Суета. Роман в трех частях

– Вы хотите купить улицу под казино? – удивленно спросил Серебряный.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Улица слишком велика для меня одного. А вот помещение, где ранее стоял банк, что кстати обанкротился – отлично бы подошло под мое новое заведение. Я понимаю, предложение может показаться странным, но поймите и меня, мой бизнес процветает, я уже не молод, а смысла в жизни другого не вижу. Поэтому заплачу без жадности, позвольте листок бумаги, – Ипостасей оторвал клочок бумаги и положил на стол перед гостем, тот достал маленький заточенный карандаш из кармана пальто и написал сумму. Сумма была неприлично большой. – Вы подумайте над моим предложением, как видите я не намерен обидеть или обмануть вас. Если все же надумаете, отправьте письмо по этому адресу, – мужчина в черном протянул свою визитку хозяину квартиры, – а мне пора, надеюсь на скорую встречу. И да, если вдруг у нас все же получится объединить силы в нелегкой войне с финансовым кризисом, буду рад вас видеть в ресторане, не волнуйтесь, вы всегда будете для меня почетным гостем.

Мужчина в черном целенаправленно вышел из кухни, обулся и моментально исчез чрез входную дверь квартиры, оставив после себя шлейф от дорогого и тяжелого парфюма.

Ипостасей положил визитку на стол, рядом с бумажкой, где значилась цена за продажу банка и снова присел возле окна.

– Папа, кто это был? – послышалось из-за двери. – Он хотел что-то продать? – Андрей аккуратно зашел на кухню, дабы не потревожить отца.

– Этот человек, хотел купить наш банк, что в конце улицы.

– Но он же давно не работает, – Андрей подошел к окну и взобрался на подоконник. – Кому нужен нерабочий банк?

– Вот именно, никому, – Ипостасей тяжело выдохнул.

Лучи солнца в это время пробирались в окно и освещали почти всю площадь кухни, особенно ее центр, где находился стол. Солнце было настолько ярким, что вся комната окрашивалась в желто-оранжевые оттенки, создавая атмосферу уюта, не спрашивая об этом человека.

– Я кое-что нарисовал, – Андрей протянул альбомный лист. – Вдруг тебе понравится, я правда очень старался.

– А почему не закрасил до конца? Ничего же не понятно, – Андрей перевернул лист верх ногами и снова показал отцу. – Другое дело, а я уж было подумал, что твоя школа плохо на тебя влияет, – он поднес рисунок ближе к себе, – посмотрим, что тут у нас, – Ипостасей долго всматривался в нарисованное, он вглядывался буквально в каждую линию, при этом строя удивленное лицо.

– Тебе не нравится? – спросил маленький Андрей. – Порви этот рисунок, я еще сделаю, намного лучше.

– Нет, не торопись так. Во-первых, мне понравился твой рисунок, по крайней мере не вижу причин его ненавидеть. Во-вторых, если ты так будешь относиться к своим работам, то ничего хорошего из этого не выйдет, уж поверь. Я понимаю, что художник должен быть критичен к себе, но ведь не настолько. Представь, если бы великие творцы поступали так же, как ты в данной ситуации. Мы бы сейчас не лицезрели всего того, что делали они.

– Но тебе же не понравилось, я вижу.

– Мало ли что я думаю об этом рисунке. Вопрос в другом, что думаешь о рисунке именно ты, – он сделал акцент на последнем слове. – Думаешь, не в плане – собрал мнения и сделал свое, а в плане именно своих мыслей. Это важный момент для художника, сынок, уж поверь. Вот скажи, тебе нравится рисовать?

– Конечно нравится. Можно нарисовать все, что угодно, даже если этого и нет на самом деле.

– Вот видишь, а теперь представь, сидишь ты дома в своей комнате, перед тобой лист бумаги и куча разных карандашей. Только ты начал рисовать, как в комнату заходит человек, который, смею заметить, никак не относится к твоим рисункам и начинает наблюдать за тобой. Ты в это время не обращаешь на него внимания, а продолжаешь рисовать. Вот ты вывел одну линию, вторую, третью и стало что-то вырисовываться. Человек этот значит увидел все это безобразие, подходит к тебе и говорит: «Слушай, мне не нравится это. Ты должен переделать. Сделай вместо этого – слона». Ты, как порядочный ребенок, начинаешь как-то исправлять эту ситуацию и рисовать слона, причем на том же листе, поверх своего рисунка. В это время в комнату вбегает еще один человек, который так же никаким образом не связан с твоим творчеством и так же начинает наблюдать за тем, что ты делаешь. Наконец подходит время показать рисунок, напомню, что на нем «должен» быть изображен слон. Ты показываешь слона, первому это вроде как нравится и даже он не против повесить у себя это на кухне, а вот второй категорически против слонов – его в детстве он укусил за ногу. Как же быть в такой ситуации?

– Нарисовать каждому по рисунку, чтобы все остались довольными. Только вот, времени уйдет много, – сказал Андрей, – захотят ли они ждать?

– Ну это дело уже сугубо личное. Вот ты, к примеру, сначала нарисуешь рисунки для них или нарисуешь рисунок, который хочешь – свой, так сказать?

– Свой. Просто, если я начну рисовать другие рисунки, то я позабуду, что хотел нарисовать сам.

– Какой же ты все-таки у меня умный парень, – Ипостасей ласково причесал сына, тот немного рассмеялся, – поэтому, помни, никогда никого не слушай, особенно, если это касается дела, всей твоей жизни. Особенно, если это люди, которые никак не связаны с тем, что делаешь ты. Поверь мне, сейчас в этом мире очень много советчиков – учат как жить других, а сами из себя не представляют и ломанного пальца. Ты должен быть сильным и не идти на поводу у таких личностей. Просто делай то, что нравится тебе самому. Если захочешь быть художником, я сделаю все, что в моих силах. Потому что ты, Андрей, вся моя жизнь, – он посмотрел на рисунок еще раз. – Кто это?

– Это ты.

– Я? – Ипостасей положил рисунок на стол рядом с другими бумажками. – Ну а почему ты меня нарисовал именно таким?

– Просто мне показалось, что это твое любимое занятие.

– Сидеть и смотреть в окно? Какое же это занятие. Нарисовал бы, я не знаю, себя, меня, маму в конце концов. Почему здесь я один, можешь объяснить?! – Андрей ничего не ответил. – Прости я тебя напугал, дурак я, – Ипостасей приобнял сына, – прости меня. Просто я не могу понять, почему именно так, а не по-другому.

– Понимаешь, ты всегда такой, какой на этом рисунке.

– Понимаю, но это же рисунок, а не фотография. Здесь мир можно сделать другим, не обязательно же рисовать то, что видишь. Ты же сам сказал, можно придумать что-то. Разве нет?

– Я не хочу придумывать тебя и уж тем более придумывать вас с мамой. Пусть это будет рисунком из правдивого мира, – Андрей посмотрел на отца. – Я же говорил, что тебе не понравится, – он соскочил с подоконника и направился в свою комнату. – Ты только не обижайся на меня, все же хорошо.

– Да, никаких обид. Все и вправду. Хорошо.

Кухня вновь опустела. Ипостасей остался один среди бурления ярких лучей. Он положил ногу на ногу, тяжело вздохнул и как всегда направил свой взор через окно.

04.

В квартире советника, что находилась недалеко от центра по-прежнему было тихо и темно. Сам Артем Григорьевич не любил шуметь, но если попадалась хорошая компания, то он не видел ничего плохого в том, чтобы повеселиться. Вот только компании уже давно не попадались ему и в большей степени, советник вел затворнический образ жизни. В свободное время он любил ходить по магазинам и тратить деньги. Это он называл «прогулкой». Если был выходной, она могла начаться с самого утра и продлиться весь день, когда изнеможённый Артем Григорьевич ползком с сумками добирался до своей квартиры. Он любил каждую купленную вещь, и не было разницы, будь то это небольшой столик в стиле древней китайской эпохи или же шелковый костюм, сшитый на заказ с красною тесьмой. В этом и была, наверное, жизнь советника – работать, покупать, радоваться купленному, а потом опять работать. Вот только радости последнее время Артем Григорьевич не испытывал, даже от прогулок. Он постоянно чувствовал тяжесть в области своих легких. Будто время от времени на его легкие давили грузом в килограмм пять, а после это тянущее состояние перемещалось к ногам. Советник понимал с чем это было связано. Она была, по его мнению, глупой и в то же время обладала невероятной стойкостью во всем, она моментально овладевала тем, что хотела прямо здесь и сейчас, она прекрасно разбиралась в людях, она была неотразимой в любое время суток и она тихо убивала его, убивала медленно, убивала мыслями, как и подобает женщинам такого характера, в то время мужчине остается только наблюдать, как красиво он падает.

Советник уже месяц не выходил из своей квартиры. Он не спал, не ел и даже подумывал взять отпуск за свой счет, дабы не встречаться с Чистяковой. Она настолько завладела его разумом, что выглядывая иногда в окно, Артем Григорьевич видел только ее образ. Дни давно превратились в один длинный, и стали напоминать скучный, человеческий кошмар без конца. Так проходила жизнь…

В ту ночь он сидел на кухне и смотрел в пустую стену, пытаясь предать смысл всему тому, что происходит. Для него это не первая ночь раздумий, частенько он молча сидел до самого утра, а после смирившись, шел в кровать и спал до обеда. Но сегодня, именно в эту ночь, советник был уверен, что что-то изменится, что-то случится и это самое убьет терзания души бедного мужчины. Это самое «что-то» произошло.

Артем Григорьевич поначалу не расслышал стука в дверь, но после третьей громкой попытки он вскочил с кресла и подбежал к глазку – на другой стороне стояла Чистякова. Он начал неспешно открывать дверь, дабы не раскрыть себя. Тут же постучали в четвёртый раз. Советник дернул ручку от себя:

– Ну наконец-то, Боже, я уже стала паниковать, – Чистякова быстро перешла порог. – Как же там холодно, я почти не чувствую ног.

– Можешь принять ванну, если хочешь, – Артем Григорьевич закрыл входную дверь и показал на тапочки. – Одень это, быстрее согреешься, – Екатерина Сергеевна приняла предложение хозяина и торопливо сняла туфли на высоком каблуке.

– Ты не представляешь, где я сегодня была, – хромая на левую ногу, Чистякова благополучно перешла на кухню и присела на место советника. – В доме сына начальника Завода. Помнишь тот, что находится на окраине?

– Я думал, его давно закрыли.

– Его и вправду закрыли, а вот деньги остались. Ты бы видел этот дом – сказка наяву. Я влюбилась с первого взгляда…

– Что же ты делала в этом доме?

– Как что? – с удивлением спросила Чистякова. – Работала. Ты что, не понимаешь? Завод, старик владелец, дом сына… Представляешь какое наследство там? А вот, чтобы откусить этот лакомый кусочек пирога, нужно и организовывать подобного рода встречи.

– Просто я не понимаю, при чем здесь его сын.

– Да ты сегодня не в духе, я тебя разбудила? И как я только посмела…

– Ты можешь ответить на мой вопрос? – нервно переспросил Артем Григорьевич.

– Ты завёлся не на шутку, успокойся, нет повода для паники. Отец его тоже там был. На кой черт мне мотаться к его сыну, ты сам-то подумай, – советник налил в стакан воды из-под крана и выпил залпом. – Тебе не здоровится? Ты весь какой-то бледный и странный.

– Со мною все в порядке, просто ты меня разбудила и пока, мне трудно прийти в себя.

– Неужели, – Чистякова привстала и начала игриво подходить ближе. – Вы вероятно очень устали, господин советник, – она взяла его руку и положила к себе на талию. – Наверное в данной ситуации необходим отдых, – она обняла его и положила голову на плечо, он не подавал признаков жизни. – Ну ладно тебе, перестань. Я пришла вообще-то к тебе, а не на твою кухню, – она оглядела взглядом пустые стены и задержалась на картине, что одиноко висела по центру, – Интересная картина, – она отпустила Артема Григорьевича и подошла чуть ближе, – откуда она у тебя?

Картина висела в центре одной из стен, под которым стояло кресло. На этой картине была изображена незатейливая композиция: на фоне черной комнаты сидел мужчина, один бок смотрел на владельца картины, а другой был невидим для глаз. Позади было окно, куда как раз-таки и направлялся взор этого человека. На переднем плане горел свет, выходящий из другой комнаты, но других людей было не видно. Мужчина сидел и просто смотрел в окно. Картина была выполнена на манер авторов эпохи Возрождения. Художник отказался вписать свое имя в лепту искусства, поэтому она носила название без автора: «Снова».

– Мне ее подарили, – с тяжелым вздохом ответил советник, – вернее сказать, ты мне подарила ее.

– Разве? – удивилась Чистякова. – Я такого не припомню, – она вновь повернулась к картине. – Слушай, мне нравится, а не дурно я с подарком угадала. А давно она здесь у тебя висит?

– С полгода может, но знаешь, она мне, как сказать, не по духу что ли…

– Тебе не нравится? – ответа не последовало, вместо этого, советник налил еще один стакан воды и выпил залпом. – Не обижайся, но тебя не понять – хорошая картина, а он нос воротит. Ты вообще себе представляешь, как долго ее рисовал художник? А ты раз и «не нравится».

– Ну не мое это, понимаешь? Мне нравятся картины немного другого склада. Картины, на которые можно смотреть и каждый раз открывать в них что-то новое, а это какой-то китч просто-напросто. Вот, ответь мне на вопрос, вот чего он все сидит, а?

– Так он любуется же в окно, вот и сидит.

– Любуется? Каким образом можно любоваться, раз вокруг такое у него. Вероятно, ты не поняла смысл задумки.

– Ну давай, расскажи мне, – усмехнулась Чистякова, – ты же у нас специалист, искусствовед, я и забыла, прости.

– Вот только не нужно этого, прошу. На картине прекрасно видно атмосферу, и она далеко не добрая и яркая, как тебе хотелось бы считать. Человек не будет сидеть в пустой квартире просто так и смотреть в окно.

– Но там же свет, смотри, вот в этой комнате спереди.

– Да это не важно, до него слишком далеко…

– У тебя есть что-нибудь выпить? – перебила Чистякова. – У меня во рту пересохло, – Артем Григорьевич потянулся за стаканом, чтобы налить воды. – Если можно, то что-то покрепче.

– У меня нет больше в доме алкоголя. Могу предложить только воду или сок.

– Тогда, пожалуй, не нужно, – она снова уселась на кресло перед советником. – Так что ты говорил про картину эту?

– Я уже забыл, – он сделал паузу, она тоже молчала. Советник присел за стол и стал незаметно осматривать ее. – Ты исправила те фамилии в документе? – Чистякова пожала плечами, ее волосы чуть шелохнулись, подобно могучей морской волне, что быстро распадается после удара о скалистый берег. – Уже много времени прошло, а если он продал что-то? Нам же не вернуть обратно все это, а даже если и вернуть, то представь, что будет с нами после всех этих судов.

– Может сходим куда-нибудь? – прошептала она. – Мы так давно никуда не выбирались вдвоем.

– Дорогая моя, нам бы от уголовной ответственности выбраться, дело-то не шуточное, хочу заметить, а ты пускаешь все на самотек. Так ведь не работает это. Представь, если Рамут работал бы по такому же принципу, – он встал и подошел к окну, – ничего бы этого не было. Ни со мною, ни с тобою.

– Хочешь сказать, я слабый человек? Да нет, не старайся даже, – она бросила печальный взор на Артёма Григорьевича, – я все понимаю. Это ты может думаешь, что я слишком наивна и поступаю легкомысленно, но наверное, я просто не могу иначе, понимаешь. Не приучена к другому порядку, так сказать. В моей жизни и порядка-то не было никогда – все сумбурно, второпях, да без особого раздумья. Но знаешь, я не жалею. Честно. Вот предложи мне другую жизнь, умной и порядочной – отказалась бы не раздумывая. Потому что обычно такие рождаются ярко, окруженные в ласке да заботе, а после серо гниют, оставив после себя пустую телефонную книжку. На мой взгляд в наше время этого-то и не хватает – какой-то решительности, дурости что ли. Все сидят на своих местах, все у всех по правилам и по порядку, а я так не привыкла и так не хочу. Вот посмотри на секретаршу, к примеру. И чего? Умница – безусловно, красивая, но рявкнуть и решить что-то весомое – рука не подымится у человека, ибо порядок. Как это так, сделать что-то из вон выходящее для человека – абсурд чистой воды… А для меня это и есть жизнь. Я привыкла жить в абсурде. Ты же должен это понимать, разве нет? Я думала, что это и есть причина того, что мы вместе.

– Да не в этом дело, Екатерина. Ты человек далеко не глупый, опытный. Но нельзя же рисковать собственной жизнью, ради того, чтобы держаться самой себя. Если от этого зависит твое дальнейшее существование, почему бы не взять, я не знаю, и немного поменяться. Я же говорю это не для того, чтобы вред нанести, а наоборот – пытаюсь помочь.

На квартиру обрушилась тишина. Все смотрели по разные стороны. Артем Григорьевич открыл кран и налил очередной стакан воды и поставил на стол.

– Мне, наверное, пора, – без эмоций начала Чистякова, – завтра на работу, – она встала и пошла по коридору к своим туфлям. Артем Григорьевич последовал за ней. Она поспешила обуться, а он молча стоял в проходе.

– Я вспомнил, что хотел сказать про эту картину. Она время от времени напоминает мне бесполезность… и зачем ты только подарила мне ее, – Екатерина Сергеевна ничего на это не ответила и собралась уже открывать входную дверь. – Надеюсь ты все же одумаешься, дорогая. Все-таки теплится у меня такая мысль в голове.

– Дом и вправду был сегодня чудесный, – сказала она. – Вот только дверей там мало. Мне пора, прости, что побеспокоила в столь позднее время.

– Да ничего страшного, всякое бывает. А ты чего вообще приходила-то?

Чистякова последний раз окинула разочарованным взглядом советника и стены его квартиры, открыла дверь и вышла прочь.

Артем Григорьевич вернулся на прежнее свое место. «Вот же» – бормотал он себе под нос. «Вот же идиотка… Будто я не понимаю ничего. Работать она видите ли не хочет, меняться под других ей незачем, но зато разъезжать по домам это за милую душу для нее. Хоть бы ногу она подвернула, может поменьше скакать будет…».

05.

Чистякова проезжала в машине, когда увидела за поворотом яркие вспышки огней. До этого, ее глаза не видели ничего подобного. Словно кусочек солнца поместили ночью посреди улицы.

– Вы не знаете, что это такое? – спросила она у водителя. – Могли бы остановить, я хочу полюбоваться этим видом.

– Как скажете, госпожа, – пожилой мужчина завернул к бульвару и остановил транспорт. – Это, госпожа, новый ресторан такой. Не слыхали разве? Он же напротив вас стоит.

– Напротив, что?

– Напротив вашей работы. Вы что, госпожа Чистякова, пьяны? Вы работаете в здании через дорогу, – он показал пальцем на большое сооружение на другой стороне улицы, – это же ваше окно, где вы сидите и работаете. Или я не прав?

– Нет, вы правы. Наверное, был просто трудный день, – она еще раз оглянула ресторан через окно машины. – Как же красиво. А вы там были?

– Госпожа, я шофер, – он повернулся к ней лицом, – на мои деньги по таким местам ходить вредно, так сказать.

– Это почему же, дорогой мой, вам вредно ходить по ресторанам?

– Потому что, есть вероятность при моей душе азартной оставить всю зарплату в данном чудесном заведении. Это же не просто ресторан, а подпольное казино.

– Никогда не была в казино, – она посмотрела на часы, время было довольно позднее. – Я, пожалуй, выйду здесь, а вы езжайте домой, отдохните.

Чистякова вышла из машины накинув короткую дубленку из песца. Из кармана она вытащила небольшой платок и второпях обмотала им шею. После из другого кармана дубленки она вытащила маленькую коробку с духами:

– Вы, госпожа, аккуратней в этом месте, – высунулся из водительского окна шофер, – тут такие персоны, что живо-два обведут вокруг пальца, еще в долгах оставят.

– Правда? – она нанесла немного духов на открытую часть тела в области шеи и убрала коробочку обратно в карман. – Значит я именно там, где мне нужно быть. Прощайте, дорогой.

Машина уехала вдаль пустеющих улиц, оставив Екатерину Сергеевну одну у входа в ресторан. Она подошла к большой белой двери, где томился наблюдатель. Этот свирепый мужчинка оглядел Чистякову с ног до головы, а после строго спросил:

– У вас не будет спичек? – Чистякова помотала головой. – Тогда, добро пожаловать и хорошего вам вечера, – мужчина открыл сверкающие белые двери ресторана и почти что моментально, Екатерина Сергеевна почувствовала выходящее оттуда тепло. Она переступила порог и двери медленно закрылись за спиною, оставив наблюдателя вновь в одиночестве.

Изнутри подпольное казино казалось намного больше. Длинная и громадная лестница от входных дверей спускалась прямиком вниз и вела в зал под номером один – гардеробная. Это было подобие большого зала, с красивыми хрустальными люстрами, стеклянными стенами во всю высоту и узорчатым полом из слоновой кости. Стулья, диваны и столы в этом зале были выполнены в красных тонах, повсюду чувствовался бархат и их загадочная любовная связь с золотом и хрусталем, которые безбожно кричали за счет своих игрищ на свету. Сама гардеробная была небольшой: простоя стойка для сотрудника, простые темные шкафчики с крючками и номерки из бархатной ткани, где на обратной стороне было написано «Добро пожаловать».

– Что-то еще будете сдавать? – спросил гардеробный, Чистякова помотала головой в характерной ей манере, тот ненадолго удалился к шкафчикам и вынес бархатный номерок с цифрой пять. Она уже торопилась взять его в свои руки, но мужчина отвел номерок и скромно спросил:

– Послушайте, а у вас нет спичек?

– Простите, но я не курю, – мужчина обречённо вздохнул, она терпеливо дождалась пока он все-таки отдаст ей номер от шкафчика. – Куда мне теперь?

– Идите прямо, в следующий зал. Зал номер два, – мужчина неохотно бросился словами и поспешно удалился.

Зал номер два был основным залом, где находился ресторан. Это было помещение вдвое больше, чем гардеробная с длинными ее коридорами. Маленькая лестница вниз отделяла залы друг от друга, люди с легкостью могли определить в какой стороне идет вечер. Музыка, что доносилась со второго зала была слышна и наверху той лестницы, а с каждой пройдённой ступенькой звук нарастал, как и чувство роскошного праздника. Фоновые мелодии здесь не славились своим многообразием, ресторан делал ставку на живое исполнение, поэтому каждый вечер, после полуночи и до самого утра играл джаз профессиональными музыкантами. Был случай, когда эти самые музыканты перепутали ноты, один из них стал играть отрывок из классической оперы, а все остальные держались программы. Оплошность помогли заметить сами присутствующие. Люди жаловались на колкость звука и неразборчивость, но в то же время, гостям понравилось необычность мотива. Поэтому было решено сделать смесь из отрывков классической музыки и джаза, которая отныне играла в этом ресторане на постоянной основе.

По всему периметру зала был расстелен большой бархатный ковер красного цвета, стены здесь были высечены из золота, а на потолке висела громадная люстра из хрусталя, железа и серебра. В люстре насчитывалось около сотни лампочек, дабы осветить все помещение. Столы и стулья были выполнены так же из слоновой кости – любимый материал владельца заведения.

Чистякова спустилась по небольшой лесенке вниз на еще один ярус. Внизу ее ждал наблюдатель ресторана:

– Добро пожаловать, мадам, – радостно вскрикнул он. – Вы бронировать столик?

– Нет, столик я не бронировала. Я тут вообще мимоходом, решила заглянуть, так сказать. У вас только по записи?

– По-другому, Госпожа…

– Чистякова.

– Госпожа Чистякова не можем работать, – в его словах был яркий иностранный акцент, который он явно не пытался скрывать, – понимаете, вся обстановка, очень большая и если работать не по записи, то ресторан не поместит столько персон. Вы понимаете?

– Но неужели ничего поделать нельзя? У вас я смотрю приличное заведение и неужто оно оставит одинокую даму без бокальчика вина, – Екатерина Сергеевна улыбнулась. – Я же могу и жалобу на вас написать, – наблюдатель слегка растерялся, его что-то смутило, это что-то надвигалось позади Госпожи Чистяковой.

– Позвольте, – мужчина в черном схватил руку Екатерины Сергеевной, она немного вздрогнула. – Ну что же вы пугаетесь меня, я вам помочь значит решил, а вы так со мною обходитесь, – он с улыбкой посмотрел в ее глаза, а после спросил у наблюдателя. – Аншлаг? – тот кивнул. – Все же нужно что-то придумать с этой дамой, нельзя ее оставлять здесь, понимаешь?

– Нет проблем, Господин, – он посмотрел на Чистякову. – Следуйте за мной, а еще Господин… – он окликнул мужчину в чёрном, который направлялся к бару. – Господин Серебряный изволил посетить наш ресторан снова, вы говорили предупредить вас об этом, – мужчина кивнул головой, наблюдатель снова повел Чистякову к столику. – Не торопитесь, госпожа…

– А кто это был, тот мужчина в черном? – спросила она с любопытством.

– Это владелец, госпожа, – он остановился у большого стола в центре зала, и отодвинул стул. – Прошу вас, – Чистякова присела. – Меню сейчас принесут, если что-то произойдет – зовите. Ах да, еще одна маленькая ситуация, возможно на некоторое время к вам могут подсесть другие наши гости. Поверьте, это не из-за того, что мы хотим сделать вам плохо, а из-за того, что нет больше мест.