Две стороны. Часть 3. Чечня

«Выгружайся! – крикнул Дегтярев. – Где вы еще в термальном источнике искупаетесь?»

Вода в источнике диаметром около четырех метров была настолько горячая, что залезть туда сразу не представлялось возможным – только постепенно, осторожно погружаясь в мутноватую, пахнущую сероводородом воду. Но потом вылезать уже совсем не хотелось. Глубина метра полтора. Оставив одного наблюдателя, все залезли в водоём, сложив одежду и автоматы на берегу. Сначала все просто наслаждались горячей водой, потом кто-то стал прямо здесь же стирать свою одежду.

«Местные говорят, долго нельзя в этой воде сидеть – сердцу может плохо стать. Максимум минут двадцать, – сказал капитан Дегтярев не принимавший участие в помывке. – Но вот у кого ноги не ходят или спина болит – помогает. До войны сюда много людей ездило лечиться, кто не ходил, на ноги вставали».

К обеду чистый Щербаков вернулся на высоту и на источник повезли мыться очередную партию бойцов и Обухова.

В очередной приезд замкомандира батальона майора Резакова в 6-ю МСР он и комроты Дегтярёв хорошо «посидели» и поговорили «за жизнь». Возвращаться ЗКБ решил через город и, как прошлый раз, почти на том же месте, МТЛБ сломался. Надвигалась ночь. Идти в горы за танком – можно заблудиться, и ЗКБ Резаков решил идти за помощью в штаб батальона через весь Старопромысловский район. На МТЛБ их только двое, он и механик-водитель. Один автомат на двоих и несколько гранат РГД-5 и Ф-1. Резаков приказал оставаться на охране тягача механику, оставив ему АКС, а сам, взяв с собой две гранаты, отправился пешком в штаб. ЗКБ шёл по Старопромысловскому шоссе, сжимая в руках гранаты и спотыкаясь на разбитом асфальте. Давно наступил «комендантский час». Мёртвый город молчал, и даже на блокпостах никого. Раньше это расстояние он проезжал за полчаса, но теперь пешком в полной темноте до штаба Резаков добрался далеко за полночь. За МТЛБ выехал танк, на башне сидел протрезвевший ЗКБ и показывал дорогу. Как потом сказал комбат Бельский: «Был бы трезвый – не дошёл. Точно бы убили».

Медленно текли скучные дни. Ничего не происходило, вестей о возвращении домой тоже никаких. Новые письма написаны и переданы в штаб батальона на отправку домой. Ночами Щербаков долго не мог заснуть, думал о «выводе» – кто-то сказал очередную дату 27 марта, но сколько их уже было, таких дат.

В один из выездов за дровами Щербаков нашёл ржавую банку с остатками синей краски. На правом борту своего танка он написал имя «Надежда» в память по глупости потерянной студенческой любви. С тех университетских лет таких настоящих, как ему казалось, отношений у Александра не случилось, и он до сих пор переживал по этому поводу. Из армии лейтенанта никто, кроме родителей, не ждал – любимой девушки у него не было, и от этого на душе становилось, порой, очень тоскливо. «Хотя, с другой стороны, не "наставят рога", пока защищаешь Родину», – пытался успокоить себя Щербаков. Для остальных интересующихся надписью лейтенант объяснял, мол, название танка символизирует, что «мы надеемся, что всё будет хорошо» и «надежда умирает последней». На второй борт краски не хватило…

Лейтенант жил надеждой, что всё это когда-нибудь кончится – голод, холод, постоянный стресс, тоска по Родине. Как-то раз, вспоминая один из своих любимых фантастических фильмов «Назад в будущее», он написал самому себе в своей бордовой записной книжке послание, надеясь прочесть его через долгие месяцы и годы в мирной жизни:

Шура, привет из прошлого. Ты сейчас дома, а я в Чечне. Я верю, что всё это кончилось, весь этот дурдом. Не забывай это. Как же хорошо, когда ты дома…

Привет из Грозного.

Кравченко собрал из двух найденных еще в Грозном магнитофонов один. Радио на магнитофоне ловило плохо, кассет всего две. Одна из них – какая-то тупая русская попса, которую никто не слушал, другая – два альбома 1999-го года группы «Hi-Fi», по одному на каждую сторону 90-минутной кассеты. «Hi-Fi» было супер-популярным, кассета крутилась круглые сутки, и уже каждую ноту все выучили наизусть. Так же безрадостно прошел Международный женский день, на следующий, 9-го марта, приходил Кайдалов, постриг Щербакова. Скука.

Очередной тоскливый день 10 марта. Солнце пригревает, ветер колышет первые ростки зеленеющей травы, но в ложбинах еще лежит серый снег.

– Товарищ лейтенант, можно я к Кайдалову на танк схожу? – спросил гревшийся рядом на солнце Кравченко. – Эмиль сказал, что в поселке внизу хребта водку можно достать.

– Ты чё, дебил? В каком низу? Откуда ты знаешь, кто там в поселке? – встрепенулся лейтенант. – Может, там боевики прячутся. Ты думаешь, они все из города вышли?

– Да он с пехотой ходил уже. Нет там никаких боевиков!

– Так, Кравченко, к Кайдалову сходи, спроси, есть ли у него водка. Но чтобы никакого низа! Понял?

– Так точно, товарищ лейтенант!

Вечерело, а Кравченко так и не появился. Солнце всё ниже опускалось к Терскому хребту, окрасив бордовым его вершины. Тени становились длиннее, и в ложбинах сгущался вечерний мрак.

– Обухов! Иди к Кайдалову на танк! – крикнул Щербаков механику. – Где этот Кравченко? Скажи, если пьяный, пусть сразу вешается! Четыре часа его уже нет!

Обухов, подхватив автомат, ушел в сумерки. Через час, когда совсем стемнело, механик вернулся один.

– Обух, где Кравченко? – увидев из окопа одинокую фигуру Толика, крикнул Щербаков.

– Да они там… – начал мяться Обухов.

– Что они там? Бухают? – закричал лейтенант.

– Они вниз с контрабасами пошли, за водкой, – запинаясь ответил механик.

– Сука! Я же сказал вниз не ходить! И давно ушли?

– Давно. Сразу, как Кравченко к ним пришел, – сказал Обухов.

– Ехать надо за ними в поселок! – сказал греющийся у буржуйки сержант-контрактник из мотострелкового отделения.

– В какой поселок? Куда мы по ночи попремся? Может, там дорога заминирована! Может, так всё задумано и нам засаду устроили! Нас же там всех в темноте порешат!

– Правильно! Не надо никуда ехать! – сказал рассудительный Сан Саныч. – Если они живы, значит, сами придут. Если нет – сейчас мы им ничем не поможем. Куда ехать не знаем, обстановку не знаем. Если до утра не придут, сообщим в штаб роты и с усилением поедем.

Оставалось только смотреть на часы и ждать. Щербаков корил себя за то, что вообще отпустил наводчика. Нахрен эта водка! Что там произошло внизу? Где Кравченко и как он будет смотреть в глаза его родителям в случае… Но про это лучше не думать. Лейтенант нервно курил одну за другой вонючие сигареты, вглядываясь в темноту, куда несколько часов назад ушел наводчик. Ближе к четырем часам утра со стороны кайдаловского танка показалась одинокая шатающаяся фигура, подсвечиваемая пламенем нефтяного факела.

– Стой, кто идет! – направив автомат в сторону фигуры, прокричал стоявший с Сан Санычем на посту Щербаков.

– Таварищнант, свои! – послышался заплетающийся голос Кравченко.

– Вот козел! Ты где, сука, был?! – в голосе лейтенанта смешались злость и облегчение от того, что Кравченко вернулся. Пьяный, но живой! – Щербаков выскочил из окопа. Одновременно хотелось набить Кравченко морду и обнять его невредимого, но лейтенант подавил в себе оба желания.

– Да всё нормально, товарищ лейтенант, – он протянул Щербакову звякнувший стеклом целлофановый пакет. – Я ж сказал, что водка будет.

– Дебил! – лейтенат схватил Кравченко за грудки. – Мы уже собирались вас искать ехать! Я же сказал вниз не ходить!

Через полчаса Кравченко храпел на нарах, успев рассказать, как они с Кайдаловым и контрактником-мотострелком ходили вниз на 10-й участок. Там якобы живет одна русская женщина, приехавшая в Чечню выкупать своего попавшего в плен сына. Сына так и не нашла и вот пока осталась в этом поселке, помогает местным делать из спирта и воды «левую» водку. У неё в гостях засиделись. О том, что они потом заснули, опьянев от водки и домашней еды, Кравченко умолчал. Позже Щербаков узнал, что танкистов и «контрабаса» хватились другие контрактники 5-й роты, ждавшие водку на хребте. В три часа ночи они разыскали спящую троицу в одном из домов 10-го участка, чуть было не устроив стрельбу и самосуд в посёлке, думали, сослуживцев взяли в заложники или убили.

«Их же там перерезать всех могли! Или автоматы украсть! Повезло, что, наверное, и правда, там нет боевиков. Ладно, завтра поговорим! – ещё злясь на храпящего наводчика, сказал Щербаков, – Саныч, наливай. Не пропадать же добру».

Утром приехал Игорь Сенчин на КрАЗе-заправщике, он заправлял танки, стоящие на хребте. Щербаков очень обрадовался приезду Игоря, которого давно не видел.

– Игорян, привет! Что там нового? Про вывод слышно что-нибудь? – спросил Александр, едва Сенчин спрыгнул на раскисшую от таявшего снега землю.

– Привет, Саня! Новый слух, мол, на днях весь батальон уезжает на погрузку в Червлёную, а оттуда домой.

– Да ладно! Точно? – усомнился Александр.

– А когда оно «точно» было?

– Прикинь, приезжал Абдулов, сам на себя не похож – водку меня звал пить, – продолжил Щербаков. – Раньше гонял наравне с солдатами. Контузило его, видать, сильно. Не знаешь, что с ним?

– Не знаю. Недавно приезжал Шугалов, устраивал на общем собрании офицеров разгон пехоте за бардак, особенно молодым лейтенантам. Сказал, что кадровые офицеры хуже, чем «студенты». Тебя в пример приводил как образцового офицера и сказал, типа, лично морду набьет тому, кто тебя, Саня, «пиджаком» назовёт. Видимо, Олег всем этим «проникся» и зовет тебя водку пить.

Пока танк заправляли, сфотографировались дешевым фотоаппаратом-мыльницей на найденную в Грозном фотопленку. Никто, включая Щербакова, в скорый вывод не поверил – сколько раз уже обещали, хотя вновь где-то блеснул маленький лучик надежды. На следующий день новая дата вывода – 2 апреля…

От скуки Щербаков иногда записывал события дня в свою красную записную книжку:

13 Марта (ПН) Ездили на танке за дровами. Кормят «водой» уже дня три. Сегодня на ужин была вообще вода с рыбным запахом, чай без сахара и всё без хлеба. Хлеба часто не бывает (не говоря о сахаре)…

14 Марта (ВТ) Приезжал КР Олег А., заправляли танки. После обеда пошел снег, сильный ветер, завьюжило. Косте А. письмо написал.

15 Марта (СР) Погода солнечная. Обслуживанием танка занимаемся… Помыли танк…

16 Марта (ЧТ) Занимаемся обслуживанием танка. Уже несколько дней едим собачатину. Убили лису, хвост мне подарили.

«Дружеский» обстрел

Вскоре опять поехали купаться на горячий источник. Заодно постирались. Платяных вшей в батальоне вывели, и жить стало легче. Вернувшись, доели остатки жареной телятины. До вечера бездельничали – воскресенье.

В 21:00 Щербаков, как всегда вместе с Сан Санычем, заступили на пост. Стоя в окопе рядом с землянкой, тихонько разговаривали о том о сём, прикрывая ладонью лицо от слепящего в ночи факела. Вокруг тишина, ветра практически нет, и на черном небе порой выглянет из-за облаков почти полная луна. Ближе к полуночи Щербакову захотелось пить.

«Пойду во 2 МСО на ПХД схожу, а то в землянке вода кончилась», – сказал он Сан Санычу и двинулся на выход из окопа по направлению к чернеющему силуэту своего танка. Факел светил в лицо, отчего лейтенант постоянно натыкался на стенки извилистой траншеи. Под ноги осыпалась земля, смешиваясь с непросыхающей грязью. Наконец он выбрался наверх и, спотыкаясь, потихоньку пошел в сторону «кухни», где находился 36-литровый термос с питьевой водой. Никто из часовых пехоты его ни разу не окликнул – то ли спали, то ли видели, что свой, хотя, скорее, первое. ПХД было метрах в ста от землянки. Щербаков несколько раз чуть не упал, пока дошел до «кухни», располагавшейся в вырытой прямоугольной яме. Здесь стояли столы, сделанные из снарядных ящиков, пустые термосы для еды и термос с водой. Нашарив кружку, привязанную веревкой к термосу, Щербаков зачерпнул пахнущей хлоркой воды, выпил, морщась от неприятного запаха, и направился в обратный путь.

Факел вновь светил в лицо, и двигаться приходилось медленно, чтобы не свалиться в какую-нибудь траншею. До своего окопа оставалось несколько десятков метров, совсем рядом чернел силуэт Сан Саныча на фоне полыхающего вдали факела, как сзади послышался противный свист летящей мины. В районе ПХД, где несколько минут назад Щербаков пил воду, раздался взрыв, на мгновение вспышкой высветив окрестности. За ним раздался еще один, гораздо ближе. Щербаков, спотыкаясь, преодолел несколько последних метров и прыгнул в окоп. Вокруг начали рваться мины и свистеть осколки.

– Саныч, кто это? – закричал Щербаков.

– Хрен знает! – Саныч пригнул голову от падающих комков и кинулся к землянке. – Отделение, к бою! – закричал он, откинув полог. Из землянки выбегали полуодетые солдаты, на ходу щелкая затворами автоматов. В ночное небо взвилась красная ракета – сигнал «К бою!». Кравченко и Обухов выскочили из землянки, вопросительно глядя на Щербакова.

«Давай к машине! Обухов, заводи сразу!» – крикнул лейтенант, и экипаж бросился к темнеющему в ночи танку. Рядом рвались мины, кто и откуда стреляет – непонятно. Взрывы бухали правее, в районе 2-го и 1-го мотострелковых отделений. Танкисты, прячась от осколков за левым бортом танка, забрались на броню и заняли свои места. Справа слышались автоматная стрельба и хлопки подствольных гранатометов. Щербаков вертел командирской башенкой, в прицел ночного видения никаких целей, лишь яркое пятно нефтяного факела. Направо, где рвались мины, башню невозможно развернуть – мешал холм землянки, к тому же там позиции 1 и 2 МСО. Впереди и по секторам обстрела никого не видно. Может, боевики лезут сзади, с севера? Но там непроходимые заросли. Взрывы мин с позиций 3 МСВ сместились на северный склон хребта в «зелёнку» и вскоре прекратились, но автоматная стрельба всё продолжалась. Щербаков пытался выйти на связь со штабом 6 МСР – в ответ тишина. Что там происходит? За грохотом двигателя танка ничего не слышно, люки наглухо закрыты от осколков.

Наконец пехота поняла, что снизу их никто не обстреливает, и прекратила огонь. Вновь наступила тишина. Вскоре по радиостанции ответил штаб 6-й роты, приказали вести наблюдение. До утра пехота сидела в окопах, а танкисты у себя в танке. Никто не понимал, кто и откуда обстрелял позиции.

Ближе к обеду выяснилось, что удар по 3 МСВ нанесли свои же минометчики из 6 МСР под командованием старшего лейтенанта Жамкова. Периодически их минометный взвод обстреливал квадраты Сунженского хребта, но в этот раз «сбились прицелы и были указаны неверные координаты». Из 3 МСВ никто не пострадал, от осколков защитила извилистая сеть окопов, куда мины не попали, кроме одной, разорвавшей питьевой бак, из которого за несколько минут до обстрела пил Щербаков.

***

Кормить стали лучше, но порой скудное меню всё же приходилось «разбавлять» собачатиной. Её сначала варили, затем посыпанные кольцами репчатого лука кусочки мяса обжаривали на сковороде. Собак ели до тех пор, пока однажды не выяснили причину упитанности бывших домашних питомцев. В одну из вылазок за дровами солдаты заприметили большую стаю собак, выбежавшую откуда-то из-за пригорка, видимо, испугавшись грохота танка. «Охотники», увидев «дичь», сразу открыли стрельбу из автоматов по удирающей стае и попали в одну из собак. Танк остановился, солдаты слезли с брони за добычей. Со стороны пригорка, откуда выбежали собаки, сильно несло трупным запахом. Решили посмотреть, что там воняет. Обойдя пригорок, бойцы увидели вырытую в нем землянку, а внутри неё около десятка наваленных друг на друга обглоданных человеческих трупов. Ими и питались собаки. Кто эти люди – наши, боевики или гражданские уже не понять. С этого дня собак исключили из рациона.

21 марта подразделения 2 МСБ на медицинском МТЛБ объезжал старший прапорщик Румянцев. По пути он заехал на высоту 378 проверить, нет ли больных среди личного состава или не появились ли опять «бэтэры». Увидев Славу Румянцева, Александр обрадовался – давно его не видел, да и Слава столько раз выручал Щербакова, когда тот заболеет, сразу даст нужных таблеток.

– А п-пострелять у вас тут можно? – как всегда чуть заикаясь, спросил Слава.

– Да конечно, стреляй. А что, не настрелялся? – подмигнул Щербаков.

– Д-да у нас в батальоне запретили стрелять. Типа, говорят, что город рядом, чтобы мирное население не пугать.

– Ну у нас с этим всё хорошо, из населения одни собаки. Погоди, – Щербаков скрылся в проёме землянки. Через минуту он показался оттуда с кучей оружия, – вот тебе на выбор: РПК, СВД, РПГ, «муха». Чего хочешь выбирай.

Настрелявшись из всех видов вооружения, довольный прапорщик пригласил Щербакова «отобедать, чем бог послал» в свой МТЛБ. Обед состоял из медицинского спирта, разбавленного водой, тушенки и моркови «по-корейски», купленной на одном из грозненских мини-рынков. Посидели, отпивая тёплый спирт из железных кружек, поговорили о том, что происходит на хребте и в батальоне, когда сроки вывода.

– Ц-цоя Саню помнишь? Разведчика, которого в Сунже унесло, когда его к нашим переправляли после штурма моста? – спросил Щербакова Румянцев.

– Ну на лицо нет, а так помню. Они еще с Кайдаловым всё корешились.

– Омоновцы вниз по течению тело на днях нашли. Опознали Цоя по военному билету. Военник в целлофан был завёрнут и в кармане его лежал.

– Жесть. Ну хоть похоронят теперь по-человечески. Давай за наших погибших, не чокаясь…

Спирта было мало, он довольно быстро кончился, и Румянцев уехал дальше проверять подразделения.

***

Прошло еще несколько нескончаемых дней на высоте 378, куда недавно из батальона приехал старшина Юра Петров. По заданию командира роты чистили пушку, выравнивали подмятые за время боёв и маршей борта танка. В очередной раз съездили на горячий источник помыться и постирать бельё – с мытьём и стиркой сейчас дела обстояли куда как лучше, минимум раз в неделю. Порой поутру танк не заводился – аккумуляторы давно не обслуживались, их мощности и воздуха в баллонах для запуска двигателя на хватало. Приходилось посылать «гонца» за соседним танком – заводили с «толкача» на задней передаче, зацепив тросами к другому танку или перекинув баллоны с воздухом.

В остальное от дел время Щербаков лежал на нарах в землянке, слушая музыку на «Европе Плюс» или «Русском Радио». Скука страшная, про вывод одни слухи. Очень тянуло домой, хотелось уехать или уйти пешком из этой чужой земли. А тут еще ужасные сны, где Щербакова пытаются взять в плен. От кошмаров лейтенант вскакивал среди ночи с колотящимся от ужаса сердцем, затем постепенно приходил в себя и вновь пытался заснуть. Днём лейтенант порой вылезал из тёмного блиндажа наружу, курил вонючую «Приму», сидя на изодранном диване, и с тоской глядел на Терский хребет, за которым в сотнях километрах была его Родина.

Когда ветер дул с юга, со стороны Кавказского хребта доносилось эхо далеких взрывов – бомбили скрывавшихся там боевиков. Война закончилась только в новостях по телевизору. В Грозном тоже случались обстрелы комендатур и блокпостов, постоянно минировали дороги, боевые действия перешли в партизанскую войну. Тем временем наступил апрель.

1 Апреля (СБ) Солнечно и жарко. Углубляем землянку. Слушаем приколы по «Европе Плюс»…

2 Апреля (ВС) Не завелся танк. Завели 158-м. Ездили за дровами. Настроение раздражительное. Питьевая вода закончилась.

3 Апреля (ПН) В 1:00 на воде из лужи сварили с Юрой пакетный суп и кофе. Пришли письма от Сержа К. и Н.В. Был солнечный тёплый день…

4 Апреля (ВТ) Поехали в полк на Терский хребет – 200 руб. получил.

Высота 283,8

Солнечным утром, 5 апреля поступил приказ 5-й и 6-й ротам, растянутым по Сунженскому хребту, оставить свои места дислокации и прибыть в район высоты 283,8. Вокруг неё заняла оборону 4-я МСР вместе со 2-м танковым взводом. Здесь же находился штаб 2-го МСБ. Собирались недолго. Быстро погрузили скромные пожитки в деревянные ящики, закрепленные на ЗИПах танка. Повзрослевший Джохар, виляя хвостом и радостно высунув язык, уверенно прыгнул на броню и улегся между люком командира и наводчика, солдаты мотострелкового отделения залезли на трансмиссию, держась ближе к башне. За остальными бойцами прикатил ГАЗ-66.

По грунтовой дороге ехали вдоль опустевших позиций батальона с темными провалами бывших землянок, местами еще дымились пепелища костров. Левее, далеко внизу, чернели крыши домов Старопромысловского района. Через полчаса мини-колонна карабкалась на холм, где держала оборону 4 МСР.

Прилегающая к высоте территория находилась на северо-западной окраине Заводского района города Грозный. Штабная палатка батальона стояла прямо под высоким холмом, самой высокой точки высоты 283,8. Рядом расположились два строительных вагончика, в одном из них еще недавно жил Щербаков, готовясь к параду. В другом вагончике жил командир батальона, замкомандира батальона (ЗКБ) и замполит батальона. Вокруг высоты по кругу окопалась 4 МСР.

Когда сюда прибыли 5-я и 6-я роты, два танковых взвода и артбатарея, прежде стоявшая на Терском хребте, оборону расширили, и теперь она занимала в несколько раз большую территорию. Т-72 Щербакова поставили в окоп на краю крутого оврага, заросшего густым кустарником. Сектор обстрела в направлении поселка Ташкала, находящегося в Старопромысловском районе Грозного. Позади танка проходила узкая грунтовая дорога, за ней густые заросли кустов и деревьев, находившихся внутри «кольца» обороны. По приезде экипаж принялся рыть землянку, сказали, что здесь надолго. 3 ТВ делил позиции с 5 МСР под командованием старшего лейтенанта Тищенко.

Начались ежедневные построения на плацу – широкой вытоптанной поляне, рядом со штабной палаткой. Всё закрутилось по новому кругу, как некогда в первые месяцы службы. Утреннее построение, замполит батальона Сергеев зачитывает оперативную обстановку, командиры подразделений ставят задачи на день, развод по учебным или рабочим местам. Правда, командир роты Абдулов Щербакова больше не гонял, даже в первый вечер прибытия на высоту пригласил лейтенанта в свой вагончик «посидеть за рюмкой чая».

Из приятного – столовая. Теперь всё свежее и горячее, чай сладкий, хлеб не вонючий, в обед первое, второе, салат, компот, порой сало на блюдце, порезанное тонкими ломтиками. Душ минимум раз в неделю. Многие подразделения, чтобы не зависеть от расписания, сами стали делать себе «бани» и душевые. Еще в декабре, на Терском хребте, танкисты нашли два небольших вагончика защитного цвета на колёсах. Сейчас один из них Абдулов приспособил под баню, во втором жил сам. Оба вагончика спрятали в глубоком окопе, накрыв маскировочной сетью.

На северо-восточном склоне высоты, почти вплотную к позициям, росли густые заросли кустарника с торчащими меж ними стволами еще не успевших покрыться листвой деревьев. Командование 2 МСБ посчитало это направление опасным – можно незаметно подобраться к расположению батальона. Утром 8 апреля был отдан приказ танками валить деревья и гусеницами укатывать кустарник, чтобы территория стала более открытой и бурелом не дал подобраться незаметно.

Подняв передние подкрылки, дабы не помять их, и повернув пушку назад, танки взвода лейтенанта Щербакова стали валить деревья и давить кусты. Стволы ломались, словно спички, под многотонной тяжестью, и доселе трудно проходимый кустарник превращался в бурелом. Лисий хвост, привязанный к стволу НСВТ, улетел в неизвестном направлении, сорванный веткой. Через некоторое время танк «разулся». На ведущую звёздочку намотало проволоку, к тому же, давно не проверяли натяжение гусениц, и ослабшая левая «гусянка» соскочила с поддерживающих катков при развороте. До вечера на месте пришлось провозиться с ремонтом танка, пока остальные завершали утюжить заросли. К сумеркам в буреломе наставили сигналок, теперь направление под контролем.

После вечернего построения Щербакова вызвал комбат Купцов.

– Щербаков, а ты в курсе, что завтра в отпуск уезжаешь? – хитро улыбнулся в усы комбат.

– Как в отпуск? Домой? – Щербаков не верил своим ушам.

– Так точно. Комполка Шугалов сказал, чтобы тебя в отпуск отправили. В общем, собирайся, десятого в Червлёной эшелон на Волгоград. Я тоже еду.

– А на сколько отпуск? Я на неделю не поеду, потом опять привыкать ко всему этому, – еще сомневаясь в услышанном, сказал лейтенант.

– Не на неделю. Недели три минимум, как эшелон назад будет.

Из вагончика комбата лейтенант вышел, еще никак не веря в услышанное. В сгустившейся темноте он, спотыкаясь от света слепящих факелов, направился к вагончику Абдулова.

– Олег, меня Купцов в отпуск с собой забирает. Что делать?

– Что делать – ехать! Только возвращайся, Саша, пожалуйста. Если ты не приедешь, то меня в отпуск не отпустят. Ведь на всю роту я и ты офицеры, больше никого, – Абдулов хлопнул Щербакова по плечу. – Сенчина вон во вторую роту назад на Терский перевели. Первый и второй взвод без офицеров, когда новые приедут – неизвестно.