, что большинство жильцов нашего подъезда стояли на балконах или высунулись из окон по пояс. Над ними под потолком серыми облачками тянулся дым.
– Что горит? – крикнул я.
– На лестнице дым. Ничего не видно, – ответил сосед со второго этажа.
Я вернулся к подъезду. Уже подъехала пожарная машина, и несколько человек в брезентовых робах и белых касках разматывали шланги. Перед домом собралось несколько человек. Я подошел к кучке людей, которые стояли около пожарной машины. Они оживленно беседовали.
– Вы не знаете, в какой квартире пожар? – спросил я.
– Нет, сами думаем.
Один из мужчин повернулся и обратился к молодому человеку, который сидел на бордюре спиной к дому, рядом с ним стояло пустое помойное ведро. Мужчина был в банном халате и шлепанцах на босу ногу.
– Вась, спроси Ленку, в какой квартире пожар, может, она знает.
Тот только покачал многозначительно головой.
– Спроси хотя бы: выше или ниже нашего этажа? – настаивал сосед.
Мужчина сплюнул на тротуар и, не поворачиваясь к дому, крикнул:
– Люсь, в какой квартире пожар?
– Что?! – сразу ответила женщина в розовом халате с третьего этажа.
– В какой квартире пожар? – опять не поворачиваясь, но уже громче крикнул мужчина.
– Что ты говоришь? – опять послышался тот же голос.
Мужчина встал, снова сплюнул на тротуар и, повернувшись к дому, крикнул так, что все люди, смотревшие из окон, повернулись в его сторону.
– Ты что, оглохла что ли?
– Вась, у нас телевизор работает.
– Я говорю, где пожар?
– Что? А, не знаю, на лестнице дым. Я пошла посмотреть, открываю, а там дым, не видно ничего, я думаю, ты успел или нет выйти. Смотрю, минут десять уже как ты ушел. Думаю, может, уже обратно шел? Посмотрела в окно – тебя нет. Пошла к двери, там дым. А в квартире тоже дым. Мы на балкон. Я думаю, может быть, ты выйти не успел, я к двери, а там уже не пройдешь, – кричала женщина.
Вася снова сел на бордюр спиной к дому и не обращал на жену никакого внимания. Мимо прошла старушка из соседнего подъезда.
– Это дверь железная горела. Облили и подожгли. Ага, дверь горит.
Вот откуда старушки всегда первыми узнают, что случилось? Непонятно.
Старушка пошла дальше, сообщая всем о горящей двери. Группа мужчин оживилась.
– Это, наверно, предпринимателя с четвертого этажа подожгли, – предположил один из них.
– Да нет, этого убили две недели назад.
– Да как убили, я его вчера видел.
– Как ты его видел, если его две недели назад убили?..
Пожарные быстро закончили свое дело, залив все, что можно было залить в подъезде, и сворачивали шланги, из которых во все стороны текла вода, сразу замерзая и превращая участок перед подъездом в каток.
Подъехала со скрипом шин «Милиция» с такой скоростью, как будто здесь не дверь подожгли, а только что обнаружили часовой механизм с взрывным устройством, который должен был вот-вот сработать и разнести полрайона. Передние колеса уазика попали на лед, и машину лихо развернуло на сто восемьдесят градусов, и она становилась задом, уткнувшись в сугроб. Молодой лейтенант вышел из машины с видом, как будто он так и хотел припарковаться, но испуганные глаза его выдавали.
Лейтенант поговорил с одним из пожарных и подошел к жильцам, которые стояли ближе к подъезду. Спрашивая их о чем-то, он хмурил брови, наверно, для солидности.
Из любопытства подтянулись и мы. Лейтенант спрашивал о семнадцатой квартире. Я вспомнил, что это квартира Елены Петровны. Оказалось, что горела дверь на четвертом этаже, в квартире под ней, и у нее опять выбили дверь, чтобы спуститься на балкон ниже и чтобы у нее самой ничего не загорелось. «Вот не везет людям! – подумал я. – Второй раз дверь выбивают. Утром только починил, а днем опять выбили».
– Кто-то знает соседей из семнадцатой квартиры? – спросил снова лейтенант, обводя глазами собравшихся у дома соседей.
– Я знаю, – поднял я руку.
Лейтенант записал в блокнот мое имя и фамилию и попросил связаться с жильцами. Он пообещал, что дверь поставят бесплатно. Если что попросил звонить ему и дал мне свою визитку.
Я пообещал лейтенанту, что все сделаю и пошел наверх.
В подъезде пахло гарью. По всей лестнице уже открыли окна, и свежий ветер гулял по этажам, унося остатки дыма.
На четвертом этаже потолок почернел, а железная дверь слева полностью обгорела. Не верилось, что только из-за двери могло быть столько дыма.
Дверь Елены Петровны аккуратно стояла у стены. Я зашел к себе. Запах в квартире чувствовался, но уже не сильно. Открыв все окна, пошел звонить соседу. У него должен быть телефон сына Елены Петровны. Открыл он только тогда, когда я уже собирался уходить.
– А, Женя! – удивился он.
– Здравствуйте еще раз, Александр Сергеевич. Вы не могли бы позвонить Вадиму, чтобы он приехал снова дверь починить.
– Женя, а что случилось? – Тут он посмотрел через мое плечо и увидел прислоненную к стене дверь.
– Что это? – кивнул он на дверь.
– Это чтобы в квартиру ниже спуститься выбили.
– Зачем? – удивился он.
– Да это внизу горело.
– Что горело?
– Пожар же. – Тут уже удивился я.
– Какой пожар? А да, пожар. Я думаю, что это дымом пахнет… Надо позвонить ее сыну.
– Да, я и хотел попросить, чтобы вы ему позвонили.
– А у меня его телефона нет, – ответил он. – Женя, давайте я посижу в квартире, а вы сходите в больницу и возьмите у Елены Петровны телефон Вадима. Только не говорите, что дверь опять сломали.
– Да, хорошо.
Но на самом деле ничего хорошего не было. Теперь придется снова идти в больницу, а хотелось уже поесть и посмотреть телевизор. Что я, нанялся, что ли, ходить туда-сюда?
Елена Петровна очень удивилась, когда увидела меня, наверно, подумав, что мы теперь будем приходить к ней каждые два часа.
Я сказал, что мы вчера договорились с Вадимом созвониться, а я потерял телефон. Она пыталась снова накормить меня печеньем, отдать витамины и все, что было у нее в тумбочке, но я отказался и быстро ушел, взяв телефон Вадима.
Когда я шел к ней в больницу, то снова думал о том, что хорошо было бы встретить ту медсестру со «скорой помощи». Не верилось, что она работает именно в этой больнице, но надежда оставалась, и я поднялся на верхний этаж и прошел до конца по коридору, спустился на этаж ниже и снова прошел по коридору, заглядывал в открытые палаты, процедурные кабинеты, вглядываясь в лица врачей и медсестер. Спустившись на первый этаж, я посидел минут десять на жестких дерматиновых креслах для посетителей, но никого так и не встретив, направился домой, жалея, что сразу не попросил у нее телефон, и задумался, как бы все-таки ее найти. Но что-то мне не давало сосредоточиться, и я все время терял мысль и перескакивал с одного на другое и стройной мечты не получалось. А думал я о своем соседе. Как он мог не знать о пожаре? А он не знал. Это потом он вид сделал. Сначала я подумал, что он уходил и вернулся после пожара, но сейчас вспомнил, что уйти он не мог. Я же сидел на лавочке около подъезда. В подъезд входили люди и выходили, но его я не видел. Может быть, я просто не заметил, но тогда он сам бы подошел ко мне. Меня-то он не мог не заметить. А может быть, он торопился и просто прошел мимо? И поэтому он не знал, что был пожар. Но как он мог не заметить, что квартира на четвертом этаже сломана, если возвращался домой?.. И как он мог не почувствовать запах гари, если был дома? Люди специально выходили на балкон, потому что дышать было нечем. Может быть, у него дверь очень плотно закрывается? А вчера? Он же был дома, когда я ему звонил, чтобы он у Елены Петровны посидел, а не открыл. Почему? Вспомнилось, что он не знал о примете про то, что нельзя здороваться через порог! А почему он мог об этом не знать? Потому, что он жил в другой стране! Он шпион! А не открыл дверь он вчера потому, что принимал шифровку. А сегодня почему он не заметил пожар?.. Не знаю. Я решил перед тем как идти домой, отойти подальше и посмотреть на его окна. Был уже вечер и кое-где в доме горел свет. Окна соседа были темными. Они даже ничего не отражали. Может быть, мне показалось, но таких темных окон в доме больше не было. Наверно, он сидит у Елены Петровны. Я решил, что так все равно ничего не увидишь. Нужно взять бинокль и посмотреть вечером.