Удача

Он добела сжимал руки на изголовье кровати и не жалел меня. Его то и дело передёргивало от ярости, с губ слетало рычание. Он не поцеловал меня, не сказал ничего, просто швырнул в кровать и разорвал одежду.

Я терпела. Я ждала, когда он заговорит, когда он, не имеющий подсознательного, выплеснет на меня своё заключение.

Он заговорил ещё в постели. На его запястьях натянулись жилы, руки по-прежнему сжимались на горизонтальной перекладине изголовья – у меня перед глазами стоял турник, на котором я надеялась увидеть кого-то из волчат.

– Кааак он смотрел на тебя!..

Я едва разобрала слова в вое, исторгшемся из его глотки, горячее дыхание опалило влажную от пота поясницу. Он прижался к моей спине лихорадочно горячим лбом. Я должна была повернуться и проверить, не случилось ли невозможное, не болен ли он, но это значило встретить его взгляд…

Я не повернулась.

– Ну и что, – мой голос был никаким, не выражал ни одной эмоции. – Какая разница.

Я не стала произносить вслух того, что было между нами, что делало нас ближе всех людей, что не давало другим шанса разлучить нас – это было невозможно, невозможно, когда-то нас было двое, но за годы мы сжились в одно…

– Дааа, – судорожно выдохнул он, – но как тыыы смотрела на него!..

Мне нечего было сказать, и я ничего не сказала.

Он не пытался увести меня прочь, как можно дальше, и спрятать в глуши, он был умнее этого… к сожалению. Будь он попроще, удовлетворился бы примитивными мерами.

Незнакомец выследил нас.

Фенрир держал в своей мою руку, в другой нёс пакет с продуктами. Мы неторопливо шли домой, когда тот другой окликнул нас. Он сделал это в открытую. Я знала, что будет. Фенрир набросится на него и убьёт, незнакомый мужчина умрёт самой лютой смертью из возможных, а нам придётся снова идти за продуктами. Я потянула руку из горячей ладони Фенрира. Он не отпустил. Я удивлённо подняла на него глаза – он улыбался, как фоновые люди улыбаются знакомым.

Другой сделал несколько шагов нам навстречу. Понятно, он не мог не прийти. Подобное притягивается к подобному, не меньше чем противоположное к противоположному, как чёрное к белому, как плюс к минусу.

Его звали Вотан. Его имя открыло нам о нём многое. Он не принадлежал фону, он был подобен нам, но имел несколько иные свойства. Он был опасен.

– На меня напало существо, – сказал он миролюбиво. – Я добился от него имя хозяина и решил, что нападение было не случайным.

Хозяином, конечно, был Фенрир.

– Мы не знали о твоём существовании, – очень сдержанно сказал он.

Вотан кивнул, принимая заявление на веру. Потом его глаза снова коснулись меня.

Мы разошлись в разные стороны: мы с Фенриром пошли домой, готовить ужин, Вотан пошёл куда-то ещё. Я знала, что Фенриру нет покоя, хотя он на удивление держал себя в руках. Я достаточно давно его знала, чтобы видеть ярость, стискивающую челюсть.

Через несколько дней в нашу дверь постучали. Никто никогда не приходил к нам. Его слишком боялись. Ужас его присутствия проникал во все щели, им пропитывались сами стены… отчасти из-за этого мы так часто меняли жильё.

Я боялась, что они подерутся в нашем доме. Я боялась, что на чистом полу появятся лужи крови, боялась, что совсем не намереваясь, случайно ударят меня, боялась острых осколков стекла под босыми ногами… боялась, что на этот раз Фенриру придётся не просто смывать чужую кровь…

Он посмотрел на меня в упор ледяными глазами и показал отойти вглубь комнаты. Он был наготове, собран и напружинен. Он щёлкнул замком, повернул ручку и резко толкнул дверь....

– Волчата! – выдохнул он.

Мне было так скверно, у меня подкашивались ноги. Вместо того, чтобы выбежать встретить сыновей, я села на что-то, где стояла, держа руку у сердца.

Они ничего не знали о наших переживаниях. В доме стало шумно и суетно. Они рыскали по комнатам, редко останавливаясь, чтобы присесть. Они взахлёб рассказывали об увиденном и встреченном, я даже не всё понимала. Их отец кивал в нужных местах, я беспомощно сидела с приоткрытым ртом.

Волчата не торопились уходить. Это было очень хорошо. Их присутствие добавило ему уверенности. Воплощённое доказательство нашего единства, того, что нас никто не разлучит. Его и моя кровь соединились однажды в двух существах нефонового мира.

Всё заканчивается. Волчата решили, что им пора.

Какое-то время мы провели в подобии сна, пристывшие к месту, вялые и равнодушные, как мухи в холода. Мы ничего не хотели и никуда не стремились. Зрела безрадостная осень, мы даже не выходили из дома, и всё сидели, сидели у окна.

Первым оправился он. Он знал, что если не подтолкнёт меня, я ещё долго буду тосковать. Тоска и вправду ела меня. Провожать детей не то же самое, что провожать мужчину. Всегда остаётся убеждённость, что они обязаны вернуться, а с другой стороны – так ли уж необходимо было уезжать?

Новый мир встретил нас весной. Мы решили подчеркнуть свою уединённость полным отсутствием людей. Нужное жильё подворачивалось, стоило только поискать. В этот раз искать не пришлось. Мы сразу увидели вокруг расцветающий, несколько заброшенный сад. После обследования территории мы убедились, что на краю сада стоит небольшой, старенький домик, и в нём никто не живёт. На втором этаже, на чердаке под треугольной крышей можно было устроить спальню, постелить матрас на тёплый деревянный пол. Я могла представить, как буду просыпаться там, и солнечный свет будет золотить его короткие волосы.

Он занялся подточенной жучками хлипкой лесенкой, которая просто приставлялась к квадратному лазу наверх. Сказал, что не хочет беспокоиться о моей безопасности. Он пошёл на разведку по саду, подбирая подходящую древесину или на худой конец живое дерево.

Я выносила на крылечко найденное в доме тряпьё, отбирала, что пригодится, а что лучше сразу выкинуть. Занятие затянуло меня. Дом становился всё уютнее, походя я протирала ненужной ветошью оконца и полки, убирала паутину, сметала грязь с пола. Он пилил у крылечка. Он явно намеревался сделать что-то посерьёзнее приставной лестницы. Я знала, почему – он обожал слушать, как я решила привести на свет второго волчонка, но не сомневался, что чудесное ощущение не посетит меня в доме, в котором лучше иметь две свободные руки для подъёма в спальню.

Я улыбалась. Он вскинул ледяные глаза и улыбнулся в ответ. Я собрала ветошь в охапку и унесла в маленький высохший досера сарайчик, пригодится для розжига. Отпустила ведёрко в колодец, донце звонко ударило по чёрной воде. Из колодца дохнуло холодом. Звук донёсся как-то странно, словно я сама была в воде. Я растерянно оглянулась, забывая о ведре.

Он стоял передо мной. Вотан. Я попятилась, наткнулась на что-то, оно не отодвигалось. Он протянул руку к моему подбородку, неостановимо нагнулся к моему лицу. Моя голова запрокинулась назад, его рука сжалась на затылке, а губы на моих губах. Мои глаза распахнул шок. Фенрир застыл с пилой, как вкопанный. Поражённый, стремительно бледнеющий.

– Как ты смеешь! – Фенрир прорычал, как раненый зверь.

Вотан спокойно посмотрел на его перекошенное лицо.

Я не понимала, почему он не набросился на другого сразу – прикосновение ко мне в глазах Фенрира уже приравнивалось к смертному греху… потом я поняла – Вотан держал меня за запястья. Фенрир не нападал, потому что боялся навредить мне.

– Почему нет? – голос Вотана был холодным, как вечная мерзлота. Мне в моём ужасе показалось, что ярость Фенрира его забавляет.

– Она моя!

– Сестра?

Силы небесные…

Я ничего не могла с собой поделать, мне было страшно, и я не знала имени бога, который мог бы помочь мне. Он издевался над Фенриром, а Фенрир принимал его слова за чистую монету… он был искренним всегда… мерил всех своим мерилом…

– Она моя женщина, – процедил Фенрир. Я видела, как гнев застилает ему глаза. Он не сможет сдержаться, он нападёт. Я не могла освободиться – руки сжимались на моих запястьях, не причиняя боли, но твёрдо. Он не собирался отпускать меня, водил подушечками больших пальцев по тому месту, куда обычно наносят капельку духов.

– … мать моих волчат.

Он – Вотан – он знал про наших волчат. На его лице не дрогнул ни мускул. Мы выкинули его из головы, а он следил за нами…

– Вы женаты?

– Мы не верим в бога людей!

– А в законы?

Ярость каким-то образом переродилась в Фенрире. Перед ним открылось, что в глазах простых фоновых людей, до которых нам не было дела, у него нет прав на меня. Мысль его поразила. Да, нас было двое, и мы были одни. Нам некому и нечего было доказывать. Но вдруг появился третий… это всё была игра, конечно, лишь игра! Вотан прекрасно понимал, что целует чужую женщину… но Фенрир, Фенрир принимал его слова без задней мысли!

Вотан исчез. Неужели боль Фенрира доставляла ему удовольствие?

Фенрир выпустил ржавую пилу. Он не хотел оставаться. Всё моё существо дрожало. Я чувствовала себя изменницей. Но ведь я не была виновата, разве нет?

Я подошла к нему на дрожащих ногах и приникла к груди. Мой родной.

Вокруг были стекло и бетон. Мне пока не представилось возможности, как следует осмотреться на новом месте. Здесь был поздний вечер. Фенрир нашёл квартиру и сразу направился в спальню.

Он лежал на мне, нависнув над лицом. Придирчиво обнюхивал, рассматривал и целовал губы. Они хранили посторонний запах, и сколько он не целовал меня, не мог от него избавиться окончательно, его нюх всё равно улавливал что-то, недоступное другим. Ему ничего не оставалось, кроме как привыкнуть. Его губы дарили мне блаженство, я так любила его губы… если бы только он мог насладиться ночью вместе со мной.

Мне было жаль его. Этот неуловимый запах мучил его. Я погладила его по щеке, он поймал мою руку, прижал запястьем к носу и тихонько и страдальчески завыл. Моё сердце сжалось от боли. Он покрывал запястья поцелуями, прерываясь лишь чтобы потереться о них щекой.

Он не взял меня с собой, ушёл за продуктами один. Я не стала спорить. Его покой важнее моего любопытства.

Он вернулся быстро. Я сначала удивилась, когда услышала звонок в дверь. Что и говорить, мы часто даже не закрывали дверь. Его все боялись. Наше жилище обходили за версту. Но сегодня он попросил закрыться. Я вздохнула. Его скорое возвращение для меня свидетельствовало о том, что он боялся оставлять меня одну даже за бронированной дверью.

Я щёлкнула замком, и дверь распахнулась наружу. Я попятилась.

Опомнилась не сразу. Мои грудь и живот были плотно прижаты к жёсткому мужскому торсу, руки беспомощно висели плетьми. Закричать я не могла.

Он всё же дал мне вдохнуть.

– Что ты делаешь? – выдохнула я, пытаясь нащупать опору ногами.

– Не беспокойся, – Вотан поставил меня на ноги, но не отпустил от себя. Он не сводил глаз с моего лица. Эти глаза были непривычно тёмными, как омут. Я пыталась понять, издевается он надо мной или нет. Его лицо оставалось непроницаемым. – Он подумает, что запах остался с прошлого раза.

– Ты не понимаешь? Ты не должен делать этого!

– Не должен, – повторил он, пробуя слово на вкус. – Да почему же нет?

– Уйди.

– Не уйду, пока не ответишь.

Я чувствовала, что он не сдвинется с места и не отпустит меня, по крайней мере до тех пор, пока не придёт Фенрир… а тогда уже будет поздно.

– Мы любим друг друга. Много лет. У нас есть волчата. Ты должен уйти.

Он чуть улыбнулся безрадостной улыбкой. По его лицу было видно, он редко улыбается.

– Он любит тебя, ты любишь его…

Мне не нравился его тон.

– Не вернее ли будет сказать, что у вас не было выбора? – его глаза мерцали гладью озера ночью, в котором отразилось звёздное небо. – И твоя любовь к нему – привычка, а его любовь – любовь моногамного самца к самке того же вида.

Я оскорблённо попыталась вырваться. Он не выпустил.

– Тебе не хуже меня известна его природа. Да, он искренен, но по-своему, по-животному. Ты говоришь, вы вместе много лет. А много ли лет он искал тебя? Он вообще задумывался, что ты нужна ему? Или он получил тебя, прежде чем задумался об этом?

Я промолчала. Он не потребовал ответа.

– Волчата. Что ж, я никогда не слышал, чтобы женщина мечтала о волчатах.

Он снова вопросительно взглянул на меня.

– Ты говоришь, что я должен уйти. Почему? Ради его покоя? Мне безразличен его покой. Он продолжил свой род. На мой взгляд, он получил больше, чем заслуживал…

– Чего ты добиваешься? – я перебила его, чувствуя, что начинаю верить его словам. – Ты специально устроил тот спектакль у него на глазах, но ну и что? Чего ты добился этим? Того, что нужно тебе, – меня передёрнуло, – ты не получишь!

– Посмотрим.

Я разозлилась.

– А сам ты, ты бы уступил на его месте другому?

– Нет, – не задумываясь, сказал он. – Я бы не уступил, а он пускай остановит меня, если сможет.

На сей раз Вотан вышел через дверь.

Посмею я рассказать о случившемся Фенриру? Я должна сказать. Чего я добьюсь, кроме того, что расстрою его? Что он сможет сделать? Как защитит нас?

Он всегда устранял противников в самом буквальном смысле. Хочу ли я, чтобы Вотан погиб?

Да, он вёл себя дерзко, но смерть слишком суровая кара.

Пока я бегала по коридору, ломая руки, мужчины встретились внизу. Вотан дождался Фенрира. Я заговорила с ним, чтобы он скорее ушёл и избежал встречи, а он спустился вниз и специально дождался его.

Я не знала, о чём они разговаривали, но обошлось без драки. Фенрир поднялся в квартиру в чистой одежде и с продуктами, но утомлённым лицом.

Вотан специально дождался соперника у входа в дом. Фенрир не заставил себя долго ждать. Он спешил к своей женщине. Он не любил расставаться с ней.

Вотан поприветствовал его открыто, издали. Фенрир не должен был заподозрить, что он заходил внутрь. Вотан не хотел, чтобы ей пришлось расплачиваться за его визит. Он не хотел ассоциироваться для неё с неприятностями, хотя этого было не избежать.

– Уходи, – коротко потребовал Фенрир.

Если бы можно было убить взглядом…

– На двоих мужчин одна женщина, – Вотан покачал головой. – Я слишком долго искал её, чтобы уйти просто из-за тебя.

Ему не надо было объяснять про продолжение рода. Такие вещи он понимал быстрее остальных.

Фенрир сжал челюсти.

– Мы были уверены, что одни. Раз есть ты, могут быть другие… другие женщины…

– Я искал…

– Оставь её в покое…

– Я умею искать…

– Так поищи ещё! – глаза Фенрира бешено полыхнули. – Поищи!.. И удачи тебе…

Вотан удивлённо хмыкнул. Фенрир тяжело дышал, как после забега. Вотан кивнул напоследок и исчез. Фенрир чувствовал, что в следующий раз они не разойдутся подобру-поздорову. Рой ощущений и мыслей обуял его. Его любовь горела в нём обжигающим пламенем. Он любил свою женщину так сильно, что едва справлялся с повседневными делами. Естество требовало повсюду следовать за ней, от всего оберегать её, дышать её запахами, трогать её, наслаждаться ей… если кто-то хотел того же, инстинкт подсказывал уничтожить его, выгрызть из груди его сердце и бросить к её ногам. Фенрир кратко задумался, понравится ли ей такой подарок. Вспомнил, как иногда она дрожала, когда он приходил в крови. Решил, что показывать ей ничего не будет. В конце концов, сердце можно съесть на месте.

Он настроился на убийство. В такие моменты с ним бесполезно было спорить, бесполезно переубеждать. Я знала об этом и не толкла воду в ступе – бесполезно. Мы снова сменили мир. Тёплый климат был приятен для разнообразия, но мои мысли были далеки от областей приятного. Он продолжал улыбаться, но рассеянной нерадостной улыбкой. Мы нашли дом в тени странной клыкообразной скалы, торчащей из груди песчаной равнины. Наверное, это называлось саванной или долиной. Я не могла сообразить. Я знала, что в сущности повсюду вокруг дома растут деревья, и что есть ещё скалы, но я едва видела пейзаж. Я была нужна Фенриру в постели, он искал моего тепла и не мог им насытиться.

Чутьё подсказало ему, когда пришло время. Он поднялся с постели и без спешки оделся.

Я верила в него. Он попросил дождаться его в кровати.

Усталость доконала меня, и я заснула, пока ждала его. Я дождалась. Он вернулся победителем. Он застиг меня спящей, тёплой, разнеженной… хоть и с тяжёлой головой, но этого я показывать не стала. Он сдержанно и спокойно улыбался. Я чувствовала, что он рад.

– Ты сделал, что собирался?

– Да, – только он умел так спокойно говорить о смерти.

Он сдвинул одеяло в сторону, любуясь моим телом с тем же трепетом, как в семнадцать лет. Это было так давно. Один он умел шагать сквозь десятилетия, не теряя яркости восприятия, блеск ослепительно голубых глаз не замыливался.

Я поцеловала его. Ему очень хотелось быть со мной сейчас. Я старалась не думать о том, что он сделал. Нас было двое, мы были одни. Снова. Мы должны были прощать друг друга… я не хотела, чтобы он убивал, но он всегда убивал, такова была его природа, из-за этого его так боялись…

Я всхлипнула, и он прижал меня к себе. Он гладил меня согнутым указательным пальцем по виску и целовал очень мягко, словно растягивал удовольствие. Он действительно был спокоен. В последние дни в его груди всё клекотало, а теперь только взбудораженное биение сердца. Я положила ладонь ему на грудь, он отнял её и поцеловал, закрыв глаза от наслаждения. Я погладила его по коротким волосам, он снова поцеловал мою руку. Он дольше поцеловал мои губы. Приподнялся, снова рассматривая меня. Прижался лицом к груди, осыпая её поцелуями.

Он был теплее меня, как обычно. Мы долго целовались. Возможно, дело было в том, что прежде ему не приходилось избавляться от соперников, и он почувствовал, что победа над другим претендентом, ещё один способ доказать всем права на меня. Он был очень ласков. Нам было очень хорошо. Я предоставила ему делать, что он хочет и сколько хочет, и не пожалела об этом. Он не выпускал меня из объятий. Он прерывался, мы целовались, он начинал снова. Кажется, я изучила каждый элемент декораций в спальне, рисунок на стенах, неровности побелки на потолке, клочок пейзажа, выглядывающий в зазор между занавесями на окне, и поняла, что должна подарить ему сына.

Он сдержал традиционный ликующий нечеловеческий звук, поцеловал меня в висок и продолжил, словно он поднялся не с меня, когда пошёл убивать, а из своего чудовищного мира, и два года не прикасался к женщине.

Я лежала на животе. Он ещё целовал меня, но уже явно успокаивался. Я начала дремать. Он вымотал меня. Меня одолевал сон. Он положил руку мне на поясницу, лёг рядом, чтобы не придавливать меня и ребёнка. Я почти спала. Но что-то заставило меня обернуться, возможно, оставленная на пояснице рука.

Не знаю, как я не потеряла ребёнка в тот самый момент. Не было светло-русых волос, голубых глаз – он вернул себе собственную внешность.

Если он был здесь, значит, Фенрир был мёртв. Я не могла вообразить другой причины. По моему лицу побежали слёзы. Он склонился ко мне и вытер их. Я запоздало жала одеяло к груди, пытаясь спрятаться за ним. Он поднялся с постели, высокий, сильный, чужой. Выудил из ниоткуда свою одежду. Та, в которой он пришёл прикинувшись Фенриром, осталась брошена на полу, как оборотничья шкура.

Я плакала. Он застёгивал манжеты, возвышаясь над кроватью.

– Он жив, – спокойно сказал Вотан. – Но если будет мешать, умрёт. Сейчас он придёт. Я поставил таймер на его клетку. Он знает, что ты больше не только его. Дадим ему время привыкнуть к твоим новым запахам. Я буду поблизости, так что не бойся – даже если попытается, он не успеет ничего тебе сделать.

Он замолчал, я не видела, что он делает, плакала, опустив лицо, после паузы он заговорил снова.

– … я понимаю твою растерянность. Фенрир на моём месте просто убил бы меня. Но всё же, в том что на нас двоих всего одна женщина, он не виноват. Как и в том, что ему повезло встретить тебя первым. Ты привыкла к нему. Я бы не хотел, чтобы ты возненавидела меня за его смерть.

Я ничего не понимала.

– Во что ты превратил мою жизнь…

Вотан ушёл. Через какое-то время появился Фенрир. Он без лишних слов забрался в постель, обнюхивая меня. Он дрожал крупной дрожью. Он фыркал мне в лицо, чувствовал чужой запах на губах, на висках, лбу, подбородке, добравшись до груди, он взвыл пронзительным раненым воем. Он замер и замолк на моём животе. Сжал руки вокруг талии, положил лицо против места, где рос ребёнок, и беззвучно затрясся. Он плакал. Впервые в жизни.

Фенрир ничего не попытался мне сделать. Он гладил меня по подбородку, заглядывая в глаза сверху вниз, вне поля видимости.

Я прижималась к нему голым телом, он иногда подрагивал, чувствуя кожей посторонние прикосновения. Мне было больно за него. Когда он смог заговорить, он сказал:

– Он мог убить меня. Он сделал оружие против меня. Скажи, я должен был выбрать смерть?

Он искренне ждал моего мнения, не придавая своей смерти большего значения, чем чьей-либо чужой.

– Я рада, что ты жив.

Мой голос был не моим, неживым, трескучим.

Он вздохнул.

– И потом, если бы он убил меня, тебе бы некуда было от него деться. Он сказал, что мы разделим время с тобой. Он придёт за тобой. Скоро…

Он охрип, в его голосе послышались слёзы.

– Заберёт на пять лет… он сказал, что мне лучше убраться на это время в мой мир… он, наверное, прав…

Он зарылся лицом в мои волосы и затих.

Мы так и пролежали в тишине, обнимаясь, пока Вотан не постучал демонстративно в дверь. Я не могла поверить в происходящее. Фенрир уходил, Фенрир оставлял меня с другим. Он прижал меня к себе и долго поцеловал. Я хотела вцепиться в его руки и не отпускать… но чем это могло кончиться? Он будет убит…

Подумать только, если я и была в чём-то уверена, так в том, что нет никого опаснее него. Он был моей каменной стеной, моей опорой. Земля уходила у меня из-под ног. Я села. Фенрир предпочёл уйти в никуда сразу из комнаты. Он не хотел видеть Вотана.

Я была виновата, что тогда мой взгляд сказал Вотану, что он может претендовать на меня? Я виновата, что мой взгляд что-то пообещал ему? Я была виновата?

Вотан поднялся в спальню. Поставил меня на ноги, взял за руку. Я обречённо поплелась за ним.

У него был дом. Он также, как и мы, скитался между мирами, но потом возвращался домой. Это был большой дом с большими окнами. Вотан провёл меня по комнатам. Здесь всё было новое. Я редко бывала в таких домах.

После непродолжительной экскурсии Вотан отвёл меня в спальню. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего он хочет.

Пускай делает что угодно. Мной овладело полнейшее равнодушие. Я обессиленно легла на кровать, я не спала три ночи подряд, под сердцем развивалась новая жизнь, к которой я не успела ещё привязаться… был миг, когда я ощутила, что должна привести в мир ребёнка, но тогда я считала новую жизнь продолжением жизни моего мужчины… теперь всё запуталось, я ничего не понимала, гудела голова. Пускай делает что хочет. Плевать.

Он внимательно посмотрел на меня и начал раздеваться. Я отвернулась. Судя по тому, что я заснула, он не прикасался ко мне.

Я проснулась в тёплой постели, не сразу поняв, где нахожусь. Я приподняла голову, под неё была подложена непривычно смуглая мускулистая рука. Он внимательно смотрел на меня. Он раздел меня, но не потревожил. Я отстранилась. Он отвёл взгляд.

Моей одежды нигде не было. Поэтому я осталась под пухлым, как облако, одеялом, прижав его к бокам. Он надел штаны и вышел из спальни.

Большое окно было зашторено плотными белыми шторами, в щёлку проникал солнечный свет… он мало значил без золотых волос Фенрира. В комнате было мало предметов: кровать, на которой я лежала, ростовое зеркало у окна и одно мягкое кресло с маленьким столиком у подлокотника.

Вотан вернулся с чашкой чая и горячими бутербродами на белой тарелке. В чашке плавала долька лимона. Я хотела есть. Пришлось поднять подушку и сесть. Вотан поставил тарелку на одеяло и подал чашку мне в руки.

Я уже осознала, что мне никуда не деться. До этого утра происходящее казалось слишком нереальным. Теперь реальность накрыла. Мне придётся привыкнуть.

Вотан унёс опустевшую тарелку, и ещё до того, как я допила чай, вернулся с аккуратной круглой коробкой. Я не стала ломаться. Сколько можно ломаться – пять лет точно не получится. В коробке было платье. Белое, полупрозрачное. Я оделась, старательно прикрываясь одеялом. Но потом поднялась и убедилась, что платье совершенно прозрачное.

Фенрир не понимал шуток. Он улыбался только от радости, от счастья. Вотан понимал юмор, он усмехнулся. И всё равно он усмехался надо мной. Нельзя было смеяться надо мной сейчас.

Я села к нему спиной, обнимая себя руками через грудь. Он сомкнул руки поверх моих, вынудил склонить голову набок, несколько раз поцеловал в шею. Он поднялся, мне пришлось встать вслед за ним, и потянул меня к зеркалу. Его руки всё ещё лежали поверх моих, я взглянула в зеркало. Он хотел показать мне, что видел. Он снял мои руки с плеч и развёл в стороны.