Сокровища Призрачных островов. Карта и компас

– Одно чудо передо мной сидит. Что может меня удивить больше, чем ты?

– О чем вы здесь? – Эмиль подошел к друзьям.

– Сказки послушать хотите? – усмехнулся Вейн.

– Сказки? – весело переспросил Эмиль, не понимая, о каких сказках идет речь. – Луиза, Жак, сказки послушать не желаете?

– Нет, не мешайте нам, – Луиза показывала Жаку фокус, пряча в кулаке монету, которая потом удивительным образом исчезала.

– Пойду, покурю, – Эмиль вышел на улицу.

– Значит, им слушать и не нужно, – Вейн задумчиво проводил Эмиля взглядом невероятно ясных зеленых глаз. – А ты слушай мои сказки, если кошмаров не боишься.

– Я не боюсь кошмаров, – твердо ответил Сашка, а Вейн начал говорить, тихо, но очень спокойно и четко, чтобы парень и сам увидел происходившее с ним.

– Я родился и всю жизнь прожил в селении, еще меньшем, чем это, далеко-далеко отсюда, где море холодное и серое, но мы любили то море. Море кормило нас и оберегало, пока в один недобрый день возле нашего берега не стал на якорь большой корабль завоевателей.

Они сражались, не жалея себя, не страшась боли. Победить их было тяжело. Те воины не знали страха, но не знали и дружбы или сочувствия, и не слушали никого, кроме своего командира.

Завоеватели окружили нашу Матушку, оберег нашего селения, и жестоко убили ее. И тогда мы все словно обезумили, мы клялись ее кровью, что уничтожим завоевателей. Но их было значительно больше. Потом те из нас, кто выжил, узнали, что к побережью подошел целый флот. Император расширял границы своей огромной страны, не щадя другие народы, отказывающиеся назвать своим бело-серый флаг.

Вейн замолчал, ему было тяжело об этом вспоминать, но он еще ни с кем не делился пережитым. Выпив воды, потому что спиртного они принципиально не заказали, северянин продолжил:

– Я дрался с одним солдатом, когда взорвался порох, который мы сами же и подожгли, чтобы так обескровить врагов. Меня только оцарапало, а солдата сильно ранило. Нас отбросило взрывом к скалам, у врага развязался и откатился в сторону шлем. Он был полностью седым, хотя и молод.

Я замахнулся, чтобы добить врага, но завоеватель застонал, и я не смог его ударить. Он был другим, я не понимал этого, только чувствовал. Моя ярость угасла. На месте наших жилищ полыхало пламя, но я больше не желал завоевателям зла. Не желал зла ему.

"Парень, – тихо попросил он. – Я умираю… Скажи, есть ли здесь море?"

Волны разбивались о скалы в нескольких шагах от него, он сам приплыл сюда по морю, и я не мог понять, почему он об этом спрашивает. Седой мужчина попробовал подняться, ему это удалось, но ненадолго. Он потерял слишком много крови, чтобы стоять. Не понимая, зачем это делаю, я подставил врагу плечо.

И, коснувшись его, я словно взял себе часть его памяти и воспоминаний. Я узнал, что поседел он за одну ночь, я разделил с ним его присягу и приказы командира, разделил его колдовскую слепоту. Но отдал ему свои воспоминания о мире в моем селении до их прихода, отдал, как месть. И он видел море моими глазами, слышал море моими ушами…

Я не знал, кто он. В ту ночь, когда его волосы утратили цвет, воспоминания упали в пропасть, окутанную тьмой, словно не было иной жизни без команд и неволи. Он умирал у меня на руках, а я делил с ним свою судьбу, перенимая его проклятье, падая в ту же пропасть, но не боялся ее.

Нас нашли завоеватели. Помню, как они искали среди пожарищ моих еще живых соотечественников, к счастью, таких оказалось немного. Помню дым погребального костра, где они сожгли своих: высокий дым, видимый и с моря. Помню, как нас перевезли морем в какую-ту страну, но из трюма не выпустили. И снова море, снова плен…

Вейн задумался, вспоминая, но Сашка и сам был в плену страшной сказки чужой жизни. То, о чем рассказывал товарищ, можно было назвать выдумкой, осмеять, обвинив рассказчика в сумасшествии. Сашка сам полмесяца назад не поверил бы в такие исповеди, но после феи на цветке, которую он увидел, и чар, постоянно находящих его…

– Знаешь, Сашка, тяжело объяснить, как мне удалось сбежать. Меня будто вело что-то, какая-та сила одаривала счастьем. Но счастье оказалось темным. Дороги чужой страны привели меня в Мертвый город, где я ощутил покой.

Нужно было бежать, а я мешкал, позволяя городу очаровывать меня. Я видел много смертей, и сердце мое зачерствело, поэтому на мертвых улицах мне было хорошо, как нигде. И тогда я увидел цветы, выросшие на крови. Меня тянуло к ним, но желание жить предостерегало от неразумного поступка.

Город слал видения из прошлого, соблазняя сорвать хотя бы один цветок, чтобы подарить любимой, тоже погибшей той ночью. Город обещал, что я встречу любимую, если сорву цветок.

И я поддался, выбрав самый красивый, пусть он и вырос на пустыре. Руку обожгло болью, и я упал, все же сломав цветок. Город насмехался надо мной, медленно выпивая мою жизнь.

Сквозь грезы беспамятства я вспоминал, как надо мной склонился мужчина, как читал заклинания над раной, как тени преградили ему путь, когда он выносил меня из города. Тени шли за ним, а теперь и за мной из города в город, из селения в селение, становясь нашими общими кошмарами, не отпуская из марева уже другого плена.

Но было в них что-то общее, в том седом мужчине и в колдуне, спасшем меня. Я так и не поблагодарил его. Только с вами я начал снова ощущать жизнь, полно и ярко, как раньше. Но с моим спасителем вы уже попрощались.

– Я думаю, колдун бы тебя понял, – Сашка и сам жалел, что не узнал имени человека, отплатившего им за помощь, выведя из города благодаря незримому благословению, охранявшему беглецов.

– Что-то долго Эмиля нет, да и Луиза с Жаком где-то подевались, пойду поищу, – исповедь отобрала у Вейна все силы, он снова побледнел, но улыбался, освобожденный от воспоминаний и вины.

Вейн вышел на улицу, и сразу к столу Сашки подсела красивая темноволосая женщина с вычурной прической.

– Привет, красавчик, – вместо зубов у нее были нечеловеческие клыки.

В ней была такая таинственность и звериная красота, что парня подмывало поцеловать пламенеющие уста. Он потянулся к женщине, но его вовремя остановило воспоминание о Маринке. Маринке с фотографии на стене… Заколдованная фотография Али Очеретяной спасла и его жизнь тоже…

– Прости, – Сашка отстранился. – Я больше под солнцем целоваться люблю.

Но она будто и не заметила оскорбления. Оборотень поднялась, грациозно перетекла парню за спину, взяла его руку, поцеловала.

– Нам идти нужно, – попытался противиться Сашка.

– Нам? Идти? Куда? – ворковала оборотень, стараясь, приворожив страстью, остановить его.

– Прощай, – парень поднялся, неуверенно высвободив руку из ее чарующих пальчиков с длинными накрашенными ногтями. – Прощай.

– Нет, так ты не уйдешь! – прошипела женщина-оборотень, отнюдь не страстно вцепившись ему в руку.

Сашка вырвался, поцарапавшись об ее ногти.

– А теперь иди, – она слизывала его кровь со своих пальцев, улыбнувшись. – Что оцепенел? Иди!

Сашка ушел, чуть ли не побежал. А оборотень допила из его кружки и вышла из корчмы.

К морю. Пешком. Хотя уже вечер. Сашка запретил ночевать в этом поселке.

Лицо женщины-оборотня снова озарилось улыбкой, когда красавица вышла во двор. Светло-русая молодая женщина по имени Олекса притаилась возле стены, она принесла свежее молоко для корчмарки, но сейчас работа была забыта.

Оборотень засмеялась, задрав голову. Над ней зашелестели крылья большой белой птицы, пышное перо упало на нечеловечески прекрасное лицо. Оборотень поцеловала ледяное перо. Она танцевала на заднем дворе корчмы, кружилась от счастья, и перо в ее руке выводило чужое зловещее заклятье, которое она приняла и воплотила в жизнь. Это было пугающе и незабываемо: как прошлое, преданное во имя серости и покоя; как спрятанная ото всех рана, внезапно начавшая кровоточить; как обещание, у которого нет будущего…

Олекса бежала по дороге. Быстро-быстро, словно возвращаясь в детство, становясь настоящей. Она должна была догнать этих странных людей, должна была предупредить того парня с глубокими серыми глазами, которого случайно увидела, когда путники входили в поселок.

Но девушка отвыкла бегать, в боку кололо, ноги подкашивались.

– Подождите! – крикнула она, вглядываясь в тени впереди.

Тени остановились. Олекса упала на колени, отдав цели все силы.

– Что случилось? – Вейн помог девушке подняться.

Белое перо догорало на ладони оборотня…

Ярош сидел за столом в своей каюте, разглядывал карты: их на корабле собралось довольно много – и старых, часть из которых расписана чарами, и новых, где большинство городов переименовано в угоду Империи.

Тихо постучали, и дверь приоткрылась. На пороге стояла Марен.

– Проходи, – кивнул ей Ярош.

Давняя вошла, заинтересованно осматриваясь. В каюте было на что посмотреть: панели, обшитые дорогим деревом красноватого оттенка, сделаны со вкусом; тяжелый стол из того же дерева, только чуть светлее, расположенный так, чтобы в иллюминатор всегда было видно море; много книг и старинные подсвечники, из которых не выпрыгнет огонь, если они упадут во время шторма, – сейчас такие уже не делают…

Марен села на стул напротив капитана, провела пальцами по краю берега на большой пожелтевшей карте: над горным хребтом художник изобразил танец драконов, в морских глубинах жили пучеглазые чудовища, а кое-где на дне, между скал, расположились русалочьи города.

– У тебя интересные карты, Ярош, такие старые.

– Моих здесь мало, в основном эти карты собраны моими предшественниками, и не только капитанами "Диаманты", – Сокол отвлекся от своего занятия. – Что-то случилось, Марен?

– Нет, пока все хорошо, – давняя отодвинула от большой карты несколько маленьких, открывая большой континент, чей северный край так часто сковывает лед: здесь еще не было обозначено место, ныне ставшее столицей Империи. – Я пришла кое-что рассказать тебе, Ярош. О том корабле, откуда Илария, Андрей, Иржи и Тимур.

– А что не так с тем кораблем? – заинтересовался Ярош. – Обычный пассажирский, в темноте наскочил на рифы, так бывает…

– Не обычный, Сокол, – усмехнулась Марен. – Из порта его провожала я, не думала, что в последний путь. Вспомни, насколько близко отсюда пиратский остров. Тот корабль бывал там раньше, только под другим флагом.

Ярош смотрел на давнюю изумленно.

– А разве все пиратские корабли не были сожжены? Разве тогдашний министр не отдал такой приказ?

– Отдал, – кивнула Марен. – Но мы потеряли много кораблей в войне с Пиратским братством, и поэтому кораблям капитанов, присягнувших Химере, изменяли названия, заколдовывали и отправляли служить Империи. Но и тогда корабли оставались живыми, хотя многих из пиратских капитанов советник Императора позднее казнил.

Мы заметили, что Море милостиво к таким кораблям, ведь корабль не виновен, что его капитан оказался слишком слабым перед лицом новой силы и предал себя. Корабль живет дальше, печалится об утраченном и ждет попутного ветра. Море любит смельчаков, и ему все равно, будут ли то пиратские капитаны, имперские командиры или просто свободные люди. Именно такие и становились новыми капитанами на бывших пиратских кораблях.

Она ненадолго умолкла, давая Ярошу возможность подумать, а, может, просто вспомнить, как он сам удивлялся, что Море дарит попутный ветер не только пиратским капитанам.

– Пиратский остров – символ свободы, и как всякий символ, он должен быть опозорен и уничтожен. Иногда советнику Императора и самым сильным выпускникам Имперской Звездной школы удавалось дотянуться до него чарами, и потом те чары становились основой дальнейшего колдовства. Но остров оставался свободным от нашей воли.

Имперский флот неоднократно пытался подойти к острову, пиратские капитаны объединялись и отбивали атаки, а потом Море и вовсе перестало подпускать к острову вражеские корабли, меняя ветра и подводные течения. Но те корабли, на которых раньше поднимали красный стяг, могли заходить в пиратский порт. И мы этим воспользовались. Мы должны были уничтожить последний оплот Пиратского братства, пусть и побежденного в морских боях и ослабевшего из-за измен.

Официально судно было торговым, капитан ничего не знал, но несколько пассажиров получили задание от советника Императора и спящие чары. Иржи был в услужении у них. Ты знаешь, Ярош, что есть возможность передавать заклятия простым людям, хотя обычно достаточно чародеев, которые могут колдовать где угодно, лишь цена такого чародейства бывает разной…

Она снова замолчала, и на мгновение Ярошу показалось, что в темных глазах мелькнули отблески красных огненных цветов.

– Тот корабль, Ярош, подошел близко к острову, как сейчас мы. Но Море, вероятно, почувствовало, какой груз на его борту. Море наслало на корабль шторм, отнесший его далеко на запад, ведь корабль и его капитан изо всех сил пытались спасти доверенные им жизни. Корабль налетел на рифы и утонул, буря была такой страшной, что в ней должны были погибнуть все. Море обезумело от крови и гнева…

– Но ведь погибли не все, Марен, – Ярош удивлялся, с какой легкостью она рассказывает о прошлом, когда осознала, в чем основа могущества Империи, а, может, чувствует себя ее частью до сих пор.

– Да, погибли не все. И я не понимаю, почему. Возможно, их пощадили из-за мальчика, чтобы не оставлять его одного на безлюдном острове. Мы не знаем, что суждено этому ребенку, а Море может знать…

Ярош смотрел на Марен, и ему казалось, что сейчас он понимает, о чем думает и что чувствует давняя. Для нее было удивительно встретить след потерянного Империей корабля так близко от цели, и она сама хотела узнать, что же в действительности случилось тогда, потому и спрашивала у ветра, волн и песка на берегу, и ей отвечали, хотя вряд ли с радостью.

– Ты пойдешь со мной в город? – спросил пиратский капитан.

– Не пойду, и никто из давнего народа не сойдет с корабля. Наше присутствие может повлиять на пиратский остров – слишком много чар оплетают его, и защитных, и вражеских. Если хочешь, иди один, Сокол. Другие тоже могут там побывать без каких-либо предостережений.

– Конечно, я пойду, а другие пусть сами решают, – с улыбкой Ярош поглядел на море за стеклом.

На темном небосклоне над самым горизонтом мигала едва заметная желтая звезда.

– Выйдем на палубу, Марен, – предложил Сокол.

На вахте стояли Юран и Айлан. Они тоже заметили странную звезду.

– Капитан, там свет, но не похожий на маяк, – Юран обернулся к Ярошу. – И такой звезды я не знаю.

– Это маяк, – откликнулся Айлан. – Маяк на пиратском острове, он не для людей, а для кораблей. Правильно, Ярош?

– Правильно, вас хорошо учили, Айлан, – голос у Яроша был довольный, хотя и с легкой насмешкой. – Мы идем туда, доверимся нашему кораблю. До Тортуги на самом деле еще далеко.

"Диаманта" скользила по темному морю, ведомая светом маяка, волны расступались, пропуская пиратский корабль. Розовело небо на востоке, приходил новый день…

Тортуга. Последний свободный порт, где деньги Империи – пыль. Только до него еще нужно добраться. Но на том острове не уважают искусственность, в его гавани не заходят металлические корабли с глупыми модными названиями, позорящими флот любой страны, а чувства людские льются через край, как и выпивка. И чувства те настоящие, не поддельные…

Солнце садилось, купаясь в море, ветер радостно наполнял черные паруса. Ветру нравилось помогать кораблю, которому он необходим. Каждому хочется ощущать себя нужным, даже ветру.

"Диаманту" увидели издалека, поэтому, когда корабль подошел к пирсу, его встречал пестрый люд, хотя не все среди них могли назвать себя пиратами. Феникс, стоящая по правую руку от капитана, разглядела в толпе даже сутану священника. Рядом с ним стоял горделивый дворянин, придерживая роскошный серый плащ, украшенный изысканным узором дорогой вышивки.

Ярош с мостика помахал людям шляпой. К вечернему небу взлетело несколько залпов, осветив пирс. Вольный порт встречал их как гостей.

Капитана "Диаманты" многие знали, с ним часто здоровались, хотя и не все были ему рады. Пиратское братство всегда неоднородно, но благодаря этому оно и живет.

Толпа сопровождала новоприбывших до самой таверны. На корабле почти никто не остался, кроме давнего народа, – всем хотелось посмотреть на пиратский порт. Но команда Яроша старалась держаться вместе в незнакомом городе. Только Феникс сразу затерялась на плохо освещенной ночной улице. Здесь она была как дома.

– Ну, пожалуйста, мама! Это нечестно! – молила Роксана, но Ольга не хотела ее слушать.

– Нет, мы это уже обсуждали.

Друзья Роксаны стояли поодаль на опустевшей палубе, где кроме них и призрака никого не было. Понурившись, они наблюдали, как подруга пытается уговорить родителей отпустить ее на берег.

– Я здесь одна не останусь. Несправедливо! – серо-зеленые глаза Роксаны сверкнули яростью и обидой.

– Несправедливо, что из-за тебя, дочка, и мы ничего не увидим, – поддержал Ольгу Виктор, обернувшись к детям. – И вам, друзья, я тоже советую остаться на корабле. Детям от таких сомнительных мест следует держаться подальше.

– Благодарим за совет. Но, простите, вы не наши родители, – почтительно напомнил Виктору и Ольге Юрий. – Мы с Ритой можем за себя постоять. И капитан Ярош нам не запретил.

Виктор криво усмехнулся: высокого же мнения эти дети о своем недолгом обучении.

– Делайте, что хотите, – бросил он детям, оставляя их. – Пойдем, Ольга.

Юрий, Рита, Полина и Ласточка сошли на берег, попрощавшись с подругой.

– Мы тебе расскажем обо всем, что увидим, – пообещала Полина.

Тимур, ростом намного ниже девочки, которой посчастливилось оказаться на пиратском корабле вместе с родителями, обнял ее.

– Не плач, Роксана, я с тобой останусь. Мы будем с Сириусом, феей и Ангелочком играть, – и тихонько добавил: – Покажешь мне, как на мачту залезать, хорошо?

Роксана улыбнулась: родители, берегитесь. Вы первые начали войну!

– Конечно, покажу, – заговорщицки пообещала девочка.

Юрий и Рита, как старшие, шли впереди. Но Полина и Ласточка от них не отставали.

– Жаль Роксану, – сказал Юрий, оглянувшись на бородатого пирата, прошедшего мимо них.

– Я видела, как она плакала, – грустно откликнулась Полина.

– И я видела, – подтвердила Рита. – Но она сказала, что это соленая вода в глаза плеснула.

– Роксана гордая, не сознается, – Юрий восхищался подругой. – Поэтому ее и жаль. Она здесь с родителями, как в тюрьме со стражниками.

– Но они же хорошие, – возразила Ласточка. – Они ей добра желают.

– Виктор и Ольга в том уверены. А Роксана? – Юрий остановился. – Глядите…

На ладони мальчика расцвело пламя.

Девочки посмотрели туда же, куда и он. На пороге дома сидел светло-русый мальчишка лет пяти, игрался огоньком, похожим на маленькое солнышко, горячим, оранжевым. Ласточка чуть не запищала от восторга, Рита и Полина грустно улыбались.

Юрий подсел к малышу, спрятав свой огонек за спиной.

– Ты кто?

– Димон, – мальчик настороженно спрятал оранжевый огонек в ладонях. – Моя игрушка! Моя!

Юрий заразительно рассмеялся, губы Димона непослушно растянулись в улыбке.

– У меня свой огонек есть.

На ладони Юрия танцевало пламя, но Димон не протягивал ему оранжевый огонь, чтобы языки пламени сплелись, создавая единый огонь, как при знакомстве с Ласточкой.

– Я тебе не верю!

Оранжевое пламя погасло, ушло с дымом.

– Слушай, Димон, а если мы тебя Дымом звать будем, а? – Рита присела рядом с ними. – У нас уже Тимур со звезд есть. А ты Дымом будешь. Так как? – девочка протянула ему руку, чтобы познакомиться.

– Со звезд? – недоверчиво переспросил Димон. – Не врешь?

– Крест на пузе! – поклялась Рита.

– Тогда буду, – огонь возвращался на ладони маленького мальчика, но теперь в нем было больше солнца, чем пламени.

– А меня Полиной зовут, – немного обиженно назвалась Полина, о которой забыли.

Ласточка незаметно взяла подругу за руку, кивком указывая на тень подле стены. На них смотрел парень, коротковолосый, русый, тонкий, как трость. Совсем не похожий на жителей пиратского города.

На ладони Ласточки тоже просыпался огонек, она советовалась с пламенем.

– Такой был и у меня, – тихо промолвил парень, и сразу его речь стала злой: – Больше нет…

Ласточка подошла к нему. Пламя приобрело зеленоватые оттенки.

– Ты заблудился? – спросила девочка.

– Нет. Я вышел из дома, а пустая улица привела меня на пристань, где я увидел корабль с черными парусами, – безрадостно пошутил парень. – А ты, верно, оттуда?

– Ага, – Ласточка протянула огонек парню, чьи глаза осветились зеленым сиянием в глубине, как морская вода. – Хочешь к нам?

– Убери это!

Парень ударил по рукам Ласточки, и огонь расплескался сверкающими каплями. Юрий подбежал к ним, пожалев, что им до сих пор не дали настоящего оружия. Но тощего парня уже на улице не было.

– Может, нам действительно лучше вернуться на корабль? – несмело предложил Юрий.

Феникс пришла на небольшую площадь, заполненную людьми.

На площади танцевала женщина, высокая, несимпатичная, но такая грациозная, что ее движения околдовывали, а посеребренная лунным светом сабля казалась продолжением руки. Серое платье и темные волосы до плеч сияли, будто вбирая неяркий свет луны. Танец был похож на полет и на бой одновременно, хотя у нее и не было партнера или противника. Мало кто осмеливался померяться с ней мастерством и в танцах, и в чарах, и в оружие.

– Анна-Лусия, – обрадовалась Феникс, узнавая женщину.

Танцовщица кланялась под бурные аплодисменты, пряча саблю в ножны. Чародейство часто превращается в пиратство. И пиратские капитаны, и чародеи одинаково выделяются в толпе. Чтобы спрятаться, им необходимо погасить огонь в глазах, а это невозможно. Такое сияние уходит лишь вместе с жизнью или если его принести в жертву ради покоя последних мирных лет.

Люди горстями бросали золотые монеты. Не все ценят золото даже в пиратском городе. Танцовщица ступала по монетам, как по звездам, не замечая щедрости зрителей. Ее танец был дороже любых человеческих драгоценностей.

Перед ней, как перед богиней, склонился мужчина.

– Выходи за меня, подруга, – попросил он тихо, чтобы только она услышала. – Я буду беречь тебя, как самое дорогое сокровище, только полюби меня.

Вместо благодарности Анна-Лусия толкнула его в грязь.

– Отстань от меня со своей любовью!

Пираты загоготали, а Феникс зааплодировала, чтобы обратить на себя внимание. Анна-Лусия глянула в ее сторону и сразу забыла о надоедливом ухажере.

Старые подруги обнялись.

– Феникс! – Анна-Лусия не верила своим глазам. – А Ярош? Он тоже здесь?

– А ты разве не видела "Диаманту"? – Феникс по-настоящему радовалась встрече.

– Я не верила, что вам удастся попасть сюда. Имперский флот топит наши корабли, – зло прошипела Анна-Лусия. – Даже те, что ходят под черными парусами.

Феникс отступила.

Имперский флот топит пиратские корабли? Но… Империя давно победила пиратов, только "Диаманту" и еще несколько шхун удалось сберечь. Не может быть! Неужели то, что рассказал Ярош о времени, превратившемся в водоворот, правда?..

Феникс оглянулась на пиратов и город, тонущий в густых сумерках, словно боялась, что сейчас он начнет медленно исчезать.

Глава 14

Тяжесть измен

Путь окутал туман, превращая деревья в тени, спичками сгорающие в тумане. По обе стороны от дороги вспыхивали зловещие красные сполохи и мерцали, словно не человеческие глаза. Два голоса спорили о жизни и смерти, о том, что ты можешь изменить и что не можешь. И оба сходились на мысли, что история будет написана независимо от того, какой выбор ты сделаешь. А раз так, то выбор обесценивается, как обесценивается сама жизнь.

Но Сашка не слушал голоса без чувств, не слушали бессмысленный спор и его друзья. Олекса вовремя предупредила их: заклятье оборотня не принесло беглецам вреда.

Сашка обернулся к Олексе, идущей за ним. На вид взрослая, а глаза детские, ясные, чистые, будто омытые слезами, очищенные страданиями от будничности жизни. Молодая светло-русая женщина, застеснявшись, улыбнулась ему.

А заклятье свирепствовало, глаза превращались во вспышки, палящие землю алыми молниями. Ветер беззвучно ломал деревья, стелился по дороге, поднимая пыль, что становилась маревом, и внезапно опадала, посверкивая кристаллами снежинок, острых, словно расколотые драгоценные камни. Мертвые драгоценные камни, политые кровью.

Побледнела Луиза, которую туман звал больше всех, терял сознание Вейн. Сашка помогал товарищу идти, а Олекса взяла за руку, чтобы поддержать прикосновением. Глаза Жака стали осколками льда, словно он отдавал мареву душу, молча, без стона или мольбы. Но белокурый мальчик еще держался, не сходя с пути.